Проступок сыщика

Чингиз Абдуллаев, 2013

Компания «Инсеко» участвовала в тендере на поставку оборудования для нефтедобывающей промышленности на сумму сорок семь миллионов долларов и, по всем прогнозам, должна была победить. Однако тендер неожиданно выиграла неизвестная фирма-однодневка: за несколько часов до аукциона ее руководство предложило более выгодные условия. Вице-президент «Инсеко» Вадим Трегубов выяснил, что конкуренты снизили цену всего на две тысячи долларов. Это обстоятельство навело его на мысль, что кто-то из ближайшего окружения слил конкурентам информацию о проставленной в заявке на тендер сумме. Но кто? С этим вопросом бизнесмен обратился к известному сыщику Дронго…

Глава 4

Втроем они прошли по коридору. Дронго обратил внимание на камеры, установленные в коридоре. Лазарь Маркович заметил его взгляд.

— Когда их установили? — поинтересовался Дронго.

— Еще два года назад, — пояснил Каплан. — Чалмаев настаивал на том, чтобы везде были установлены камеры круглосуточного наблюдения. На девятом этаже есть две комнаты для операторов службы безопасности. Они сейчас тоже нас видят.

В просторной светлой приемной за столом у дверей сидела пожилая женщина лет шестидесяти. У нее были каштановые волосы, очевидно, она их красила, вытянутое полноватое лицо, большие карие глаза, узкий нос. При появлении гостей она поднялась, сняла очки. В другом конце приемной сидел еще один молодой человек. Ему было не больше тридцати.

— Полина Прокофьевна, — показал на нее Лазарь Маркович, — прошу любить и жаловать. А это господа эксперты. Можете с ними переговорить.

Она была в строгом темном костюме. Юбка, пиджак. Полина Прокофьевна сурово взглянула на гостей, словно сама собиралась их допрашивать. Каплан вышел из приемной, не представив молодого человека, стоявшего на другом конце приемной.

— Кто это? — спросил Дронго.

— Он пока заменяет помощника Сабита Рахмановича, который обычно там сидит, — пояснила Полина Прокофьевна. — Но сейчас он в отпуске.

— Давно он в отпуске?

— Уже три недели. Рахимов собирался уезжать и отпустил своего помощника в отпуск. Но потом задержался на несколько дней и уехал через неделю.

— Этот молодой человек был здесь, когда Рахимов работал в последний день? — уточнил Дронго.

— Нет, — ответила Рыбалко. — Я могу сесть, или мы будем разговаривать стоя?

— Можете, — ответил Дронго, — но сначала попросите молодого человека выйти отсюда, пока мы разговариваем. Он сможет вернуться минут через двадцать.

Полина Прокофьевна обошла свой стол, приблизилась к молодому человеку и что-то негромко сказала ему. Тот в знак согласия кивнул и быстро вышел из приемной. Вейдеманис прошел к дверям и плотно прикрыл их. Полина Прокофьевна уселась на свое место, Дронго и Эдгар устроились на стульях у ее стола.

— Вы знаете, зачем мы пришли? — уточнил Дронго.

— Конечно, знаю. Сначала мы проиграли тендер, а потом сбили нашего Чалмаева, — спокойно произнесла женщина.

«Слишком спокойно», — подумал Дронго.

— Как вас называть? — спросила женщина.

— Извините, мы не представились. Меня обычно называют Дронго. А это мой друг и напарник Эдгар Вейдеманис.

— Я вас слушаю, господин Дронго.

— Нам сказали, что вы работаете здесь с момента основания компании?

— Да. И даже немного раньше. Я работаю с Сабитом Рахмановичем уже тридцать один год, — гордо сообщила Полина Прокофьевна, — еще с тех пор, когда он работал в Министерстве газовой промышленности, а потом в Газпроме. И в девяносто четвертом мы создали свою компанию.

Она так и сказали «мы», словно считала себя акционером фирмы. Дронго подумал, что это не было оговоркой.

— Вы акционер фирмы? — спросил он.

— Да, — гордо ответила Полина Прокофьевна, — у меня полпроцента акций нашей компании.

— Капитализация вашей компании составляет сто миллионов долларов, — вспомнил Дронго, — значит, вы являетесь обладателем полумиллионного пакета?

— Я не считала, сколько стоит мой пакет акций, — ответила женщина, — и я не собиралась его продавать, — добавила она.

— Кажется, все остальные вопросы уже не нужны, — обращаясь к Дронго, негромко произнес молчавший Вейдеманис.

По-своему он был прав. Если она акционер компании, то зачем ей выдавать секреты компании и наносить ущерб не только своей собственной организации, но и своим личным интересам.

— Давно у вас пакет акций?

— С самого основания компании, — пояснила Полина Прокофьевна — нас осталось совсем немного. Тех, кто начинал почти двадцать лет назад. Еще в девяносто четвертом году.

— Вы были здесь, когда готовился окончательный вариант заявки?

— Да. Я напечатала ее на своем компьютере. И отнесла на подпись. Потом конверт запечатал сам Вадим Олегович и отправил его нарочным.

— Конверт можно было вскрыть и прочитать, что там написано?

— Нет, нельзя. Он был запечатан и заклеен. Его можно было разорвать, но нельзя было открыть, иначе это было бы заметно. Мы отправили его нарочным и нашей службой безопасности. Конверт сопровождали два сотрудника службы.

— Кто-нибудь мог узнать окончательную цифру? Как вы сами считаете?

— Наверно, мог, если они предложили заплатить им всего на две тысячи меньше. Понятно, что они знали нашу цену и поэтому предложили чуть меньше. Но кто мог им выдать эту информацию, я не понимаю.

— А как вы сами считаете? Кто это мог сделать?

— У нас на работе никто не мог об этом узнать даже случайно, — пояснила Полина Прокофьевна. — Из наших знали только трое руководителей. Рахимов, Трегубов и Каплан. Но никто из них не стал бы рассказывать эту информацию чужому. У всех троих большие доли акций. У Сабита Рахмановича вообще сорок процентов. И наивно предполагать, что кто-то из них мог сделать нечто подобное.

— Чалмаев появился у вас недавно?

— Да. Только три года. Он заменил Савельева. Тот решил переехать в деревню к внучке. Ему уже шел семьдесят шестой, и он решил уйти на покой. Вот тогда у нас и появился Андриян Максакович.

— И сразу начал ставить камеры наблюдения?

— Это вы тоже успели узнать. Да, в том числе и камеры.

— Вы верите, что наезд на Чалмаева не был случайным?

— Не могу точно сказать, но думаю, подобные аварии не бывают случайными. Тем более в такой важный момент. Трегубов и Каплан были в шоке, узнав результаты тендера. И Сабит Рахманович тоже сильно переживал, несколько раз звонил из Америки, хотя там была в это время глубокая ночь. И ему нужно было готовиться к операции.

— Как он сейчас себя чувствует?

— Спасибо, уже лучше. Рядом с ним находится его дочь.

— Нам уже рассказывал об этом Вадим Олегович.

— Представляю, как он переживает. Ему тоже неприятно, что с тендером произошла такая накладка. Кто мог предположить, что появится этот сладкоголосый «Орфей», который в последний момент перебьет нашу цену, — пояснила Полина Прокофьевна.

— У вас высшее образование, — неожиданно сказал Дронго, — и наверно, филологическое?

— Да, — удивилась женщина, — а почему вы спросили? Вы смотрели мои данные? Или вас удивляет, что я сижу в приемной в качестве обычного секретаря? Мы работаем с Сабитом Рахмановичем уже много лет.

— Не удивляет, — усмехнулся Дронго, — просто вы используете слишком много слов, которые в обиходе среднестатистические секретари не используют. Слова «накладка», «перебить цену», «сладкоголосый Орфей», — все эти слова свидетельство еще и вашего интеллекта.

— Спасибо, — улыбнулась женщина, — не думала, что кто-то сумеет провести анализ моей речи. Итак, что еще вас интересует?

— Вы сказали «сбили Чалмаева». Означает ли это, что вы согласны с утверждением Трегубова, что это был сознательный наезд?

— Абсолютно, — кивнула Полина Прокофьевна, — дело даже не в том, что эту машину до сих пор не нашли. Я уверена, что после случившегося за всеми нами следили. Очевидно, понимая, что рано или поздно мы сумеем вычислить человека, который сдал эту информацию.

Дронго переглянулся с Вейдеманисом.

— Почему вы решили, что за вами следят? — спросил он.

— Об этом мне сообщил сам Чалмаев, — пояснила женщина, — буквально накануне своей гибели. Мы с ним как раз об этом разговаривали. И за день до его смерти я поняла, что у меня в квартире были чужие. Я ведь живу одна и прекрасно помню, куда и зачем переставляю ту или иную вещь. И когда я вернулась домой, то поняла, что в квартире побывали посторонние.

— Они что-то искали?

— Не думаю. Но кто-то был. Я даже хотела написать заявление в полицию. Потом решила, что все равно ничего не смогу доказать, раз из дома ничего не пропало, и просто поставила свою квартиру на охрану, оплатив услуги. А для себя сделала выводы: дороги я перехожу только в положенных местах и вообще пользуюсь метро. Мне удобно, станция практически рядом с моим домом.

— И вы никому не рассказывали о случившемся?

— Вы — первые. Знаете, как обычно бывает в подобных случаях. Подумают, старая дева, и ей мерещатся всякие ужасы после случайной аварии с Чалмаевым. Я понимала, что могу стать объектом насмешек. А мне этого не хотелось. И я решила никому ничего не говорить, подождать, пока вернется Рахимов. Тем более что там операция прошла благополучно и он скоро должен приехать в Москву.

— В каком доме вы живете?

— В обычном двенадцатиэтажном. На десятом этаже, — ответила Полина Прокофьевна.

— На лестничной клетке еще есть квартиры?

— Да. Две соседские квартиры. Не понимаю смысла ваших вопросов.

— У кого есть ключи от вашей квартиры?

— Ни у кого. Запасные находятся у меня дома. А теми, что я пользуюсь, в сумочке, которая лежит рядом со мной, — пояснила Полина Прокофьевна.

— И сумочка остается здесь, когда вас вызывает Рахимов или вы выходите из приемной, — заметил Дронго.

— Да, — поколебавшись, согласилась женщина, — но до сих пор в нашей компании ничего подобного не происходило. И никто никогда не рылся в моей сумочке, в этом вы можете быть уверены. Или вы считаете, что кто-то мог сделать дубликаты ключей?

— Во всяком случае, удобнее всего сделать их именно на работе, — сказал Дронго.

— Возможно, — согласилась она, — но у нас никогда не случалось ничего подобного. И поэтому я спокойно оставляла свою сумочку на рабочем месте. У вас есть какие-то сомнения по этому поводу?

— У вас двое соседей, — напомнил Дронго, — и многоквартирный дом. Если кто-то был у вас в квартире, то они рисковали оказаться замеченными. Им нужны были ключи, чтобы сразу войти в вашу квартиру. Или это были профессионалы, сумевшие открыть дверь. Хотя я уверен, что у вас надежные замки. Вы можете показать мне ваши ключи?

Вместо ответа женщина вытащила из сумки связку ключей и протянула ее Дронго. Он взял ключи, посмотрел, удовлетворенно кивнул, возвращая их женщине.

— Тяжелый сейфовый замок, — сказал Дронго, — и, наверно, такая же дверь, которую вы поменяли при въезде?

— Верно, — согласилась женщина, — я считала, что так будет правильно. И вы считаете, что дубликаты ключей могли сделать у меня на работе?

— Возможно, — ответил Дронго, — я пока не сделал определенных выводов. Это только подозрения.

— Какие именно?

— Может, это сотрудники Чалмаева искали у вас дома какие-нибудь материалы, связанные с проведением тендера? — предположил Дронго.

Полина Прокофьевна прикусила губу. Было заметно, что даже подобное предположение она считала оскорбительным.

— Вы полагаете, что мне настолько не доверяют в нашей компании, что решили сделать незаконный обыск в моей квартире? — спросила она, волнуясь.

— Я не хотел вас обидеть, — признался Дронго, — просто мне кажется логичным, что бывший следователь Чалмаев попытается любым способом узнать, кто именно мог сдать окончательные цифры вашим конкурентам.

— Извините меня, господин эксперт, но ваша логика в данном случае ущербна, — заявила Полина Прокофьевна. — Я убеждена, что в нашей компании мне все еще доверяют и Чалмаев не стал бы посылать своих сотрудников делать незаконные обыски в моей квартире.

— Значит, в вашей компании есть другие люди, которые связаны с вашими конкурентами, — пояснил Дронго, — и тогда все представляется намного хуже, чем представлялось до сих пор.

— У нас в коридорах повсюду стоят камеры, — напомнила женщина, — и если кто-то чужой попытался войти в приемную, то его бы сразу увидели операторы службы безопасности. У нас пропускная система, и на нашем этаже не может просто так появиться чужой.

— Это еще хуже, — упрямо возразил Дронго. — Значит, был свой, кто мог сделать дубликат. А это совсем плохо.

— Мне кажется, вы ошибаетесь, но в любом случае вы можете переговорить со Славой Рыжанковым, исполняющим обязанности начальника нашей службы безопасности после смерти Чалмаева. Хотя с Рыжанковым сложно общаться.

— Мы с ним поговорим, — пообещал Дронго, — а сейчас меня интересует семья Трегубова. Могу вам сообщить, что Вадим Олегович назвал окончательные цифры Лазарю Марковичу у себя на даче, где не было посторонних людей. Никого, кроме членов его семьи.

— Мне кажется, что будет правильно, если вы поговорите на эту тему с самим Трегубовым и членами его семьи, — заметила Полина Прокофьевна.

— Вы ведь знаете, что мы приехали сюда по приглашению самого Трегубова, — напомнил Дронго, — и поэтому нам важно узнать именно ваше мнение. Вы хорошо знакомы с семьей первого вице-президента?

— Не очень. Знаю только его сына, он работает у нас. Способный парень, хотя звезд с неба и не хватает. — Она была жестким и принципиальным человеком, какими становятся все одинокие люди в пожилом возрасте.

— А супруга Трегубова? Она его вторая жена?

— Я ее почти не знаю. И не знала его первую супругу. Он тогда работал в другом месте, и мы не были знакомы. Нет, я недостаточно хорошо знаю его семью, чтобы быть вам полезной.

— Спасибо, — Дронго поднялся. Следом встал Вейдеманис.

— Ваш друг не задал ни одного вопроса, — неожиданно сказала Полина Прокофьевна. — Это означает, что его ничего не интересует или ему все понятно?

— Обычно вопросы задает наш эксперт, — пояснил Эдгар, — а я всего лишь его помощник.

— Ясно, — кивнула она, — такой вариант ведущего и ведомого. Будем считать, что вы меня убедили. Больше вопросов у вас нет?

— Есть, — ответил Дронго, — последний вопрос. Какие отношения между Трегубовым и Капланом?

— Деловые, — чуть подумав, произнесла Полина Прокофьевна, — не скажу, что особо дружеские, но нормальные. Деловые, ровные, рабочие.

— Но в тот день Лазарь Маркович поехал на дачу к Трегубову, что предполагает определенные отношения между ними — более чем обычные служебные.

— Я думаю, они не так часто встречаются на даче Вадима Олеговича, — сказала Рыбалко, — наверно, в тот вечер это было необходимо, учитывая отъезд Сабита Рахмановича на операцию. Поэтому господин Каплан отправился к Вадиму Олеговичу на дачу. Я уверена, они встречались в такой обстановке не больше одного-двух раз за последние годы. У вас есть еще вопросы?

— Нет, — ответил Дронго, — спасибо и извините, что мы вас побеспокоили. Как найти Рыжанкова?

— В другом конце коридора. Он сидит в кабинете Чалмаева, — сообщила Полина Прокофьевна.

Они попрощались и вышли в коридор.

— Что ты думаешь об этом вторжении? — спросил Вейдеманис.

— Кто-то из своих сумел снять дубликаты ее ключей, — убежденно ответил Дронго. — Ты же видел эти ключи, там солидные замки, что неудивительно, учитывая ее образ жизни. Нужно было либо вызывать профессиональных взломщиков с отмычками, либо делать дубликаты ключей, что гораздо удобнее. Конечно, Рыбалко не ошибается, в ее квартире побывали чужие, в этом нет никаких сомнений, ведь она действительно живет одна и отлично знает, куда и что кладет. Значит, нужно искать этого человека среди сотрудников их компании. Только непонятно, что именно могли искать в ее квартире, если она не замешана в утечке информации.

— Ты думаешь, что такая женщина могла сдать информацию конкурентам? — недоверчиво спросил Вейдеманис. — Ты же ее видел. Кремень, а не человек. Почти стопроцентная гарантия, что она никому не сообщала эти цифры.

— Я тоже так думаю, — согласился Дронго, — но кто-то подумал иначе и проверил ее квартиру. И вот здесь возникает психологический момент. Ведь свой должен был тоже понимать, что, во-первых, ее нельзя ни купить, ни запугать, во-вторых, она не станет идти ни на какие компромиссы. А полпроцента акций компании делают ее достаточно богатым и состоятельным человеком, чтобы не зависеть от кошелька и мнения остальных людей. Поэтому у нас в этом месте появился большой знак вопроса.

Он не успел договорить. По коридору, чуть прихрамывая, к ним шел молодой человек. Левая рука у него висела, словно плеть.

— А вот и господин Рыжанков, — негромко произнес Дронго, — собственной персоной. Видимо, операторы уже успели увидеть нас в коридоре и доложить об этом своему шефу.