Закон негодяев

Чингиз Абдуллаев, 1995

Депутат Государственной Думы Лазарев застрелен прямо в здании Думы. Пуля настигает и Мосешвили – могущественного уголовного авторитета. На улицах Москвы вот – вот вспыхнет война между кавказским и славянскими группировками. Дронго, криминалистик – аналитик, – один из тех, кто способен укротить взбесившееся криминальное чудовище. Безжалостно расправляясь с теми, кто пытается встать на его пути, Дронго приближается к тайная тайных мафии, и даже он содрогается от того, что узнает.

Чтобы разбудить совесть негодяя, нужно иногда дать ему пощечину.

Аристотель

Глава 1

В горах иногда кажется, что время может останавливаться. За прошедшие тысячи лет не произошло видимых изменений. На склонах холмов по-прежнему ходят стада баранов и коз, пытаясь найти среди этих громадных валунов сочную зеленую траву. По-прежнему так же неистово светит солнце, словно собирающееся спалить эти горы и его обитателей в дневные часы. И так же неприятно завывает ветер в ночи, словно предупреждая людей о возможном появлении волков. И все такие же черноусые пастухи в огромных бараньих тулупах в сопровождении громадных собак охраняют свои стада, зачастую обходясь лишь собственными руками и неизменным большим ножом, висящим по традиции на левом бедре. У некоторых пастухов встречаются старые винтовки, чудом сохранившиеся то ли с начала этого века, то ли с конца прошлого. И это, пожалуй, единственное достижение цивилизации, все-таки добравшееся до этих гор. Пастухи, или чабаны, как их называют в этих горах, по-прежнему обходятся своими запасами, той неприхотливой пищей, которую им посылает бог в этих горах. И они вполне счастливы и довольны своей размеренной жизнью, своим так по-мудрому устроенным бытом.

В этот день старый Курбан поднялся чуть позже обычного. Солнце, уже полностью появившееся из-за гор, освещало всю небольшую горную долину, где они нашли вчера долгожданный корм для своих баранов. В стаде, доверенном Курбану его односельчанами, насчитывалось более тысячи голов баранов и почти две сотни ягнят. Хвала Аллаху, им удалось обойти враждующие стороны внизу и увести свое стадо от начинавшегося обстрела. Курбан знал, как сильно могут повлиять на самочувствие его подопечных эти артобстрелы, так нервирующие баранов. Когда три года назад они попали под обстрел и потеряли всего пять баранов, ему казалось, что худшее позади. Но лишь осенью он понял, как ошибался. Вместо ожидаемого приплода в триста ягнят они не получили даже половины. Курбан съел за свою долгую жизнь несколько тысяч баранов, примерно половину из них он зарезал собственными руками. И никогда не думал, что у этих спокойных, доверчивых животных могут быть нервы. Где они располагались, он не знал — может, в сердце, а может, в голове. Хотя из внутренностей баранов они готовили отличное блюдо, называемое джиз-биз, а голову барана умудрялись отваривать вместе с языком и глазами, подавая как деликатес. И нигде не было никаких нервов. Так казалось ему до того артобстрела. После него он думал уже иначе, понимая, что эти проклятые нервы все-таки где-то существуют. И хотя верить в душу барана было кощунством и богохульством, он иногда ловил себя на мысли, что разговаривает со своими подопечными, как с малыми детьми.

По городским понятиям он был очень старый человек, ему шел уже восьмой десяток. По понятиям гор это был зрелый возраст мужчины. Его сосед Пири только женился в семьдесят два, а через девять месяцев у его сорокалетней жены уже пищал на руках младенец, сын Пири. В горах все относительно.

Стариками здесь называли людей, перешагнувших столетний рубеж. А в семьдесят лет здесь еще можно было стать отцом и сохранить почти все зубы во рту. Может, помогала горная вода, так обжигающая зубы, когда он полоскал рот по утрам. Здесь никогда не слышали про зубные щетки и новые пасты, сохраняющие зубы от всевозможных болезней. Однако многие жители окрестных сел могли похвастаться крепкими зубами почти до самой смерти.

Курбану обычно помогал его внук, три года подряд выходивший с дедом в горы. Но в этот год внука пришлось отослать в дальнее горное селение. Из райцентра стали приезжать люди, требовавшие, чтобы внук Курбана явился в военкомат. А это очень не понравилось старику. Защищать родину было святым делом каждого мужчины в семье Курбана. Его брата убили в Белоруссии, сам он участвовал в войне против Японии и даже сумел побывать в Порт-Артуре. Но его внук уже был в армии, уже отслужил положенные два года еще тогда, когда была единая армия и большая страна. Теперь внука хотели забрать в местную армию уже небольшой страны. Если вспомнить, что сын местного военкома, которому шел двадцать пятый, до сих пор не был в армии, если вспомнить, что дети местного главы районной администрации давно уехали из республики и, по слухам, жили где-то в Турции, если вспомнить, что сын прокурора открыл магазин и разъезжал по райцентру на немного побитой, но все-таки иностранной машине, старый Курбан был по-своему прав. Он не хотел посылать внука вместо этих бездельников второй раз в армию. И на семейном совете было принято решение отправить парня в Казахстан к родственникам. Теперь Курбану помогал совсем молодой соседский сын Али, которому шел лишь пятнадцатый год. Но в горах время — понятие субъективное, и по горским законам он был уже мужчиной, способным помогать Курбану в его трудном деле.

Али уже кричал на отставших баранов, пытаясь собрать их в более упорядоченную массу. Курбан прошел к роднику, умылся, прополоскал рот, привычно поблагодарил Аллаха за хороший день и, надевая на ходу свою огромную бурку из овечьей шерсти, поспешил на помощь Али. Нужно было собрать все стадо в одно место под охрану трех огромных собак, так точно понимавших Курбана и словно составлявших с ним единое целое. Только затем можно было садиться завтракать.

Они уже заканчивали завтрак, по традиции почти не разговаривая друг с другом, когда зоркий глаз Али заметил на ближнем склоне соседней горы цепочку людей с рюкзаками.

— Кажется, чужие, — тревожно сказал он, всматриваясь в даль. Курбан не испугался. Пугливых чабанов в их селении просто не было. Но он встревожился. Внизу шла война, и это вполне могли оказаться солдаты другой стороны. И тогда на пощаду рассчитывать не приходилось.

— Уходи в сторону камней, — показал он Али, — если со мной что-нибудь случится, приведешь стадо обратно в селение сам.

Парень кивнул головой. Все было обговорено заранее, и здесь не было места ни ложной патетике, ни героическим порывам. Стадо для их селения было важнее жизни самих чабанов.

Если это свои, Али вернется обратно, если чужие — значит, их жертвой падет старый Курбан. Чужаки, конечно, покуражатся, забьют несколько баранов, несколько пристрелят для собственного удовольствия. Но все стадо не тронут. Зачем им возиться с тысячей баранов, куда они их перегонят? Тогда Али, дождавшись темноты, должен постараться собрать уцелевшее стадо и идти вместе с ним обратно, в свое селение.

Кивнув на прощание старику, Али заторопился к большим камням, сложенным на краю долины. Он шел, немного пригибаясь, используя тень горы, чтобы его не было заметно со стороны направляющихся к ним незнакомцев.

Курбан аккуратно сложил свои вещи в небольшой узелок, связал его, положил сверху старое ружье. В горах люди быстро становились фаталистами, спокойно ожидая неизбежного. Незнакомцы подходили ближе. Он уже различал детали их одежды, большие рюкзаки, автоматы, висевшие за плечами. Чужаков было пять человек, и старое ружье Курбана и даже его три собаки ничего не могли сделать с пятью автоматами. Курбан знал это и поэтому спокойно сидел на одном из валунов, ожидая, когда незнакомцы подойдут поближе. Те уже успели заметить и стадо баранов, медленно отступающих в тень горы, и старого чабана, спокойно поджидающего их на камне.

Расстояние сокращалось, и вот наконец незнакомцы уже в ста шагах от чабана. Курбан тихонько перевел дыхание — кажется, на этот раз пронесло. Он слышал знакомую речь, видел лица подходивших. Но ему сразу не понравились двое шедших позади людей. Они были чужие, и он это сразу почувствовал. Может, поэтому он не стал звать обратно Али, терпеливо выжидая, чем окончится неожиданная встреча с незнакомцами.

Незнакомцы подошли уже совсем близко. Собаки встретили их настороженно, но пока спокойно. Животные следили за жестами и словами своего хозяина. Они знали, что в горах чужими бывают волки и очень редко люди. Но признавать последних чужаками или нет — зависело от хозяина. А он молчал. Огромный, почти черный Шайтан подошел к хозяину и лег у его ног, внимательно всматриваясь в подходивших людей, словно всем своим видом успокаивая чабана: не бойся, я с тобой. Идущий впереди незнакомец лет сорока, в большой фуражке, надвинутой почти на самые уши, остановился, тяжело переводя дыхание.

— День добрый, старик, — по-русски сказал он.

— Добрый день. — Курбан неплохо знал русский еще по армии и не забыл его в этих горах.

Шедшие следом двое людей, явно азербайджанцы, подошли поближе. Один был маленький, юркий, с бегающими глазами, постоянно улыбавшийся. Другой был среднего роста, коренастый, с густыми черными усами.

— Аллейкума салам, — поздоровался черноусый.

— Ваалейкума салам, — ответил Курбан, — садитесь, гостями будете.

— Спасибо, отец. — Они, видимо, шли издалека. — Далеко отсюда до границы?

— Нет, один день пути, — спокойно ответил Курбан. В горах нельзя задавать лишних вопросов, он это хорошо знал и поэтому не спросил, зачем незнакомцам граница. Но как ему не нравились двое последних! Они, правда, молчали, отводя глаза, но он явно ощущал их смятение. «Почему они так волнуются? — удивился про себя Курбан. — Один из них кажется мне знакомым. Где я мог его видеть?»

— Скажите, — теперь снова обращался старший, говоривший на русском, — впереди есть какие-нибудь посты?

Он снял свою фуражку, под которой была огромная лысина, и, достав носовой платок, начал вытирать голову.

— Не знаю, дорогой, — пожал плечами Курбан, — война идет. Может, есть, а может, и нету.

Ох, как ему не нравились двое последних незнакомцев, даже не смотревших в его сторону!

— Ладно, — махнул рукой черноусый, — будь здоров, чабан, до свидания. Нам еще долго идти. А ты что, один пасешь свое стадо, не страшно?

— Я не один, — спокойно возразил Курбан, заметив, как насторожились сразу все пятеро, — у меня трое друзей. Шайтан и его братья.

Он ласково потрепал огромного волкодава за уши.

— Да, конечно, — засмеялся черноусый, — это настоящие помощники. Пойдем, — кивнул он своим спутникам.

И вдруг один из все время молчавших незнакомцев как-то резко поправил автомат и повернулся в сторону Курбана. И он сразу узнал этот характерный нос, эти губы, эти глаза. Перед ним стоял Армен, сын Вазгена, в доме которого он много раз бывал до этой проклятой войны.

— Армен, — непослушными губами произнес Курбан.

Парень замер, не решаясь повернуться в сторону чабана. Рядом кто-то передернул затвор автомата.

— Черт бы тебя побрал, старик, — с явной угрозой произнес черноусый, — напрасно ты узнал его.

Курбан обернулся. Он ничего не понимал. Внизу, в долине, шла ожесточенная война вот уже пятый год. И недавние братья-соседи — армяне и азербайджанцы — убивали друг друга, стараясь превзойти врага жестокостью и коварством. А здесь, высоко в горах, он вдруг встречает отряд, где двое азербайджанцев и двое армян куда-то дружно идут. Может, наконец наступил долгожданный мир? Это была его последняя мысль. Автоматная очередь прошила его тело, и он успел еще увидеть метнувшегося к нему парня.

— Все-таки не напрасно, — тихо произнес Курбан, — старый хлеб не забывается.

Он умер до того, как парень успел подхватить его. Шайтан с яростью бросился на чужака. Черноусый взревел, схватившись за руку.

— Стреляйте, — в отчаянии закричал он, — скорее! Это животное оторвет мне руку.

Напарник Армена, достав пистолет, быстро подошел к ним и почти в упор расстрелял Шайтана. Только после пятого выстрела собака отпустила наконец руку обидчика и, сумев проползти несколько метров, умерла у ног своего убитого хозяина.

— Проклятые идиоты, — закричал лысый, — зачем вы стреляли? Неужели нельзя было обойтись без этого?

— Он узнал одного из наших людей, — оправдывался черноусый.

— Да, — кивнул Армен, — он меня узнал. Был знакомым моего отца.

Они стояли над чабаном, почти касаясь плечами друг друга. В этот момент со стороны стада послышалось рычание двух оставшихся собак. Всем пятерым пришлось отстреливаться, чтобы не подпустить животных к себе.

И лишь покончив с собаками, все снова посмотрели на убитого. Он лежал на земле, словно удивленный интернациональным единством стоявших над ним бандитов — русского, азербайджанцев, армян. Все пятеро уже давно потеряли совесть и переступили грань, отделявшую нормального человека от бандита. Но стоя теперь над трупом старого чабана, Армен все-таки испытывал какое-то неудобство, словно смерть этого старика как-то могла отразиться и на его собственной судьбе.

— Что делать с его телом? — спросил азербайджанец маленького роста.

— Бросим здесь, — махнув рукой, ответил старший группы.

— А потом азеры скажут, что армяне убили их чабана, — возразил армянин, стрелявший в Шайтана.

— Можно подумать, армяне не стреляют в азербайджанцев, — зло прошипел Омар.

— Но этого старика застрелил ты, — разозлился Армен, — не нужно на нас сваливать. Вартан, там, кажется, за камнями кто-то прячется.

— Быстро туда, — приказал старший по группе.

Вартан, на ходу снова доставая пистолет, бросился к камням. Раздалось два выстрела.

Вартан вышел из-за камней.

— Мальчишка был, — крикнул он, улыбаясь, — теперь счет сравнялся. Одного убил я, одного Омар. Пусть говорят, что стреляли армяне.

— Сука ты, — закричал Омар, — нашего парня убил!

— Еще одно слово, и стрелять начну я, — зло произнес старший, — уходим быстрее. Выстрелы в горах далеко слышны.

Они снова построились в цепочку, и вскоре их небольшой отряд уже скрылся за горизонтом.

Из-за камней послышался стон. Тяжело раненный Али, слышавший весь разговор, был жив. Непонятно каким образом, несмотря на большую потерю крови, ему удалось продержаться почти сутки, когда к вечеру следующего дня их нашли чабаны соседнего селения. Али по-прежнему был жив, и его срочно отправили в госпиталь, расположенный в райцентре. Хотя шансов у мальчишки почти не было. Так говорили старики.