«Титаник» и другие корабли

Чарльз Лайтоллер

Самое известное кораблекрушение, которое пережил Чарльз Лайтоллер – гибель в 1912 году самого большого на тот момент трансатлантического лайнера «Титаник», где он занимал должность второго офицера. Лайтоллер покинул тонущее судно одним из последних, вплавь добрался до перевернувшейся вверх дном спасательной шлюпки и всю ночь балансировал на ней вместе с тремя десятками других мужчин, пока их не спасли.

ГЛАВА 13. «МОРСКИЕ БИТВЫ И ЦИКЛОН»

Вскоре я получил приказ о выходе в море и снова присоединился к веселой команде на старом «Примроуз Хилле»; в этот раз мы были особенно веселы и по очень веской причине, ведь мы направлялись к мысу Горн, а не к тому однообразному побережью, куда теперь направлялось 50% парусных судов. Пароходы быстро уничтожали все приличные торговые парусные суда и порты. Кейптаун был одним из немногих оставшихся городов, и то лишь до тех пор, пока не будут достроены доки и волнолом.

Мы покинули Англию в сентябре, а это означало, что мы должны были избежать зимы на севере и снова встретить весну и лето на юге.

Всегда кажется, что корабль, покидая порт, никогда не освободится от накопившейся грязи, и мы не были исключением. Мы мыли палубы, вечно все подкрашивали и мыли канаты, пока снова корабль не стал как с иголочки.

Сейчас шел уже мой четвертый год в море, и от меня ожидали, что я смогу справиться с любой работой, которую они мне дадут, со всей быстротой, точностью и аккуратностью полноправного члена команды, больше не являющегося одним из мальчиков на трюм-рее. Все, что было там, наверху, предназначалось для новичков, а для меня теперь нет ничего выше бом-брамселя.

Однажды, работая под бом-брамселем, я увидел поединок между взрослым самцом кита, меч-рыбой и морской лисицей. На самом деле последние двое нападали, а кит убегал, вернее пытался убежать, но у бедняги не получилось ни разу из десяти. Иногда он делал это, издавая звук и опускаясь так глубоко, что меч-рыба не может опуститься за ним. Но если меч-рыба займет позицию под хвостом кита, у этого маневра будет очень мало шансов, так как каждый раз, когда кит пытался издать звук и спуститься вниз, меч-рыба вонзала в него злобные 4 фута своего костяного «меча», и кит бросался на поверхность.

Морская лисица могла атаковать только сверху. У нее было два огромных плавника, до пяти футов длиной. Один торчал из ее спины, а другой снизу, еще у нее было короткое обрубленное тело и никакого хвоста. Когда меч-рыба нападала и выталкивала кита на поверхность, морская лисица выпрыгивала из воды и приземлялась на спину кита, глубоко вонзая в него один из этих ножеобразных плавников.

Мы сидели у борта и наблюдали за боем от начала до конца. Мало сказать, что это было захватывающее зрелище, это не передает всю суть; это было нечто большее, это было потрясающе и почти неслыханно. Даже вахтовики сбились с ног, чтобы посмотреть на морскую битву. Это продолжалось недолго, но было ужасно видеть, как пятидесятитонный кит взбивает воду в пену, тщетно пытаясь высадить одного или другого нападавшего прыжком в воду. Он выпрыгивал всей своей огромной массой прямо в воздух и опускался на воду с грохотом, похожим на выстрел двенадцатидюймового орудия. И снова он вертелся кругами, оставляя за собой след из крови и пены.

Затем все кончилось так же внезапно, как и началось, и старый самец кита был мертв, а затем со всех сторон появились морские падальщики, акулы, барракуды и так далее.

Мы же просто спокойно шли по морской глади, и ничто не доставило бы некоторым из нас большего удовольствия, чем развернуться и пойти на помощь киту; но на этот счет есть банальная поговорка: «Не играй с огнем».

Путешествие вниз к мысу Горн было тем же маршрутом, как и на любом другом корабле, идущем на юг. Через единственный и неповторимый залив, вниз мимо Гебридских островов, через бурные сороковые широты и прямиком на торговые пути. А потом нужно было вращать шкивы, заставляя корабль преодолевать экваториальную штилевую полосу, чтобы все же выйти к торговым путям. Еще больше штилей, много рыбы и проливные дожди ждали нас, пока мы не достигли торговых путей и не начали двигаться к мысу Горн.

В конце концов мы увидели над горизонтом Столовую гору и наконец бросили якорь в Столовой бухте.

В то время пресловутый волнолом все еще строился и, хотя выглядел он на миллион, стоил колонии он мало или вообще ничего, так как он был почти полностью построен каторжным трудом.

Строители волнолома были веселой командой. «Столько-то месяцев (или столько-то лет) проведено мной на волноломе», — это была обычная поговорка, которая сразу применялась к каждому, способному приблизиться к границе законного. Многие подтвержденные (и многие не подтвержденные) незаконные перекупщики алмазов подписали себе назначение на этот волнолом; фактически, виновные в мелких преступлениях, которые в обычном случае были бы наказаны небольшим штрафом, были радостно отправлены выполнять амбициозный план Кейптауна по защите залива этим огромным валом из гранита и камня. Без сомнения, это было необходимо, потому что многие корабли повреждались из-за отсутствия в Столовой бухте защиты от северо-западного ветра и гонимых им волн.

Сначала идет «скатерть» на горе. Потом печально известный юго-западный ветер, в буквальном смысле несущий камни и гравий, катящиеся с высот. Это нормально для кораблей в гавани; они укрыты. Вот раньше, когда ветер разворачивался и с визгом дул с северо-запада, начиналось веселье. Море и ветер устремлялись прямо в гавань, а в те дни было обычным зрелищем видеть там дюжину или больше парусных судов, стоящих на якорях.

В случае, когда мы на нашем «Примроуз Хилле» стояли в бухте как раз, когда дул северо-западный ветер, нас отнесло на 120 саженей от места, где мы бросили якорь, так как это был предел якорной цепи. К каждому тросу мы привязывали конец тринадцатидюймового кокосового троса (тринадцать дюймов в диаметре), который укладывали вдоль палубы и крепили к швартовочным тумбам.

Эти приготовления нужно было обязательно провести до того, как ветер менял направление. Как только волны начинали идти в гавань, передвигаться по палубе становилось невозможно.

В это время можно увидеть, что корабль прыгает на волнах хлеще, чем в открытом море под опущенными парусами. Когда большая волна била в нос корабля, все надеялись, что швартовы выдержат. Иногда случалось, что якорная цепь или даже кокосовая рессора на каком-нибудь корабле лопались. А потом начинались неприятности. Если одна цепь разорвется, второй якорь уже не удержит корабль, и тогда его уносит вниз, где он может врезаться в другой корабль. Тогда либо один из кораблей тонет там, где стоит, либо оба корабля срываются со своих мест, так что в итоге их выбрасывает на берег. Как только их выбрасывает на берег, у них не будет ни единого шанса на спасение. Береговые спасательные шлюпки отправляются перехватить корабль, но с этими гигантскими волнами, сопровождаемыми ужасным штормом, едва ли есть время, чтобы поднять береговую спасательную шлюпку на корабль, прежде чем один, два, а иногда и три корабля рухнут на берег в беспорядочной массе, чтобы быть разбитыми на спички в течение нескольких минут.

Возможно, если предупреждения было достаточно, корабль предпочитал поднять якорь, отправиться в путь и выйти из гавани до того, как произойдет страшное изменение ветра на северо-западный. Каждый моряк предпочитает глубину и свободное пространство, чтобы иметь пространство для маневра в условиях, подобных тем, которые раньше преобладали в Столовой бухте.

Теперь, конечно, волнолом закончен, и можно спокойно стоять за ним и смотреть, как море бушует. Волны все еще доходят прямо сюда, но их сила уже сломлена.

Оставив Кейптаун позади, мы пошли на восток. Довольно распространенная процедура, следующая перед исключительно крупным штормом, состоит в том, чтобы установить брезент так, чтобы рулевой был полностью защищен от волн, бьющих в корму.

Часто бывает так, что шторм усиливается от часа к часу очень медленно, очень уверенно, и искушение продолжать идти, совершая при этом превосходный переход, часто оказывается слишком велико, и это уничтожило уже не одного капитана. Всегда есть надежда, что шторм уже достиг своего максимума. Море может немного успокоиться, но это временно; в любой момент все может начаться вновь. Волны будут расти, пока термин «гористое море» не станет буквальным. Затем наступает психологический момент, когда выбор должен быть сделан. Спустите паруса, либо оставите совсем немного, в итоге не делая никакого прогресса в направлении вашего пункта назначения, но зато будучи в безопасности, или продолжите идти как есть, со все возрастающим риском?

В последнем случае возможность вытянуть маневр с поднятыми парусами — с любым уровнем безопасности — исчезает; фактически, ситуация из безопасной быстро превращается в рискованную, потом в очень рискованную, и в итоге в невозможную.

Тогда никакого выбора не остается. Ты должен продолжать идти и надеяться на лучшее; но если одна из этих волн размером с гору ударит в корму, то каждый человек должен будет схватить какой-нибудь неподвижный предмет и держаться за него изо всех сил, надеясь не быть смытым за борт. Если же волна ударит с носа, то шансы остаться в живых станут примерно один из ста. Помимо того, что волна сметает все перед собой и разбивает все, что не смывается за борт, корабль наполняется водой; в итоге прежде, чем вода сольется с палубы, на корабль обрушится уже следующая волна. К счастью, долго это не продлится. Около десяти минут и корабль со всем экипажем идет ко дну.

Мы благополучно миновали шторм и, увидев остров Сен-Поль, на этот раз будучи уже в безопасности, повернули на север, к морю благоухающих запахов. Вверх по Индийскому океану и мимо от Андаманских островов, где аромат специй разносится над морем, как в прославленной аптеке. Именно здесь можно понять происхождение сказки о морском змее, который на самом деле является морским угрем и в изобилии водится в этом море, так что его легко можно увидеть с борта парусника. Они не могут окружить землю, но они достаточно велики, чтобы окружить хороший парусный корабль — однако нет опасности в том, что они когда-нибудь это сделают; на самом деле, таково меню на борту корабля, что мы были бы только рады, если бы они это сделали.

Именно в Индийском океане мы столкнулись с моим единственным циклоном. Волосы дыбом он поднимал на отлично. Как правило, существует много предупреждений, что скоро начнет образовываться циклон, и нет никакого оправдания, если кто-то попадет в него без подготовки. Например, задолго до того, как появятся видимые признаки образования циклона, барометр вас предупредит об этом, как это было с нами.

Двадцать четыре часа спустя мы начали крениться на юго-восток, и большое волнующееся море без всякой видимой причины начинало идти по кругу. Ветра почти не было, но зато были огромные массы облаков. Когда вода стала желчно-зеленой, мы увидели вспышки молний, злобные и угрожающие.

Задолго до этого корабль плотно шел под тремя нижними марселями. Нужно было позаботиться о том, чтобы все паруса были спущены, потому что ветер, когда он придет, вырвет парус так же легко, как он сдует бумажный пакет. Все матросы должны быть на палубе и буквально стягивать паруса вниз к реям; ни один кусочек паруса, даже размером с носовой платок, не должен быть оставлен для того, чтобы ветер мог за него ухватиться. После того, как налетает полноценный циклон, ни один человек не может даже держаться за такелаж, не то что за закрепленные паруса.

Нам повезло. Мы потеряли пару стакселей, вырвало несколько канатов и один нижний марсель сорвало начисто со шкаториной. Сопровождалось это звуком выстрела шестидюймовой пушки.

Этого бы не случилось, если бы из-за какого-то просчета мы не пропустили, что центр циклона пройдет через нас.

Циклон, как известно, представляет собой вращающийся круговой шторм с центром в виде полного штиля. В старину, еще до того, как тоннаж кораблей достиг четырехзначной величины, вошло в поговорку, что ни один корабль не может пройти через центр циклона и остаться в живых. Море просто обрушивалось со всех сторон, заполняя корабль водой и отправляя на дно. Но с высокими бортами и большими отверстиями для слива воды мы доказали, что через него можно пройти; и в том числе с небольшим количеством повреждений. Помимо того, что случилось с кораблем, добавьте три сломанных ребра и сломанную руку, что добавило к нашим общим потерям еще больше. Это произошло, когда мы были в центре циклона. Во что бы то ни стало мы должны были поставить корабль на другой курс, чтобы встретить перемену ветра, и для того, чтобы спасти себя и корабль, это должно было быть сделано в то время, когда мы находились в ужасном водовороте в центре, а волны поднимались прямо в воздух и с грохотом падали на палубу со всех сторон.

Однако нам это удалось, и корабль был развернут до того, как ветер снова ударил в нас, мгновенно и с полной силой, в диаметрально противоположном направлении, откуда он был раньше. Именно в этот момент крюйс-марсель с пушечным грохотом рухнул с болтовых тросов. Выйдя из циклона, когда ветер перешел в настоящий шторм, все силы были брошены на расчистку места падения паруса. И все же время от времени море с грохотом набегало на борт, и человека, застигнутого врасплох, быстро смывало за борт. Сотни и сотни саженей канатов должны были быть протянуты через отверстия для слива воды; разорванные паруса нужно было убрать, а целые — поднять в воздух. Все матросы на палубе, без единой мысли о сне или отдыхе; о горячей пище, конечно, тоже не могло быть и речи. Циклон всегда кажется коварным зверем по сравнению с хорошим прямым ударом, который можно получить от гористых, но обычных волн у мыса Горн, или идя на восток вниз, или даже в Северной Атлантике, печально известной своими злобой и беспощадностью.