Невидимки

Чак Паланик, 1999

«Невидимки». Роман, который Чак Паланик написал задолго до «Бойцовского клуба». Тогда эту книгу оценили очень немногие. Теперь – наконец-то! – стало ясно: Чак Паланик был хорош всегда. Просто – время воспринять его прозу настало не сразу… Эту книгу ее рассказчица пишет собственной кровью. Когда ее читаешь – возникает ощущение, что собственной кровью ее написал Чак Паланик…

Глава вторая

Только не подумайте, что эта история будет поведана вам привычным образом: сначала случилось то-то, потом то-то, то-то и то-то.

Я пропитаю свой рассказ взбалмошным духом журнала мод, неразберихой и хаосом «Вог» или «Гламур», в которых номера проставлены далеко не на каждой странице. Таинственностью, похожей на ароматизированные карточки и выплывающих из ниоткуда обнаженных красавиц, рекламирующих косметику.

Не трудитесь искать «содержание». Оно не прячется, подобно тому, как это бывает в журналах, где-нибудь на двадцатой странице. И не надейтесь, что сразу что-нибудь отыщете. В этой книге все не по правилам, все необычно.

Та или иная история может прерваться в самый неожиданный момент.

Мы будем перескакивать из одного времени в другое.

Потом возвращаться назад.

Это напомнит вам о десяти тысячах разнообразных показов мод, по окончании которых идет анализ и борьба, и отбираются всего лишь пять поистине приличных нарядов. О миллионе стильных аксессуаров — шарфах и поясах, туфлях, шляпах и перчатках, которые не с чем носить.

Наверняка подобное — привычная для вас вещь. Вы должны чувствовать то, о чем я толкую, везде — в браке, на работе, во время езды по автостраде. Таков мир, в котором мы живем. Плыви по течению и ни о чем не задумывайся.

Перенесемся во времена двадцатилетней давности к белому дому, в котором я выросла. Мы с братом носимся по двору, а отец снимает нас на кинокамеру.

Перенесемся в настоящее. Вечер. Мои предки сидят на стульчиках на лужайке и просматривают те самые фильмы, проецируя изображение на белую стену все того же дома. Прошло двадцать лет. Многое почти не изменилось. Окно нашего коттеджа, записанное на пленку, совпадает с настоящим окном. А зеленая трава внизу — с живой травой. Только мы с братом в фильме совсем другие. Тогда и я, и он еще были еще совсем крохами. Мы бегаем по двору в диком восторге: нас снимают на камеру!

Перенесемся в тот момент, когда мой брат, уже совсем взрослый, умирает от чудовищной болезни — от СПИДа.

Перенесемся в тот период, когда я, тоже взрослая, по уши влюбляюсь в агента сыскной полиции и уезжаю из дома в надежде стать супермоделью.

Помните, постоянно помните, что, подобно тому, как это бывает в журнале «Вог», незаконченная история обязательно придет к логическому завершению, только на какой-то другой странице.

Продолжение следует, пишут в «Вог».

Как бы внимательно вы ни читали эту книгу, вас ни на мгновение не покинет ощущение того, что вы что-то пропустили. Странное чувство недопонимания, легкое щекотание под кожей. Нечто похожее переживаешь, когда осознаешь, что проскочил мимо чего-то важного, мимо того, чему следовало уделить гораздо больше внимания.

Вам надо к этому привыкнуть. Однажды вы оглянетесь на прожитые дни, и ваша душа наполнится именно такими эмоциями.

Мы просто практикуемся. Так сказать, разминаемся. Вообще-то все это не столь важно.

Вернемся в настоящий момент. К лежащей на полу и истекающей кровью Бренди Александр. И ко мне. Я сижу на коленях рядом с ней и, пока не приехали врачи, рассказываю эту историю.

Перенесемся на несколько дней назад в гостиную богатого особняка в Ванкувере. Комната отделана узорчатыми панелями красного дерева — витиеватыми леденцами в стиле рококо и мраморными плинтусами. Пол тоже мраморный. Из мрамора и камин. Он резной, весь в затейливых завитушках. Богатые дома, где живут пожилые люди, часто оформлены именно так.

В покрытых эмалью вазах живые, а не шелковые, лилии. А кремовые занавески на окнах — из натурального, а не из искусственного шелка. Красное дерево — не сосна, выкрашенная под махагон. Ни одного светильника из прессованного стекла — имитации под хрусталь. И мебель обтянута не винилом, а натуральной кожей.

Все, что нас окружает, как будто перенесено из эпохи Людовика Четырнадцатого.

Перед нами очередная невинная жертва — агент по недвижимости. Бренди протягивает ей руку — с мощным запястьем, на котором выделяются толстые вены, здоровыми костяшками и внушительных размеров пальцами, украшенными перстнями и кольцами. Камни на них зеленые и красные. Фарфоровые ногти Бренди покрыты ярко-розовым лаком.

— Место просто очаровательное, — говорит она.

Если рассматривать Бренди в деталях, то начать следует, несомненно, с ее рук. В кольцах и перстнях, постоянно присутствующих на них и визуально их увеличивающих, они смотрятся громадными. Руки — единственная часть тела Бренди Александр, которую пластическим хирургам не удалось изменить.

А Бренди и не пытается скрыть свои руки.

Мы побывали в огромном множестве домов, подобных этому. Я уже сбилась со счета. Риелторы постоянно встречают нас милыми улыбками. На сегодняшней риелторше стандартная униформа — темно-синий костюм. Шея обмотана легким красно-бело-голубым шарфиком. Она в туфлях на каблуках, тоже синих, на согнутой в локте руке висит синяя сумочка.

Риелторша переводит взгляд с крупных рук Бренди на сеньора Альфа Ромео, что стоит рядом с Бренди, и смотрит в его глаза. Они потрясающие. Глядеть в эти глаза долго — опасно. В них чистота непорочного ребенка, бесхитростная прелесть полевых цветов. А еще то, что заставляет влюбленного в сеньора Альфа Ромео человека наивно верить в надежность связи с ним.

Альфа — последний из вереницы представителей сильного пола, сведенных Бренди с ума. Он увлекся ею в самом начале длинного турне, продолжающегося вот уже год. Любая умная женщина знает, что красивый мужчина — лучший модный аксессуар.

Точно так же, как если бы она находилась на съемке рекламы машины или тостера, Бренди делает красивый жест рукой — проводит ею сверху вниз по воздуху, едва не касаясь собственных улыбающихся губ, шеи, пышного бюста.

— Позвольте вам представить, — говорит Бренди. — Сеньор Альфа Ромео, профессиональный сопровождающий принцессы Бренди Александр.

Рука Бренди так же плавно устремляется по невидимой линии от ее хлопающих ресниц ко мне.

Все, что может увидеть риелторша, так это мою густую вуаль, волны коричневого и красного муслина и бархата, облако тюля, украшенного серебром, на моей голове, — короче говоря, несчетное множество слоев разнообразных тканей, задрапированных и уложенных в складки таким образом, что, наверное, кажется, что под ними никого нет. Меня невозможно разглядеть, поэтому чаще всего люди просто не смотрят в мою сторону. По их лицам легко угадать, о чем они думают: «Спасибо, что не пытаешься открыть нам душу».

— Позвольте представить, — говорит Бренди. — Мисс Кей Макайзек. Личный секретарь принцессы Бренди Александр.

Риелторша в синем костюме с медными пуговицами, в шарфике, обмотанном вокруг шеи с целью сокрытия от посторонних глаз одряблевшую кожу, улыбается, глядя на Альфа Ромео.

Если человек не смотрит на тебя в упор, можно пялиться на него, сколько душе угодно. Рассмотреть в мельчайших подробностях и заметить все изъяны. При других обстоятельствах ты не позволил бы себе ничего подобного. Это твоя месть. Правда, сквозь пелену вуали и покровов все приобретает расплывчатые формы.

— Мисс Макайзек, — говорит Бренди, все еще указывая на меня рукой. — Мисс Макайзек нема. Она не может разговаривать.

Верхние зубы риелторши перепачканы губной помадой, синяки у нее под глазами неаккуратно загримированы тональным кремом и пудрой. Она в парике, пригодном для машинной стирки. Зубы у нее идеальные, наверняка ненатуральные. Зубы прет-а-порте.

Риелторша улыбается Бренди Александр.

— А это…

Крупной рукой в кольцах и перстнях Бренди касается своего убийственного бюста.

— Это…

Бренди дотрагивается до жемчужин на шее.

— Это…

Она обводит плавным жестом копну своих темно-рыжих волос, обвязанных шарфом.

— И вот это…

Бренди указывает пальцем на собственные полные и влажные губы.

— Это, — говорит Бренди, — и есть принцесса Бренди Александр.

Риелторша опускается на одно колено и склоняет голову. Получается нечто среднее между неуклюжим реверансом и тем, что делают, подходя к алтарю.

— Какая честь! — восклицает она. — Уверена, что этот дом как раз для вас. Наверняка вам понравится жить в нем.

Бесчувственная сучка — эта красавица умеет быть такой, — Бренди еле заметно кивает, без слов отворачивается от риелторши и направляется к выходу в холл, через который мы попали в гостиную.

— Ее высочество и мисс Макайзек, — говорит Альфа, — желают самостоятельно осмотреть дом. А мы с вами могли бы заняться обсуждением деталей. — Изящные руки взмывают вверх — он собирается пояснить, что имеет в виду. — Поговорим о методах перечисления денег… Лиры необходимо перевести в канадские доллары…

— Летуны, — произносит риелторша.

У Бренди, у меня и у Альфы — у нас троих перехватывает дыхание. Не исключено, что эта женщина с самого начала нашей встречи знает, с кем имеет дело. Может, кто-нибудь уже раскусил, какую аферу мы проворачиваем, ведь на нашей совести несчетное количество набегов на дома, подобные этому.

— Переведете лиры в птичек, в гагарок, — говорит риелторша. И вновь опускается на колено. — Мы называем наши доллары «гагарками», — поясняет она, выпрямляется и засовывает руку в синюю сумочку. — Сейчас я покажу вам. На наших долларовых купюрах изображена птица. Полярная гагара.

Лицо Бренди опять делается безразлично-холодным, она продолжает шагать по направлению к холлу. Я следую за ней. У меня перед глазами проплывает шикарная мебель эпохи Людовика Четырнадцатого, мраморный камин в завитушках. На протяжении краткого периода времени — равного, пожалуй, сроку жизни дыма, пущенного из сигары, — наши расплывчатые, искаженные отражения живут в покрытых лаком панелях красного дерева. Они двигаются вместе с нами, затуманенные, причудливые.

Мы выходим в холл. Я слышу, как Альфа Ромео засыпает риелторшу вопросами, стараясь целиком отвлечь от нас ее синее форменное внимание. Он спрашивает, под каким углом светят по утрам проникающие в гостиную лучи солнца, и о том, позволит ли правительство этой провинции построить за бассейном небольшой аэродром для вертолетов.

Идти вслед за Бренди Александр и смотреть на нее сзади весьма впечатляюще. Сногсшибательные спину и плечи принцессы Бренди обтягивает жакет из чернобурки. По воздуху за ней плывут концы длиннющего парчового шарфа, обвязанного вокруг рыжей копны волос. Ее голос — даже когда она молчит — и аромат «Лер дю Там» от Нины Риччи — неосязаемый и неотъемлемый шлейф всего того, что называется миром Бренди Александр.

Прическа Бренди напоминают мне отрубную сдобу. Большой вишневый кекс. Земляничный гриб-облако, возникший над коралловым островом в Тихом океане.

Ноги принцессы заключены в своеобразные золотые путы-ногодержатели на острой шпильке и обвиты цепочками и золотистыми шнурками. Вот одна из этих захваченных в золотой плен, длинных, как ходули, ног ступает на первую из трех сотен ступеней, ведущих из холла на второй этаж. Вот она перемещается на следующую ступеньку, вторая нога следует за ней. Отдалившись от меня на некоторое расстояние, Бренди поворачивается. Я смотрю на красивый профиль ее лица, пухлых графитовых губ, огромного бюста.

— Владелица этого дома, — говорит Бренди, — очень стара и принимает гормональные препараты. И продолжает здесь жить.

Ковер под нашими ногами настолько мягкий, что ступни утопают в нем, и кажется, что идешь по жидкой грязи. Поэтому чувствуешь себя не вполне комфортно.

Мы — Бренди, я и Альфа — очень долго разговариваем на английском языке, прикидываясь, что он для нас иностранный, и уже позабыли о том, что всего лишь притворяемся.

Я лишилась родного языка.

Запыленная люстра из темного камня на потолке над холлом находится теперь на уровне наших глаз. Если смотреть на серый мраморный пол сквозь фигурные столбики балюстрады, создается впечатление, что мы взбираемся по лестнице где-то в тучах. Шаг за шагом.

Уверенный голос Альфы становится все более отдаленным. Но разобрать, о чем он говорит, еще можно: о винных погребах и о псарнях для русских волкодавов. Постепенно его упорные старания отвлечь от нас внимание риелторши превращаются в едва различимые звуки, похожие на сигналы, доносящиеся из космоса.

–…Принцесса Бренди Александр, — долетает до нас приглушенный голос Альфы Ромео. — Она такая, что может снять с себя одежду и закричать так, как ржут дикие лошади. Даже в ресторанах, в которых много-много людей…

Ее королевское величество, благоухающее «Лер дю Там», качает головой.

— В следующем доме… — слетает с графитовых королевских губ, — немым будет Альфа.

–…Ваша грудь… — говорит Альфа риелторше. — Ваши две груди выглядят как груди совсем молодой женщины.

Ни у одного из нас троих больше нет родного языка.

Перенесемся наверх, в то мгновение, когда мы с Бренди уже поднялись по лестнице.

Перенесемся в те минуты, когда кажется, что все возможно.

Риелторша уже полностью во власти голубых глаз синьора Альфа Ромео, и начинается настоящая афера.

Спальня хозяев располагается обычно в конце коридора напротив лестницы. Ванная в спальне этого дома обшита розовыми зеркалами. Здесь все зеркальное — и многочисленные стены, и потолок. Принцесса Бренди и я — мы повсюду, отражаемся в каждой поверхности. Бренди присела на один край розовой раковины, я — на противоположный.

И Бренди Александр, и я сидим на краю раковины в каждом из зеркал. Сколько здесь Бренди, трудно сосчитать. И все они — мои боссы. Все они расстегивают замочки и открывают свои белые сумки из телячьей кожи. Сотни крупных рук Бренди Александр, украшенных перстнями и кольцами, достают по экземпляру «Настольного справочника врача» в красной обложке, он большой, словно Библия.

Отовсюду на меня устремляются накрашенные тенями насыщенного голубичного цвета глаза.

— Как действовать, ты знаешь, — говорят мне командным голосом сотни графитовых губ. Крупные руки принимаются за работу — выдвигают ящики и раскрывают дверцы шкафчиков. — Запоминай, что откуда достаешь. И все возвращай на место, — велят мне рты. — Сначала обследуем лекарства, потом — косметику. Ну же, за дело!

Я достаю первую бутылочку. Валиум. Я поворачиваю его таким образом, чтобы вся сотня принцесс Бренди смогла прочитать название на наклейке.

— Возьми столько, сколько посчитаешь нужным, и переходи к другой бутылке, — говорит Бренди.

Я добавляю валиум к уже лежащим в кармане моей сумки нескольким небольшим таблеткам голубого цвета и беру вторую бутылочку. Дарвон.

— Дорогая, когда кладешь в рот то, что сейчас у тебя в руках, создается впечатление, что ты в раю, — говорят все окружающие меня Бренди. Их взгляды прикованы к дарвону. — Не думаешь ли ты, что забирать все, что здесь есть, небезопасно?

Я рассматриваю наклейку на бутылке. Срок годности данного препарата истекает уже через месяц, а к нему, по-видимому, еще никто не притрагивался. Я решаю, что возьму половину.

— Послушай… — Со всех сторон ко мне тянется сотня крупных рук в перстнях и кольцах. Сотня крупных рук переворачивается ладонями вверх. — Дай Бренди парочку. У принцессы опять возобновились боли внизу спины.

Я извлекаю из бутылки десять капсул, и сотня рук берет их у меня и кладет — уже не десять, а тысячу — на высовывающиеся из графитовых ртов красные ковровые поверхности языков. Убийственная доза дарвона проникает в темное внутреннее пространство, составляющее значительную часть мира Бренди Александр.

В следующей бутылке — маленькие пурпурные овалы. Таблетки премарина по два с половиной миллиграмма каждая.

Если расшифровать это название, то получится «моча беременной кобылы». Несчастные животные! Тысячи лошадей в Северной Дакоте и Центральной Канаде вынуждены стоять в тесных темных конюшенных стойлах с прикрепленными к ним катетерами, собирающими всю их мочу до последней капли. Выпускают бедолаг лишь для того, чтобы жеребцы опять их оттрахали. Забавно, но когда я об этом думаю, вспоминаю свое чересчур долгое пребывание в больнице. Такое суждено пережить не каждому.

— Только не смотри на меня так! — говорит Бренди. — Если я даже и вовсе отказалась бы от премарина, ни один из умерщвленных лошадиных детенышей все равно не воскрес бы!

В следующей бутылке круглые рифленые таблетки персикового цвета по сто миллиграммов каждая. Это альдактон. Как видно, хозяйка дома имеет пристрастие к наркотикам, напичканным женскими гормонами.

Болеутоляющие и эстрогены. Их можно смело назвать наиболее обожаемыми Бренди продуктами питания. Она восклицает:

— Дай, дай, дай мне!

Малюсенькие таблетки эстинила в розовой оболочке — с этого Бренди начинает. Потом забрасывает в рот несколько бирюзовых круглых лепешечек, эстрас. Вагинальный премарин Бренди использует в качестве крема для рук.

— Мисс Кей, — говорит принцесса. — Дорогуша, у меня такое ощущение, что мои пальцы отказываются двигаться. Может, ты сама доведешь дело до конца? А я пока прилягу.

В розовых зеркалах ванной комнаты — сотни моих клонов. Мы просматриваем косметику, а принцесса Бренди уходит в спальню и ныряет в капустное великолепие розового балдахина, окружающего кровать.

Я нахожу таблетки дарвоцета, перкодана и компазина, нембутал и перкоцет. Оральные эстрогены. Антиандрогены. Прогестон. Кусочки эстрогенового пластыря. Того, что любит Бренди, здесь нет — ни румян цвета розоватой ржавчины, ни насыщенно-голубичных теней.

Я нахожу вибратор. Срок годности батареек в нем давно истек — они набухли и изрыгают кислоту.

Этот дом принадлежит старухе, думаю я. Никому уже не нужной, заторможенной, с каждым днем неумолимо становящейся все более и более древней. Для такой, как она, многое уже непозволительно. Можно забыть о ярком макияже — он ведь все равно не поможет. О ночных увеселительных заведениях. О танцах до упаду на жарких вечеринках.

Мое дыхание под вуалью и влажными слоями шелка, сетки и жоржета становится горячим и отдает кислятиной. Впервые за сегодняшний день я снимаю с головы все эти причиндалы и смотрю на розовое отражение того, что осталось от моего лица.

Зеркало. Зеркало на стене. Кто в мире самый справедливый?

В один прекрасный момент наступает такой возраст, когда женщине следует отказаться от привычного метода властвования и перейти к другому. Например, к деньгам. Или к оружию.

Я живу так, как мне нравится, говорю я себе. Я люблю свою жизнь.

И я это заслужила.

Я получила именно то, чего хотела.