Сон в красном тереме. Том 2

Цао Сюэцинь, 1791

Роман «Сон в красном тереме», впервые целиком изданный в 1791 году, не просто входит в золотую сокровищницу китайской классической литературы (наряду с «Троецарствием», «Речными заводями» и «Путешествием на Запад»), – по стилю написания и принципу построения сюжета он сильно приближен к современному роману и, возможно, поэтому пользуется особой симпатией среди читателей. В книге рассказана история расцвета и разорения большой богатой семьи, бездумно растратившей свои богатства, что навлекло на нее множество бед и невзгод. Широкую популярность роману принесли изящный слог, фантастические события, любовные приключения и подробные описания быта. В настоящем издании «Сон в красном тереме» печатается по двухтомнику 1958 года, однако переводы многочисленных стихотворений, составляющих важную часть романа, печатаются по изданию 1997 года, для которого переводчик Лев Николаевич Меньшиков заново пересмотрел и поправил свои тексты. Роман сопровождается оригинальными иллюстрациями китайских художников. Во второй том вошли последние шестьдесят глав романа.

Глава семидесятая, в которой речь пойдет о том, как Линь Дай-юй возродила общество под названием «Цветок персика» и как Ши Сян-юнь случайно написала стихи об ивовых пушинках

Итак, Цзя Лянь семь дней и семь ночей провел во «дворе Душистой груши», где все это время буддийские и даосские монахи читали молитвы по усопшей.

Матушка Цзя предупредила Цзя Ляня, что не разрешает ставить гроб в родовом храме, и Цзя Ляню не оставалось ничего иного, как переговорить с Ши Цзяо и выбрать место для могилы там же, где была похоронена Ю Сань-цзе.

В день выноса гроба на церемонии присутствовали лишь родные, принадлежащие к семье Ван, да госпожа Ю с невестками. Фын-цзе ни во что не вмешивалась, предоставив Цзя Ляню делать все по своему усмотрению.

Год близился к концу, и ко всем делам прибавились еще новые хлопоты — Линь Чжи-сяо представил список восьми слуг, которые достигли двадцатипятилетнего возраста, но не были женаты и ожидали, пока отпустят девушек-служанок, отслуживших в доме положенный срок, чтобы жениться на них.

Фын-цзе просмотрела список, посоветовалась с матушкой Цзя и госпожой Ван. В доме имелось несколько служанок, которых уже следовало бы отпустить или выдать замуж, но у каждой были свои причины, которые мешали осуществлению этого намерения. Первой была Юань-ян, поклявшаяся никогда не покидать матушку Цзя. С того самого памятного дня она ни разу не разговаривала с Бао-юем, перестала пудриться и румяниться. Все видели, что решение ее твердо, и считали неудобным прибегать к принуждению. Вторая, Ху-по, болела, и выдавать ее сейчас замуж было невозможно. Цай-юнь вследствие недавно нанесенной ей Цзя Хуанем обиды, тоже тяжело заболела. Таким образом, замуж было выдано лишь несколько служанок, которые обычно использовались на черных работах в домах Фын-цзе и Ли Вань. Другие служанки еще не достигли нужного возраста, поэтому остальным слугам было приказано искать себе невест на стороне.

Все это время Ли Вань и Тань-чунь, занятые хозяйственными делами вследствие болезни Фын-цзе, почти не имели свободного времени. А тут еще приближались новогодние праздники, дел прибавилось, поэтому о поэтическом обществе все позабыли.

С приближением весны у Бао-юя появилось больше свободного времени, но настроение не изменилось. Уход Лю Сян-ляня в монахи, самоубийство Ю Сань-цзе, потом смерть Эр-цзе, которую Фын-цзе довела до отчаяния, и, наконец, усилившаяся болезнь У-эр после той ночи, когда она просидела под стражей, — все это произвело на Бао-юя тяжелое впечатление. Он словно помешался, стал заговариваться; казалось, у него началось нервное расстройство. Си-жэнь все время волновалась, но докладывать матушке Цзя не осмеливалась. Она прилагала все усилия, чтобы как-нибудь развлечь Бао-юя.

Проснувшись однажды ранним утром, Бао-юй услышал доносившиеся из передней оживленный говор, шутки, смех.

— Скорее иди сюда! — с улыбкой позвала его Си-жэнь. — Цин-вэнь и Шэ-юэ поймали Фан-гуань и щекочут ее.

Бао-юй поспешно надел подбитую беличьим мехом куртку и выбежал в переднюю. Он увидел девушек, еще не убравших постели и неодетых. На Цин-вэнь была только короткая салатного цвета кофточка из ханчжоуского шелка да длинная красная рубашка. Волосы ее растрепались. Она сидела верхом на Фан-гуань, а Шэ-юэ в красной сатиновой безрукавке и старом халате, накинутом поверх нее, держала Фан-гуань за бока и щекотала ее. Фан-гуань в пестрой кофте, красных штанах и зеленых чулках лежала на кане лицом кверху, дрыгала ногами и давилась от смеха.

— Ай-я-я! Две больших обижают маленькую! — со смехом воскликнул Бао-юй. — Вот я сейчас вас поцарапаю!

С этими словами он прыгнул на кровать и принялся щекотать Цин-вэнь. Девушка взвизгнула, соскочила с Фан-гуань, собираясь сцепиться с Бао-юем, но Фан-гуань, воспользовавшись удобным моментом, вскочила и навалилась на нее. Глядя на то, как они все вчетвером катаются по кану, Си-жэнь засмеялась:

— Смотрите не простудитесь! Это вам не шутки! Одевайтесь скорее!

Вдруг на пороге появилась Би-юэ.

— Вчера вечером моя госпожа Ли Вань потеряла здесь платок, — сказала она. — Вы его не видели?

— Он здесь, — отозвалась Чунь-янь. — Я подняла его на полу, но не знала, чей он, поэтому выстирала и повесила сушить. Он еще мокрый.

— А у вас здесь весело, — заметила Би-юэ, глядя на Бао-юя, забавлявшегося со служанками. — С самого утра возню затеяли…

— А почему вы не играете? — засмеялся Бао-юй. — У вас людей тоже немало!

— Наша госпожа сама не играет, а это связывает тетушек и барышень, — ответила Би-юэ. — А ныне, когда барышня Бао-цинь перешла жить к старой госпоже, стало еще тише. Потом две тетушки уехали домой до зимы, и у нас совсем опустело. Вы только подумайте, когда барышня Бао-чай отпустила Сян-лин, у нее в доме стало так скучно, словно ее покинула целая толпа людей. Барышня Ши Сян-юнь чувствует себя очень одинокой.

Разговор этот был прерван появлением Цуй-люй, которую Сян-юнь прислала передать:

— Прошу второго господина Бао-юя прийти прочесть замечательные стихи.

Бао-юй поспешно оделся и убежал к Сян-юнь. Там он увидел Дай-юй, Бао-чай, Сян-юнь, Бао-цинь и Тань-чунь, которые сидели рядышком и читали какие-то стихи, написанные на листах бумаги.

— Как поздно ты встаешь! — воскликнули девушки, завидев Бао-юя. — Наше общество не собиралось уже, пожалуй, целый год, и за это время ни на кого не снизошло вдохновение! Скоро праздник начала весны, все обновляется, нам тоже следовало бы как-то встряхнуться!

— Наше общество было создано осенью, потому деятельность его быстро замерла, — подтвердила Сян-юнь. — Ныне, когда все встречают весну, нам следует оживиться, тогда расцветет и наше общество. К тому же у нас есть чудесное стихотворение «Песнь о цветах персика», и я предлагаю переименовать наше общество из «Бегонии» в общество «Цветка персика». Как твое мнение?

— Очень хорошо, — одобрительно кивнул головой Бао-юй и протянул руку за стихотворением.

— А сейчас мы навестим «крестьянку из деревушки Благоухающего риса» и посоветуемся с ней, как возродить наше общество, — решили девушки.

Все встали и направились в «деревушку Благоухающего риса». Бао-юй последовал за ними, на ходу читая стихотворение:

ПЕСНЯ О ЦВЕТАХ ПЕРСИКА

Ласковый ветер восточный у полога,

полог, как персика цвет.

Утром за пологом, красным, как персики,

лень совершать туалет.

Персика цвет расцветает у полога,

девушку полог закрыл.

С девушкой рядом цветущие персики,

полог же их разделил.

Ветер восточный как будто бы с умыслом

полог желает поднять:

Полог цветам не откинуть, чтоб девушку

хоть бы на миг увидать.

Персик, как в прошлые годы, у полога,

вновь расцветает весной,

Девушка будто бы персик у полога,

стала прозрачной такой.

Эти цветы, видя грустную девушку,

тоже объяты тоской.

Ветер за полог, чтоб новости выведать,

тихо влетает порой.

Ветер кружится у алого полога,

дворик цветами покрыт,

Дворик весеннею яркой картиною

душу все больше томит.

Мох бесполезный во дворике стелется

возле закрытых дверей,

Девушка там под лучами вечерними

возле ограды стоит.

Девушка плачет, к ограде склоняется,

ветер восточный подул,

Рядом цветы свои к юбке сиреневой

персик тайком протянул.

Персика цвет вместе с листьями персика

в пестром смешении тут;

Пурпуром свежим цветы раскрываются,

стынет листвы изумруд.

Дымной завесой туман опускается

между бессчетных стволов.

Ярким огнем запылали строения,

пурпуром алых цветов.

Пламенем их, как парчою узорною,

жарко горит небосвод;

Трезвой подняться с подушки коралловой

хмель вешних дней не дает.

Воду служанка приносит холодную,

таз для воды золотой.

Холод румяна таят, охлажденные

благоуханной водой.

Этих румян красоту освеженную —

с чем ее можно сравнить?

С яркостью вешних цветов — освежаются

девы слезами они.

Рядом струиться с цветами на персике

девушки слезы должны,

Этим цветам придают обаяние

долгие слезы одни.

Очи в слезах на цветах остановятся —

высохнут слезы легко,

Высохнут слезы, цветы опечалятся,

кончатся вешние дни.

Тут уж, печалью цветов заслоненная,

девы печаль не видна.

Дева устала, цветы осыпаются,

ночь наступает, темна.

Только кукушки послышится пение,

кончится сразу весна,

Полога нити повиснут в безмолвии,

в небе померкнет луна.

Прочитав стихотворение, Бао-юй не стал громко выражать восхищение, а в задумчивости устремил взгляд в пространство. Ему захотелось плакать, но он спохватился, что другие могут заметить, и сдержал слезы.

— Откуда у вас эти стихи? — спросил он.

— А ты догадайся, кто мог их сочинить! — ответила улыбающаяся Бао-цинь.

— Конечно, это стихи «феи реки Сяосян», — сказал Бао-юй.

— Вот и не угадал, — засмеялась Бао-цинь. — Эти стихи сочинила я.

— Не верю, — засмеялся Бао-юй. — Интонация и обороты не твои.

— Это только доказывает, что ты не разбираешься в поэзии, — заметила Бао-цинь. — Разве Ду Фу каждое свое стихотворение пишет на манер «Когда хризантема опять расцветает, я плачу, как в прежние дни»? У него можно найти и такие выражения, как «Пурпуром пышным слива цветет под дождем» или «Кувшинок зеленая длинная нить под ветром в воде поплыла»!

— Насчет этого ты права, — ответил Бао-юй. — Я уверен, что старшая сестра не позволит тебе писать такие скорбные строки. Да и ты сама, хоть обладаешь незаурядным талантом, не захочешь сочинять подобные стихи. Я уверен, что это сестрица Линь Дай-юй сочинила в минуту скорби и грусти.

Все засмеялись. Между тем все добрались до «деревушки Благоухающего риса» и показали стихи Ли Вань. Она, разумеется, отозвалась о них весьма похвально.

Затем речь зашла о поэтическом обществе, и все уговорились на следующий день, во второй день третьего месяца, собрать общество и изменить его название с «Бегонии» на «Цветок персика». Главой общества было решено назначить Дай-юй.

На следующий день после завтрака все собрались в «павильоне реки Сяосян». Первым долгом решили определить темы для стихов.

— Все должны написать по стихотворению из ста строк о цветах персика, — предложила Дай-юй.

— Не годится, — возразила Бао-чай. — Еще в древности было создано множество стихов, посвященных цветку персика, и, если мы станем писать на эту тему, у нас не получится ничего, кроме подражания, да притом еще худшего, чем у тебя. Лучше придумаем другую тему!

— Приехала тетушка, барышень приглашают выйти и справиться о здоровье, — возвестила служанка.

Все вышли, по очереди поклонились супруге Ван Цзы-тэна, поговорили с нею, потом поели, погуляли в саду и, лишь когда настало время зажигать лампы, разошлись.

Следующий день был днем рождения Тань-чунь. Юань-чунь прислала двух евнухов с подарками. Но о том, как праздновался день рождения Тань-чунь, мы рассказывать не будем.

После обеда Тань-чунь оделась в парадное платье и отправилась поклониться старшим.

— Мы не вовремя задумали вновь открывать наше общество! — говорила Дай-юй сестрам. — Я совершенно забыла, что у сестры Тань-чунь день рождения. Вина, угощений и спектаклей не будет, но все равно придется пойти вместе с нею к старой госпоже и целый день посвятить разговорам и шуткам. Разве у нас останется время на стихи?! Вследствие этого собрание общества было решено перенести на пятый день месяца.

В этот день после завтрака от Цзя Чжэна было получено письмо. И когда Бао-юй справился о здоровье матушки Цзя, та попросила его прочесть вслух письмо отца.

В начале письма Цзя Чжэн справлялся о здоровье матушки, а затем сообщал, что в шестом месяце вернется в столицу. Вместе с тем были получены письма лично для Цзя Ляня и для госпожи Ван, которые те прочли сами.

Услышав о скором возвращении Цзя Чжэна домой, все были бесконечно рады.

Ван Цзы-тэн в это время просватал свою племянницу за сына Баонинского хоу, и она должна была в пятом месяце переехать в дом мужа, вследствие чего Фын-цзе занималась подготовкой к свадьбе и по нескольку дней не бывала дома.

Как-то раз жена Ван Цзы-тэна приехала к ним и пригласила Фын-цзе, а заодно племянников и племянниц, провести день у нее. Матушка Цзя и госпожа Ван велели Бао-юю, Тань-чунь, Дай-юй и Бао-чай вместе с Фын-цзе поехать к жене Ван Цзы-тэна. Никто не осмелился отказываться, все нарядились и отправились в гости. Там они провели весь день и вернулись лишь к вечеру.

Возвратившись во «двор Наслаждения розами», Бао-юй прилег отдохнуть. Воспользовавшись этим, Си-жэнь подсела к нему и принялась уговаривать, чтобы он собрался с мыслями, привел в порядок книги и приготовился к приезду отца.

— Еще рано, — отмахнулся от нее Бао-юй, на пальцах подсчитав, когда может приехать отец.

— Ну ладно, книги дело второстепенное, — уступила Си-жэнь, — но, если батюшка спросит, что ты за это время писал, как ты отговоришься?

— Но ведь я все время пишу, — возразил Бао-юй. — Неужели ты ничего не собрала?

— Как не собрала? — вскричала Си-жэнь. — Вчера, когда тебя не было дома, я все вынула и пересчитала; оказалось, всего пятьсот шестьдесят листов. Неужели так мало ты написал за эти годы? Я считаю, что с завтрашнего дня тебе нужно отказаться от всех шалостей и усиленно приняться за писание. Хотя ты не успеешь написать все, что полагается на каждый день, но во всяком случае посмотреть будет на что.

Вняв ее совету, Бао-юй проверил сделанные им немногочисленные записи и обещал:

— Начиная с нынешнего дня я ежедневно буду писать по сто иероглифов.

Они поговорили еще немного и легли спать.

На следующее утро Бао-юй умылся, сел возле окна и принялся уставным почерком писать прописи по трафарету.

Матушка Цзя, долгое время не видя Бао-юя, решила, что он заболел, и прислала служанку узнать о его здоровье. Только после этого Бао-юй отправился поклониться матушке Цзя и рассказал ей, что явился так поздно потому, что все это время усердно занимался каллиграфией. Матушка Цзя очень этому обрадовалась и наказала ему:

— Можешь не приходить ко мне каждый день, лучше побольше читай и пиши. Пойди и предупреди об этом свою мать!

Бао-юй с радостью поспешил в комнаты госпожи Ван и передал ей слова бабушки.

— Точить копье перед боем бесполезно! — заметила госпожа Ван. — Если ты даже будешь торопиться, заниматься дни и ночи, все равно не сможешь выполнить все, что нужно. От такой спешки можно только заболеть.

— Ничего, все обойдется благополучно, — ответил Бао-юй.

— Не волнуйтесь, госпожа, — успокаивали ее Бао-чай и Тань-чунь. — Читать он, правда, должен сам, но в письме мы можем ему помочь. Отныне каждая из нас будет ежедневно писать для него по одному разделу, и благодаря этому он сумеет выполнить все, что от него требуется. Тогда его батюшка не будет сердиться, да и Бао-юй не заболеет от чрезмерного напряжения и спешки.

Госпожа Ван улыбнулась:

— Вот и хорошо!

Когда Дай-юй услышала, что возвращается Цзя Чжэн, она поняла, что он непременно станет спрашивать Бао-юя, чему тот научился за время его отсутствия. Зная, что Бао-юй запустил занятия и может заболеть от переутомления, если начнет усиленно наверстывать упущенное, Дай-юй перестала напоминать о поэтическом обществе и, сказываясь больной, сидела дома. Что же касается Тань-чунь и Бао-чай, то они ежедневно переписывали для Бао-юя по одному разделу уставным почерком. Сам Бао-юй тоже старался и в отдельные дни переписывал по двести—триста иероглифов.

Когда наступила третья декада третьего месяца, накопилось уже достаточное количество листов, исписанных иероглифами.

Принявшись подсчитывать листы, Бао-юй обнаружил, что если ему удастся переписать еще несколько разделов, он оправдается перед отцом. И тут как раз Цзы-цзюань принесла свиток. Развернув его, Бао-юй на плотной глянцевитой бумаге увидел мелким почерком скопированные каллиграфические образцы Чжун Яо и Ван Си-чжи, причем почерк точь-в-точь совпадал с почерком Бао-юя.

Обрадованный Бао-юй поклонился Цзы-цзюань, затем побежал благодарить Дай-юй. А после этого ему по нескольку разделов переписанных иероглифов прислали Сян-юнь и Бао-цинь. Хотя выполнены были не все уроки, но этого было достаточно, чтобы Бао-юй не беспокоился. Он собрал все необходимые книги и стал их повторять.

Но в те дни, когда Бао-юй столь ревностно занимался, в местностях, прилегающих к морю, пронесся ураган, и было разорено несколько селений, о чем местные чиновники представили доклад государю. В ответ на это государь повелел Цзя Чжэну провести расследование и оказать помощь пострадавшим… Таким образом, его возвращение затягивалось до конца седьмого месяца.

Как только Бао-юй узнал об этом, он снова забросил учение и стал по-прежнему предаваться развлечениям.

В это время была пора поздней весны. Ши Сян-юнь сделалась печальной и задумчивой и однажды, глядя, как на ветру кружатся ивовые пушинки, сочинила стихотворение на мотив «Мне словно снится».

Лишь только пушинок,

как шелковых нитей, появится стая,

Уж дымкой душистой

приподнятый полог они наполняют.

Я хрупкой рукою

все время стараюсь поймать их.

Но тщетно! Лишь ревность

кукушек и ласточек я вызываю.

Не мчитесь, пушинки! Не мчитесь, пушинки!

Зачем вы спешите —

ведь с вами умчится весна молодая!

Стихотворение ей понравилось, она переписала его начисто, дала прочесть Бао-чай, а затем пришла с ним к Дай-юй.

— Замечательно! — прочитав стихотворение, одобрила Дай-юй. — И оригинально, и интересно!

— Ни на одном собрании нашего общества не писали стихов в жанре «цы», — заметила Сян-юнь. — Почему бы на завтрашнем собрании не предложить всем написать по стихотворению в этом жанре? Разве это не будет ново и необычно?!

— Ты права, — с воодушевлением произнесла Дай-юй.

— А может быть, воспользоваться хорошей погодой и созвать общество сейчас же? — высказала пожелание Сян-юнь.

— Тоже можно, — согласилась Дай-юй.

Они распорядились приготовить фруктов и через служанок разослали приглашения барышням.

Оставшись одни, девушки договорились, что предложат в качестве темы для стихов «Пушинки ивы», наметили мотивы, все это записали на листке бумаги и наклеили на стену.

Собравшись, все прочли задание, сравнили его со стихами, написанными Сян-юнь, и выразили восхищение.

— Я плохо пишу стансы. Наверное, у меня опять получится какая-нибудь ерунда, — заранее предупредил Бао-юй.

Затем вытянули жребий. Бао-чай зажгла благовонную свечу, и все погрузились в задумчивость.

Первой закончила стихотворение Дай-юй и переписала его. За нею записала свое стихотворение Бао-цинь.

— Я тоже кончила, — заметила Бао-чай, — но лучше сначала прочтем, что написали вы, а потом просмотрим мое стихотворение.

— Как быстро тает свеча! — воскликнула Тань-чунь. — Она почти сгорела, а у меня готова только половина стихотворения… — И затем спросила у Бао-юя: — Как у тебя?

Собственно говоря, Бао-юй уже сочинил стихотворение, но ему показалось, что получилось плохо, поэтому он принялся сочинять снова. Однако свеча догорела.

— Бао-юй снова проиграл, — с улыбкой заявила Ли Вань. — А как дела у «гостьи из-под Банана»?

Тань-чунь торопливо записала все, что успела сочинить. Это была лишь половина стихотворения на мотив «Правитель Нанькэ».

Напрасно пушинки

висят, как тончайшие сети,

Свисают напрасно,

как ниток тончайших моток.

Никто бы не мог их сплести воедино,

никто удержать их не мог.

И все они в разные стороны мчатся:

на север, на запад, на юг, на восток.

Ли Вань сказала:

— Неплохо! Почему ж ты не закончила?

Так как Бао-юй проиграл и ему не хотелось писать как попало, он бросил кисть и подошел к остальным, чтобы принять участие в чтении стихотворений, которые написали сестры. Прочитав половину стихотворения Тань-чунь, он вдруг воодушевился, схватил кисть и продолжил:

Мы все улетаем —

пусть грусть не владеет сердцами.

Куда мы стремимся —

лишь мы это ведаем сами.

Печалятся иволги, бабочкам трудно

под вечер гоняться за нами;

Мы с вами сегодня прощаемся на год,

мы к вам возвратимся с весенними днями.

Все засмеялись.

— Сочинить стихотворение не сумел, а тут быстро нашелся. И все же засчитать тебе его нельзя.

Затем стали читать стихотворение Дай-юй. Оно было написано на мотив «Тан-до-лин»:

Как пудра упала

на острове Байхуачжоу —

Цветы опадают

повсюду вокруг Яньцзылоу.

Вы стая за стаей кружитесь,

в клубок сочетаетесь мягкий, пуховый, —

Нигде вам, пушинки, не будет приюта,

вы так же, как люди, несчастны,

Напрасно сплетаетесь вместе

И ищете нежное слово.

Деревья и травы

ведь тоже тоскуют, страдают,

И пух сединою

цветение их прикрывает.

Печальная участь пушинок!

Кто выпустил их? Кто их после поймает?

Вы свадьбу справляете с ветром восточным,

и вас забывает весна.

Уж вы далеко улетели,

и вас удержать не могла я.

Прочитав стихотворение, все одобрительно закивали и растроганно вздохнули:

— Что хорошо, то хорошо! Только слишком грустно!

Затем перешли к стихотворению Бао-цинь, написанному на мотив «Луна над Сицзяном»:

Вас встретишь немного

в местах, где раскинулись Ханьские парки,

Вы Суйские дамбы

покрыли густой бесконечною тенью.

Пушинки свои вы вверяете ветру с востока,

трех месяцев вешних творенье;

Всего через месяц

как сон пролетает и груши цветенье.

В каком это месте

краснеют дворы от цветов облетевших?

В каком это доме

весь полог в снежке ароматных пушинок? —

На север от Цзяна и к югу от Цзяна

увидишь ты эти картины.

От них еще горше

тоска по родной стороне на чужбине.

— Чувствуется печаль, но звучит проникновенно, — окончив читать, заметили девушки. — Особенно хороши фразы, начинающиеся со слов «В каком это месте» и «В каком это доме».

— Чувствуются упадочнические настроения, — с улыбкой заметила Бао-чай. — Мне кажется, ивовый пух — самое что ни есть легкое на свете, и, чтобы стихотворение не было слишком подражательным, пух так и надо воспевать. Мое стихотворение по духу, может быть, не согласуется с вашими.

Она стала читать стихотворение, написанное на мотив «Бессмертный из Линьцзяна»:

Возле нефритовых белых покоев

пляшут снежинки весной;

Ветер восточный

веет повсюду, пушинки взметая.

— Замечательная фраза: «Ветер восточный веет повсюду»! — перебила Сян-юнь. — Больше того, гениальная!

Бао-чай продолжала:

Носятся пчелы меж ними роями,

бабочек кружатся стаи.

Скоро ль пушинки

вслед за водою умчатся?

Что их спускаться

в душистую пыль заставляет?

Тысячи тонких, как шелк, паутинок

с ив неизменно летят,

То рассыпаясь,

то собираясь, проносятся роем.

«Мы рождены без корней, но цветы

пусть не смеются весною:

Ветер веселый

силы своей не жалеет,

В синие тучи

нас поднимает с собою».

Раздались одобрительные восклицания, все захлопали в ладоши.

— В самом деле, как все замечательно переосмыслено! Это лучшее из всех наших стихотворений! От него не веет такой грустью, как от стихотворения «феи реки Сяосян», и оно привлекательнее стихотворения «подруги Утренней зари». Бао-цинь и «гостья из-под Банана» на сей раз проиграли и должны быть оштрафованы!

— Разумеется, оштрафовать их следует, — согласилась Бао-цинь. — Но как оштрафуют того, кто сдал чистый лист?

— Не волнуйтесь, — успокоила ее Ли Вань, — мы его в назидание оштрафуем особо!

Не успела она окончить фразу, как во дворе в ветвях бамбука послышалось шуршание, словно что-то упало. Все испуганно вздрогнули и решили выйти посмотреть, что произошло. Но тут девочки-служанки доложили:

— В ветвях бамбука запутался большой бумажный змей.

— Самый настоящий змей! — подтвердили другие служанки. — Его кто-то запустил, но нитка оборвалась. Мы сейчас его снимем.

— Я знаю, чей это змей, — заметил Бао-юй, вышедший во двор вслед за сестрами. — Его запустила барышня Янь-хун, которая живет во дворе старшего господина Цзя Шэ. Снимите его и отнесите ей!

— Неужели во всей Поднебесной только у нее такой змей? — улыбнулась Цзы-цзюань. — Вы всегда, второй господин, слишком самоуверенны! Но мне все равно, могу и отнести.

— Цзы-цзюань очень жадная! — заметила Тань-чунь. — Разве справедливо забирать чужой змей, который случайно упал к нам? Об этом и думать нельзя!

— В самом деле! — воскликнула Дай-юй. — Пусть принесут наши змеи, и мы запустим их в воздух, чтобы отогнать от себя несчастья.

Как только служанки услышали, что барышни собираются запускать змеи, они не могли удержаться от радостных восклицаний и со всех ног бросились выполнять приказание. Вскоре они вернулись, неся змеи самой причудливой формы. Одни были похожи на гусей, другие — на человеческие фигуры. Принесли также все необходимые приспособления для запуска змеев: высокие скамейки, крестовины, моталки для наматывания ниток.

Бао-чай и другие девушки стояли у ворот, а служанкам велели выйти на открытое место и запускать змеи.

— Твой змей некрасивый, — сказала Бао-цинь старшей сестре. — Лучше бы запустить того большого, с крыльями, похожего на феникса, который принадлежит третьей сестре Тань-чунь.

Тогда Бао-чай повернулась к Цуй-мо и попросила ее:

— Принеси вашего змея, мы и его запустим!

Бао-юй, придя в восторг, тоже попросил одну из служанок пойти к нему домой за змеем.

— Принеси тот, что похож на большую рыбу, — наказывал он, — его вчера прислала мне тетушка Лай.

Через некоторое время девочка вернулась со словами:

— Того змея вчера запускала барышня Цин-вэнь, — он улетел.

— Но ведь я его ни разу не запускал! — вскричал Бао-юй.

— Это все равно, — заметила Тань-чунь, — они запустили его, чтобы отогнать от тебя все несчастья.

— Тогда принеси того, который похож на краба, — приказал девочке Бао-юй.

Девочка снова ушла, а через некоторое время явилась в сопровождении других служанок, которые несли «красавицу» и моталку с нитками.

— Барышня Си-жэнь велела передать вам, что «краба» вчера отдали третьему господину Цзя Хуаню, — сказала она Бао-юю. — А этого только что прислала старшая тетушка Линь, так что можете запустить его.

Бао-юй внимательно осмотрел «красавицу» — змей был сделан довольно искусно. Очень довольный, Бао-юй велел запустить его.

Между тем принесли змея Тань-чунь, и девочки-служанки запустили его со склона горки. Тогда Бао-цинь распорядилась запустить «летучую мышь», а Бао-чай — «цепочку из семи диких гусей». Только «красавицу» Бао-юя никак запустить не удавалось. Бао-юй злился, ругал служанок, что они не умеют запускать змеев, пытался запускать сам, но змей, поднявшись лишь на высоту дома, бессильно падал на землю. От волнения Бао-юй даже вспотел. Все над ним смеялись.

Наконец, выйдя из себя, он швырнул злополучный змей на землю и крикнул:

— Если б это не была «красавица», я растоптал бы его ногами!

— Змей не подымается потому, что верхняя нитка плохо завязана, — сказала ему Дай-юй. — Прикажи служанкам завязать ее как следует, и змей сразу взлетит. А пока можешь запустить какой-нибудь другой!

Запрокинув головы, все следили за змеями. От ветра змеи рвались вверх, и служанки, обмотав руки платками, чтобы не врезалась нитка, постепенно отпускали их дальше и дальше.

Заметив, что ветер постепенно усиливается, Дай-юй отпустила моталку, которая свободно завертелась; однако вскоре нитка оборвались, и змей улетел.

— Ну вот, источник всех зол и болезней Дай-юй улетел, — обрадовались девушки. — Теперь будем запускать мы!

Девочки-служанки ножницами разрезали нитки у других змеев, и змеи понеслись по ветру, быстро удаляясь. Вскоре они были величиною с куриное яйцо, затем превратились в еле заметные точки и наконец вовсе исчезли из виду.

— Ах как интересно! Как чудесно! — восклицали девушки, глядя в небо.

Вскоре пришли служанки звать всех к обеду — пришлось разойтись. Отныне Бао-юй уже не осмеливался, как в прежние дни, забрасывать занятия. Он все время писал и читал, а когда ему становилось скучно, он играл с сестрами либо отправлялся в «павильон реки Сяосян» поболтать с Дай-юй. Сестры знали, что он запустил занятия и ему нужно заниматься, поэтому старались не тревожить его. Дай-юй больше всех опасалась, что вот-вот вернется Цзя Чжэн и разгневается на Бао-юя, поэтому всякий раз, когда Бао-юй появлялся у нее, она старалась поскорее спровадить его под предлогом, что ей хочется спать. Таким образом, Бао-юю приходилось большую часть времени проводить в одиночестве за занятиями.

Не успели оглянуться, как пролетело лето и подошла осень. И вот в один прекрасный день от матушки Цзя прибежали две служанки звать Бао-юя.

Если вы хотите узнать, что произошло, прочтите следующую главу.