Хранители традиций

Сборник, 2022

24 мая отмечается День славянской письменности и культуры, когда вспоминают и чествуют святых Кирилла и Мефодия – учителей и просветителей словенских. Коллекционный альманах «Хранители традиций» объединил русскоязычных авторов, посвятивших этому событию свои лучшие произведения. Традиции в литературе проявляются множеством граней: темы, образы, характеры, жанры, стиль, художественные приёмы. В книгах, созданных трудом писателей, сосредоточены тайны тысячелетий, и, возможно, именно они помогут сохранить и передать нашим детям и внукам мудрость народа и общенациональные ценности.

Игорь Гранаткин

Впервые попробовал писать, выступая в юношеской сборной Узбекистана по боксу, где старшим тренером был его отец: тот приучил спортсменов вести «Дневник самочувствия» — как спал, что ел, как тренировался, каковы результаты. Постепенно это вошло в привычку, продолжал всё записывать не только на сборах, а постоянно.

В молодости зачитывался книгами Э. Хемингуэя, Дж. Лондона, Э. М. Ремарка, А. Конан-Дойла, А. Толстого, братьев Стругацких, А. Беляева, Г. К. Честертона, позднее увлёкся Куртом Воннегутом.

Игорь Борисович по профессии юрист. Рассказы стал сочинять год назад после перенесённого инсульта — по рекомендации врачей, с целью тренировки памяти и речи. Описывает лишь те события, в которых сам принимал участие.

Первые произведения давал читать разным людям — от священнослужителей и полицейских до однокурсников-иностранцев в Америке, Израиле и Литве. Получив положительные отзывы, решился на публикацию. Первые две части рассказов — «Волкособ», — выпущенные издательством «Моя строка», имеются в интернет-магазинах.

Гонка за лидером

В каждом моём рассказе в той или иной мере присутствует тема спорта.

Я родился и вырос в семье профессионального спортсмена. И в течение всей жизни убеждался, что в здоровом теле — здоровый дух, а вместе это — залог успеха.

В любом спорте присутствует элемент риска, необходимость правильно оценивать ситуацию и свои возможности. Я не представляю, чтобы в моём детстве кто-либо из дворовой детворы выехал на велосипеде в шлеме и наколенниках-налокотниках: сверстники засмеяли бы. Да, конечно, надо беречь здоровье, но и сам человек, взрослея, должен взращивать в себе способность оценивать ситуацию и свои силы в ней. Вырабатывать навыки борьбы за выживаемость.

Падая в детстве с маленького велосипеда и получая ссадины и шишки, ребёнок учится оценивать скорость, опасность, свои силы и возможности. Конечно, можно сажать его на велосипед, как рыцаря на коня — лебёдкой, в бронежилете. При падении он не пострадает, но и ничему не научится, да и встать сам уже не сможет. Такой не станет лазать через заборы, драться во дворе, не будет уметь отстаивать свою точку зрения. Да и точку зрения будет покорно принимать чужую.

Показательным является такой факт: популярный на заре XX века (когда развивалось моторостроение и мотоспорт) вид спорта — трековые велосипедные соревнования «Гонка за лидером» нынешнему поколению практически неизвестен. Хотя человек на велосипеде соревновался в выносливости и скорости с мотоциклом и прилагал для этого все силы! Зато стал олимпийским вид спорта кёрлинг, обучающий в эпоху роботов-пылесосов и прочей бытовой робототехники вручную качественно мыть полы. Вот уж поистине актуальный вид спорта для поколения, которое вместо работы на огородных грядках для выращивания натурального продукта предпочитает кушать ГМО на пальмовом масле, а потом обманывать себя иллюзией оздоровления, за родительские деньги посещать фитнес-зал и сдавать экзамены по физкультуре письменно и удалённо, как кроссворды…

Для меня неприятным открытием стало то, что некоторые мои ровесники, выросшие в условиях здоровой дворовой конкуренции, «перекрасились» в толерантных современных демагогов. Некоторые мои знакомые, которые раньше принимали моё лидерство, потому что я объективно был сильнее и лучше, имел по нескольким видам спорта разряды, несколько высших образований и научную степень, терпели и ждали, когда мои силы сдадут, старость возьмёт своё, и они вырвутся вперёд меня.

Однако эти люди не учли, что время их тоже не щадит, а я ещё не все таланты использовал в жизни. Люди нашей сыскной профессии на пенсии идут либо в сторожа, либо в таксисты. Однако у меня с молодых лет был ещё один плюс, воспитанный папой, но пока невостребованный: я писал дневник. Сначала — тренировок и самочувствия, потом всего, что видел и пережил. Так сформировалось умение излагать связно мысли и быть интересным слушателям.

После получения инвалидности врачи рекомендовали мне для реабилитации мозга и речи писать мемуары, благо пережито было немало. «Друзьям» было обидно, а мне досадно за них, что и в старости я остался лидером, начал писать и издавать воспоминания, а их гонка за лидером не удалась. Один из таких «товарищей» предпочел несколько лет сидеть альфонсом на шее жены, чем принять от меня помощь в трудоустройстве. Зато в застолье рассуждал красиво, много и обо всём. Позднее так называемые друзья перестали общаться и отвалили в небытие.

Грустно, но откровенно. Самый страшный зверь — жаба зависти, задушит любого.

Я свои царапины и шишки получал в жизни своевременно и порционно. Падал и с велосипеда, и с деревьев, и с заборов. Дрался и во дворе, и в спортзале на тренировках и соревнованиях, и на чужих улицах. Собственно говоря, меня заниматься профессионально спортом толкало честолюбие: очень не любил проигрывать. Поэтому, получив взбучку на чужой улице, я тренировался с повышенным рвением, а потом обязательно шёл к обидчикам за реваншем. Старался также выступать на открытых соревнованиях. Во-первых, там противники были тоже профессионалами, то есть равными по умениям, во-вторых, публичная победа над достойным соперником давала дополнительное удовлетворение и стимул для повышения квалификации. Да и дурных желающих проверить мои силы на своём здоровье после публичных соревнований становилось меньше.

Так, при поступлении в институт неизбежно встала проблема лидерства среди своих же сокурсников. Был у нас в параллельной группе хороший парень, отслуживший в армии, то есть имевший жизненный опыт и достойную физическую подготовку. На общем фоне нас, вчерашних домашних школяров-ботаников, он явно выделялся. Некоторые сокурсники стали нас поддразнивать и натравливать друг на друга. Понимая, что бой неизбежен, я решил провести его не в уличной, а спортивной форме. При других ребятах предложил встретиться на ринге.

Выбрали ближайший праздничный, а потому укороченный день — 8 марта. В сопровождении большого количества зевак (как с нашего, так и с других факультетов) пошли в институтский спортзал на ринг, расположенный в тот момент в фойе перехода второго этажа между лекционными залами и лабораторным корпусом.

Бывший армеец пытался безудержным натиском сразу сломить моё сопротивление: бил много, быстро, сильно, но… размашисто. Перетерпев первый раунд, я увидел его технические ошибки. В начале второго раунда сделал вид, что устал и он меня почти сломал, чем спровоцировал парня к очередному размашистому броску на добивание. Сам же левым боковым в голову подравнял прицел и встречным правым прямым в нос нокаутировал соперника. Он плашмя упал на спину. По звуку падения я понял, что это нокаут. При попытке встать и перевернуться набок у армейца из сломанного носа потекла густая тёмная кровь. Зрительницы (а в честь 8 Марта их было много) вокруг ринга при виде крови завизжали и бросились в стороны. Ребята-зри-тели их останавливали, забирали носовые платки и оказывали проигравшему первую помощь. Быстро принесли ведро с холодной водой, вату и нашатырный спирт.

Минут через десять противник был уже в форме, только нос стал на пол-лица и посинел. Потом мы с этим парнем подружились, он даже стал ходить в мой «Динамовский» спортзал на тренировки, где в сентябре 1978-го во время разминочной игры в регби без правил ещё с двумя напарниками сломал мне при неудачном падении левую ногу. К моей великой скорби, этот мой однокурсник и товарищ уже покинул мир наш. Могу с уважением назвать его имя: Сергей Искандаров. Надеюсь, однокурсники меня поймут и простят, а его вспомнят добрым словом…

Практически сразу после окончания института меня призвали на срочную службу в ряды Советской Армии.

Наш командир роты, капитан, видимо, был из штрафных, так как заметно перерос свои звание и должность. Из-за этого мучился комплексом неполноценности, который периодически вымещал на безответных солдатах — любил ударить по делу и без.

Узнав про эту привычку, я решил дать отпор. Находясь в наряде, выполнил свою часть дежурства: помыл пол в спальном расположении роты на 80 человек. Умывальник и туалет (размером в десять раз меньше, чем спальное помещение) должен был по договорённости помыть второй дневальный. Однако пришёл ротный и начал орать, что уборка не закончена, а я вроде ничего не делаю, отдыхаю.

Повёл меня показывать туалет. Там, в безлюдном месте, я почувствовал, что ротный целится меня ударить. Я повернулся к нему лицом и принял стойку. Решил, что стану бить в ответ. Конечно, будут разборки, и меня, скорее всего, сошлют в дисциплинарный батальон. Но и у ротного отпадёт привычка бить солдат. Капитан животным чувством тоже понял, что я отвечу. Он был мужчина крупный, но сообразил, что я смогу дать достойный ответ. Спеси у него поубавилось. Постояли как бойцовые петухи друг перед другом с минуту, он сплюнул, матерно выругался и ушёл.

На следующий день меня вызвали к нему в канцелярию.

— Ну что, ты у нас, оказывается, спортсмен… Борзый, — начал ротный. — В общем, так: планируются соревнования полка, дивизии, округа. Я тебя записал на участие по боксу в супертяжёлом весе.

Я понял, что ротный просто хочет меня публично унизить и поквитаться за свою трусость. Сделал слабую попытку избежать позора:

— Вообще-то я не супертяжёлый вес, а между полутяжем и первым тяжем.

— Ничего, поешь больше макарон и перловки — нажрёшь и супертяжа, — «посоветовал» ротный.

Делать было нечего, очень уж ему хотелось моего позора.

Через пару часов ко мне подошел командир роты разведки. Молодой красавец-лейтенант, генеральский сынок в огромной фуражке-муходроме с непомерно высокой тульей, как взлётная полоса авианосца и «бутылочных» сверкающих сапогах.

— Я слышал, тебя капитан на соревнования записал… — хитро начал он. — У нас в роте тоже есть участник, только он не боксёр, так что ты его сразу не бей. Весь полк всё же смотреть будет — потяни зрелище!

Вечером в расположении (мы с разведчиками жили на соседних половинах казармы) я услышал, как ротный лейтенант наставляет своего участника:

— Я его (меня то есть) уговорил не начинать. Так что ты, пока он ждать будет, сразу начинай бить на вышибание. Не давай прийти в себя, а то, кто знает, как потом повернётся…

Тактику предстоящего боя я уже для себя определил. Оставалось посмотреть соперника.

Зрелище меня не порадовало. Это был краснодарский селянин-комбайнер ростом 2,07 м и весом ПО кг. Самым неприятным было то, что боксом он всё же занимался, то есть навыки имел.

На полковых соревнованиях зал был переполнен. В раздевалке меня ждал ещё один сюрприз. Сельскому здоровяку-комбайнеру Андрею Кожуре на забинтованные боксёрскими эластичными бинтами руки перчатки не налезали — такие у него были кулаки. Судья, после долгих совещаний с врачом и судейской коллегией разрешил надеть ему перчатки прямо на кулаки, без бинтов. Секунданты с трудом их парню натянули…

Я сам не маленького роста, но по моему весу полутяж — первый тяж (от 81 до 91 кг), у меня редко попадались соперники много выше меня ростом. Кожура же реально был на голову выше. Соответственно и руки были значительно длиннее моих. Спортсмены-единоборцы понимают, о чём речь: прежде чем я достану его своей коротенькой рукой, его кулаки будут уже вовсю по мне стучать.

Пришлось вспоминать теорию боя с более высоким соперником.

В первом раунде основной моей задачей было не попасть под его кулаки. Когда удары пролетали рядом с головой, у меня создавалось впечатление, что летит пушечное ядро. Любой контакт мог закончиться для меня поражением. Так, ныряя и уклоняясь, я проплясал весь раунд. Но и польза была. Я увидел, что после удара правой рукой Кожура не возвращает локоть на место защиты печени.

Появился шанс. Уклоняясь и уходя в очередной раз от правого удара, я левым боковым снизу от души стукнул по печени под край ребер. По тому, как от удара оппонент непроизвольно хрюкнул на выдохе, понял, что попал. Секунд через десять его начнёт подташнивать и будет трудно дышать. Рефлекторно я вспомнил признаки попадания. Досчитав до десяти, начал проверять свою версию. Любая моя имитация удара в печень заставляла гиганта прижимать локоть к животу, слегка опускать руки, замедляя движение.

Отдохнув между раундами, я решил действовать. В начале второго раунда, рискуя головой, полез в ближний бой и пару раз хорошо стукнул соперника по печени. Разорвав дистанцию, увидел, что правая рука оппонента прилипла к ребрам печени и почти не закрывает голову. Пора!

Сократив дистанцию, я в наклоне пробил прямой правой не столько в печень, сколько вообще в живот. Кожура опустил на больное место обе руки, и я, выпрямляясь, слева боковым сильно ударил в подбородок. И добавил двоечку правой прямой в нос. Глазами не видел, но был уверен, что попал. Поэтому выпрямился, опустил руки и пошёл в нейтральный угол. Сзади подскочил рефери, развернул меня рукой за плечо и начал орать, что команды «стоп» не было и я не могу отворачиваться от противника.

Я сказал судье, что противник «поплыл», и ему надо посчитать нокдаун. Рефери оттолкнул меня и закричал, что дисквалифицирует меня за отказ от боя и пререкания с судьёй.

Кожуру было жаль, но себя ещё больше. Я подошёл к поверженному гиганту. Рефери скомандовал: «Бокс!», и я ещё раз ударил левым боковым Кожуру в челюсть. Даже мне было страшно смотреть, как эти более чем два метра ростом и около ста кило мяса плашмя упали на спину… На этот раз рефери уже не сомневался в необходимости открыть счёт, так же, как и я не сомневался, что здоровяк не встанет до счёта «10».

Весь полк видел это зрелище, что сразу избавило меня от лишних разборок со старослужащими и дембелями. То есть разборки-то всё равно были, но значительно в меньшем количестве.

В начале рассказа я пропагандировал, что ребёнок должен взрослеть в том числе и на собственном опыте ссадин, болячек, побед и поражений, развивать инстинкты самосохранения и выживаемости, а не расти в капсуле стерильности и безответственности, уметь оценивать ситуацию и свои возможности в ней. И чтобы это не стало шоком, всё должно происходить постепенно и порционно. Оставьте детям активное детство…

Был у меня и случай, когда оценить верно ситуацию не смог.

Я работал заместителем начальника уголовного розыска управления. В дежурную часть поступила заявка о разбойном нападении на такси около кондитерской фабрики «Уртак». План «Перехват» дал результаты: через некоторое время сотрудники патрульно-постовой службы привезли таксиста и одного из грабителей примерно моей комплекции.

В ходе опроса установили, что нападавших было трое. Забрали выручку, побили таксиста, выбросили его из машины и уехали на ней. С задержанным работали я и мой товарищ по спортзалу «Динамо» — боксёр-легковес, старший зональный опер Нигмат Алимов.

Задержанный довольно быстро сказал адрес, куда поехали подельники. Мы с Нигматом переглянулись:

— Поехали задерживать?..

Стали собираться. Увидев это, таксист с сомненьем покачал головой:

— Возьмите ОМОН, там два здоровых парня.

Для нас с Нигматом это прозвучало как вызов. Мы знали возможности друг друга ещё по спортзалу.

— Как думаешь, два на два справимся? — спросил я.

— Ребята всё равно все на заявках, — улыбнулся Нигмат. — В отделе только мы с тобой. Поехали, разберёмся.

Это и был тот случай, когда я неправильно оценил ситуацию и свои силы в ней.

Взяв только наручники и резиновые дубинки, вместе с задержанным поехали по адресу. В четырёхэтажном доме подельники задержанного гуляли у подруги на последнем этаже. На звонок и стук в дверь, естественно, открывать отказались.

Переглянувшись с Нигматом, я выбил штатную заводскую жиденькую дверь ногой. В пустом проёме, полностью его закрывая, стоял здоровенный парень. За его плечом качался ещё один такой же. И весом за 100 кг каждый. Оба были на голову выше меня. Одного из них мы вдвоём с Нигматом ещё задержали бы, но два на два шансов не было никаких.

Нигмат тоже это понял.

— Что будем делать? — спросил он.

— Ты иди вызывай подмогу, скажи, нападение на сотрудников милиции, а я постараюсь их в квартире задержать, — ответил я.

Напарник побежал звонить, а я начал парням пудрить мозги разговорами про уличные понятия. В ходе беседы, пока мы перемещались из прихожей на лестничную клетку и обратно, выяснилось, что амбалы уже выпили по литру водки, и море теперь им в прямом смысле по колено.

Я уже загрустил от безысходности, когда услышал на лестнице знакомые голоса наших оперов. Вернулся Нигмат, а с ним уже вооружённый Алишер Мурадуллаев, который прекратил мой позор топтания с разговорами. Упаковав здоровенных мутантов в наручники, Алишер проводил их в дежурную машину до управления. Выяснилось, что это детишки-мажоры руководителей расположенного в семидесяти километрах от столицы шахтёрского золотодобывающего городка приехали в столицу развеять грусть-печаль от сельской жизни и после литра водочки переоценили свои возможности. На следующее утро их отцы приехали в управление с самыми дорогими адвокатами.

Для меня эта ситуация стала уроком, что Бог создал людей сильными и слабыми, а Макаров уравнял их шансы, создав свой пистолет. Каким бы уверенным в себе я ни был, на «незнакомые» задержания следует ездить с табельным оружием…

Если бы я рос не уличным пацаном, а парниковым ботаником, то и из пистолета вряд ли бы стрелять умел: надо знать, что обозначают цифры на прицельной планке и точка на курке. Поэтому кроме нормального активного детства у мальчиков должна быть нормальная армия с положенными тяготами и лишениями службы, а не годовое курортно-санаторное лечение. Иначе они не только Родину, но и правопорядок и себя защитить не сумеют.

Грустно, но факт.