Антарктида

Хосе-Мария Виллагра, 2014

«Вдохновенная проповедь бесчеловечности». «Удивительная способность видеть то, чего нет». Такими словами встретила эту книгу латиноамериканская критика. Чилийский писатель Хосе-Мария Виллагра еще довольно молод и, наверное, заслуживает не только лестных слов, но, так или иначе, «Антарктида» – повесть, которая заставила о нем говорить. «Антарктида» – классическая утопия. И, как всякая утопия, она кошмарна. Люди умирают от счастья! Что может быть безнадежнее? Рай, в сущности, это тоже конец света. Во всяком случае – рай на земле. Это мир, где нет зла, а значит – и нет добра. И где любовь неотличима от зверства. Впрочем, так ли уж фантастично все это? Несмотря на футурологическую направленность, основная идея этой повести продолжает тему, которой, по сути, посвящена вся мировая культура: все вокруг не то, чем кажется. Все вокруг только кажется нам. И к реальному миру сказанное относится в куда большей степени, чем к вымышленному. Герои этой книги задаются вопросом, который сводит с ума людей со времен Платона и Аристотеля. Почему жизнь только кажется нам? С этого вопроса и начинается бегство от нереальности бытия.

От переводчика

«Вдохновенная проповедь бесчеловечности». «Удивительная способность видеть то, чего нет». Такими словами встретила эту книгу латиноамериканская критика. Чилийский писатель Хосе-Мария Виллагра еще довольно молод и, наверное, заслуживает не только лестных слов, но, так или иначе, «Антарктида» — повесть, которая заставила о нем говорить.

«Антарктида» — классическая утопия. И, как всякая утопия, она кошмарна. Люди умирают от счастья! Что может быть безнадежнее? Рай, в сущности, это тоже конец света. Во всяком случае — рай на земле. Это мир, где нет зла, а значит — и нет добра. И где любовь неотличима от зверства. Впрочем, так ли уж фантастично все это? Несмотря на футурологическую направленность, основная идея этой повести продолжает тему, которой, по сути, посвящена вся мировая культура: все вокруг не то, чем кажется. Все вокруг только кажется нам. И к реальному миру сказанное относится в куда большей степени, чем к вымышленному. Герои этой книги задаются вопросом, который сводите ума людей со времен Платона и Аристотеля. Почему жизнь только кажется нам? С этого вопроса и начинается бегство от нереальности бытия.

Та довольно жесткая манера, в которой написана повесть, отчасти объясняется противоречивой личностью автора. Его дед был видным государственным деятелем режима Аугусто Пиночета, в то время как большинство его родственников принадлежали к демократическому лагерю и многие из них пострадали в период военной диктатуры. По отцу он отпрыск старого аристократического рода, потомок конкистадоров. А по матери — мапуче. Это единственный индейский народ Южной Америки, который не был завоеван ни инками, ни испанцами. Мапуче сохраняли независимость до конца XIX века, и их культура никогда не отличалась особой сентиментальностью. Вот как, к примеру, обошлись они в 1553 году с Педро де Вальдавия, одним из предков Хосе-Марии: они отрезали испанцу острыми раковинами руки и ноги, поджарили их и съели на глазах у еще живой жертвы, а затем умертвили пленника, заставив его пить жидкое золото. Кстати, последнее человеческое жертвоприношение у мапуче было официально зафиксировано в 1960 году, когда богу моря Ньен Лав Кену, наславшему на Чили цунами, был отдан мальчик-сирота.

Те полубоги, а вернее — полулюди, которые действуют в повести, носят имена древних индейских божеств Киллены и Ванглена. Их мифологические взаимоотношения с точки зрения европейца выглядят довольно туманно: они при жизни питали лютую взаимную ненависть, но страстно полюбили друг друга после того, как погибли во взаимной борьбе. Затем они возродились силой взаимной тоски и еще больше возненавидели друг друга, каждый даже поменял себе пол, чтобы сподручнее было противостоять врагу, после чего они вновь полюбили друг друга, возненавидев себя, и т. д. Символика этих имен до конца становится понятной лишь после долгих экскурсов в хитросплетения эстетики мапуче, поэтому здесь я ограничусь лишь тем пояснением, что примерным, скорее эмоциональным, чем смысловым, их аналогом для европейского уха могут служить такие сочетания имен, как Орфей и Эвридика, Эней и Дидона или, если хотите, Адам и Ева.

В принципе, автор достаточно космополитичен. Он много путешествовал, жил в США, в Европе, в том числе и в Москве, где переводчик и познакомился с будущей звездой латиноамериканской литературы. Виллагра неплохо знает русскую литературу, читает ее в оригинале. Данный перевод делался при его активном участии и является, в сущности, авторским вариантом повести.

Кстати, даже с учетом европейской составляющей пестрого культурного бэкграунда Виллагры русскому читателю следует учитывать еще одну особенность, которая вносит дополнительный колорит в фантасмагорический калейдоскоп «Антарктиды». Оставив в стороне традиционную специфику южноамериканских рассуждений о добре и зле, замечу лишь, что даже понятия Юг и Север для чилийца значат совсем не то, что для нас с вами. Впрочем, вряд ли все это столь важно. Ведь дело касается другого полушария Земли, но не мозга. Кто-то должен быть крайним. Если не Север, то Юг.

Леонид Ситник

P.S. И еще один момент… В принципе, я вполне мог бы и вовсе не упоминать о нем, поскольку, в отличие от автора, не считаю его таким уж важным с точки зрения качеств этой книги. Но раз уж автор настолько озаботился этим обстоятельством, что пожелал его скрыть, то, наверное, оно достойно упоминания, тем более что и сам автор вовсе не стремился, во всяком случае — в России, окружать свою личность завесой непроницаемой тайны, а сделал это, скорее, ради шутки, в рамках литературной игры, которой и является, по сути, любая книга, и если автор скрыл этот факт, то лишь потому, что и сам считает его не имеющим никакого значения, а в такой стране, как Чили, сделать это обстоятельство не имеющим никакого значения для восприятия собственно книги можно, лишь вывернув его наизнанку, благо двойное и двойственное имя позволяло сделать это без лишних ухищрений, простым умолчанием. Дело в том, что наш жесткоперый автор на самом деле — милая женщина.

Я не готов прямо сейчас пускаться в длинные рассуждения о мужском и женском началах в творчестве, которые, в целом, не имеют никакого отношения к полу, но эмоциональная сторона этой книги, при всей своей физиологической выпуклости, мягко скажем, не довлеет над ее интеллектуальной составляющей, как это принято считать в отношении женской литературы, и если и говорить о какой-то особенной непосредственности автора, то лишь в том смысле, что его не назовешь посредственным. Впрочем, если кому-то понадобится подходящий повод для того, чтобы списать на него некоторую странность этой книги, то предлагаю воспользоваться именно этим моментом. Пусть этот роман будет женским.

В процессе работы над этим переводом однажды я со своим мужским самоумием чуть изменил один из эпизодов, немного по-иному интерпретировал фразу и даже сам не заметил этого, поскольку на самом деле просто не понял, что в точности имелось в виду, и допустил некоторую вольность, что Мария — так мне было позволено обращаться к автору — сразу почувствовала, восприняв это не как неточность, а именно как мужской произвол, и после довольно бурного обсуждения этого эпизода вездесущий «скайп» неожиданно принес мне с того конца этого света следующее сообщение: «Спасибо за признание в любви!» Конечно, это было сказано всего лишь с дружеской иронией, хотя мне было бы приятно отнести эти слова к русскому тексту этой книги.

P.P.S. Несколько слов по поводу странного финала этой книги. В принципе, вопрос опять-таки второстепенный, но удержаться от удовольствия прокомментировать его я не смог.

Вавилонская башня рухнула не оттого, что люди потеряли общий язык. Подвели расчеты. В древнем Вавилоне считали, что число Пи равняется 3,125. И Вавилон пал. В 2011 г. американский студент Александр Йи и японский исследователь Сигэру Кондо установили очередной рекорд, просчитав число Пи с точностью до 10 триллионов знаков после запятой.

Число Пи, как известно, является отношением длины окружности к ее диаметру. Доказано также, что вычислить его до конца невозможно. Любопытно, что с чисто геометрической точки зрения для любых мыслимых расчетов достаточно первых 39 значений. Длина окружности вращения Вселенной при этом может быть вычислена с точностью до радиуса протона. Но тогда зачем природе все эти остальные триллионы?

Есть гипотеза, что в этом числе зашифровано все, что только есть в мироздании. К примеру, каждый человек может отыскать в нем свой телефонный номер. А можно найти в нем закодированную «Войну и мир» и вообще все что угодно, включая еще ненаписанные произведения и даже несозданные миры. Вопрос лишь в правильной расшифровке, задача которой, впрочем, представляется едва ли разрешимой.

Но истинная проблема состоит в том, что точное значение одной из основных констант бытия получено быть не может в принципе, потому что очень похоже, что это не число, а чувство — чувство меры, чувство красоты. И создано оно неисчерпаемым, в том числе и для того, чтобы показать тщету всех наших попыток поверить алгеброй гармонию. Поэтому вавилонская башня цивилизации рано или поздно все равно падет. Она ложна, как любовь по расчету. Однако эта книга, в сущности своей, не столько один из бесчисленных сценариев того, как это, возможно, произойдет (в таковом качестве она была бы банальна и скучна), сколько еще одна попытка выразить некоторое неисчислимое чувство, одна из бесчисленных попыток, совокупность которых называется литературой.