Грузинский роман

Хелена Томассон

«Грузинский роман» – произведение на стыке жанров, это эротико-философский роман с элементами записок путешественника. Книга – художественный вояж по живописным просторам современной Грузии в 2000е годы, на фоне которого разворачиваются события – встречи героини-фотографа с грузинскими художниками, учеными, музыкантами и темпераментными местными жителями. В романе начинаются и заканчиваются любовные истории, а также открываются шкафы со скелетами и трагичные страницы истории. В книге обязательно найдет новое тот, кто любит Грузию, кто бывал в этой стране, и кто только собирается ее посетить.

Глава 1

МТАЦМИНДА

Когда мне тяжело, довольно только взгляда

На эту гору, чтоб от сердца отлегло…

Н. Бараташвили

— О! Значит, мне повезло, — сказал гражданин кавказской наружности, среднепожилого возраста и довольно внушительного размера, пыхтя и звучно втискиваясь в самолетное кресло.

— Значит, мне тоже, — ответила я, радуясь, что встреча с Грузией начнется уже в самолете.

В ходе немногословной беседы выяснилось, что грузин летел домой со свадьбы. Сына женил на украинке…

Для меня, как и в прошлую поездку, Грузия начиналась со свадеб. Год назад первое, что я увидела на улице Тбилиси, с которой мы начали прогулку по городу, было невероятное аколичество свадебных салонов. Только возле одного перекрестка мы с моим спутником насчитали их пять! Свадьба — важное событие, к которому грузины не потеряли интереса совершенно справедливо. Ведь два других самых главных дня человека — рождение и похороны — того, кто находится в центре внимания, абсолютно не касаются. Кстати, похороны в путешествии тоже мелькнули. Мой сосед по купе поезда Тбилиси-Поти, грузин из Одессы, ехал хоронить отца. Итак, на этом пути женили, хоронили, рожали детей.

Я направлялась к месту, где совершилось мое собственное начало — зачатие и рождение.

Аэропорт Тбилиси пустовал, даже таксистприставала был всего один. Флагов не было, значит, в стране нет и высоких гостей. Несмотря на то, что я заранее договорилась о комнате в частной гостинице, вдруг решилась на авантюру — согласилась ехать туда, где, по словам таксиста, жилье сдавалось намного дешевле. Так выходило с его убедительных слов. Получилось это неожиданно для меня самой, я поддалась не то эмоциям, не то рациональным экономическим побуждениям.

Был поздний вечер. В переулке, в который мы заехали, горел только один фонарь. Из двора дома доносился невеселый шум. Поднялись на второй этаж, посмотрели комнату с мебелью середины шестидесятых годов прошлого века, вероятно, купленной в советские времена по блату. В доме была общая ванная, оснащенная сантехникой времен дефицита на все, включая кафельную плитку и распылители для душа. Дом этот, кроме прочего, был наполнен всевозможными звуками и голосами многочисленных жильцов. А сумма, запрошенная хозяйкой за комнату, мало отличалась от той, которую я собиралась платить за жилье, найденное с помощью моих виртуальных знакомых.

Поэтому я решила вернуться к первоначальному плану и ехать в гостиницу к Цисане и Мише Циалковским. И не ошиблась. Это стало ясно, как только я переступила порог их дома. Цисана — хозяйка — встретила меня как нельзя более радушно и хлебосольно. Миша, ее муж, — наполовину поляк, наполовину грузин, — интересный дородный мужчина, перешедший рубеж среднего возраста и то и дело переходящий рубежи моего чувства юмора, излучал само добродушие. Меня сразу же познакомили с другими гостями — четой поляков, живущих, как оказалось, тоже в Киеве. Муж, сотрудник польского посольства в Украине, и его жена держались несколько чопорно, холодновато, но Миша всякий раз оживлял их, а иногда и доводил до смеха со слезами. Меня усадили за стол, накормили и предложили угоститься домашним вином и чачей. Попробовав и то и другое, я с веселым ужасом подумала, что могла бы лишиться этого неожиданного застолья, которое не входило в оговоренный по телефону сервис, было, так сказать, бонусом. И просидела бы весь вечер одна в комнате, слушая чужие голоса. Впрочем, могло случиться как раз наоборот. Там, где я не осталась, где появилась и исчезла, где меня никогда не будет, могло оказаться исключительно интересное общество. Хорошо, когда веришь, что там, где ты есть, лучше всего. Я всегда ненавидела поговорку «Хорошо там, где нас нет».

Комната моя была небольшой, но уютной, постель приятной, душ и все прочее в ванной — удобными. Утром на завтрак подали хачапури, несколько видов сыра и что-то еще из грузинской кухни, а также привычные яйцо, масло, джем, хлеб и даже бокал-другой вина — все это в компании постояльцев и хозяев. Теперь, при дневном свете, я могла рассмотреть все получше и увидела, что посуда — старинная или хорошая новая, столовые приборы — серебряные. Мебель, камин, люстры и светильники в стиле модерн, просторный балкон с многочисленными вазонами и распускающимися пушистыми листьями виноградной лозы — все было таким прекрасным, что в этот дом просто нельзя было не влюбиться. Позже я узнала, что Цисана очень бережно относится к репутации своего дома-гостиницы. Постояльцы в основном находятся через посольства. С улицы не берут никого, а приводить на ночь девушек или мужчин гостям категорически запрещено.

Все-таки, как ни прекрасно умеют грузины говорить приятные слова, которых немало расточалось в мой адрес в этой поездке, комплимент немолодой грузинской женщины дорогого стоит.

— Очень красива! О-о-о, пропал город! — изрекла Цисана, на минутку оторвавшись от сервировки стола.

Ответить на такой комплимент было бы сложно, но, к счастью, не требовалось. Просто у меня было хорошее утро, а стало намного лучше. Еще бы! Я отлично выспалась, вымылась и наелась вкусной разнообразной еды. Не имея в тот момент ни единой претензии к миру, я чувствовала себя счастливой. Жгучая брюнетка с орлиным носом, как описал меня в своих путевых заметках о Грузии мой друг, я намеревалась снимать достопримечательности. Вот только оделась я легкомысленно, да к тому же во все белое. Это и сыграло решающую роль в моей «идентификации» горожанами. Многие грузины и грузинки носят черное. И я могла бы сойти за местную, будь на мне черные или хотя бы темные одежды. Да и фотографировать было бы удобнее. Ведь где-нибудь придется встать на колено, а где-то и прилечь понадобится. Но на душе было так светло, что я могла надеть только белое. Вперед, на баррикады, то есть крепости, — отстреливать новый фоторепортаж!

Совсем недавно я устроилась на работу в одно известное столичное издание фотографом. Давнее хобби потихоньку превращалось в профессию.

От дома Циалковских, который располагался напротив оперного театра на горе Мтацминда ^[1] — моего слова-мантры прошлогодней поездки, — я отправилась в ботанический сад. Как не верить в материальность мысли и слова? Ведь в прошлом году я повторяла это слово-липучку, не зная даже, что оно означает, а теперь здесь живу.

Встречавшиеся по пути рабочие дружно пялились на меня, что-то говорили и громко обсуждали между собой. Знания языка для понимания не требовалось. Прохожие выражали готовность поздороваться, проезжавшие мимо автомобили — сигналили. Настроение было игривым. Только когда я спросила пожилого человека, как пройти в ботанический сад, с которого решила начать прогулку по городу, а он, добрый человек, провожая меня и глядя на новенькую фотокамеру, сказал, что с таким аппаратом ходить одной небезопасно, я немного запаниковала. Но мои опасения скоро улетучились, и я продолжила путь по горе, с которой хорошо было видно район Сололаки ^[2], как было обозначено на моей карте. Добралась до строящейся большой гостиницы, прошла за спиной улыбающегося памятника Родине-Грузии.

Редкий турист, находясь в Тбилиси, не обратит внимания на эту улыбку. Не так уж часто памятник радуется человеку. Скорее бывает наоборот — человек улыбается, взирая на иной памятник, так или иначе взаимодействуя с замыслом и воплощением идей скульптора.

Фотоаппарат мой был неосвоенный, а объектив и вовсе новый, купленный специально для этой поездки. Поэтому иногда мне приходилось тратить много времени на установку баланса белого, чувствительности ISO, выбирать выдержку, диафрагму и фокусное расстояние, чтобы сделать обычный снимок. Погода к тому же была облачной и переменчивой. То принимался накрапывать дождь, то вдруг прорывалось сквозь тучи солнце. Вход в сад, обозначенный на моей карте, был закрыт. Понять почему, мне не удалось, так как рослый молодой охранник по-русски не понимал. За памятником группа нетрезвых молодых людей готовилась к драке. Высокий и худой уже закатал рукава рубашки, сгруппировался, готовясь к нападению на низкого толстяка с широкими плечами, но вдруг распрямился, мое появление отвлекло его. Я притворилась серой мышью и постаралась как можно незаметнее мимо них пройти. Место было жутковатым. Меня неспешно обогнал велосипедист. Дорожка, по которой мы с ним двигались, была узкой и неожиданно закончилась тупиком. Мужчина остановился, спрыгнул на землю и стал разворачивать свой байк. Раз уж пришлось встретиться с ним взглядом, я решила спросить, где же вход в ботанический сад. Этот тоже по-русски не говорил. Но дал знак, мол, идем за мной. По карте выходило, что дабы достичь другого, центрального входа, надо было возвращаться к подножию горы и обходить полностью территорию сада. 128 гектар, между прочим, как указывалось в путеводителе. Пришлось некоторое время идти рядом с велосипедистом, так как другой дороги из тупика не было. Бузящие пьяные мужчины на этот раз не собирались оставить меня незамеченной, ринулись к нам, совершая пугающе резкие и хаотичные движения руками. Мой провожатый что-то им сказал, словно защищая меня, и мы продолжили путь. Неожиданно свернули и прошли через тот кордон, куда меня только что не пустили. Своим можно. Оказалось, что мой спутник — спортсмен и чемпион по какому-то виду борьбы. Он захотел показать мне ботанический сад, потому что бегает здесь по утрам и знает каждый кустик. Подкрепляя несколько русских слов выразительными жестами, он пытался со мной объясниться. Просить его оставить меня одну было или невозможно, или глупо, как мне казалось, — тотчас же найдется другой провожатый, и неизвестно, будет ли он лучше спортсмена. Я все же попросила — не в ышло. Он меня не понимал. Через какое-то время у меня появилось легкое ощущение опасности. Я останавливалась и фотографировала, он терпеливо ждал. Когда надо было подниматься по тропе в гору, брал за руку так, что я чувствовала его волнение. В тех местах, куда мы забрели, людей почти не было. Встретился нам только ботаник, рассаживавший цветы, затем мы увидели автомобиль, неведомо как попавший сюда. А ведь на территорию ботсада запрещено заезжать не только на машине, но даже на велосипеде! Своим можно. Мой спутник, однако, был законопослушен и оставил свой байк на площадке перед входом. Пожилые мужчины из авто остановились, поговорили с ним о чем-то и продолжили медленно выезжать задним ходом — один за рулем, второй стоял позади и делал знаки, сопровождавшиеся восклицаниями:

— Моди, моди! ^[3]

Мы прошли перед машиной, я обернулась. Немолодой водитель большого нового джипа улыбнулся, подмигнул и сделал движение рукой, которое я прочитала как прямое желание:

— Ах, взять бы тебя с собой, да… взять!

Знаки внимания, которые, казалось, существовали лишь в моем воображении, принимали все более реальное воплощение, и возникало подозрение, что все встреченные мною мужчины, рожденные в Грузии, думают только об этом. Ну и, наверное, о деньгах, как все другие. Говорят же довольно много о высоком, впрочем, гораздо с большим размахом, чем остальные.

Больше мы никого не встретили, хотя шли долго, поднимались все выше и выше. Идти мне было тяжеловато, приходилось останавливаться, чтобы передохнуть. Тамаз, так звали моего попутчика, повесил мою сумку на свое плечо, чем еще более обострил мое и без того уже разросшееся ощущение опасности. В сумке были документы, деньги, фотоаппарат. Ничего не стоило, особенно для спортсмена, забрать сумку, оставить меня на горе и убежать. Поднялись на самый верх. Достигли большой площадки-поляны на холме, с которой был виден весь Тбилиси. Памятник РодинеГрузии казался отсюда совсем маленьким, а крепость Нарикала — игрушечным чудом. Захватывающий пейзаж! Одна бы я, разумеется, на такую высоту не забралась. Осторожно попросила сумку у своего провожатого, чтобы на нее присесть. Вздохнула с облегчением. Тамаз присел рядом, обнял за плечи. Потом позвал меня к турнику, где хотел продемонстрировать свое умение владеть телом. Действительно, мышцы его рук были рельефные, крепкие, что называется, играли…

Мы подошли к краю горы, к месту, откуда был, может быть, самый лучший вид на город. Начинал накрапывать дождь. Тамаз снял куртку, постелил, приглашая присесть. Показал растопыренные пальцы — мол, на пять минут. Усадив, тут же начал целовать шею, гладить по спине. Я вырывалась, вскакивала, говорила про дождь, про «не хочу» и «нельзя».

— Пять минут, пожалуйста, — с трудом, но по-русски.

— Нет.

Тамаз начал яростно сверкать глазами, и я поняла вдруг, что самое лучшее, что я могу сделать в этой немыслимой ситуации, это постараться получить удовольствие от того, что меня полюбят случайной любовью на самой, возможно, высокой и самой красивой точке Тбилиси. Я ведь сама сюда пришла, повинуясь фатуму, собственному или чужому желанию, но сама шла. Остановить возбужденного грузина в месте, где мы были совершенно одни, мне представлялось невозможным. Тамаз сильно прижимался ко мне бедрами, и я невольно начинала реагировать на желание, которое исходило от него.

Решение было принято. И я попыталась хотя бы диктовать условия того, что должно было совершиться. На курточку, постеленную на земле, присесть отказалась, целоваться не стала. Тогда Тамаз усадил меня на себя, поднял рубашку и стал целовать грудь. Расстегивая на мне брюки, поглаживал живот. Целовал грубовато, покусывая зубами соски. Так, как когда-то я очень любила с другим мужчиной. Ощущения, довольно острые, усиливались еще и оттого, что я посматривала вниз, на город. Потом он прилег, освободил свой стоящий ствол от спортивных брюк и плавок, обтер его салфеткой и принялся ждать моих действий. Так, по его мнению, увидев салфетку и манипуляции с ней, я должна была поверить в то, что совокупление будет безопасным. Пришлось достать лежавший несколько лет в кошельке презерватив. Интересно, сколько женщин носят презервативы на всякий случай? Интересно, и скольких такой случай настигает. Не хотел резинку Тамаз, недовольно поморщился, но покорился. Я сняла брюки и встала на коленки. Тамаз прижался сзади к ягодицам и начал вводить покрытое тонким латексом орудие. Во мне было тесно.

— Это что, жопа?

— Нет!

— Такая маленькая пизда?!

— Да!

— Давай по-другому, пожалуйста, — попросил.

Вниз, к центральному выходу из ботанического сада, мы возвращались, обнявшись. Вход был один, а выход совсем другой. Оказалось, что спортсмен в первый раз за десять лет изменил своей жене.

— Почему? Зачем? — спросила я.

— Я заметил, какой у тебя фантастик фигура, когда шел мимо, и очень захотел, не мог остановиться.

Поскольку мы оба точно знали, что больше никогда не увидимся, оснований для сомнений ни в первом, ни во втором утверждении у меня не было.

Примечания

1

Святая гора.

2

Канал. Район Тбилиси, близкий к центру.

3

Иди, иди.