Татуировщик из Освенцима

Хезер Моррис, 2018

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау. В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Глава 3

Июнь 1942 года

Лале медленно просыпается, не в силах отрешиться от сна, вызвавшего улыбку на его лице. Погоди, погоди, дай мне остаться здесь еще хоть на миг, пожалуйста…

Лале нравится общаться со всякими людьми, но особенно с женщинами. Он их всех считает красивыми, независимо от возраста, внешности и платья. Самый яркий момент его ежедневной рутины — это когда он проходит по отделу женской одежды, где служит. Вот тогда он флиртует с молодыми и не очень молодыми женщинами, работающими за прилавком.

Лале слышит, как открываются главные двери универмага. Он поднимает глаза: в магазин торопливо входит женщина. Позади нее в дверях стоят два словацких солдата, но не идут за ней. Он спешит к ней с ободряющей улыбкой:

— Все в порядке. Здесь вы в безопасности.

Он предлагает ей руку и ведет к прилавку с флаконами изысканных духов. Выбрав из нескольких один, он протягивает ей флакон. Она игриво поворачивает к нему шею. Лале чуть сбрызгивает сначала одну, потом другую сторону ее шеи. Их глаза встречаются. Она вытягивает вперед обе руки, и каждая получает свою награду. Она подносит к носу запястье одной руки, закрывает глаза и слегка втягивает воздух. То же запястье предлагается Лале. Осторожно взяв руку девушки, он подносит ее к лицу и вдыхает опьяняющую смесь духов и юности.

— Да, — говорит Лале. — Это как раз для вас.

— Я возьму.

Лале вручает флакон ожидающей продавщице, и та принимается его заворачивать.

— Могу ли я чем-то еще вам помочь?

Перед ним проносятся лица, вокруг него кружатся в танце улыбающиеся молодые женщины, счастливые, живущие полной жизнью. Лале предлагает руку даме, которую встретил в отделе женской одежды и косметики. Похоже, его сон разворачивается дальше. Лале с дамой заходят в роскошный ресторан, неярко освещенный настенными бра. На столах, покрытых тяжелыми жаккардовыми скатертями, мерцают свечи. Дорогие ювелирные украшения отбрасывают на стены цветные блики. В углу вырисовывается силуэт струнного квартета, нежные звуки музыки смягчают звон серебряных приборов о тонкий фарфор. Швейцар тепло приветствует гостей, забирает пальто у спутницы Лале и провожает их к столику. Как только они садятся, метрдотель показывает Лале бутылку вина. Не отрывая глаз от спутницы, Лале кивает. Бутылку открывают и разливают вино. Лале и дама, продолжая смотреть друг на друга, поднимают бокалы и отпивают вино. Сон Лале вновь несется вперед. Он вот-вот проснется. Нет. Теперь он роется в своем шкафу, выбирая костюм, рубашку, перебирая галстуки, пока не находит нужный, и аккуратно завязывает его. Надевает начищенные ботинки. Достает из прикроватной тумбочки ключи и бумажник, а потом, наклонившись, отводит прядь волос с лица спящей женщины и легким поцелуем касается ее лба. Зашевелившись, она улыбается и произносит хрипловатым голосом:

— Сегодня вечером…

* * *

Выстрелы снаружи грубо возвращают Лале к действительности. Его тормошат напуганные товарищи. Он как будто еще чувствует рядом ее теплое тело. Кое-как поднявшись, на перекличку он является последним. Его толкает в бок сосед: Лале не смог отозваться на свой номер.

— Что случилось?

— Ничего… Всё. Это место.

— То же место, что и вчера. И будет тем же завтра. Ты учил меня этому. Что для тебя изменилось?

— Ты прав. То же самое, то же самое. Просто, понимаешь, мне приснилась девушка, которую я когда-то знал, в другой жизни.

— Как ее звали?

— Не могу вспомнить. Это не важно.

— Значит, ты не был в нее влюблен?

— Я любил их всех, но почему-то ни одна не завладела моим сердцем.

— В этом есть какой-то смысл?

— Не совсем. Я бы согласился иметь одну любимую девушку, чтобы провести с ней всю жизнь.

* * *

Несколько дней идет дождь, но этим утром солнце намерено пролить немного света на хмурый лагерь Биркенау, пока Лале с Пепаном подготавливают свое рабочее место. У них два стола, бутылки с чернилами и множество игл.

— Приготовься, Лале, вот они идут.

Лале поднимает глаза и замирает: к ним ведут десятки молодых женщин. Он знал, что в Освенциме есть девушки, но не здесь, не в Биркенау, не в этом адовом аду.

— Лале, сегодня все немного по-другому. Сюда привезли девушек из Освенцима, и некоторым надо подновить номера.

— Что?

— Их номера поставлены плохим клеймом. Нам придется поставить их как следует. Лале, не время восхищаться девушками. Просто делай свою работу.

— Не могу.

— Выполняй работу, Лале. Не говори ни слова ни с одной из них. Не наделай глупостей.

Длинная вереница молодых девушек тянется вдаль.

— Я не могу это сделать. Пожалуйста, Пепан, мы не можем.

— Ты сможешь, Лале. Должен. Если не сделаешь ты, то сделает кто-нибудь другой и пропадут все мои усилия спасти тебя. Просто выполни свою работу.

Пепан выдерживает упорный взгляд Лале. Того до костей пробирает ужас. Пепан прав. Ему надо следовать правилам, или он рискует погибнуть.

Лале приступает к «работе». Старается не поднимать глаз. Он протягивает руку и получает клочок бумаги. Ему надлежит перенести пять цифр на руку девушки, держащей этот листок. Там уже есть номер, но он потускнел. Лале осторожно втыкает иглу в ее левую руку, делая цифру «3». Из ранки сочится кровь. Но игла вошла недостаточно глубоко, и ему приходится вновь выбивать цифру. Лале причиняет девушке боль, но она даже не вздрагивает. Их предупредили: ничего не говорите, ничего не делайте. Он промокает кровь и втирает в ранку зеленые чернила.

— Поторопись! — шепчет Пепан.

Лале возится слишком долго. Одно дело — наносить татуировку на руки мужчин, но уродовать тела молодых девушек — это ужасно. Подняв глаза, Лале видит мужчину в белом халате, медленно идущего вдоль шеренги. То и дело он останавливается и оглядывает лицо и фигуру какой-нибудь испуганной молодой женщины. Наконец он подходит к Лале. В то время как Лале осторожно держит руку девушки, тот мужчина обхватывает ее лицо ладонями и грубо поворачивает из стороны в сторону. Лале поднимает взгляд и видит ее испуганные глаза. Ее губы шевелятся, она собирается что-то сказать. Чтобы остановить ее, Лале крепко сжимает ее руку. Она смотрит на него, и он шепчет:

— Ш-ш-ш.

Мужчина в белом халате отпускает ее и идет дальше.

— Отлично, — шепчет Лале, принимаясь наносить оставшиеся четыре цифры: 4 9 0 2.

Закончив, он удерживает ее руку в своей на миг дольше, чем необходимо, и вновь заглядывает ей в глаза. И выдавливает из себя робкую улыбку. Она чуть заметно улыбается в ответ. Ее глаза как будто пляшут перед его взором. Глядя в эти глаза, он чувствует, что у него остановилось сердце, но в тот же миг оно начинает сильно биться, едва не выпрыгивая из груди. Он опускает глаза в землю, и она качается под ним. Ему протягивают следующий листок бумаги.

— Лале, поторопись! — нетерпеливо шепчет Пепан.

Он вновь поднимает глаза, но ее уже нет.

* * *

Несколько недель спустя Лале, как обычно, является на работу. Его стол и инструменты уже приготовлены, и он в тревоге выискивает глазами Пепана. К нему направляется толпа мужчин. Его пугает появление обершарфюрера Хустека, которого сопровождает молодой эсэсовец. Лале склоняет голову, вспоминая слова Пепана: «Не стоит его недооценивать».

— Сегодня ты работаешь один, — бубнит Хустек.

Когда Хустек поворачивается, собираясь уйти, Лале тихо спрашивает:

— Где Пепан?

Хустек останавливается, оборачивается и сердито глядит на него. У Лале замирает сердце.

— Теперь татуировщик — ты. — Хустек поворачивается к эсэсовцу. — А ты за него отвечаешь.

Когда Хустек уходит, эсэсовец берет винтовку на плечо и прицеливается в Лале. Лале не отводит взгляда от черных глаз тощего парня, а тот злобно ухмыляется. В конце концов Лале опускает глаза. Пепан, ты сказал, что эта работа может спасти мне жизнь. Но что случилось с тобой?

— Похоже, моя судьба в твоих руках, — рычит офицер. — Что скажешь на это?

— Постараюсь вас не подвести.

— Постараешься? Больше, чем постараешься. Просто ты меня не подведешь.

— Да, господин.

— В каком ты блоке?

— Номер семь.

— Когда здесь закончишь, я покажу тебе твою комнату в новом блоке. Теперь будешь жить там.

— Меня устраивает мой блок, господин.

— Не дури. Как татуировщику, тебе понадобится охрана. Теперь ты работаешь на политическое крыло СС. Черт, может, и мне надо тебя бояться! — Он вновь ухмыляется.

Выдержав этот допрос, Лале решается испытать судьбу.

— Знаете, дело пойдет быстрей, если у меня будет помощник.

Эсэсовец делает шаг к Лале, презрительно оглядывая его с головы до ног:

— Что?

— Если вы пришлете кого-нибудь мне в помощь, то дело пойдет быстрее и ваш начальник будет доволен.

Как по команде Хустека, офицер поворачивается и проходит вдоль шеренги молодых людей, ожидающих своей очереди на татуировку. Все стоят с опущенными головами, кроме одного. Лале страшно за того, который смотрит на офицера, и он удивляется, когда его вытаскивают из шеренги и подводят к Лале.

— Твой помощник. Сделай номер ему первому.

Лале берет у молодого человека клочок бумаги и быстро наносит татуировку ему на руку.

— Как тебя зовут? — спрашивает он.

— Леон.

— Леон, я Лале, татуировщик, — произносит он твердым, как у Пепана, голосом. — Встань рядом со мной и смотри, что я делаю. С завтрашнего дня будешь работать со мной в качестве помощника. Это может спасти тебе жизнь.

* * *

Когда последний заключенный со свежей татуировкой отправляется в новое обиталище, солнце уже успело сесть. Охранник Лале по имени Барецки держится на расстоянии пары метров. Он подходит к Лале и его новому ассистенту:

— Отведи его в свой барак, а потом возвращайся сюда.

Лале быстро отводит Леона в блок 7:

— Жди меня у барака утром, я приду и заберу тебя. Если твой капо захочет узнать, почему ты не идешь с остальными на стройку, скажи, что теперь работаешь с татуировщиком.

* * *

Вернувшись на свое рабочее место, Лале видит, что его инструменты убраны в плоский чемоданчик, а стол сложен. Барецки стоит и ждет его:

— Отнеси это в свою новую комнату. Каждое утро приходи в администрацию за инструментами и материалами и получай инструкции, где будешь работать в этот день.

— Можно получить дополнительный стол и инструменты для Леона?

— Кто это?

— Мой ассистент.

— Проси в администрации все, что тебе нужно.

Охранник отводит Лале в ту часть лагеря, которая еще застраивается. Многие здания не закончены, и жуткая тишина заставляет Лале поежиться. Один новый блок готов, и Барецки показывает Лале отдельную комнатушку, размещенную сразу у двери.

— Будешь спать здесь, — говорит Барецки.

Лале кладет чемоданчик с инструментами на пол и оглядывает маленькую изолированную комнатенку. Он уже скучает по друзьям из блока 7.

Затем из слов Барецки Лале узнает, что теперь он будет питаться рядом с административным корпусом. В должности татуировщика он будет получать дополнительный паек. Они идут на ужин, и Барецки объясняет:

— Мы хотим, чтобы наши работники набрались сил. — Он делает знак Лале занять место в очереди на ужин. — Ешь побольше.

Когда Барецки уходит, Лале наливают черпак жидкого супа и дают ломоть хлеба. Он проглатывает то и другое и собирается уйти.

— Если хочешь, можешь взять еще, — произносит жалобный голос.

Лале берет второй кусок хлеба, поглядывая на заключенных: те едят в молчании, не обмениваясь шутками, а лишь тайком переглядываясь. Он чувствует их подозрительность и страх. Засунув хлеб в рукав, Лале уходит к своему старому жилищу, в блок 7. Войдя, кивает капо, которому, похоже, сообщили, что Лале больше ему не подчиняется. В бараке Лале отвечает на приветствия соседей, тех людей, с которыми делился страхами и мечтами о другой жизни. На его прежних нарах сидит Леон, болтая ногами. Лале смотрит в лицо молодому человеку. В его широко раскрытых голубых глазах угадывается подкупающая мягкость и открытость.

— Выйди со мной на минутку.

Леон спрыгивает с нар и идет за ним. Все глаза устремлены на них двоих. Зайдя за угол барака, Лале вытаскивает из рукава черствый ломоть и предлагает Леону: тот жадно съедает хлеб. Только покончив с ним, парень благодарит Лале.

— Я знал, что ты пропустишь ужин. Теперь я получаю дополнительный паек. Буду стараться делиться с тобой и другими, когда смогу. А сейчас иди обратно. Скажи им, что я вытащил тебя, чтобы отругать. И держи голову опущенной. Увидимся утром.

— Не хочешь, чтобы они узнали про твой дополнительный паек?

— Нет. Понимаешь, я не могу помочь всем им сразу, и не надо, чтобы они начали из-за этого ссориться.

Со смешанными невыразимыми чувствами смотрит Лале, как Леон входит в его прежний барак. Следует ли бояться теперь, когда я получил привилегии? Почему мне грустно терять прежнее положение в лагере, хотя я и лучше защищен? Лале входит в тень от недостроенных зданий. Ему одиноко.

В ту ночь Лале спит, вытянувшись впервые за много месяцев. Никто не лягает его, никто не толкает. Он чувствует себя королем на роскошном ложе. И, совсем как монарх, он должен теперь настороженно относиться к проявлениям дружбы или доверия со стороны людей. Завидуют ли они мне? Хотят ли получить мою работу? Подвергаюсь ли я риску быть несправедливо обвиненным в чем-то? Лале наблюдает здесь последствия жадности и недоверия. Большинство людей считают, что чем меньше народа, тем больше еды им достанется. Еда — как деньги. С ней останешься в живых. У тебя появляется сила делать то, что требуется. Ты можешь прожить еще один день. Без еды слабеешь до такого состояния, когда уже все равно. Его новое положение усложняет выживание. Он уверен, что, проходя мимо нар с измученными людьми, услышал, как кто-то пробормотал слово «предатель».

* * *

На следующее утро Лале стоит с Леоном у административного корпуса. Приходит Барецки и хвалит их за то, что пришли рано. Лале держит свой чемоданчик, а складной стол лежит на земле рядом. Барецки велит Леону оставаться на месте, а Лале идти за ним в корпус. Лале осматривает обширную приемную. Он видит отходящие от нее коридоры с дверями в кабинеты. Позади высокой стойки — несколько рядов небольших столов, за которыми прилежно трудятся молодые девушки: подшивают в папки документы, что-то переписывают. Барецки представляет Лале эсэсовцу:

— Познакомьтесь с татуировщиком, — и напоминает ему, чтобы каждый день получал здесь расходные материалы и инструкции.

Лале просит дополнительный стол и инструменты, поскольку снаружи ждет ассистент. Просьба без лишних слов удовлетворяется. Лале с облегчением переводит дух. По крайней мере, он избавил одного человека от тяжелого труда. Он думает о Пепане и молча благодарит его. Он берет стол и засовывает в чемоданчик дополнительные расходные материалы. Лале уже собирается уйти, когда его окликает служащий:

— Постоянно носи с собой этот чемоданчик, говори, что ты из политотдела лагеря, и никто тебя не тронет. Каждый вечер приноси нам списки, но чемоданчик держи при себе.

Стоящий рядом Барецки фыркает:

— Это правда, с этим портфелем и этими словами тебе никто не страшен. Разве только я, конечно. Если напортачишь и доставишь мне неприятности, тебя не спасут ни портфель, ни разговоры.

Его рука тянется к пистолету, ложится на кобуру. Барецки резко расстегивает ее. Закрывает. Открывает. Закрывает. Он тяжело дышит.

Лале ведет себя по-умному: опускает глаза и отворачивается.

* * *

Транспорт прибывает в Освенцим-Биркенау в любое время дня и ночи. Для Лале и Леона не в диковинку работать круглые сутки. В такие дни Барецки проявляет свои самые неприятные качества. Он выкрикивает оскорбления или бьет Леона, обвиняя его в медлительности, из-за которой ему якобы не поспать. Лале быстро уясняет: от попыток вмешаться делается только хуже.

Как-то, когда они заканчивают работу ранним утром, Барецки собирается уйти, не дождавшись, когда Лале с Леоном соберут вещи. Потом он в нерешительности подходит к ним:

— Мать вашу, можете сами возвращаться в Биркенау! Я останусь спать здесь. В восемь утра вы должны быть на месте.

— А как мы узнаем время? — спрашивает Лале.

— Мне по фиг, как узнаете, просто будьте здесь. И даже не думайте сбежать. Я сам поймаю вас и пристрелю с большим удовольствием. — Он уходит нетвердой походкой.

— Что нам делать? — спрашивает Леон.

— То, что сказал этот придурок. Пошли, я подниму тебя вовремя, чтобы вернуться сюда.

— Я так устал. Нам нельзя здесь остаться?

— Нет. Если тебя не будет утром в бараке, тебя будут искать. Давай пошли.

* * *

Лале поднимается с солнцем, и они с Леоном пешком идут четыре километра до Освенцима. Появления Барецки им приходится ждать почти час. Очевидно, он не сразу лег спать, а пьянствовал. С похмелья он еще злее.

— Отправляйтесь! — рычит он.

Не видя новых заключенных, Лале неохотно спрашивает:

— Куда?

— Обратно в Биркенау. Туда привезли новую партию.

* * *

Пока все трое пешком идут четыре километра до Биркенау, Леон спотыкается и падает: его одолевает усталость и постоянное недоедание. Он с трудом поднимается. Барецки замедляет шаг, как будто дожидаясь Леона. Но когда Леон нагоняет их, Барецки выставляет ногу, и парень вновь падает. Еще несколько раз за переход Барецки делает так. Похоже, ходьба и удовольствие от этой жестокой шутки разгоняют похмелье надзирателя. Каждый раз он ждет реакции Лале, но тщетно.

Придя в Биркенау, Лале с удивлением узнает, что сам Хустек занимается отбором тех, кого пошлют на клеймение к Лале и Леону. Они принимаются за работу, а Барецки разгуливает взад-вперед вдоль шеренги юношей, стараясь выслужиться перед начальником. Неожиданный вопль какого-то юноши, которому Леон делает татуировку, пугает измученного парня. Он роняет инструмент и наклоняется, чтобы поднять его, но в это время Барецки ударяет его в спину прикладом винтовки и толкает лицом на землю. Потом ставит ногу ему на спину и надавливает.

— Мы быстрее сделаем работу, если вы позволите ему подняться и продолжать, — говорит Лале, видя, как тяжело и часто дышит Леон под сапогом Барецки.

К ним устремляется Хустек и бурчит что-то Барецки. Когда Хустек исчезает, Барецки с кривой ухмылкой сильней придавливает спину Леона, а потом убирает ногу с его спины.

— Я всего лишь смиренный слуга СС. Ты, Татуировщик, сейчас под протекцией политотдела, подотчетного только Берлину. Тебе повезло в тот день, когда француз представил тебя Хустеку и рассказал, что ты такой умный, говоришь на всех этих языках.

Лале ничего не отвечает и продолжает заниматься своим делом. Измазанный в грязи Леон, кашляя, поднимается с земли.

— Ну что, Татуировщик, — говорит Барецки с той же кривой ухмылкой, — останемся друзьями?

* * *

Преимущество службы татуировщика заключается в том, что Лале знает сегодняшнее число. Оно написано на бумагах, которые ему дают каждое утро и которые он возвращает каждый вечер. Не только документы говорят ему об этом. Воскресенье — единственный день на неделе, когда других заключенных не заставляют работать. Тогда они слоняются по лагерю или остаются около своих бараков, собираясь в небольшие группы. В лагере возникают дружеские связи.

И вот в воскресенье он видит ее. И сразу ее узнает. Она с группой девушек — все с бритыми головами, в одинаковой простой одежде — идет ему навстречу. Она ничем не отличается от остальных, за исключением глаз. Черных. Нет, карих. Он никогда не видел таких темных карих глаз. Во второй раз они заглядывают друг другу в душу. Сердце Лале на миг останавливается. Они никак не могут оторвать взгляд друг от друга.

— Татуировщик! — Нарушив очарование, Барецки кладет руку на плечо Лале.

Заключенные отходят в сторону, не желая быть рядом с эсэсовцем или заключенным, с которым тот разговаривает. Стайка девушек разбредается, остается она одна. Она смотрит на Лале, он смотрит на нее. Барецки переводит взгляд с одного на другого, и каждый ждет, когда кто-то отойдет в сторону. Барецки понимающе улыбается. Одна из подруг отважно выходит вперед и тащит девушку за собой.

— Очень мило, — говорит Барецки, когда они с Лале отходят.

Лале не обращает на него внимания, стараясь сдержать приступ ненависти.

— Хочешь встретиться с ней? — (Лале опять отказывается отвечать.) — Напиши ей, скажи, что она тебе нравится.

Неужели он думает, что я такой глупый?

— Я дам тебе бумагу и карандаш и передам ей письмо. Что скажешь? Знаешь, как ее зовут?

34902.

Лале идет дальше. Он знает: любого заключенного, пойманного с ручкой или бумагой, ждет смерть.

— Куда мы идем? — Лале меняет тему разговора.

— В Освенцим. Герру доктору нужны еще пациенты.

Лале пробирает дрожь. Он вспоминает мужчину в белом халате, его волосатые руки на лице красивой девушки. Никогда прежде слово «доктор» не вызывало у Лале такой тревоги.

— Но сегодня воскресенье.

— О-о, ты думаешь, раз другие не работают в воскресенье, ты тоже можешь бездельничать? Хочешь обсудить это с герром доктором? — Барецки заливается визгливым смехом, отчего по спине у Лале бегут мурашки. — Прошу, сделай это ради меня, Татуировщик. Скажи герру доктору, что это твой выходной. А я повеселюсь.

Лале знает, когда нужно замолчать. Он ускоряет шаг, несколько отдаляясь от Барецки.