Кубик Рубика и пятый битл

Ханс Улав Хамран, 2018

8 декабря 1980 года. В Нью-Йорке убит Джон Леннон. Для пятнадцатилетнего Андерса это трагедия, ведь он единственный в своей школе фанат «Битлз». Сверстники пытаются травить Андерса, но есть у него и друзья – Фруде и Бригт. А учитель математики по прозвищу Сосиска – тоже фанат битлов. Это книга о дружбе и музыке, о первой влюбленности и безумных поступках, о потери и горе. В общем, о том, каково это – быть подростком.

Маме и папе

Cover © Frode Skaren / byHands

The original title: Rubiks kube og den femte Beatle

Copyright © Gyldendal Norsk Forlag 2018 [All rights reserved.]

© Анастасия Наумова, перевод на русский язык, 2019

© ООО «Издательство Альбус корвус», издание на русском языке, 2020

«Дакота»

— Джон Леннон умер, — огорошил меня старший брат, когда я утром вошел на кухню, — какой-то чувак его застрелил.

Диктор говорил об убийстве, а внутри у меня словно что-то порвалось. Мама, облокотившись на столешницу, пустым взглядом смотрела в окно. Папа чуть потерянно топтался возле нее, а Харальд, мой брат, в одиночестве сидел за столом.

Нью-йоркский корреспондент описывал гигантскую толпу, собравшуюся на месте преступления, но потом вдруг перескочил на другую тему и затараторил о том, как стремительно растет в Норвегии черный рынок. Будто смерть Джона Леннона ничего не значит. Во мне всколыхнулась ярость.

Папа выключил радио и опасливо положил руку маме на плечо.

— Они все равно вряд ли воссоединились бы.

Мама вывернулась и направилась к двери, туда, где стоял я. Она прошла мимо, и к горлу у меня подступила тошнота. Через секунду дверь в спальню хлопнула. Повисло жутковатое молчание.

Махнув рукой на завтрак, папа молча вышел из кухни. То, как закрылась входная дверь, я скорее не услышал, а почувствовал.

— Вот хрень, — тихо пробормотал Харальд.

Ни мне, ни ему кусок в горло не лез, поэтому мы сунули в рюкзаки бутерброды, оделись и вышли из дома.

Отец ковырялся в саду под натянутым между яблонями брезентовым навесом. Там горела лампа, и в ее свете голые ветки на фоне неба напоминали когти. Мы заглянули под навес.

— Получил задний мост, — сказал отец и показал на предмет, больше похожий на канализационную трубу, а не на мост, — мне тот немец прислал, помните, я рассказывал. Это не вот прямо на сто процентов оригинал, но свое дело делает.

В куче металлолома на самом деле пряталась «Лорелей-1918», модель U12. Военный немецкий ретро-автомобиль. Или, точнее, металлолому им предстояло стать. Если верить папе, единственный в своем роде. И вся эта затея была особенно непростой, потому что фотографий автомобиля не существовало и отец не знал, как машина вообще выглядела. Судя по оттиску на двигателе, автомобиль собрали спустя всего неделю после окончания Первой мировой. Папа думал, что ее планировали как военную машину, но, так как война кончилась, ее переделали в обычную легковую машину. Шагнули из войны в мир. От грузовиков к легковушкам. Кроме уже известного моста, ржавой рамы, двигателя и нескольких мелких деталей, в этом агрегате не имелось ничего, что в моем представлении полагается иметь автомобилю. На моей памяти он вечно стоял под навесом. Оставив папу наедине с задним мостом, мы вывели из гаража велосипеды.

Велосипедные динамо тихо жужжали, а фары довольно безуспешно пытались осветить темный асфальт.

— Думаешь, она надолго слегла? — спросил я.

— Да на несколько дней, не меньше, — ответил Харальд, словно ему было все равно и он ничуть не тревожился.

От его спокойствия я разволновался еще сильнее.

— Она наивная до ужаса, — добавил он, — напридумывала, что битлы воссоединятся, устроят по этому случаю концерт и мы все на него поедем. «Битлз» больше не существуют. Они развалились в конце шестидесятых из-за ЛСД и Йоко Оно, да и перессорились вдобавок. И даже если бы они воссоединились, какой нам концерт, мы ж никуда не ездим.

Харальд часто бывал прав, но сейчас я с ним не согласился. Мы это всего две недели назад обсуждали. Мама с папой тогда ходили на прогулку, а когда вернулись, мама поставила «Битлз», подпевала и вообще вся светилась. «В тот день, когда “Битлз” снова выйдут на сцену, мы тоже будем там, — сказал папа и обнял маму, — вся семья. Мы туда доберемся, откуда бы ни пришлось».

Мама прижалась к нему, и они поцеловались. «Это будет чудесно», — сказала потом мама и потрепала меня по голове, после чего потянулась к Харальду, но тот увернулся.

Когда я вошел в класс, одна из девочек напевала All you need is love, но, увидев меня, замолчала. Никто мне ничего не говорил, но я ловил на себе их взгляды.

Я сел за парту и вытащил письменные принадлежности. Вроде как приготовился к сочинению.

На пороге возник Кеннет. Придирчиво оглядев меня, он подошел и уселся прямо мне на парту. Кеннет был самым мерзким ушлепком во всей нашей школе. Мой рост составлял метр шестьдесят, и Кеннет был ненамного меня выше, но среди девчонок пользовался популярностью. Почему — непонятно. Может, из-за подстриженных в «рыбий хвост» волос. Мне захотелось сквозь землю провалиться.

— Бедняга, — с деланым сочувствием сказал он, и я сжался, — гляди, это Джон Леннон. — Кеннет сложил пальцы в подобие пистолета и прицелился в учительский стол, — Бум! — Рука его дернулась, словно от отдачи.

— Свали отсюда, — сказал я, понимая, что за нами наблюдает весь класс, — не смешно.

— Не смешно? — Он заржал. — А чего ты ждал-то? Ты фанатеешь по группе, которая развалилась еще до Второй мировой. А жизнь-то на месте не стоит. Ты про KISS, например, слыхал?

Недавно KISS приезжали с концертом в Драммен, и Кеннет туда ходил. Публике там, говорят, вообще крышу снесло: зрители аж стулья ломали.

— Ага, слыхал. Вообще думаю, может, ту фотку из «ВГ» на стену повесить? — поддел я его, чувствуя, как тело гудит от адреналина. — Это мать предложила. Она говорит, без грима они такие милашки.

Журналист из «ВГ» сфоткал музыкантов KISS без грима, так что теперь все знали, как те на самом деле выглядят. Фанаты от злости прямо сбесились.

Кеннет спрыгнул с парты, схватил меня за грудки́ и сдернул со стула.

За секунду мою дерзость сменил страх.

— Кеннет! — в дверях показался Сосиска. — Сядь на свое место.

Я был спасен.

Сосиска объявил темы сочинения, но мысли в голове у меня плясали.

Первая тема звучала так: «Каким образом новые виды совместного проживания повлияют на наше общество в будущем?»

Сосиска приложил копию статьи, в которой некий сексолог утверждал, будто уже сейчас, в восьмидесятых, люди начнут назначать своим отношениям «испытательный срок». Женщины и мужчины будут жить друг с дружкой, не вступая в брак. Возможно, мы даже и детей рожать будем вне брака. В правоте этого эксперта я очень сомневался. Может, в Осло все именно так и живут, но тут, на Ролвсёе, мужчины живут вместе с женщинами, только если они женаты. Тем не менее эту тему я и выбрал, но сосредоточиться не получалось. Перед глазами стоял висевший у меня в комнате плакат с битлами — увеличенная обложка к альбому Let it be. Снимок был сделан в 1969 году, перед тем как «Битлз» распались. У каждого музыканта — отдельная фотография, будто они уже существовали каждый по отдельности. Джон Леннон в маленьких круглых очках, длинные пряди падают на лицо. Наверное, дул ветер, потому что волосы немного растрепаны. Стильненько. Сам я не стригся уже с мая и теперь твердо решил отращивать волосы.

Наверное, фанатеть по битлам — идиотизм. В школе Хаугеосен я один такой и был. Но сейчас с этим уже ничего не поделаешь. Прикинься я вдруг фанатом KISS — все станет еще хуже. Тогда все ко мне вообще потеряли бы доверие. Выбрал группу — так будь любезен, фанатей за них. С футболом то же самое. Не прекратишь же ты болеть за «Манчестер» и не уйдешь в фанаты «Ливерпуля» лишь оттого, что твоя команда временно терпит неудачу.

Спустя час я по-прежнему не смог написать ничего, кроме темы. Как я ни пытался, ничего не выходило. Я посмотрел на Сосиску. Тот с отсутствующим видом глядел в окно, прямо как я. Поскрипывание ручек вокруг мешало сосредоточиться. Собравшись с силами, я тоже взял ручку и размашисто написал поперек листа: «Imagine». Мне сразу полегчало. И подписался: Андерс Ундердал. Пару минут я поразглядывал написанное, а потом собрал вещи, сдал Сосиске работу и вышел из класса.

Когда я вышел, во дворе было пусто. Обычно я дожидался Фруде, однако сегодня сел на велосипед и поехал домой. Было еще светло, но вскоре подползут сумерки и на землю опустится темнота. Я мерз, и мне было по-настоящему одиноко.