Сервер и дракон

Ханну Райаниеми, 2016

Номинация на Мемориальную премию Теодора Старджона. Финалист финской премии «Блуждающая звезда». Финалист премий «Локус» и «Хьюго». Сплавляя в своих рассказах несоединимое, Ханну Райаниеми искусно жонглирует мифологией и технологией, воспевая бескрайнюю вселенную, сотканную из битов, которую бороздят темные корабли и драконы. Здесь квантовые стихи-заклинания срываются с губ, превращаясь в быстроногих лосей, человеческая трагедия делает возможным личный разговор с божеством, высятся цифровые соборы, а звезды создаются усилием мысли. Как будет развиваться человеческая природа, если единственным пределом желаний является творчество? Что происходит, когда различие между людьми и богами так же мало, как наномашины, или так же велико, как Вселенная? Вот лишь основные вопросы, которые автор задает себе – и читателю – в этом увлекательном путешествии в глубины внутреннего и внешнего пространства. «Райаниеми, без сомнения, один из умнейших писателей, работающих в жанре научной фантастики». – Tor.com «Актуальная демонстрация того, как научная фантастика расширяет возможности литературы и опыт человека». – Geek Chocolate «Сверхсущества с наноприводом, плотоядные эмерджентные технологии, двери восприятия, распахнутые настежь и почти сорванные с петель – засунь в рот ствол фантазии Райаниеми и вынеси себе мозг!» – Ричард Морган «Как в реальности, так и в вымысле, Райаниеми находится на самом переднем крае». – Interzone «Маленькие жемчужины высококонцептуальной прозы». – Sci-Fi and fantasy Reviews «Эта книга не для ваших дедушек. Эта книга не для фанатов „Звездных Войн“. Эта книга не для тех, кто „просто почитывает“ НФ. Но если вы читали Грега Игана, Чарльза Стросса, Ричарда Моргана, Дэниэла Суареза и Вернора Винджа – хватайте ее как можно скорее». – The Daily «Вихрь, в котором встречаются наука и странности будущего, взрывающийся фейерверком смелых идей, комплексным нарративом и чертовски хорошей прозой». – My Biochemical Sky «Лучшая и самая оригинальная антология после „Фейерверка“ Анджелы Картер, вышедшего 40 лет назад». – Wall Street Journal «Это восхитительное путешествие в воображаемые миры привносит свежий взгляд на вечные идеи». – Publishers Weekly «Райаниеми пишет постсингулярные сказки о романе компьютера с драконом, технологически продвинутых кошках и собаках и космических станциях с привидениями. Если вам нравится научная фантастика, а научная часть немного диковинна, то эта книга определенно для вас». – Barnes & Noble Blog Ворвавшись на сцену научной фантастики с дебютным романом «Квантовый вор», Ханну Райаниеми быстро завоевал репутацию автора, который сочетает экстраординарную и самую передовую науку с красивой прозой, делая все это с остроумием, теплотой и радостью от увлекательного повествования. Именно эти качества демонстрируются в сборнике рассказов, представляемом внимаю читателя. Взятые из антологий, журналов и интернет-изданий и впервые собранные в виде книги, эти фантастические новеллы варьируются от лирических до причудливых, от элегических до озорных. Это коллекция, которая показывает одного из величайших новых изобретателей в научной фантастике.

Hannu Rajaniemi

INVISIBLE PLANETS: COLLECTED FICTION

Copyright © Hannu Rajaniemi 2016

© И. Нечаева, перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

Былым и настоящим товарищам из Группы авторов научной фантастики, фэнтези и хоррора Восточного побережья и Блока писателей

Deus Ex Homine

Ябыл не из тех богов, что умирают за твои грехи или говорят: «Не подходи, потому что я свят для тебя». Я был полноценным трансгуманистским божеством, с телом из жидкого металла, внешним мозгом, облаками самовоспроизводящегося служебного тумана, выполнявшими мои приказы, и рекурсивным самосовершенствующимся ИИ, который покорялся моей воле. Я мог сделать все, чего хотел. Я не был Иисусом, я был Суперменом, злым Суперменом Биззаро. Мне очень повезло. Я выжил.

В Питтенуиме тише, чем должно быть, даже с учетом того, что мы находимся в маленькой приморской деревеньке Файф. Чума на севере, за Адриановым файрволом, свирепствует, и домики прячутся за вспышками служебного тумана.

— Не очень похоже на Преззагард, да? — спрашивает Крейг, когда мы въезжаем на главную улицу.

«Тревога, — шепчет симбионт в моей голове, — беспокойство». Я не могу винить Крейга. Я парень его падчерицы, который приехал в гости в первый же ее выходной. Конечно, будут проблемы.

— Непохоже, — отвечаю я, и в желудке у меня бурчит от беспокойства.

— Чем бы дитя ни тешилось, как говаривала моя бабушка, — провозглашает Крейг. — Вот мы и на месте.

Сью открывает дверь и обнимает меня. Как всегда, я вижу Эйлин в ее чертах, в коротких светлых волосах и веснушчатом лице.

— Привет, Юкка, — говорит она. — Рада тебя видеть.

— И я тебя, — отвечаю я, и моя искренность удивляет и симбионта, и меня самого.

— Звонила Эйлин, — говорит Сью, — она будет через пару минут.

Я замечаю, что Малькольм смотрит на меня. Я подмигиваю ему, и он хихикает.

— Малькольм меня с ума сводит, — вздыхает она. — Теперь он решил, что может летать, как ангел. Здорово, конечно, когда тебе шесть и ты веришь, что все возможно.

— Эйлин до сих пор в это верит, — замечаю я.

— Знаю.

— Это она! — вдруг кричит Малькольм.

Мы выбегаем на задний двор и смотрим, как она спускается с небес.

Ангел велик, даже больше, чем на видео. Кожа у него прозрачная, похожая на текучее стекло, крылья угольно-черные. Лицо и торс грубо вылеплены и похожи на незаконченную статую.

В груди у него, запертая, как муха в янтаре, улыбается Эйлин.

Спускаются они медленно. Поток воздуха от крошечных лопастей в ангельских крыльях срывает лепестки с хризантем Сью. Наконец он легко опускается на траву. Стеклянная плоть раздвигается, и Эйлин выходит наружу.

Это наша первая встреча после ее ухода. Мягкий скафандр слегка светится, и она в нем похожа на рыцаря. Черты ее лица стали резче, она загорела. В Q-нете пишут, что солдаты корпуса богоубийц не только получают крутую снарягу, но и подвергаются изменению ДНК. Но это все равно моя Эйлин: грязные светлые волосы, острые скулы, зеленые глаза, в которых всегда таится вызов. Моя Эйлин, мой солнечный свет.

Я могу только смотреть. Она подмигивает мне и обнимает мать, брата и Крейга. Потом подходит ко мне, и я слышу тихий гул скафандра. Касается губами моей щеки.

— Юкка, какого хрена ты тут делаешь?

— Эй, хорош целоваться, — говорит Малькольм.

— Мы не целуемся. — Эйлин снова сгребает его в объятия и улыбается. — Мы просто здороваемся. Говорят, ты хотел познакомиться с моим ангелом?

Малькольм сияет, но Сью хватает Эйлин за руку.

— Сначала поешьте, играть будете потом.

— Вот теперь я чувствую, что вернулась домой, — хохочет Эйлин.

Эйлин ест с удовольствием. Доспехи она сменила на джинсы и футболку и теперь гораздо больше похожа на девчонку, которую я помню. Она замечает, как я смотрю на нее, и сжимает мою руку под столом.

— Не бойся, я настоящая.

Я ничего не говорю и отнимаю руку.

Крейг и Сью обмениваются взглядами, и симбионт заставляет меня что-нибудь сказать.

— Я так понимаю, вы решили оставаться по эту сторону Файрволла?

Сью кивает:

— Я никуда не поеду. Этот дом построил мой отец, и мы останемся здесь, куда бы боги ни бежали. К тому же эта компьютерная штука неплохо нас защищает, судя по всему.

— Рыба, — говорю я.

— Никогда к этому не привыкну, — смеется она. — Я знаю, что ее так назвали те парни, которые ее построили, но почему Рыба?

— Шутка для задротов. — Я пожимаю плечами. — Рекурсивный акроним. РЫба — БогоАнтроп. Или там Безумный Акроним. Не очень смешно на самом деле.

— Ну ладно. Так или иначе, милостью Рыбы мы планируем оставаться здесь.

— Отлично, — говорю я. И думаю, что это очень глупо.

— Шотландцы все такие, — замечает Крейг, — упрямые.

— Финны тоже, — соглашаюсь я. — Вряд ли мои родители куда-то уедут в ближайшее время.

— Я всегда знал, что у нас есть что-то общее, — радуется он, но симбионт сообщает мне, что его улыбка не такая уж искренняя.

— Эй, — вмешивается Эйлин, — насколько я помню, Юкка — не ваша дочь. И я только что вернулась домой с войны, между прочим.

— И как там, на войне? — спрашивает Крейг.

«Вызов» — регистрирует симбионт. Мне становится неловко.

— Грязно, — грустно улыбается Эйлин.

— Один мой друг в нулевые служил в Ираке, — говорит Крейг. — Вот там было грязно. Кровь и кишки. А сейчас только и есть, что машины и ботаники в них. И эти машины даже не могут никого убить. Что это за война такая?

— Мне нельзя говорить об этом, — отвечает Эйлин.

— Крейг! — говорит Сью. — Не сейчас.

— Я просто спрашиваю. У меня в Инвернессе друзья, и из-за чумы там все превратилось в гигантский тетрис. Эйлин была на войне, и она знает, как там все устроено. Нам здесь тоже невесело. Я просто хочу знать.

— Если она не хочет об этом говорить, значит, и не надо, — возражает Сью. — Она вернулась домой. Оставь ее в покое.

Я смотрю на Крейга. Симбионт предупреждает меня, что это будет ошибкой, но я велю ему заткнуться.

— Она в чем-то права, — говорю я, — это ужасная война. Хуже любой, что были прежде. И ты прав, агенты богочумы не убивают. Убивают боги. Рекурсивные самосовершенствующиеся ИИ не убивают, а вот киборги-убийцы — вполне.

— И почему же ты не там? — хмурится Крейг. — Раз там все так плохо?

Взгляд Малькольма мечется между сестрой и отчимом. «Сумятица». «Слезы».

Я кладу вилку — еда вдруг становится безвкусной.

— Я болел чумой, — медленно отвечаю я, — я не годен. Я был одним из ботаников.

Эйлин встает, и глаза ее вспыхивают яростью.

— Да как ты смеешь? — орет она на Крейга. — Ты не представляешь, о чем говоришь. Вообще. Из роликов в Сети ты ничего не поймешь. Рыба вам ничего не показывает. Хочешь услышать, как там плохо? Я расскажу.

— Эйлин… — Я открываю рот, но она жестом заставляет меня замолчать.

— Да, Инвернесс был похож на гигантский тетрис. В этом виноваты машины и ботаники. Мы их убили, да. А знаешь, что еще мы видели? Младенцев. Младенцев, больных богочумой. Дети жестоки. Они прекрасно знают, чего хотят: есть, спать, не чувствовать боли. И богочума дает им это. Я видела женщину, которая сошла с ума. Она говорила, что потеряла ребенка и не может его найти, а на самом деле была беременна. Мой ангел посмотрел на нее и сказал, что у нее в животе червоточина, что ребенок живет в собственной маленькой вселенной. А ее глаза…

Эйлин замолкает. Она вылетает из комнаты, а Малькольм начинает реветь. Не думая, я бегу за ней.

— Я просто спросил… — Я успеваю услышать голос Крейга, захлопывая за собой дверь.

Я нахожу ее на заднем дворе. Она сидит на земле рядом с ангелом, обхватив его ногу. Я чувствую прилив ревности.

— Можно я сяду? — спрашиваю я.

— Валяй, трава свободна. — Она слабо улыбается. — Я всех перепугала, да?

— Похоже на то. Малькольм до сих пор ревет.

— Просто… не знаю. Само вырвалось. И я подумала, что пусть он тоже слышит. Он же все время играет в игры, где все еще хуже, ну так какая разница. Я глупая.

— Я думаю, дело в том, что это все рассказала именно ты, — медленно говорю я, — и он понял, что это правда.

— Ты прав, — вздыхает она, — я сука. Нельзя было давать Крейгу меня доводить, но на севере было непросто, а он так легкомысленно ко всему относится…

— Все хорошо.

— Вообще-то я по тебе скучала. Ты придаешь жизни смысл.

— Приятно, что кто-то так думает.

— Да ладно. — Эйлин вытирает слезы. — Пошли погуляем или лучше в паб сходим. Я голодная. И выпила бы. Первое увольнение, а я еще трезвая. Сержант Кацуки меня выгонит, если узнает.

— Давай попробуем это исправить, — соглашаюсь я, и мы идем к гавани.

Не представляю, как девушка вроде Эйлин заинтересовалась бы парнем вроде меня, если бы, конечно, я не был богом какое-то время.

Два года назад. Университетское кафе. Я пытаюсь снова привыкнуть к тусклым краскам реального мира. Совсем один. И тут три девчонки садятся за соседний столик. Хорошенькие и очень громкие.

— Серьезно, — говорит одна, в пастельной курточке и с интерфейсом Рыбы в стиле «Хелло, Китти». — Я хочу быть с постчеловеком. Вот посмотрите…

Девушки смотрят на туманный экран.

— Есть канал, называется «Посткоитус». Про секс с богами. Эта девчонка их фанатка. Ездит за ними везде. За нормальными, которые с ума не сходят.

На мгновение воцаряется благоговейная тишина.

— Вау! — говорит вторая. — Я думала, это городская легенда. Ну или постановочная порнуха.

— А вот и нет, — говорит третья.

В те дни восхищение ботаниками распространялось как грипп. Богочума — это подавляющая волю, постоянно самосовершенствующаяся и самовоспроизводящаяся программа. Джинн, который селится в окружающих тебя машинах, а потом велит творить свою волю и говорит, что таков да будет весь закон. Это уничтожает тебя, но это чертовски сексуально.

— Серьезно, — говорит первая девушка. — Вообще не удивительно, что Рыбу придумали мужики. Это же просто воплощение пениса. О женской сексуальности там вообще ничего нет. Их коллективу явно не хватает феминизма. Не, ну правда.

— Господи, — говорит вторая. — Посмотрите на этого. Я хочу его… ее… всех их. Не, правда.

— Не хочешь, — вмешиваюсь я.

— Простите? — Она смотрит так, как будто наступила во что-то неприятное и хочет его вытереть. — У нас тут личный разговор.

— Разумеется. Я просто хотел сказать, что этот канал — тоже фейк. И на твоем месте я бы не связывался с пост-людьми.

— По своему опыту говоришь? Тебе постдевчонка член откусила?

Впервые я ощущаю благодарность к своему симбионту. Если я не слушаю его шепот, ее лицо остается для меня пустой маской.

Другие девушки нервно хихикают.

— По своему, — говорю я. — Я был таким.

Они разом встают, мгновение смотрят на меня и уходят. Маски, твержу я себе. Просто маски.

Через минуту меня прерывают снова.

— Извини, — говорит третья девушка. — Правда, извини. Они мне даже не подруги, мы просто один курс взяли. Я Эйлин.

— Все в порядке. Я не обижаюсь.

Эйлин присаживается за стол, и это меня тоже не напрягает.

— А на что это похоже? — спрашивает она. Глаза у нее невероятно зеленые. «Любопытство», — подсказывает симбионт. И я вдруг очень жалею, что он не говорит больше ничего.

— Ты правда хочешь знать?

— Да.

Я смотрю на свои руки.

— Я был квакером, — медленно говорю я, — квантовым хакером. Когда код Рыбы выложили в открытый доступ, я решил с ним поиграть, как и все гики на планете. Я решил скомпилировать собственного дружелюбного ИИ-раба. Суперсистему с защитой от дурака, которая должна была превратить меня из куска мяса в бога из комиксов, никому не причиняя вреда. Ну, так мне сказала сама система. — Я кривлюсь. — Моя внешняя нервная система захватила компьютерный суперкластер Технологического университета Хельсинки примерно за тридцать секунд. Получилось… довольно некрасиво.

— Но ты это сделал! — Эйлин распахивает глаза.

— Ну, в те времена у Рыбы хватало ресурсов, чтобы быть доброй. Морские звезды появились, когда никто еще не успел погибнуть. Они выжгли мой искусственный интеллект, как информационную опухоль, и запихнули меня назад в… — Я делаю вид, будто оглядываю себя. — В это.

— Вау! — Эйлин обхватывает тонкими пальцами стакан с латте.

— Да. Это я и имел в виду.

— И как ты себя чувствуешь сейчас? Это было больно? Ты скучаешь?

Я смеюсь.

— Я почти ничего не помню. Рыба ампутирует большую часть воспоминаний. Правда, я все же пострадал. — Я сглатываю. — Я… это нетяжелая форма Аспергера или что-то вроде этого. Я почти не понимаю людей. — Я снимаю шапочку. — Некрасивая штука. — И демонстрирую ей симбионта в затылке. Как и большинство устройств Рыбы, он похож на морскую звезду.

— Это мой симбионт. Он читает людей за меня.

Она осторожно его касается, и я это чувствую. Симбионт считывает тактильную информацию гораздо лучше моей кожи, и я ощущаю сложный контур кончиков пальцев, которые скользят по его поверхности.

— А мне он нравится. Как драгоценный камень. Ой, а он теплый. А что еще он умеет? Это что, интерфейс Рыбы прямо в голове?

— Нет. Он постоянно прочесывает мой мозг. Ищет, не спряталось ли там то, чем я был. — Я смеюсь: — Довольно хреново быть никому не нужным богом.

Эйлин улыбается. Симбионт сообщает, что у нее очень красивая улыбка. Возможно, он просто льстит в ответ на ее ласку.

— Вообще, это все довольно круто звучит. Или это версия специально для девушек?

Вечером она приглашает меня к себе.

В «Приюте контрабандиста» мы заказываем фиш-энд-чипс. Мы с Эйлин здесь единственные посетители, и старик бармен называет ее по имени. Еда потрясающая, хоть и слишком жирная. Эйлин ест с явным удовольствием и запивает рыбу пинтой пива.

— По крайней мере, ты не лишилась аппетита.

— Учебка в пустыне Гоби учит ценить еду, — говорит она, и сердце у меня сжимается, когда она отбрасывает волосы назад. — Клетки моей кожи способны к фотосинтезу. В Сети ты такого не увидишь. Это ужасно. Ты постоянно голоден, но есть тебе не разрешают. Зато ты в постоянной боевой готовности. Моча у меня будет ужасного цвета все выходные — наниты будут выходить.

— Спасибо, что поделилась.

— Извини, солдатские шуточки.

— Ты изменилась.

— А ты нет.

— Вообще, я тоже изменился. — Я отхлебываю пива, надеясь, что симбионт позволит мне опьянеть. — Я стал другим.

— Спасибо, что приехал, — вздыхает она, — рада тебя видеть.

— Да пожалуйста.

— Нет, правда, это много для меня значит…

— Эйлин. — Я блокирую симбионта. Говорю себе, что не знаю, о чем она думает. Честно. — Не надо. — Я допиваю вино. — Есть один вопрос… я очень много об этом думал. Ну, в смысле… — Слова не идут.

— Давай, спрашивай.

— Ты не обязана была этого делать. Уходить в армию, сражаться с монстрами. Если только…

От этой мысли меня до сих пор дергает.

— Если только ты не разозлилась на меня так сильно, что не захотела убивать тех тварей, одной из которых я когда-то был.

Эйлин встает.

— Нет. Дело совершенно не в этом.

— Я тебя прекрасно слышу, не надо кричать.

Она закрывает глаза.

— Включай своего сраного симбионта и пошли со мной.

— Куда?

— На пляж, камушки кидать.

— Зачем?

— Потому что я так хочу.

Мы спускаемся к пляжу. Светит солнце, чего не было уже пару месяцев. Возможно, к этому имеет отношение огромная Рыба, которая плавает где-то на горизонте. Ромбовидная морская звезда диаметром почти в милю.

Мы идем вдоль линии прибоя. Эйлин бежит вперед, забегает в волны. Между двумя пирсами есть местечко, где лежит много плоских круглых камней. Эйлин подбирает пару штук, размахивается и делает умелый бросок. Камень несколько раз отскакивает от воды.

— Давай, у тебя получится.

Я пробую. Камень высоко взлетает в воздух, падает вниз и исчезает в воде, даже без всплеска. Я смеюсь и смотрю на нее. Лицо Эйлин залито мерцанием морской звезды и солнечным светом. На какое-то мгновение она превращается в ту самую девушку, которая позвала меня отмечать Рождество со своими родителями. Потом она начинает плакать.

— Извини, — говорит она, — надо было сказать тебе раньше. Но я не могла.

Она цепляется за меня. К нашим ногам подкатывают волны.

— Эйлин, скажи, пожалуйста, что не так. Ты же знаешь, что я не всегда все понимаю.

Она садится прямо на мокрый песок.

— Помнишь, что я сказала Крейгу про младенцев?

— Ну да.

— Когда я от тебя ушла… у меня был ребенок.

Сначала я думаю, что это просто секс из жалости. Меня это не пугало: такое со мной случалось несколько раз, и до того, как я ненадолго стал богом, и после. Но Эйлин остается. Готовит завтрак. Утром идет со мной в кампус, держа меня за руку, и смеется над ловушками для спама, которые гоняются за рекламными значками и похожи на разноцветные листья на ветру. К ее дню рождения я выращиваю интерфейс Рыбы из своего симбионта. Он похож на божью коровку, и она называет его «Мистер Жук».

Мне легко. Этого хватает, чтобы влюбиться.

Зима в Преззагарде проходит быстро. Мы находим квартиру в высоченном комплексе апартаментов, и я плачу за нее деньгами, полученными за пару хакерских атак.

А однажды утром постель оказывается пустой. Только Мистер Жук сидит на подушке. Косметика исчезла из ванной. Я звоню ее друзьям, запускаю ботов в местные сети камер наблюдения. Никто ее не видел. Две ночи меня мучают кошмары. У нее есть любовник? Я что-то сделал не так? Симбионт не безупречен, иногда я боюсь, что сказал что-то ужасное случайно.

Она возвращается утром третьего дня. Я открываю дверь и вижу ее — бледную и расстроенную.

— Где ты была? — спрашиваю я. Она выглядит так, что мне очень хочется обнять ее, но она меня отталкивает.

«Ненависть, — фиксирует симбионт, — ненависть».

— Извини, — говорит она, и по щекам ее текут слезы. — Я за вещами зашла. Мне нужно уйти.

Я пытаюсь что-то сказать. Что я ничего не понимаю, что мы со всем справимся, что она обо всем может мне рассказать, что если я виноват, то все исправлю. Мне хочется встать на колени. Умолять ее. Но аура ненависти так сильна, что я замолкаю и тихо смотрю, как дроны Рыбы уносят ее жизнь.

— Не проси меня ничего объяснять, — говорит она, стоя в дверях. — Присмотри за Мистером Жуком.

Когда она уходит, мне хочется выломать симбионта из черепа. Я хочу, чтобы черный червь, который прячется в моем мозгу, снова взял власть надо мной. Сделал меня богом, который выше боли, любви и ненависти, богом, который умеет летать. На некоторое время мир вокруг расплывается. Кажется, я пытаюсь открыть окно и выпрыгнуть с высоты трех сотен метров, но Рыба в стенах и в стекле не позволяет мне. Мы создали очень жестокий мир, но при этом он заботлив и не позволяет нам причинить себе вред.

Потом симбионт укладывает меня спать. Когда я просыпаюсь и начинаю крушить мебель, он делает это снова. И снова, и снова, пока у меня не вырабатывается что-то вроде рефлекса, как у собачки Павлова.

Я провожу много долгих ночей, разглядывая образы из кэша Мистера Жука и пытаясь их разгадать. Задействую симбионта, чтобы он вычленил какие-то эмоциональные паттерны из обломков нашей совместной жизни. Но там нет ничего, что нельзя было решить, ничего долгого и мучительного. Ну или я ничего не понимаю.

Такое уже случалось, если подумать. Я коснулся неба и упал. Ничего нового.

Я живу как во сне. Диплом. Работа. Скрипты для Рыбы. Я забываю. Говорю себе, что должен быть выше этого.

А потом Эйлин звонит, и я сажусь на первый же поезд на север.

Я слушаю биение ее сердца и пытаюсь понять ее слова. Они с трудом пробиваются к моему разуму. Они слишком тяжелые.

— Эйлин, господи, Эйлин…

Бог прячется в моем разуме, в его мертвой части, в моих клетках, в моей ДНК. Вдруг меня начинает тошнить.

— Я сначала не понимала, что происходит, — говорит Эйлин плоским бесцветным голосом, — просто было как-то странно. Хотелось побыть одной. Поэтому я пошла в пустую квартиру — ну, наверху, где комплекс достраивали, чтобы посидеть и подумать. Очень хотелось есть. Не представляешь как. Я ела и ела, постоянно. И у меня начал увеличиваться живот.

Рыба всегда рядом, и контрацепция подразумевается сама собой, если только человек не хочет ребенка по-настоящему. Но была одна ночь в Питтенуиме, сразу после Рождества, за Файрволлом. Споры Рыбы там рассеяны не так густо, как в Преззагарде. Я почти вижу, как это происходит, как семя бога в моей голове взламывает мои клетки, создает крошечные, куда меньше сперматозоида, молекулярные машины, которые несут ДНК с кодом и проникают в Эйлин.

— Я почти ничего не почувствовала. Боли не было. Я лежала, воды отошли, и оно просто выскочило наружу. Это было самое красивое создание, которое я видела в жизни. — Она улыбается. — У него были твои глаза и такие крошечные пальчики с хорошенькими ноготочками. Оно посмотрело на меня и улыбнулось. Помахало ручкой. Как будто… как будто решило, что больше во мне не нуждается. Стены расступились, и оно улетело. Мое дитя. Улетело.

Чтобы заблокировать божье семя, я выбрал идентификационным механизмом свою ДНК. Мне и в голову не пришло, что в этой системе безопасности есть дыра. Оно подчинило мою волю. Переизобрело себя. А после этого оно уже могло меняться как ему захочется. Например, отрастить крылья.

Я обнимаю Эйлин. Мы оба мокрые и дрожим, но мне плевать.

— Извини. Тогда я приехала, чтобы рассказать это тебе. А потом оно снова посмотрело на меня твоими глазами. Мне пришлось уйти.

— И ты ушла в армию.

— Да, — вздыхает она, — это помогает. Что-то делать, быть нужной.

— Ты нужна мне.

— Знаю. Прости.

Гнев поднимается к горлу.

— Так это работает? Вы уничтожаете супердетей и темных властелинов? Это весело?

Она отшатывается.

— Ты говоришь как Крейг.

— А что мне сказать? Плохо, что с ребенком так вышло. Но это не твоя вина и не моя.

— Но это же ты… — Она прижимает ладонь ко рту. — Извини, я не хотела. Правда.

— Оставь меня в покое. Ты же хотела побыть одна.

Я бегу вдоль линии прибоя, не зная куда.

Ангел ждет меня на берегу.

— Привет, Юкка, — говорит он, — рад снова тебя видеть.

Голос у него приятный, не мужской и не женский. Он словно щекочет что-то у меня в мозгу. Это голос Рыбы.

— Привет.

— Я могу тебе помочь?

— Вряд ли. Если только ты не хочешь заставить ее все бросить. Понять, в чем дело.

— Я не влияю на ее решения, — говорит ангел, — я не для этого. Я только даю ей — и тебе — что вы хотите или то, что вы захотели бы, будь вы умнее. Такова моя высшая цель, и ты это знаешь.

— Ты самодовольный мудак. Коллективная воля человечества считает, что она должна сражаться с монстрами? И, наверное, умереть в процессе? Это сформирует ее характер или что-то в этом роде?

Ангел молчит, но меня уже несет.

— Я ведь даже не знаю, сама ли Эйлин так решила. Эта… хрень в моей голове — это ты. Ты мог позволить божьему семени ускользнуть, просто чтобы сделать Эйлин больно, чтобы она вписалась в твой отряд сраных камикадзе. Наверняка ты знал, что я приеду сюда и буду с тобой говорить, и у меня не будет шансов ее остановить. Или они есть?

Ангел задумывается.

— Если бы я мог это сделать, мир был бы идеален. — Он наклоняет стеклянную голову набок. — Возможно, кто-то действительно хотел, чтобы ты приехал.

— Не пытайся меня запутать!

Гнев льется из меня рекой. Я колочу ангела по груди, кожа прогибается под ударами, как мыльный пузырь.

— Юкка! — Голос доносится откуда-то издалека.

— Юкка, хватит! — говорит Эйлин. — Ты идиот.

Она с неожиданной силой оттаскивает меня в сторону.

— Посмотри на меня! Это не Рыба. Это не ты. И это не ребенок. Это я. Я хотела этого. Почему ты мне не позволил?

Я смотрю на нее мутными глазами:

— Потому что я не мог пойти с тобой.

— Глупый мальчик, — говорит она, и теперь она меня обнимает, а я плачу. Плачу впервые с тех пор, как перестал быть богом. — Глупый, глупый мальчик.

Скоро слезы иссякают. Мы сидим на камне и смотрим на закат. Я чувствую себя легким и пустым.

— Может быть, если бы ты не позвонила, было бы легче, — вздыхаю я.

— Ты о чем? — удивляется Эйлин. — Я не звонила. Я думала, это Крейг. Очень на него похоже. Чтобы не дать мне вернуться.

А потом мы видим младенца.

Он безволосый, голенький, розовый, и из пупка свисает тоненькая серебристая пуповина. Глаза у него зеленые, как у Эйлин, а взгляд мой. Он плывет по воздуху, и хорошенькие крошечные пальчики почти касаются воды. Он смотрит на нас и смеется, и смех этот похож на звон серебряных колокольчиков. Во рту у него растут жемчужные зубки.

— Не двигайся, — говорит Эйлин.

Ангел двигается к ребенку. Его руки взрываются пучками лезвий. Из груди высовывается дуло стеклянной пушки. Крошечные сферы света, квантовые точки, накачанные энергией, мчатся к ребенку.

Он снова смеется, вытягивает крошечные ручки и сжимает кулачки. Воздух — или время, или пространство — колеблется и изгибается. Ангел исчезает, а наш ребенок держит в руках маленький стеклянный шарик, похожий на сувенир со снегом внутри. Эйлин хватает меня за руку.

— Не бойся, — шепчет она, — небесная Рыба должна была это заметить. Она что-нибудь сделает. Сиди тихо.

— Плохой мальчик, — медленно говорю я, — ты сломал маминого ангела.

Ребенок хмурится. Космический гнев собирается за наморщенным розовым лобиком.

— Юкка, — начинает Эйлин, но я перебиваю:

— Ты умеешь убивать богов, а я умею с ними говорить.

Я смотрю на своего… сына, судя по крошечной сморщенной штучке между ножек, и делаю шаг ему навстречу. Я помню, каково это — обладать всей силой Вселенной. Вместе с ней приходит потребность сделать все идеальным.

— Я знаю, зачем ты нас сюда привел. Ты хочешь, чтобы мамочка и папочка были вместе, да? — Я опускаюсь на одно колено и смотрю сыну в глаза. Я уже зашел в воду, и я так близко, что чувствую тепло его кожи.

— Я знаю, что ты думаешь. Я тоже таким был. Ты можешь нас развести. Ты можешь перебрать наш разум. Ты можешь заставить нас захотеть быть вместе. Вместе с тобой.

Я касаюсь его носика пальцем.

— Но это так не работает. Хорошо не будет. Правильно не будет. — Я вздыхаю. — Поверь, я знаю. Я пробовал. Но ты сможешь лучше, правда?

Я достаю из кармана Мистера Жука и протягиваю сыну. Он хватает его и тянет в рот. У меня перехватывает дыхание, но он не кусает Жука.

— Поговори с Жучком. Он расскажет, кто мы такие. Потом возвращайся.

Ребенок закрывает глаза, хихикает, набив рот искусственным интеллектом в виде насекомого, и тычет меня в нос.

Я слышу крик Эйлин. В мозгу брыкается электрическая лошадь, а потом гремит гром.

Меня будит что-то мокрое на лице. Я открываю глаза и вижу темное небо — и Эйлин. Идет дождь.

— Ты в порядке? — спрашивает она, чуть не плача. Моя голова лежит у нее на коленях. — Маленькая сволочь.

Вдруг глаза ее распахиваются. И вдруг у меня в голове воцаряются тишина и пустота. Я вижу в ее взгляде удивление.

Эйлин разжимает руку. Мой симбионт лежит у нее на ладони. Я беру его, кручу в пальцах, замахиваюсь и швыряю в море. Он отскакивает от воды трижды и тонет.

— Интересно, как это у него вышло?