Мятеж

Ханна Мэтьюсон, 2022

Лондон, который вы не могли и представить! Добро пожаловать в Уизерворд, город-копию Лондона, не похожий ни на что другое. Биг-Бен? Тут он не нужен! А как же Букингемский дворец? Тоже без надобности! Здесь люди превращаются в животных, а магия наводняет улицы. Уизерворд населяют шесть народов – чародеи, метаморфы, призраки, телепаты, оракулы и мастера душ. Кассии семнадцать лет, из которых семь она была чародейкой и десять – метаморфом… при этом по-настоящему не принятой никем. Двери общества молодых одаренных магов для нее закрыты. Пока однажды девушка случайно не пробуждает древнее заклинание. Теперь в ее руках судьба всего города. Олливан, старший брат Кассии, пребывающий в изгнании, замышляет захватить власть. Однако заклинание, которое он наложил на куклу в надежде сокрушить своего врага, сработало совсем не так, как было задумано. Теперь девушка и мстительный маг должны работать вместе на благо будущего города. У внуков верховного чародея есть только одна попытка, чтобы спасти жителей от неминуемой гибели.

Глава 8

Это послужило Кассии уроком, ведь она было решила, что вечер не может стать еще хуже.

Если бы она попыталась найти хоть крошечный плюс, то он заключался бы в том, что ее дедушка был слишком занят, чтобы заметить, как она выскользнула примерно в то время, когда к лацкану ее изгнанного брата прикрепляли президентский значок.

Она вышла из экипажа перед домом из красного кирпича — домом Симсов — и поднялась по ступенькам, устало приветствуя дежуривших дружинников. Тихо, чтобы не привлекать внимания, Кассия поднялась в свою комнату, где с величайшей осторожностью закрыла за собой дверь. Затем она сбросила пальто и туфли и упала лицом вниз на свою кровать. Вжав голову в подушку, Кассия пронзительно закричала.

Раздался стук в дверь.

В конце концов, ей не удалось незаметно проникнуть внутрь. Алана вошла и застыла в дверях, глядя на дочь так, словно любое резкое движение могло ее отпугнуть.

Они оба знали, о чем хотела спросить Алана.

— Я потерпела неудачу.

— У тебя будут другие шансы, — последовал слишком быстрый ответ, и Кассия поняла: все те ее разговоры о президентстве были пустым звуком, ведь ее мать не верила даже в то, что Кассия будет принята. Она не ожидала от своей дочери того, чего ожидали от нее, от Олливана, от всех, кого они знали. Потому что Кассия не была одной из них.

— Их не так много, — пробормотала Кассия.

— Достаточно. И еще целый год, чтобы поработать над этим. Ты потомок могущественной семьи, Кассия. Ради звезд, ты должна быть в состоянии сколотить эффектное заклинание, чтобы члены клуба в достаточной мере развеселились.

Она закончила свою речь смехом, но в нем слышалось разочарование.

— Хорошо.

Кассия подошла к своему туалетному столику, распустила волосы, сняла серьги и попыталась воспринять слова матери так, как того хотела Алана, а не так, как они прозвучали.

— Возможно, я должна быть в состоянии. Но это не так.

— Разве Джаспер не хороший учитель?

— Дело не в Джаспере.

— Возможно, если бы мы снова наняли парня постарше…

— Дело не в Джаспере, мама.

Кассия бросила свои серьги на стол рядом со шкатулкой для безделушек, в которой она их хранила.

— Дело во мне.

Алана ответила не сразу, и это был единственный ответ, который был необходим Кассии. Женщина присела на край кровати; верный признак того, что этот разговор не закончится быстро.

— Я думаю, что, возможно, — осторожно сказала Алана, — сосредоточение всей твоей энергии на Обществе — не лучший способ потратить время, что ты проведешь в Харте. В конце концов, это не самая важная вещь в мире.

— Возможно, это правда, но даже если бы это было так, откуда тебе знать?

Она с вызовом повернулась к ней лицом.

— Ты прошла посвящение с первого раза. Так делал отец, так делал дедушка, и так делал…

Олливан. Ее мать не знала. Алана заметила колебание, ее тело напряглось, как всегда, когда речь заходила о риске упоминания ее первенца. Они не говорили о нем; не говорили уже целый год.

Кассия не хотела быть той, кто скажет матери, что Олливан вернулся. Она не хотела видеть, какие эмоции появятся на ее лице.

— Дело в том, — продолжала она, пытаясь собраться с мыслями, — что у тебя все по-другому. Ты следующий верховный чародей. Ты заслужила свое место здесь. Тебя… уважают.

— А ты моя дочь. К этому тоже прилагается уважение.

Кассия внимательно на нее посмотрела.

— Ты правда так думаешь? Ты так представляешь себе мою жизнь?

— Все, что я могу сделать, это представить, Кассия, — мягко сказала Алана. — Я едва тебя знаю.

— И чья в этом вина?

Слова вырвались прежде, чем она успела их обдумать, но сразу после этого Кассия поняла, что хотела причинить матери боль. В любом случае это не сработало.

— Наверное, моя собственная, — сказала ее мать. — Звезды знают, что я слишком оттягивала тот момент, как Эстер вернула тебя к нам.

— Я сама вернула себя обратно. Я хотела быть здесь. И мне жаль, что это доставляет тебе такие неудобства.

— Кассия. Не вкладывай слов в мои уста.

Но все же она не отрицала. Кассия ждала, что она продолжит, но Алана массировала виски, как будто у нее начиналась одна из головных болей. Она была близка к тому, чтобы вообще потерять интерес к разговору.

— Давай не будем ссориться, — сказала она, словно на автомате. — Я просто хотела сказать, что ты тратишь всю свою энергию, зацикливаясь на вступлении в Общество. Уже скоро ты будешь на пути обратно в Камден, и я…

— Я еще не решила, — вмешалась Кассия.

Она говорила это уже не раз. И все же что-то в ней потянулось к идее возвращения и всеми силами ухватилось за нее. Это было не то, чего ей на самом деле хотелось, напомнила она себе. В Зоопарке были люди — Эстер, Гедеон, Файф, которые относились к ней как к семье, поэтому, конечно, она скучала по ним. Конечно, в постигшем ее одиночестве эти воспоминания стали особенно сильными.

Но в Камдене она была счастлива лишь отчасти. Жизнь там была омрачена неизбежной изоляцией, как будто она жила за стеклом. Она чувствовала это каждое утро, когда практиковала свою магию одна, без друзей. Каждый раз, когда кто-то шептал «это ребенок чародеев», стоило ей пройти мимо. Каждый раз, когда они говорили о многовековой истории, которая отделяла их, метаморфов, от мастеров душ, призраков и чародеев. Если здесь, в Харте, она и была менее счастлива, то только потому, что еще не проявила себя. Она не показала им, что она не метаморф. Но это были ее люди. Если Кассия не могла прижиться здесь, то не могла прижиться нигде.

Алана посмотрела на нее с жалостью.

— А что, если твой дедушка решит, что возвращение в Зоопарк — лучший выход для тебя?

Для тебя. Вот оно. Снова. Ни у кого из них не было иллюзий, будто решение будет принято в наилучших интересах Кассии. Единственной причиной, по которой она продолжала настаивать на том, что еще не определилась со своим будущим, была детская надежда, что, если она повторит достаточно раз, это станет правдой; выбор чудесным образом останется за ней. Может быть, так оно и было бы.

Возможно, существовал способ, которым Кассия могла взять свою жизнь в свои руки. Но если и так, она его еще не нашла. Ее просьба вернуться в Харт была удовлетворена только по настоянию Эстер Рейвенсвуд, убеждению, что это принесет пользу всем, и обещанию, что Зоопарк примет ее обратно, если Джупитус сочтет нужным. Она не была уверена, что Эстер смогла бы помочь ей, реши он, что это не так.

Она больше не могла говорить об этом; ни о посвящении, ни о Камдене. Она вдруг почувствовала сильную усталость, в горле встал ком, к глазам подступили слезы. Ей хотелось снова зарыться головой в подушку и побыть одной. Поэтому она сказала единственное, что, как она знала, могло заставить мать выбежать из комнаты. Но все же она отвернулась, чтобы не видеть лица Аланы.

— Он вернулся. Он провернул какой-то… трюк, чтобы быть избранным президентом Общества. Согласно уставу, ему должно быть разрешено снова жить в Уизерворде. Дедушка был вынужден согласиться. Я думаю, он захочет вернуть свою комнату.

Дверь захлопнулась прежде, чем она закончила говорить. Наступившая тишина была самой одинокой из всех, что Кассия когда-либо слышала. И тут она вспомнила.

— Кто вернулся? — раздался голос.

Вайолет упала на бок и была наполовину скрыта подушкой, в которую Кассия кричала. Ее тихий голос словно заживил рану, которую открыла Алана. Каким бы глупым это ни казалось Кассии, это лицо не было свидетелем ее унижения этим вечером, и оно в любом случае не отвело бы глаз. Это было лицо человека — или вещи, которое даже не знало о существовании Олливана Симса.

— Мой брат, — сказала Кассия кукле. Она подняла ее и посадила к себе на колени. — Мой брат вернулся.

Последовала пауза, и Кассия почти положила куклу обратно, как вдруг та ответила:

— И это заставляет тебя грустить.

Это то, что чувствовала Кассия? Она едва знала своего старшего брата. Возможно, они были близки до того, как ее отдали на воспитание метаморфам, но Кассия была слишком мала, чтобы помнить. С тех пор Олливан никогда не проявлял к ней интереса, хотя Кассия была уверена, что в какой-то момент в далеком прошлом она этого хотела. По мере того как они становились старше и интересы Олливана сузились до строго определенных вещей, которыми он, в общем-то, не должен был заниматься, ее визиты домой в основном происходили в его отсутствие именно по причине того, что она не хотела с ним пересекаться.

А потом, год назад, он показал всем, кем является на самом деле.

— Нет. Не грущу, — сказала Кассия кукле. — Сержусь.

— Сердишься?

— Он… он теперь, звезды его побери, президент Общества молодых одаренных чародеев! Президент.

— И ты хотела бы, чтобы это была ты.

— Нет!

Кассия положила куклу обратно на гору подушек, подальше от своих трясущихся рук.

— Это абсурд. Я бы никогда не стала президентом. Даже если бы я могла попасть туда с самого начала. Но ты бы видела его лицо. Его высокомерное, ухмыляющееся, полное ненависти лицо. Он даже не хочет быть президентом, просто решил сделать это назло дедушке. У него, вероятно, была дюжина других коварных планов, как избавиться от изгнания, и он выбрал тот, в котором мог бы выставить себя на всеобщее обозрение.

В перерывах между словами своей тирады Кассии не хватало воздуха. Когда она набрала полную грудь, у куклы наконец появился шанс вставить слово.

— Он изгнанник.

— Именно. Три часа назад мерзавец был изгоем, а теперь… в общем-то, ничего удивительного. Не имеет значения, что он сделал. Потому что он Олливан.

Она насмешливо фыркнула.

— Может быть, мне тоже следует отправиться в изгнание, и тогда они примут и меня тоже.

— Ты хочешь вступить в это… Общество молодых одаренных чародеев?

— Нет. Возможно.

Кассия потерла глаза и вздохнула, признавая поражение.

— Да. Я хочу туда вступить.

— Как можно этого добиться?

— Ты спрашиваешь не ту девушку.

— Тогда позволь мне помочь тебе.

Она посмотрела на куклу, которая слегка сползла по подушке и завалилась вправо. Ее пустые стеклянные глаза смотрели прямо перед собой, не совсем на Кассию, а скорее мимо ее плеча на край кровати. На самом деле она знала, что разговаривала не с куклой. Кукла была сосудом для небольшого количества магии. Конечно, весьма впечатляющей магии. Она и ранее видела зачарованных кукол, но их разговорные навыки ограничивались несколькими фразами и не производили реального впечатления разумности. Она напомнила себе, что эта кукла — такая же. Заклинание предлагало ей помощь не потому, что заботилось о ней, а потому, что это было то, для чего оно было создано.

— Я ценю твое предложение, — все же сказала Кассия, — но, боюсь, я сама по себе. Я никогда не буду такой, как Олливан. И слава звездам.

— Да, слава звездам. Ты должна всегда быть самой собой.

Кассия криво усмехнулась. Наверное, на ребенка такие слова бы подействовали. Но в возрасте семнадцати лет блеск простоты таких фраз уже не имел никакого эффекта.

— Думаю, я предпочла бы быть одаренной, чем быть самой собой.

— А Олливан одаренный?

— О, да. Однажды я подслушала, как мой отец назвал его самым одаренным чародеем, которого он когда-либо знал.

Было невозможно сдержать язвительность в интонации. Ее отец был далек от нее уже тогда, когда она была ребенком, и все больше отсутствовал по мере того, как она росла. В конце концов он тихо ушел из их семьи примерно на тринадцатом году жизни Кассии. Когда во время одного из визитов она спросила, где отец, Алана совершенно спокойно сказала, что Кассия больше его не увидит. Она не помнила, чтобы что-то чувствовала по этому поводу. Таковы были их отношения, и все же этот человек уделял Олливану достаточно внимания, чтобы тот произвел на него впечатление.

— Олливану все дается легко. Так было всегда. Мы не могли бы быть более разными, чем сейчас.

— Ну и что, — сказала Вайолет. — Ты трудолюбивая! Ты стремишься к лучшему. Это гораздо ценнее, Кассия.

Кукла произнесла ее имя. Кассия и не подозревала, что оно ей известно. Но, как бы то ни было, она ошибалась.

— Но быть трудолюбивым бесполезно, если в итоге ничего не получается. Никто даже не узнает, как усердно ты работал, если не увидит результатов.

— И для тебя это имеет значение?

Вопрос был тяжелым и серьезным.

— Это имеет значение для всех, и если кто-то говорит по-другому, то он лжет. Лжет и все больше разочаровывается в тебе из-за того, что ты не такая одаренная, как брат.

Кукла очень долго молчала.

— Ты говоришь о своей матери.

— Моей матери. Моем отце. Моем дедушке.

Она позволила себе откинуться на кровать и уставилась на нижнюю сторону балдахина, который выбрала Алана: он был полностью розовым.

— Единственное, что они во мне видят, — это то, как сильно я отличаюсь от Олливана. Я не очаровательная. Я не смелая. Я не лидер. И я не одаренный чародей. В нашем роду есть исключительно одаренные чародеи, есть обычные. Но неудачников не было. До меня. Возможно, именно поэтому они послали меня в Камден.

Она добавила последнее замечание как бы между прочим и была встревожена, почувствовав, как сжимается ее сердце.

— Твоя семья отослала тебя прочь?

— Когда мне было пять.

— Пять?

Кассия вздрогнула от тона голоса куклы; резкого и более громкого, чем обычно.

— Твоя семья ожидала, что в пять лет ты проявишь себя как одаренный чародей?

— Олливану было три года, когда он заколдовал музыкальную комнату, чтобы инструменты в ней сами писали и играли симфонии, — отрезала Кассия, уставившись в беспорядок кружев у себя над головой. — Один театрал купил у него права на музыку для пьесы. Торговец из Дорберга. Эту постановку ставят до сих пор.

— Земля и звезды, — пробормотала кукла.

— Совершенно верно.

— Это несправедливо.

— На самом деле для трехлетнего ребенка сумму он получил довольно щедрую.

— Нет, несправедливо то, что они ожидали от тебя. Ты должна быть самой собой.

Казалось, магия внутри куклы достигла своего максимума, и ей было нечего больше сказать.

— Да, ты уже говорила, — пробормотала Кассия, больше для себя, чем для куклы. Она была удивлена, как ей стало грустно оттого, что разговор закончился; что иллюзия того, что есть с кем поговорить, разбилась вдребезги.

— Ты должна быть самой собой, но все хотят, чтобы ты была Олливаном.

Кассия приподнялась на локтях. Кукла не двигалась, и все же казалось, что она смотрит на нее. Возможно, Кассия сдвинула кровать, когда ложилась. Она села еще дальше, и, хотя глаза куклы, казалось, не двигались, она все еще смотрела на нее, как на портрете, глаза с которого следуют за вами по комнате.

— Я полагаю, этот Олливан, этот твой брат, был изгнан за проступок?

— За убийство, — натянуто сказала Кассия. — Он убил человека в драке.

— Тогда почему ты должна быть такой, как он? Он не заслуживает их уважения. Его заслуживаешь ты.

Кассия не могла не согласиться. Звезды где-то просчитались, и это сделало Олливана президентом Общества молодых одаренных чародеев в ту же ночь, когда оно во второй раз отказало Кассии в инициации. Это был просчет, который совершался снова и снова с того дня, как ее семья решила подготовить Олливана к должности верховного чародея, а ее сделать кем-то вроде детского посла от своей фракции. Убрать ее с дороги. Разобраться с ней так, как никто не смог разобраться с Олливаном. Даже изгнание не помешало ему добиться своего.

Кассия знала все это; это было ее реальностью в течение семнадцати лет. Но никогда за все это время никто другой не озвучивал то же самое.

— Позволь мне помочь тебе, — сказала Вайолет.

Она говорила это много раз. Это был основной принцип создания зачарованных кукол; чтобы юные чародеи могли практиковаться в использовании своей магии. Но эта кукла… Это было блестящее волшебство. Она почти заставила Кассию поверить, что может ей помочь.

— И почему это ты хочешь мне помочь?

На этот раз она увидела это. Это не игра света. Глаза куклы скользнули к ней, ее зеленые радужки вспыхнули в свете лампы, как будто внутри были спрятаны механические детали — или более сильная магия. Кассия затрепетала. Она не была уверена, вызвано ли это беспокойством или восторгом.

— Потому что ты дала мне волшебство, — сказала кукла. — Ты вернула меня к жизни в той холодной, пыльной комнате, помнишь?

Кассия покачала головой.

— Это не я. Я просто нашла тебя.

— Ты нашла меня, и ты сделала меня такой, какая я есть, — сказала кукла более настойчиво. — Все, что было раньше, было скучным и непонятным. А потом мы стали друзьями, и я чувствую, что вместе мы сможем сделать все что угодно.

Кассия сдалась. Что плохого в том, что у нее была кукла, которой она могла излить свою душу, если это заставляло ее чувствовать себя лучше? Это было все равно что вести дневник, или кричать в подушку, или сочинять письма Гедеону, Эстер или Файфу, прежде чем бросить их в огонь.

Она улыбнулась Вайолет, зная, что, какой бы магией эта кукла ни была наделена, она и в самом деле может видеть Кассию.

— Тогда друзья.