Девочка и призрак

Ханна Алкаф, 2020

Можно ли дружить с тьмой? Со злым духом, созданным при помощи страшного колдовского ритуала для того, чтобы вредить людям? И к чему приведёт такая дружба? Сурайя не задумывалась ни над одним из этих вопросов. Ведь Розик (так девочка назвала этого духа) появился у неё тогда, когда она ещё и разговаривать толком не умела. Долгие годы дух был её лучшим и единственным другом. Пока однажды тьма, из которой он был создан, не вырвалась на свободу…

Глава первая. Дух

КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ ПОСЛЕ того, как ведьма испустила последний вздох, дух (или призрак) сидел совершенно неподвижно. Он размышлял, что ему теперь делать. В теории он понимал, что должно произойти: всё-таки он пелесит, а всякому пелеситу нужен хозяин. И поскольку он связан кровью, новый владелец должен происходить из семьи прежнего.

Хитрость была в том, чтобы найти такую свежую кровь. У ведьмы было не слишком-то много родственников. Да и друзей. Откровенно говоря, она вообще не особенно ладила с людьми. Он знал, что у неё есть дочь. Девчушка с хвостиками набекрень и с такой же кривобокой улыбкой. Он видел её фотографии, спрятанные в ящике стола среди обломков свечей, скидочных купонов из супермаркета, давным-давно недействительных, и горстки монет. Вещей, которыми она больше не пользовалась или которыми тяготилась, про которые позабыла или хотела забыть… А ещё там лежали письма. Наклонный почерк, тёмно-синие чернила. Бумага такая старая, что по краям зацвели жёлтые пятна времени:

Знаю, ты не одобряешь мой выбор, но он любит меня, а я — его, и мы хотим быть вместе. У нас теперь свой дом. Может, приедешь нас навестить?

Пожалуйста, ответь мне, мама! Я скучаю. Неужели ты не хочешь увидеть внучку?

Последнее письмо было поновей. Простенький белый прямоугольник, вложенный в мятый коричневый конверт с именем ведьмы. В нём говорилось:

Не пиши нам больше.

Да, у старой ведьмы не слишком-то много родственников. Она предпочитала скитаться по деревням, отправляя духа сеять хаос в каждой из них. И поначалу ему это нравилось. Он находил своего рода злорадное удовольствие в том, чтобы бродить по селеньям в обличье крохотного невзрачного кузнечика и всюду приносить несчастья. Сквашивать коровье молоко ещё до удоя. Опустошать рыболовные сети, не оставив в них ни единой прорехи, чтобы рыбаки недоумённо почёсывали в затылке. Гноить урожай, но только изнутри: так, чтобы надежды взлетали при виде совершенных на вид плодов — и тут же, при легчайшем прикосновении, рушились о личинки и выдающееся зловоние. Дух смотрел на свою работу с гордостью (так художник любуется созданным шедевром) и посмеивался, когда крестьяне приходили к мудрой опытной ведьме, которая понимающе кивала, беря с них деньги. Они просили её снять с них проклятия, даже не догадываясь, что ведьма и есть причина всех их несчастий. Волшебным образом всё возвращалось на круги своя, и вскоре ведьма исчезала опять, отправляясь на новое место (всякий раз прежде, чем кто-нибудь смекнёт, что истинным проклятьем всё это время было её присутствие).

Однако, если быть честным, через несколько лет такие занятия ему изрядно наскучили. Клиенты стекались к двери ведьмы непрерывным потоком. И если они не просили исправить то, что было её рук делом, то заказывали всё те же мелкие пакости, такие же жалкие колдовские фокусы, как всякий до них: тем — сглаз на дела, этим — порчу на дом, тому — несводимую бородавку на нос.

«Люди, — думалось духу, — такие… ограниченные». Он надеялся, что новый хозяин, кем бы тот ни оказался, принесёт с собой глоток свежего воздуха. Новый порядок, так сказать.

Дух представил девчушку с хвостиками и широкой улыбкой и распростёр мысли, растягивая их как можно дальше. Он прислушивался к знакомой песне крови, которая звала его. Нащупывал отрадное тепло, которое растекалось по молодым венам, пульсировало в крепком новом сердце…

Он нашёл её на краю зелёной-презелёной рисовой плантации, в деревянном доме, который грохотал и трясся, обдуваемый муссоном.

Она превратилась в женщину — высокую, усталую и бледную. Хвостики сменились строгим пучком, а улыбка давным-давно стёрлась, но в жилах, вне всяких сомнений, текла та же кровь. И всё же (дух озадаченно фыркнул) знакомая зовущая песня была тихой и слабой. Порой она совсем замолкала. И даже когда глаза женщины были открыты, внутри проглядывали ставни, которые оставались наглухо запертыми. Казалось, словно свет внутри неё перегорел, но никто не удосужился заменить лампочку.

Дух на мгновение замер, колеблясь. Он никак не решался: остаться или уйти. С одной стороны, ведьма была для него якорем (пелеситу нужен хозяин, чтобы контролировать его разрушительный аппетит, неутолимую жажду хаоса). Он уже чувствовал, как его влечёт темнота. Слышал тоненький голосок внутри, нашёптывающий мысли о разрушении и неистовстве. В то же время он сомневался, достаточно ли сильна кровь этой женщины, чтобы связать его и удерживать тьму в узде.

Дух всё пытался принять решение, когда кое-что услышал. Смех.

Так он узнал, что ещё есть ребёнок.

Ах, как пела её кровь! Девочка словно светилась изнутри, делая ярче весь мир вокруг. Она топала по нему пухлыми босыми ножками в засохшей грязи, лепеча и хихикая. Ведьмина песня была грубой и хриплой, она захлёстывала слушателя, словно мотив, затянутый пиратами, или завывания бредущих домой пьянчуг. Девочкина же песня окутала духа тёплой волной спокойствия и принадлежности, а ещё — ослепительного чуда: сладкого, чистого и упоительного. И пока он наблюдал за ней, из глубины пещеристых закоулков его груди поднялось невиданное доселе чувство: смесь гордости и острого ощущения, что у этого ребёнка великое будущее. Какая пьянящая честь — быть к нему причастным! Он и не подозревал, что способен на такие мысли. Единственное, что в нём поднимала ведьма, — колючее раздражение. Это ли не перемена, которую он искал? В которой нуждался?

— Сурайя, — услышал он голос женщины, продолжая наблюдать. — Сурайя, пора домой! Солнце садится. Скоро магриб^[2].

И девочка неуверенно посеменила к неулыбчивой женщине и скрылась за дверью.

«Сурайя, — медленно прошептал про себя призрак. Он позволил слову заиграть на языке, словно нотам любимой песни. — Су-рай-я». Он смаковал каждый слог, восхищаясь нежными звуками, их ритмом и весом. Так вот она какая, его новая хозяйка! Слишком мала, чтобы привязать его и управлять им словами, которые она пока даже не в силах выговорить. Но он подождёт.

Когда тишина наконец опустилась на старый деревянный дом и ночь стала глубока и темна как чернила, дух просочился в комнату девочки. Он смотрел, как она спит, подложив ладошки под щёку. Её дыхание было ровным и безмятежным. И снова это чувство — присутствие величия. Он словно балансировал на краю пропасти чего-то большего, чем они оба. Осторожно, почти благоговейно, дух поднял пухлую ручонку девочки, укусил крохотный мизинчик (совсем легонько) и, отпив из прокола ровно три капли алой крови, быстро его запечатал. Её песня была сильной и необузданной. Она почти оглушила его, когда кровь девчушки растеклась по его телу, сплетая их судьбы воедино, строку за строкой, цепь за цепью. Этого было более чем достаточно, чтобы протянуть какое-то время. Более чем достаточно, чтобы привязать их друг к другу до следующего полнолуния.

— Готово, — прошептал он. — Я привязан к тебе до конца.

Она слегка поёжилась под его взглядом (у девочки не было одеяла). Он оплёл её собой, чтобы согреть, и улыбнулся, когда она радостно вздохнула во сне.

И в этот миг что-то ёкнуло в том месте, где находилось бы сердце духа, имей он его.

Но у него, само собой, сердца не было.

Примечания

2

Название вечерней молитвы в исламе. (Здесь и далее прим. ред.)