Веселый паровоз Чу-Чухин и его друзья. Детские истории

Фёдор Титарчук

Перед вами сборник детских сказок.Место действия: «сказочная» местность где-то на Полтавщине – районе, как известно, слывущем прибежищем ведьм, нечисти и наполненном прочими атрибутами сверхъестественного, в лесу, где ранее стояли военные, покинувшие эти места, оставив там все свое недвижимое хозяйство. Осталось и депо, которое со временем начало приходить в запустение, как и все в этом лесу, пока в нем не поселились странствующие паровозики.

001. Как Баба-Яга паровозик Чу-Чухина на ложки переплавить хотела

В одном густом лесу, что растет где-то под Полтавой, в стороне от основных трасс, находится старое депо. Раньше им пользовались военные, но потом военные ушли и оставили все как есть, забрав лишь свои паровозы и бронепоезда. А гражданским депо оказалось не нужно — у них и без того своих хватало. Так и осталось пустовать ничейное депо посреди густого леса, отгороженное от внешнего мира громадными деревьями, широкими реками да топкими болотами, что тянутся на десятки километров. Поначалу депо пустовало, но потом, перебираясь по трем, таким же заброшенным, как и само депо, мостам, в него начали забредать странствующие паровозы. Некоторые уходили дальше, побыв в депо совсем немного, а некоторым место сразу же нравилось, и они оставались здесь жить, а депо становилось их домом. Но просто сидеть в ангарах паровозам было скучно, они любили колесить по рельсам, разгоняться, тормозить, возить грузы и пассажиров, а также гудеть на полустанках. Поэтому паровозы первым делом починили военный телеграф, разослали всем телеграммы с просьбой и им присылать заявки на перевозки, и когда такие заявки приходили, то с радостью их принимали.

По утрам, перед тем как разъехаться по делам, паровозы собирались за ангаром, пускали в небо пар и дым, пили машинное масло и травили байки. Самым веселым и разговорчивым был, естественно Чу-Чухин. Чу-Чухин в то утро отмечал ровно месяц, как он обосновался в депо и угощал всех привезенным вчера из рейса машинным маслом.

— Хорошее мало! — хвалили его паровозы.

— Ты бы на вечер его оставил, — намекали другие на то, что они подготовили праздничный ужин.

— Я ещё привезу, — отвечал им Чу-Чухин и радостно пускал в небо дум. — Вот отвезу два вагона дров и на обратном пути обязательно захвачу.

— А не боишься по неизведанным путям кататься? — спросил его проходивший мимо кот по прозвищу Масленка. Кот здесь работал механиком, носил промасленный комбинезон, проверял подшипники паровозов перед отправкой в рейс и всех смазывал своей масленкой за что и получил свое прозвище.

— Да после Гиблых Болот, Кладбища старых паровозов и Бабы-Яги мне уже ничего не страшно! — отвечал Чу-Чухин.

— Бабы-Яги?! — удивился один из паровозов. — А кто это?

— Как? — теперь удивился и Чу-Чухин. — Разве я не рассказывал эту историю?

Оказалось, что нет, не рассказывал. И тогда, любитель различных историй, Чу-Чухин начал.

— Это, скажу я вам, мои друзья, очень интересная и познавательная история. Случилось это с месяц назад, как раз перед тем, как я добрался сюда. Тогда я был странствующим паровозом, который спит на запасных путях, а когда не спит, то катит туда, куда глаза глядят, заправляется тем, что подвернется, а техосмотры проходит от случая к случаю, потому и болеет часто. А механиков у него и вовсе нет.

Катил я в тот день, кажется, со стороны Полтавы. Ехал уже долго и мне стало казаться, что дрога уходит куда-то не туда, куда-то в сторону. Тогда я остановился, огляделся по сторонам, подумал немного и сошел с рельс. Погода была прекрасная, солнышко грело мои бока, ветерок легко гнал назад дым, вырывающийся из трубы. В такую погоду было приятно погулять на природе. Немного погулять, а потом выйти на пути в нужном месте, встать на них своими колесами и поехать дальше.

Мне не хотелось терять половину дня на то, чтобы сделать большой крюк и выйти в желаемую точку только к вечеру. Судя по карте, а я всегда езжу с картой, здесь через лесочек можно было срезать и через часок выйти на нужные пути, а оттуда уже и рукой подать в сторону Киева.

С первых же минут мне стало казаться, что с картой у меня что-то не так. Это я уже потом узнал, что карту этих мест составляли военные и конечно же составили её так, чтобы скрыть все, что показывать не хотели — и депо, и ангары, и склады, и военную технику, которая здесь когда-то стояла, и, конечно же, схему железных дорог тоже неправильно нарисовали. Я же об этом не знал и карте, которая не раз меня уже выручала, естественно доверял.

Спустился я с насыпи, проскакал по мелкому болотцу, с кочки на кочку, от кустика к кустику, в одном месте даже в плавь пришлось пробираться. Правда там не глубоко было, только в половину колеса. И миновав болотце, выбрался на опушку леса. Лес мне как-то сразу не понравился. Густой, хмурый, молчаливый. Старые деревья сразу же сомкнули свои кроны над моей трубой, а через их листву не пробивался даже лучик света. В погожий солнечный день вдруг стало темно, сыро и неуютно. Я хотел было уже повернуть назад, но что-то меня не пустило. Я так думаю, что это было какое-то колдовство. Наверное какое-то магнитное колдовство, которое корабли на мель затягивает, и самолеты в воздушные ямы завлекает.

О магнитном колдовстве, которому, как считалось, подвержены все металлические объекты, а паровозы уж тем более, разговоры ходили, и относились к этому все серьезно.

— И чем дальше я продирался сквозь заросли, тем сильнее меня влекло вперед, — продолжал Чу-Чухин. — А заросли становились все плотней, я уже все бока себе исцарапал, один или два раза ударился о ствол дерева, помял ограждение трапа, кабину помял, даже на пару колес начал прихрамывать. И когда за темно-зеленой листвой начал пробиваться свет, я обрадовался и побежал побыстрее, не обращая даже внимания на то, что под колесами захлюпало, а с каждым метром я стал погружаться все глубже и глубже в грязную болотистую воду.

И вот по самые оси в воде я выбрался из леса, а там, на одном из пригорков стояла старушка и собирала ягоды. Что это были за ягоды я не знаю, но их было уже почти что полное лукошко. Старуха была худой, сгорбленной, с большим носом и крючковатыми длинными руками, а из-под бардового цвета платка выбивалась прядь пепельного цвета седых волос.

Старуха слегка разогнулась, взглянула в мою сторону и развела руками:

— Ой, а как ты сюда, милок, забрался?! — прокричала она. — Тебе сюда нельзя.

— Нельзя! Нельзя! — закричали её два кота. Один был черный, как ночь, второй когда-то был, наверное, белым, но жил давно в лесу да на болотах и потому изрядно подиспачкался. Котов я как-то сразу не заметил, наверное, они были где-то рядом, за холмом.

— Почему? — удивился я, моргая глазами от яркого солнца, выбравшись из темноты.

— А вот почему! — указывала вперед старуха.

Я не сразу разобрал куда она показывает, но потом, когда мои глаза привыкли к солнечному свету, увидел ужасную картину. Если раньше я слыхал, что в море есть где-то место, куда магнитное колдовство стягивает все потерянные или утонувшие корабли и место это называется кладбищем погибших кораблей, то что-то подобное я увидел и здесь. Только здесь было большое бескрайнее болото, поросшее местами небольшим кустарником, покрытое тиной, болотной травой и ещё чем-то, что растет на болотах, а посреди всего этого лежали старые, проржавевшие паровозы. Большинство из них глубоко ушло под воду и на поверхность выступали лишь их крыши, где-то торчали паровозные трубы, прямо передо мной, метрах в ста, из воды выступали только колеса — наверное паровоз перевернулся и лежал вверх колесами. Были здесь паровозы всех возможных моделей, их было очень много. Они наваливались друг на друга, упирались бортами, носами, подныривали друг под друга. Вдалеке я даже заметил бронепоезд. Его ржавые орудия смотрели в мою сторону и это было жутковато.

— Нельзя туда, милок! — улыбнулась старуха и предложила выбраться к ней на холм. — Там гибель. Верная гибель для любого паровоза, что туда попадет. Вот совсем недавно, на моей памяти, один вот такой же, ступил в болото, да так выбраться и не смог. Утащило его болото, целиком проглотило.

— Да как же это? — удивился я. — Как так получается?

— Не ведаю я. — ответила старуха.

— Тайна страшная! — промурчал черный кот.

— Да ты, я погляжу, уж и сам поистрепался, — покачала головой старуха, время от времени шепелявя. — В места гиблые забрел, да хоть нас нашел. — говорила бабуля. — Ты нас не бойся. Мы местные, давно тут живем, все ходы-выходы знаем. Поможем заблудившемуся.

— Поможем. — промурчал светлый кот и потерся о мое колесо. — А колесико то сломано!

— Ой! — встрепенулась старуха. — Как сломано? — подбежала ко мне. — И впрямь нехорошо с колесиком. Лечить нужно.

— Лечить нужно, лечить нужно. — согласились с ней коты.

— Поможем паровозику? — спросила старуха у котов.

— Поможем, поможем. — заурчали те и принялись как-то загадочно подмигивать ей.

— А вы в механике понимаете? — стало интересно и мне.

— А то как же! — удивилась старуха. — Понимаем. И очень много чего понимаем.

— Так вы механики! — вырвалось у меня. Хотя сгорбленная старуха и два кота не очень походили на механиков.

— Почти что. — проурчал черный кот. — Мы больше чем механики. Мы владеем механической магией. Ремонтируем силой заклинаний, отваров, настоек, масляных смесей и прочих технических веществ, неизвестных отсталой науке.

— Ух ты! — удивился я. — А ангар где ваш?

— А недалече, милок, — вступила в разговор старуха. — Тут, недалеко. Всего-то минут тридцать лесочком пройтись и на месте будем. — прищурилась она.

— Да что полчаса, быстрей доберемся. — подхватил черный кот, облизываясь почему-то.

— У нас там все уже готово, — всю дорогу не умолкала старуха. — Мы тебе припарки поставим, масло сменим, метал настойками отрихтуем, ржавчину растворим и металл на этих местах нарастим. Мы в этих делах много что понимаем. — шептало она.

Скажу сразу, лес то был тот же самый — угрюмый, холодный, влажный и темный. Ветви все так же смыкались над трубой, не пропуская вниз свет, подлесок закрывал собой все пространство между стволов деревьев. Мы шли по зеленому тоннелю. Мне даже показалось, что как будто бы именно для нас деревья расступились в стороны, открывая проход, но так и не разомкнув ветви над нами.

Я слушал вполуха старуху, все время оглядываясь по сторонам. Мне казалось, что оттуда, из-за кустарника, из-за стволов деревьев, из темноты кто-то за нами наблюдает. И наблюдателей там было очень много, сразу по несколько за каждым деревом. Все они были злые и были готовы вот-вот выскочить и наброситься. Теперь я понимаю почему старуха время от времени переставала рассказывать мне о своей механической магии и шикала в сторону леса. Наверное, успокаивала тех, кто там сидел.

Коты шествовали рядом, гордо задрав хвосты. Один справа, второй слева от меня.

— А вот мы почти уже и пришли, — указала вперед старуха. — Вот и наш ангар — хатынка.

Впереди что-то замаячило, занимая собой весь проход. То была обычная деревянная хатынка. Обычная да не совсем обычная. Старое дерево в сырости поросло мхом. Единственное окно давно не мылось, а крыша, сделанная из камыша, потемнела и требовала замены. Хатынка время от времени колыхалась и со стороны казалось, что она дышит.

— А как же мы там все поместимся? — удивился я.

— О том не беспокойся, милок! — произнесла старуха. — Вот, погляди. — и она внезапно засвистела. От её свиста у меня сразу же уши заложило, а когда она перестала — ещё какое-то время я плохо слышал.

— Эй, деревянная, повернись ко мне передом, к лесу задом! — прокричала старуха. В тот миг мне показалось, что я уже где-то слышал эту фразу, вот только где — все ни как не мог вспомнить.

«Деревянная» задрожала, закряхтела и, к моему удивлению, начала подыматься. Хатынка подымалась вверх, расталкивая собой в стороны ветви, а где и сами деревья. Деревья расходились, как живые, ветви предусмотрительно отгибались в стороны, а которые не успевали, те просто ломались под напором пришедшей в движение хатынки.

— Да поживее ты, деревянная! — прокричал черный кот. — Мы что тут тебя год ждать будем?!

Хатынка поднялась на своих манипуляторах вверх, повернулась там на пол-оборота и так же аккуратно и неспешно опустилась вниз. Мы стояли в сторонке и только сейчас я понял истинные размеры этой постройки. Она была огромная, высотой в три ангара, а шириной в пять паровозов. Пока мы стояли далеко — она нам казалась не больше обычного дома.

С этой стороны не было окон, только одна дверь и большие ангарные ворота. Ворота распахнулись и старуха предложила мне туда въехать.

— Вот мы и дома, — показывала путь она. — У нас тут и отвары, и коренья, и масла машинные настоянные на еловых шишках. И печка чудодейственная.

— А печка зачем? — удивился я. Посреди хатынки, что была размером с ангар, стояла огромных размеров печь, в которую целиком помещался паровоз и место ещё оставалось. Печь уже была разогрета и даже пылала жаром.

— А как же по другому? — сделала удивленное лицо старуха.

— Это чтобы косточки твои распарить. — добавил светлый кот.

— Это чтобы порчу паровозную с тебя снять. — промурчал и темный кот.

— Чтобы все помятости мягче стали и отвары целебные их отрихтовать смогли.

— Чтобы ржавчину целебный огонь отделил от корпуса твоего, а мы потом масляными экстрактами металл смогли на тебя наварить.

И так сладостно звучали их слова, так манила печка. Ну прямо так же, как и болото, когда я продирался через лес. И я уже подался к печке, в теплый и приятный жар, как вдруг сравнение с наваждением в лесу мне стало сравнимо с тем, что происходило сейчас. Сравнение это меня привело в чувства, что-то одернуло меня и чары тут же спали. Теплый жар печки превратился в обжигающую жару, и я даже начал чувствовать как метал понемногу поддается и вот-вот начнет плавиться.

— Эй, ангар, слушай меня! — закричал я. — Туши быстро печь. Подымайся на манипуляторы и айда отсюда, в сторону ближайших железнодорожных путей.

И что бы вы думали?! Он меня послушался. А как же могло быть иначе то?! Один механизм другой поймет с полуслова. Поймет, послушается и разберется что второму хорошо, а что нет.

Хатынка покачнулась, створки печи захлопнулись и пыл да жар начал утихать за ними, старуха и коты от качки покатились под стену. Покатились и сразу же перестали быть добрыми да учтивыми. Закричали, руками да лапами замахали, коты завизжали. А хатынка тем временем покачивалась из стороны в сторону на ходу.

Деревья своими лапами цеплялись за её ноги-манипуляторы, тянулись ветвями-крючьями к дверям, обманувшееся в своих ожиданиях, злое зверье и прочая лесная нечисть прыгали внизу, стараясь дотянуться до дверей.

И так длилось с полчаса…

— А что потом? — не выдержал кто-то из слушателей.

— А потом хатынка на манипуляторах прошла через весь лес, прошагала по паре болот, да вышла к ветке, что вела прямиком сюда. Тут я поблагодарил хатынку, предложил ей уйти из леса, но она сказала, что её военные здесь оставили на случай войны, под ветхое строение замаскировали, и она должна верой и правдой и дальше служить, потому покинуть свой боевой пост не может. Пообещал я тогда время от времени заскакивать — оказывается ей военные оставили целый склад смазочных материалов, — и едва волоча колеса вот случайно забрел сюда — в депо.

— Ух ты! — удивился кто-то. — Это не там ли, где заброшенные железнодорожные пути вдоль леса дугой в топи уходят, случилось?

— Пожалуй, что там, — кивнул Чу-Чухин. — Я даже уверен, что там. Только туда лучше не соваться — места там и впрямь гиблые. А вот ту старуху совсем недавно на базаре в Полтаве видел.

— И что она?

— Да ложками торговала. Ложки, кастрюли, сковородки. Все металлическое. Новенькое, блестящее, совсем недавно изготовленное. Я потом спрашивал у людей на базаре, часто ли она здесь торгует?! Говорят — постоянно. Все эти ложки-сковородки — её конек. Подделки, конечно, под китайские, но продаются хорошо.

— Это она и тебя на ложки переплавить хотела?! — вдруг понял кто-то.

— И не сомневайся. Я потом много о том думал. Это получается — стоит она у болота гиблого, полного магнитной магии, останавливает одурманенные паровозы у самой топи, увлекает к себе в логово и там в печи плавит да ложки льет. Так что я, выходит, чудом увернулся, — кивнул Чу-Чухин. — И теперь те места стороной объезжаю. Ну разве что от случая к случаю к замаскированному ангару под хатынку заскочить, а так больше ни-ни. И вам не советую.