Майские страсти

Фёдор Маслов Маслов, 2014

Жажда страдания ведёт героев то нравственному падению, то к воскрешению. И каждый сам находит свой путь и свои ответы на вопросы: может ли быть бог воссоздан на человеческом уровне? и может ли идеал быть в рамках адекватных норм на этом уровне?

Глава 6. В изгнании

В том возрасте, когда девушки в страстном томлении перестают спать по ночам, часами смотрят на фотографии полюбившихся юношей, начинают красить губки розовой помадой, пятнадцать раз меняют дату рождения на своей странице «В контакте», чтобы парни их поздравляли постоянно, без повода громко смеются, проходя мимо одноклассников. Алина, как будто заранее устала от жизни и порой умышленно, порой невольно с прохладой во взгляде посматривала на молодых людей.

У всех её знакомых появлялось впечатление, словно она их презирала до того, что ни с кем не хотела вступать в близкие отношения. Искупникова не избегала шумных, пышных вечеринок, но в какой-то момент стала вести себя там до странности грубо, а зачастую даже вовсе не удосуживаясь грубить.

Поведение её обрело стандартные формы. Обстоятельства на вечеринках всегда сводили её с каким-нибудь парнем. Он ей льстил, ласкал взглядом, трогал за руку, а она молчала или резко отвечала, и в, самом деле, искренне его призирая. Этот неудачник уходил, вскоре приходил другой молодой человек, и с ним Искупникова вела себя точно так же, ненавидя его, как будто по инерции.

Никто не думал, что Алину стесняло шумное общество друзей. Все видели, что была иная причина, по которой она имела множество знакомых парней, не имевших с её друзьями общих интересов и взглядов. Мало кто из её близких ведал, что это были за люди. Догадки строились разные, но вслух никто не говорил о своих предположениях, боясь ошибиться.

Все друзья Алины полагали, что причина одна, в то время, как причин было несколько. Самое страшное могло бы прозвучать по её адресу, если бы она была из бедной семьи. Искупниковы жили богато, и гнуснейшие из обвинений даже не начинали созревать в умах её близких людей.

Магдалинская страсть её души была стихией, порывом, поэзией блуда. Искупникова и сама видела что-то бунтарское в своём поведении. Она с удивлением наблюдала, что все знакомые парни уважали её до подобострастия, до мужского самозабвения, и никто из них ни одним пошлым словом о ней не отозвался. Кто знает, может, и были на то основания.

Яськов — единственный, к кому она временами теплела. Многие, в том числе некоторые из её тайных знакомых, которым она рассказывала о нём, поражались и посмеивались. Андрей принимал её поведение с исключительным смирением. Он даже не гордился таким её отношением, чем ужасно бесил всех общих с ней знакомых.

Бывали случаи, после которых Алина вдруг начинала сердиться, краснеть, материться и почти драться с Андреем, хотя тот никогда не ввязывался в прения с ней, отчего она его ещё сильней его била ладонью по голове, а Яськов ещё более слабел душой.

«В любви, как в злобе, верь Тамара, я неизменен и велик» — писал поэт. Очень типичное поведение всех страстных людей. Они начинают любить и не могут остановиться до тех пор, пока не устанут; начинают злиться, и тоже до тех пор, пока не утомятся.

С Алиной было иначе. Если брать только её отношения с Яськовым, то она была велика лишь в злобе. Её чувство любви к нему пряталось за чем-то нежным, почти бесстрастным, почти оберегающим. После вспышек такой ласковости наступал порыв злобы, уничтожающий любовь заодно с презрением и превращающийся в огненную, беспощадную, самоубийственную ненависть.

Как раз такая ненависть и опустилась на сердце Искупниковой в апреле 2014 года, когда она возвращалась из университета. Она жила с родителями в большом доме довольно далеко от того района, где находился особняк Романа.

Жарким апрельским днём в задумчивой озлобленности Искупникова шла по улице, когда услышала крики и ругательства. На перекрёстке метров за сто от дома родителей стояла толпа подростков.

— Не твоего ума дело!.. — Ой, отстань ты от меня!..

— Да пожалуйста!

— Хватит орать на всю улицу.

— Да мне плевать на всех. И на тебя.

— Ну давайте ещё подерёмся!

Они о чём-то надрывно спорили и толкались. Искупникова быстро просквозила мимо подростков. Те только мигом взглянули на неё и продолжили своё дело.

Алина ещё сильней задумалась и не сразу поняла, что подошла к дому и что именно оттуда слышался оживлённый, страстный разговор двух мужчин.

Алина тихо отворила калитку и вошла во двор. На ней было лёгкое зелёное платье, одного цвета с изумрудной лужайкой перед кирпичным домом. Справа от него располагался большой бассейн.

Искупникова от удивления разомкнула алые губки и даже остановилась на мгновение, как будто спрашивая разрешения войти.

Спиной к дочери в кресле сидел, покуривая трубку, отец. Напротив него, наблюдая за Алиной, расположился мужчина средних лет со стаканом виски в руке. Оба были в шёлковых халатах.

Судя по голосу отец прилично выпил:

— Я тебе скажу… Ерунда это всё.

— Ну, может быть, и не ерунда, — ответил его сосед и сдерживал улыбку, следя за подкрадывавшейся сзади к отцу Искупниковой.

— Я всё… Я с ней всё… Я с ней вообще сейчас не общаюсь. Она мне, вон, только по паспорту дочь теперь. Как она живёт? Другие пашут, как лошади на работе, сутками пашут, а она, как королева. Какая она мне доченька теперь?.. Всё, не хочу… Я вот ей даю на морковку, чтоб с голоду не умерла и всё… Не хочу…

— Разве так можно?

— Только так и нужно…

— Всё ж дочь, — мужчина, тоже весьма хмельной, продолжал еле заметно ухмыляться.

В это время в бассейне плескались две голые девицы лет двадцати. Обе блондинки, обе звонко о чём-то своём хихикали.

— Ну и что?.. Какая дочь! Что за дочь! Не хочу… всё… Надоело. Вот придёт, сейчас точно решил, выкину ей в лицо все тряпки и пусть гуляет, чтоб глаза мои не видели… Всё, не хочу! Всё!..

–Ты что тут устроил? — Алина схватила его за ухо так сильно, что отец вскрикнул, как баба.

— Доченька, — отец, раскрасневшийся от алкоголя, сладко заулыбался и повернул лицо к Алине.

— Ты, что, вообще сдурел?

— Милая, — он потянул к ней загорелые руки.

— Как хоть ты…

— Помню, — отец с прежней улыбкой повернулся лицом к другу, — маленькая совсем была, ножками брыкается. А сейчас глянь какая принцесса!

— Какая я тебе принцесса? — Искупникова начала его бить по спине.

— Не кричи, доченька. Помню, — он снова повернулся к гостю, — маленькая, как куколка была, ножками брыкается.

— Фу…

— Дай я тебя поцелую…

— Фу, отстань…

Алина тяжко вздохнула и провела ладонью по лицу, как будто смахивая паутину ужаса.

— Какая красивая, а?

— Где мама?

— Малюсенькая совсем была, помню… Ножками топ-топ по полу, маленькая.

Искупникова дала ему пощёчину и пошла к дому. Когда проходила мимо бассейна, её остановила одна из девиц. Она вылезала из воды вслед за подругой.

— Куда же ты милая? — хохоча спросила гостья, поправляя волосы.

— Отстань.

— Почему так грубо?

— Пошла вон!

Алина толкнула её в грудь, и девица, визжа, вновь очутилась в воде. Отец, цокнув языком, с видом мудрейшего из священников выпил стакан виски и опять закурил.

Искупникова ощутила новую злобу: эта злоба была не без цели. Убегая то ли от неё, то ли от той сцены, которая была позади, Алина влетела в дом. В прихожей на стуле сидела её мать, раскрасневшаяся и в слезах.

Конец ознакомительного фрагмента.