Великий Гэтсби. Роман

Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Новый перевод Алексея Козлова знаменитого романа Фрэнсиса Скотта Фицджеральда «Великий Гэтсби». Роман повествует о том, как «Американская Мечта» – миф о личной свободе, путь к гарантированному счастью и процветанию, приводит своих апологетов к неминуемому трагическому финалу. Фицджеральд пытливым взором вглядывается в шестерёнки американского общества преуспеяния и создаёт по сути своей незабываемую, свирепую сатиру.

Глава 3

На вилле моего соседа круглое лето вечерами всегда гремела музыка.

В призрачной синеве сада мужские и женские силуэты порхали как лёгкие мотыльки, среди шёпотов ночи шампанских пузырьков и звёзд. В часы дневного прилива я наблюдал, как гости прыгают с вышки на причальном плоту в воду или жарятся пляже, зарываясь в горячий песок, в то время как два его моторных катера рассекают в разных направлениях воду Лонг-Айленда, влача за собой взмывающие аквапланы.

В вик-энд его «Роллс-Ройс» превращался в омнибус, курсировавший между виллой и городом, подвозя и увозя гостей. Большой многоместный форд тоже трудился на славу, подкатывая к станции во время прихода каждого поезда, похожий на жёлтого трудолюбивого жука.

И каждый понедельник восьмёрка слуг, включая экстра-классного садовника, брались за тряпки, швабры, молотки и садовые ножницы и начинали чинить разрушения прошлой ночи.

Каждую пятницу пять корзин лимонов и апельсинов прибывали от Нью-Йоркского поставщика фруктов — и каждый понедельник эти фрукты покидали виллу с заднего хода в виде горы разноцветных корок. Кухня славилась соковыжималкой, способной за полчаса выжать сок из двухсот апельсинов — всё, что было для этого необходимо — это нажать двести раз на красную кнопку.

Пару раз в месяц на виллу врывалась целая армия поставщиков и доставляла несколько сот ярдов парусины и такое количество разноцветных лампочек, как будто намеревались превратить огромный сад Гэтсби в сплошную рождественскую ёлку. На бескрайних столах, среди блистающих рядов разных закусок и салатов, цветастых, как наряды арлекинов, красовались нашпигованные специями поросята и индейки с боками червлёного золота.

В главном холле воздвигался обширный бар, по типу богатых гостиничных баров — с блестящим бронзовым подиумом, и моё знание спиртных напитков буксовало от перечисления всех этих ликёров, джинов и каких-то забытых древних настоек, названия каких не только я, но и присутствовашие дамы не могли внятно произнести на обычном человеческом языке.

К семи вечера оркестр занимал своё место, это было не пять каких-нибудь жалких оборванных музыкантишек, а полный состав — здесь были и гобои, и тромбоны, и саксофоны и скрипки, и корнеты и пикколо, и целая армия маленьких и больших барабанов.

Последние купальщики возвращались с пляжа и переодевались наверху, машины из Нью-Йорка выстраивались по пять вряд, а все холлы, салоны и веранды расцвечивались разноцветьем красок и причудливым обилием самых разнообразных и странных причёсок последней моды вкупе с шалями, от каких у кастильских красоток отвисли бы челюсти. Бар постепенно раскочегаривался на полную мощь, и по саду всё время, как лебеди по пруду, плыли подносы с коктейлями, воздух полнился тысячами ароматов и множеством смешков, шепотков и светской болтовни, россказней, баек, сплетен, оборванных внезапным вторжением, обидами, которые бывают забыты на второй рюмке, пылких признаний и вальяжных привествий тех, кто никогда не знал о сущестовании друг друга или ещё вчера ненавидел и интриговал.

По мере того, как Солнце отворачивало от людей своё ярое лицо, огни на поляне сверкали всё ярче. Вот оркестр грянул золотистый, нежный шлягер, так сочетавшийся с морем коктейлей, и оперная капелла взяла тоном выше.

Весёлый смех, короткий или раскатистый, рос с каждой минутой, изливаясь из сердец всё свободнее, всё легче, все жарче и избыточней, и новый взрыв готов был полыхнуть, зажигаясь от любой ничтожной шутки. Быстро сплотившиеся кружки гостей мгновенно распадались, чтобы образовать новые, ещё более шумные и многолюдные. Особенными непоседами были юные красотки, самоуверенные и наглые, они мелькали, как ночные мотылки, выставляя ножки, выскакивая то там, то тут, то в окружении солидных дам бальзаковского возраста, ловя искры бриллиантового света славы, и на мгновение становились центром притяжения и внимания, тут же уносясь в ауре своей победы, мелькая среди плывущих, мельтешащих, ржущих в непрерывно меняющихся красках лиц. Внезапно какая-то потрясённая цыганской свободой душа, сотрясая паловыми кружевами и рюшками, за секунду до того опрокинув схваченный с проплывающего мимо подноса бокал зелья, выскакивает под брезентовые паруса навеса и начинает неистово вращаться в диком одиночном танце типа Фриско. И вдруг — мгновенная тишина, и пришедший в себя дирижёр с ходу меняет темп, а поверх одновременно поворачивающихся голов бежит эектрический ложный слушок, что это дублёрша Гилды Грэй из «Фоли Бержер». Приём в разгаре!

Я уверен, что когда в ту первую ночь я перешагнул границы владений Гэтсби, я был одним из немногих официально приглашённых гостей. Народ не ждал никаких приглашений, все знали, что сюда можно в любой момент явиться запросто, и валили на пир гурьбой. Все просто заскакивали в автомобили, следовали в Лонг-Айленд и, поколесив по дорогам, неминуемо оказывались на вилле Гэтсби. Всегда рядом оказывался некто, готовый представить новоприбывшего хозяину, и на этом вручение вверительных грамот заканчивалось — все начинали вести себя так, как ведут себя люди, оказавшиеся в загородном увеселительном заведении. Ничего странного не было и в том, что приехавшие так и не удосуживались встретиться с хозяином — наивная нагловатость, с какой они пользовались благородным гостеприимством шефа, могла сама по себе представлять из себя входной билет.

Что касается меня, то я был приглашён на приём по всей форме.

Ранним утром во вторник предо мной оказался шофёр Гэтсби, облачённый в цветастый флафрок цвета аля-голубые яйца малиновки и церемонно преподнёс мне послание, составленное по всей форме подобных приглашений — в удивительно выспренных и чинных выражениях в духе давно минувших времён, где значилось, что мистер Грэй сочтёт для себя высочайшей честью, если я соглашусь пожаловать к нему сегодня вечером на «маленькую, скромную вечеринку». Шофёр буквально растекался в уверениях, что его хозяин издали неоднократно наблюдал за мной и всегда имел великое желание пригласить меня к себе, но этому всегда мешали какие-то неотложные дела и стечение неблагоприятных обстоятельств. Приглашение завершалось залихватской подписью с лихим росчерком — Джей Гэтсби.

Облачённый к кипельную фланель, в начале восьмого вечера я вторгся во владения Гэтсби, удивляясь своей брошенности и забытости среди снующих толп совершенно чужих мне людей, чьи лица, правда, то и дело выныривая из водоворотов и заводей на газонах и тропинках поместья, иной раз воскрешали мне лица обывателей, путешествующих в пригородных поездах. Я был несказанно изумлён толпам юных англичан, вкраплённых в толпу и слонявшихся повсюду. Одеты они всегда были с иголочки, и все имели слегка голодный вид, и как правило составляли компанию солидным, источающим благополучие американцам, с самым серьёзным видом всё время убеждая их в чём-то чрезвычайно важном. Моё исконное недоверие к бессребренности и ненакопительству сразу подсказало мне, что по всей видимости, они что-то впаривают более состоятельным двуногим — либо какие-то неликвиды фондового рынка, либо страховые полисы на всё, что угодно, либо автомобили. Не было ничего удивительного в том, что запах близких маленьких и великих денег раздувает их хищные юные ноздри, дразнит неудовлетворённые аппетиты, создавая иллюзию, что стоит только несколько раз раскрыть рот и сказать несколько пустых фраз уверенным тоном, как ключ к успеху окажется в их руках и хрустящие купюры сразу польются в загодя раскрытые карманы.

Явившись на виллу, я первым делом сделал попытку разыскать хозяина, но первые встреченные мной двое-трое гуляк, когда я стал допрашивать их о местонахождении гуру, с таким удивлением вперивались в моё лицо, так искренне отшатывались от меня и столь пылко убеждали меня в том, что никто здесь этого не ведает, что я понурил голову и поплёлся к столам со спиртными напитками и коктейлями, единственной рекреации, где одинокому путнику было гарантировано остаться не замеченным в своей полной бомжеватой бесприютности. Скорее всего, моя скованность и смущение рано или поздно завершились бы самым естественным образом — я просто напился бы до чёртиков, когда бы внезапно не наткнулся на Джордан Бейкер. Она только что выскочила из дома и картинно замерла на верхней ступеньке мраморной лестницы, слегка отклонившись назад телом и с презрительным прищуром изучая копошащихся внизу букашек.

Никакой уверенности, будет ли она рада моему обществу или нет, у меня не было, но мне дьявольски хотелось ухватиться хоть за кого-то, к кому можно пристать с обычными в таких случаях душещипательными разговорами.

— Хэллоу! — взвигнул я, бросаясь по лестнице в скверном киношном духе. Голос мой, громким, неестесственным эхом разнёсся по полянам вкруг дома.

— Я почемуто была уверена, что встречусь с вами здесь! — смотря сквозь меня, сказала Джордан небрежно, когда я преодолевая последние мраморные ступени, — Вы уверяли меня, что живёте дверь в дверь с…

Она аккуратно взяла мою руку, холодновато уверяя меня, что сможет заняться мной чуть погодя, и тут же повернулась вполоборота к двум девушкам, облачённым в одинаковые ядовито-жёлтые платья и замершим у подножия лестницы.

— Хэллоу! — хором пропели девицы, — Как жиль, что победа не ваша!

Они вели речь о состязании в гольф. Неделей раньше она проиграла финал.

— Вы верно, не узнаёте нас, — набралась смелости начать речь одна из желтушных девиц, — Если вы помните, мы здесь и познакомились месяц назад!

— У вас причёска была тогда другого цвета! — огласила свой окончательный вердикт Джордан.

Я взъярился, как норовистый конь, но опоздал — дивицы уже прошествовали мимо, и замечание, сделанное Джордан могла воспринять на свой счёт только полная Луна, как будто только что выпрыгнувшая из корзины со спелыми фруктами. С тонкой, золотистой рукой Джордан, продетой под мою руку, мы сбежали по лестнице и принялись бродить по саду. Поднос с коктейлями вырулил из тьмы и мы с бокалами в руках сели за стол, где уже расселись жёлтые девицы и троица мужчин, представленые как мистер Мурамумбл.

— Вы частый гость на этих приёмах? — осведомилась Джордан у ближайшей соседки.

— Последний раз, когда познакомились! — ответила уверенно-настороженным тоном, — Ты была тогда, Люсиль?

Оказалось, что Люсиль тоже была.

— Я люблю бывать здесь! — сказала Люсиль, — Я никогда ни о чём не задумываюсь, и потому мне всегда и везде хорошо! В последний раз я зацепилась за стул и разорвала платье. Он спросил, как мои фамилия и адрес, и в течение недели я получила посылку от Круарье, а в посылке новенький вечерний наряд.

— Вы не отказались от него? — вцепилась в девушка Джордан.

— Нет, приняла! Я хотела надеть его сегодняя, но оказалось, что надо немного заузить бюст! Голубой газ с блёстками. Долларов двести шестьдесят! Аховая вещь!

— Никакому простофиле такое в голову не придёт! — акцентированно изрекла вторая жёлтая девица, — Похоже, он старается обходить острые камни, кого бы это ни касалось!

— Кто это — он? — заинтересовался я.

— Гэтсби! Кто-то говорил мне…

Жёлтые девицы и Джордан сдвинули головы и зашептались, как матёрые заговорщицы.

— Кто-то говорил мне, что он как-то раз… убил человека!

Тут всех пробила душевная дрожь. Все три господина Мурамумбла вытянули черепашьи шеи, ловя слоновьими ушами каждое следующее слово.

— Я не думаю, что ВСЁ так грустно! — скептически резюмировала Люсиль, — Гораздо вероятнее то, что он всю войну был… гер-рманским шпионом!

Средний Мурамумбл горячо закивал, во всём соглашаясь с ней.

— Я лично слышал это от моего приятеля, который знает его, как облупленного! Он вместе с ним с молодых ногтей рос в Германии! — неопровержимым голосом заверил он нас.

— Ой, нет! — вскричала первая желтоблузка, — Такого просто не может быть! Всем известно, что во время войны он служил в Американской армии! — наши головы доверчиво повернулись к ней, и чувствуя наше доверчивое внимание, она продолжала в торжествующем раже, — Вы посмотрите, какое у него лицо, когда он думает, что никто не смотрит на него! В эти мгновения ни у кого не может быть никаких сомнений, что перед нами самый настоящий, самый матёрый профессиональный киллер! Не сомневайтесь, это так и есть!

Конец ознакомительного фрагмента.