Трое сыщиков, не считая женщины

Фридрих Незнанский

Покушение на генерала Свентицкого, совершенное среди белого дня, оказалось для следователей детективного агентства «Глория» крепким орешком. Преступники практически не оставили следов. Приходится проверять, кому было выгодно убийство генерала. Бывшим его подчиненным, которым он мог насолить в армии? Представителям фирмы, жаждавшим прибрать к рукам помещение в центре Москвы? Или дельцам теневого бизнеса, промышляющим торговлей фальшивыми произведениями искусства? Чтобы ответить на эти вопросы, три следователя параллельно проверяют эти версии. Как всегда, у них находятся добровольные помощники. Однако люди, заинтересованные в том, чтобы расследование зашло в тупик, тоже не сидят сложа руки…

Глава 2

БЕЛЫЕ ХАЛАТЫ

Помимо генерала Свентицкого еще для одного героя нашего повествования четверг ознаменовался нежелательными контактами с людьми в белых халатах — в этот день комиссовали Государственного советника юстиции 3-го класса, помощника генерального прокурора Александра Борисовича Турецкого.

Строго говоря, это было одно из его многочисленных общений с миром медицины, поскольку многие недели теперь уже бывший «важняк» Турецкий проводил в поликлиниках и госпиталях. Контузию и ранения он получил, когда спасал от юной террористки детей — заложников, изолированных в помещении детского дома.

Турецкий со своим другом Денисом Грязновым, директором частного сыскного агентства «Глория», привезли в этот детдом подарки от Генеральной прокуратуры и МВД и оказались неожиданно перед фактом проведения теракта.

Александр Борисович считал, что родился под счастливой звездой. Из каких только передряг не выпутывался он — описать невозможно. Ему стреляли в спину, на него набрасывались с ножом, с топором, даже с бензопилой, дважды взрывали его машины, устраивали автокатастрофы, однако каждый раз он, словно заговоренный, выживал, хотя ранений было предостаточно. При этом и его бдительность не притупилась. Турецкий прекрасно понимал, что раз от раза вероятность того, что «косая» не промахнется, увеличивалась. Он по-прежнему был начеку, не особо лез на рожон, не бравировал своим везением. А в случае с детским домом «важняк» попал в безвыходное положение, слишком много тогда стояло на кону — жизни десятков детей.

До этого ему уже пришлось однажды освобождать заложников. Это случилось в Назрани, где боевики захватили его местных помощников — девушку-парикмахершу и ее жениха. Там по-настоящему пришлось туго. Молодую пару держали в хорошо охраняемом подвале стоящего на отшибе дома, боевиков было очень много, пятнадцать человек. К тому же прилетевший из Москвы Турецкий слабо знал и город, и людей. Рискованная была операция. Однако обошлось, никто из его команды — а там сотрудничали и следователи прокуратуры, и милиция, и спецназ МЧС — не пострадал. Пятерых боевиков убили, десятерых арестовали. Тогда Турецкий наряду с другими был награжден орденом «За заслуги перед Отечеством».

На первый взгляд, с детским домом ситуация могла показаться более легкой. Но это только на первый взгляд. Карты спутало то, что террористка вела себя совершенно по-идиотски. Наблюдая за ней, все только диву давались. Позже выяснилось, что она была напичкана лошадиной дозой наркотиков. Девушка начала психовать, процесс грозил стать неуправляемым. Дело могло кончиться чудовищной бедой, ничто не могло остановить руку, взявшуюся за контакты взрывателя. Чтобы избежать страшных последствий, Турецкий, улучив момент, бросился на девочку, схватив ее в охапку, прижал к себе и выпрыгнул вместе с ней через окно второго этажа.

Он решился, хотя понимал, что, спасая детей, погибнет. Вышло иначе. Упав со второго этажа, следователь и девочка откатились друг от друга, следом за ними из того же окна выпрыгнул Денис Грязнов, оказавшись между террористкой и Турецким. И в тот же миг организатор преступления привел в действие взрыватель. Прогремел взрыв. Девочка и Денис погибли на месте, а Турецкий отделался тяжелой контузией и многочисленными ранениями. Вся правая сторона тела, рука, нога были нашпигованы осколками, для извлечения которых понадобилось множество операций.

Помимо Дениса и Александра Борисовича пострадала жена Турецкого: у Ирины, лежавшей тогда в роддоме на сохранении, при трагическом известии случился выкидыш. Главное — медики договорились ее оберегать, не говорить неприятное известие раньше времени. Им казалось, приняты все меры предосторожности. Так нет же — медсестры включили телевизор, где шел репортаж с места трагического происшествия, и Турецкий был назван в числе погибших.

У Турецких была уже дочка пятнадцати лет, Нина. Теперь должен был родиться сынок, да вот не повезло. Другого такого шанса не будет, возраст жены не позволит.

Александр Борисович лечился долго, провел в госпитале почти полгода. Врачи успокаивали, мол, дело идет на поправку, и были в этом искренни. Тем не менее проявлялись всякие рецидивы. Все, казалось, выздоровел, можно выписываться. Ан нет — в последний момент врачи находили что-то новое. Турецкий горько шутил: болезнь отступила… в другие пять органов. Справились с ногой — заныл позвоночник, голову повернуть невозможно, такая боль начинается.

С грехом пополам организм привел себя в порядок, однако теперь Александр Борисович постоянно жил под угрозой, что в любой момент может опять заболеть. Естественно, вида не показывал, вел себя умно. Понимал: если станет излишне хорохориться, вызовет подозрения. Поэтому спокойно воспринимал всякие замечания врачей, выполнял их рекомендации, надеясь своей покорностью усыпить бдительность эскулапов.

Однако те тоже не у плетня родились. Знают, насколько можно доверять пациентам. Они предпочитали полагаться на выводы науки. Благо, нынче имеется совершенная медицинская аппаратура, заменяющая самых патентованных диагностов. Поэтому в четверг Александра Борисовича привозили в ведомственный госпиталь, где вручали целый список специалистов, которых ему предстоит посетить. У него в глазах темнело: мать честная, это же сколько кабинетов обойти нужно! Какая прорва времени понадобится!

Однако делать нечего, и он, уже привычно опираясь на палочку, отправлялся в путь.

Вот и в последний раз, чтобы каким-то образом систематизировать движение, решил начать посещение кабинетов по мере возрастания номеров. Начал с 202-го, тут сидела отоларинголог. Врач — молодая женщина, изящная, сексапильная блондинка с ярко накрашенными губами, при виде нее у Турецкого сразу появилось игривое настроение.

— Вы ухо-горло-нос? Значит, на трех ставках работаете? — с серьезным видом пошутил он.

Женщина прыснула, однако тут же взяла себя в руки и велела пациенту сесть на стул в дальнем углу кабинета и повторять за ней слова, которые будет произносить.

— Шестьдесят шесть, — негромко произнесла она.

— Шестьдесят шесть, — словно эхо, отозвался Александр Борисович.

— Шестьдесят семь.

— Шестьдесят семь.

— Двести сорок восемь.

— Двести сорок восемь.

— Тысяча двести сорок два.

— Ледовое побоище на Чудском озере.

— Что вы сказали? — с недоумением уставилась на него отоларинголог.

— Я говорю, что в тысяча двести сорок втором году войска Александра Невского разбили тевтонских псов-рыцарей на льду Чудского озера.

Врач опять прыснула и снова быстро взяла себя в руки, даже насупилась:

— Вы до того дошутитесь, что я так и запишу ваши ответы. А читать это будет серьезная комиссия, там могут и не понять шуток.

— Ну, записывать не надо, — улыбнулся Турецкий. — Это у меня чисто нервное. Беру все свои безответственные слова обратно и как человек, обладающий безупречным музыкальным слухом, торжественно обещаю отныне повторять все с магнитофонной точностью.

Претензий у отоларинголога к нему не было, и Александр Борисович покинул кабинет с полной уверенностью, что дальнейший путь будет напоминать прогулку. Однако чем дольше ходил, тем менее оптимистично выглядели после беседы с ним врачи, и Турецкий, почувствовав это, не на шутку встревожился.

Пожилой врач-кардиолог, измерив ему давление, недовольно поджал губы.

— Что-нибудь не в порядке?

— Да нет, ничего особенного. Но бывает давление и пониже.

Турецкий всплеснул руками:

— Неужели в вашей практике встречались такие случаи?

— Представьте себе.

— Доктор, но мое повышенное давление легко объяснимо. Я же волнуюсь. Я вообще боюсь медицинских учреждений. Даже когда на улице прохожу мимо больницы, у меня поднимается давление. Врожденный «синдром белых халатов».

— Такова ваша версия? Что ж, поверим и сейчас сделаем кардиограмму. — Врач посмотрел на Турецкого, затем перевел взгляд на поставленную возле стола палочку. — Вот на беговой дорожке мы вас тестировать не станем…

— Почему же, доктор? — удивился Александр Борисович, вставая. — Проверяйте сколько угодно. Я уже третий месяц хожу без проблем и даже могу бегать на длинные дистанции. Если вас смутила моя палочка, то я ношу ее только потому, что требует жена. Не хочется ссориться с супругой по пустякам. Можно, конечно, случайно забыть в метро. Но вещь дорогая, досталась в наследство от дедушки, полковника Преображенского полка…

— Скажите, пожалуйста! — неискренне изумился врач.

Это был предпоследний кабинет. От кардиолога Турецкий направился к невропатологу. Кабинет Михаила Генриховича недавно оснастили новейшим импортным оборудованием, и он с ребяческой непосредственностью радовался каждому посетителю.

Предложив Турецкому раздеться до пояса, невропатолог усадил его на стул и, чем-то помазав, облепил тело всевозможными датчиками на тонких проводках. После этого, надев очки, уселся перед экраном монитора, на котором поплыли понятные ему цветные волнообразные линии. Доктор пристально вглядывался в них, переключал тумблеры, делал распечатки, сравнивал их, что-то записывал.

Минут через пятнадцать Александр Борисович спросил:

— Ну что, доктор, все мои мысли уже прочитали или еще немножко осталось?

Пропустив его слова мимо ушей, Михаил Генрихович спросил:

— Вас бессонница не мучает?

— Чего нет, того нет. За последние полгода я изрядно отоспался.

— На головные боли жалуетесь?

— Спасибо, нет. Я вообще ни на что не жалуюсь.

— Так болит голова или нет? — переспросил врач, на мгновение оторвав свой взор от монитора.

— Нет. Я же не мешаю водку с пивом. В госпитале не было ни того, ни другого. К сожалению.

— Не острите. Когда последний раз теряли сознание?

— Кажется, во время взрыва.

— Врете вы неискусно, Александр Борисович. Если бы не аппаратура, вы бы запросто обвели меня вокруг пальца. А так…

— Я сейчас, Михаил Генрихович, хоть убейте, не могу вспомнить, когда последний раз терял сознание. Так давно это было. Могу только сказать точнее всякой аппаратуры, что чувствую себя хорошо. Абсолютно так же, как, к примеру, год назад. Во всяком случае, кочергу узлом завяжу.

— Завяжете? — поддержал его ироничный тон доктор. — А развязать сможете?

— Ну, если срочно понадобится помешать уголек в камине, то развяжу.

— Действительно, вам силу девать некуда, — произнес невропатолог, снова уставясь на экран монитора. — Это меня радует, даже очень.

Однако интонация доктора была отнюдь не радостной. Александр Борисович почувствовал это и покинул кабинет с унылом видом. Теперь нужно было идти к главному врачу, который и вынесет окончательный вердикт. Следователь сидел в приемной, нервно покусывая губы. Нестерпимо хотелось курить, однако он боялся отойти — вдруг как раз его пригласят, ему не терпелось услышать выводы комиссии.

Одни врачи входили в кабинет главного, другие выходили из него. Вошел кардиолог, следом за ним невропатолог Михаил Генрихович. Через несколько минут вышла блондинка-отоларинголог. Турецкий подмигнул ей, однако та отвела взгляд, из чего следователь сделал вывод, что дела его складываются не лучшим образом. Если бы было хорошо, наверное, блондинка подмигнула в ответ, мол, все в порядке. А раз прошмыгнула, словно мышка, не глядя на него, значит, дело швах.

Турецкий не находил себе места: хуже нет этой неопределенности.

Наконец, из кабинета выглянула пожилая женщина в роговых очках и сухо обратилась к нему:

— Александр Борисович, можете зайти.