Опоздать на казнь

Фридрих Незнанский

Не в первый раз помогает адвокат Юрий Гордеев, сам в прошлом следователь, молодой сотруднице Генеральной прокуратуры Елене Бирюковой в расследовании не очень значительного, на взгляд профессионалов, преступления. Но впервые на карту поставлены их жизни, потому что они столкнулись с фанатической жестокостью и безжалостностью террористов.

Глава 4

Константин Дмитриевич Меркулов ни от кого не скрывал своего отношения к хорошему коньяку в умеренных дозах. «Выпьешь рюмку, закусишь лимончиком и чувствуешь, как очищается твоя душа, проясняется мозг, кровь начинает бежать по венам быстрее, а это в нашем возрасте так необходимо!» — говаривал он.

— В нашем возрасте, Леночка, только коньяк способен напомнить об ушедшем задоре юности!

— Да что вы, Константин Дмитриевич, вам ли прибедняться! — кокетливо улыбнулась Лена Бирюкова.

Был пасмурный, хмурый день. Казалось, что вот-вот пойдет дождь, могло даже почудиться, что он уже пошел, но нет — это просто шины проезжающих машин шуршали за окном.

— Я слышал, ты хорошо справилась с последним делом, — одобрительно кивнул Меркулов.

Лена делано смущенно опустила глаза.

— Ну-ка расскажи, — попросил Меркулов.

Последнее дело! Зловещее название. Больше подходит для какого-нибудь детективного романа. «Последнее дело Холмса», «Последнее дело Пуаро». А потом, по просьбе читателей — «Самое последнее дело Холмса». «Самое последнее-распоследнее дело Пуаро».

Последнее дело, которым занималась Лена, имело громкое и солидное неофициальное название — «Дело героинщика-рецидивиста Деревянко». Но вообще-то не было в нем ничего солидного, так, мелочовка, проходное дело. Проведено добротно, закончено в срок, но не более того. Нечем особенно гордиться, любая практикантка справится. Никаких погонь, перестрелок, перекрестных допросов. Скрупулезная кабинетная работа. Но все же Лена гордилась этим делом.

Вор-рецидивист Деревянко оказался не угрюмым отморозком-медвежатником, а худым испуганным парнишкой чуть старше двадцати. Промышлял он тем, что срывал у прохожих с поясов мобильные телефоны и немедленно скрывался с места преступления. Бегал он быстро, страх быть схваченным только подгонял, к тому же человек, с пояса которого так запросто можно сорвать мобильный телефон, обычно идет по улице, задумавшись о чем-нибудь своем, и не способен сразу осознать, что произошло. Пока он очухается, пока сообразит, в какую сторону убежал вор, того уже и след простыл. Тем и жил Деревянко, худо-бедно, но жил. Но однажды ему не повезло. Вообще-то, если точнее, ему не везло уже дважды. Первый раз, когда он, на заре своей злосчастной юности, пытался угнать автомобиль, в автомобиле оказался хороший сторож — боксер Рекс, задержавший преступника до возвращения хозяина. После досрочного (за примерное поведение) освобождения из мест заключения Деревянко приноровился вырывать сумочки из рук женщин, идущих на рынок. Сначала все шло хорошо, он уже было подумал, что нашел свое дело, но однажды охрана рынка отвлеклась от поборов с кавказцев и сработала четко — Деревянко опять попал на скамью подсудимых. И снова был выпущен досрочно — за примерное поведение, по какой-то там амнистии.

Выйдя из тюрьмы во второй раз досрочно, Деревянко устроился экспедитором в одну из небольших фирм, производивших замороженные овощи. Где его нашел дилер, зачем с ним связался — неведомо. Дилеры чуют, из кого можно вытрясти деньги. Но экспедиторские зарплаты не рассчитаны на то, чтобы их тратили на приобретение наркотиков. И тогда Деревянко вспомнил о своем боевом прошлом. Начал по вечерам прохаживаться по спальным районам и отбирать у граждан телефоны. И все у него шло без сучка и задоринки, до тех пор пока он не наткнулся на Лизу Урманцеву, кандидатку в мастера спорта по легкой атлетике среди юниоров. Лиза возвращалась домой с тренировки, упруго шагая по Волгоградскому проспекту к своему дому. Она не шла — парила в облаках, фантазировала, представляла, как побеждает на Олимпиаде, как ее награждают золотой медалью и предлагают остаться на ПМЖ в Америке. Настроение было мечтательное и задумчивое. Как вдруг из-за ларька выскочил Деревянко с перекошенной рожей, с силой сорвал у нее с пояса новенький мобильник и бросился наутек — дворами. Лиза помотала головой, вынырнула из океана сладких грез о грядущих победах и побежала вслед за ним. Догнала она его около помойки и долго, самозабвенно била ногами. Потом поймала милицейскую машину и велела везти себя в участок. В участке у Деревянко обнаружили еще один мобильник, находящийся в розыске, и цифровой плеер. Цифровой плеер достался начальнику смены — у него дочка подрастала, а мобильники, после тягостных раздумий, были возвращены законным владельцам. К отделению уже стекались корреспонденты спортивных и молодежных изданий, желавшие проинтервьюировать и поприветствовать юную бегунью, собственноручно задержавшую вора-рецидивиста. («И собственноножно запинавшую его», — добавил ехидный журналист «Спорт-экспресса» Александр Кузьминов.)

На суде Деревянко ничего не отрицал. Сознался в содеянном, сказал, что деньги ему были нужны на героин. Мать его заплакала, отец сурово сдвинул брови. Девушка (Лена с удивлением обнаружила, что даже у таких бывают девушки) с ненавистью глядела на «спортсменку-комсомолку» Урманцеву.

Спортсменка Лиза, двухметровая крепкая деваха, давала показания спокойно, уверенно. Сказала, что остаться без телефона было бы для нее существенной потерей. Обвиняемый, худой, лопоухий, обритый наголо, стоял за решеткой и даже не пытался бить на жалость — его и без того было жалко. Нелепый мальчишка с нелепой судьбой, он почему-то вызывал в памяти страницы школьного учебника истории. Именно так, по мнению Лены, выглядели бомбисты начала века. Она поймала себя на непонятной, странной, крамольной даже мысли — хотелось подойти к обвиняемому, погладить его по голове, как нашкодившего сорванца, а эту самодовольную белозубую кобылу — одернуть.

«Стоп, мадемуазель Бирюкова! — подумала Лена укоризненно. — Рожать тебе надо. Причем срочно! Ты уже первого попавшегося уголовника готова усыновить! Куда это годится? Вот и не верь байкам, которые так любят рассказывать в каждой бухгалтерии, про природу женщины, про ее предназначение и про то, что приходит время, и организм, вне зависимости от твоего желания, стремится к размножению. Неужели я такая?» — Лена с отвращением вспомнила бухгалтерш, гонявших чаи в душном кабинете, заставленном некрасивыми цветами в детских ведерках и пакетиках из-под молока.

Впрочем, притормозить юную бегунью все же пришлось. Лизу попросили не зарываться и уточнить, на какие доходы она приобрела телефон. Телефон оказался подарком любимого тренера, следовательно, никаких своих денег она в него не вложила. Парня избавили от лишнего года заключения, пострадавшей не дали вволю покрасоваться перед подружками, пришедшими на слушание дела. Дела рецидивиста-героинщика Деревянко.

— Да это просто девушка с веслом! — усмехнулся Меркулов, — Вот бы ее на службу взять. Сразу бы всех мелких жуликов распугала, одним своим бравым видом.

— Она бы и нас распугала, — покачала головой Лена. — Бегает девушка, конечно, хорошо, дерется тоже — у подсудимого все лицо было в кровоподтеках, но вот соображения у нее нет никакого. Мозг слабый, вялый, неактивный.

— Ладно, ладно. Не всем же быть такими умницами и красавицами, как ты, — неуклюже, что свойственно всем однолюбам, произнес Меркулов.

Лена снова в притворном смущении опустила глаза.

— Вы меня захвалите, Константин Дмитриевич.

— Сотрудников надо иногда хвалить! А время от времени — поощрять. Ну что, где планируешь отдохнуть?

— Хотелось бы в Прагу. Посмотреть на знаменитый город, попить пива, по старинным улочкам погулять. Город красивый, знакомая ездила, рассказывала, захлебываясь, будто бы это музей под открытым небом.

— А что ты скажешь о таком городе-музее, как Санкт-Петербург?

— А что о нем сказать? — без энтузиазма пожала плечами Лена. — Когда музейный сторож становится директором музея и по привычке таскает с черного хода экспонаты, пригодные для растопки печки, — это уже не музей, а склад артефактов. Да и была я там сто раз…

— Не хочешь на этот склад прогуляться? — хитро прищурился Меркулов.

— Да нет, не особенно, если честно. Я же еще не сошла с ума. Вот моя школьная подруга уехала туда жить, пишет восторженные письма, рассказывает, как у нее то воду отключают, то газовая колонка ломается, то соседний дом упал, то сухогруз затонул. Романтика! Не по мне такая романтика. Я комфорт люблю. Мне бы в Европу…

— Ну, с комфортом придется временно подождать, — заметил Меркулов, посерьезнев. — Есть у меня для тебя дело. Как раз в Питере.

— Константин Дмитриевич! — взмолилась Лена.

— Я за него, — невозмутимо ответил Меркулов.

— Константин Дмитриевич, разве я честно не заслужила отдых? — голос лены звучал тонко и жалобно.

— Заслужила. Честно. Нечестные у нас в Генпрокуратуре долго и не задерживаются. Но хватит разговоров. А дело для тебя у нас вот какое. Пропал в Санкт-Петербурге один ученый с мировым именем. Он, конечно, скорее всего загулял, по своим аспиранткам пошел, но на всякий случай нам велено с этим разобраться.

— Сами-то они что же там, в питерской милиции, своего ученого найти не могут?

— Сами они тоже не сидят без дела, — строго сказал Константин Дмитриевич. — Но по статусу такими делами должна заниматься Генпрокуратура. Сергей Дублинский — очень известный в ученых кругах физик-ядерщик. Можно сказать, имеющий стратегическое значение для безопасности страны. Поэтому решено послать туда своего человека. То есть, Лена, тебя. Раз ты говоришь, что у тебя там подружка, — тем более. Будет повод с подружкой повидаться. Проследишь, чтобы этого ученого из притона, где он прохлаждается, отвели под белы руки домой, к безутешной супруге, поглядишь на разводные мосты, погуляешь по набережным белой ночью — красота. Кстати, если возникнут трудности, обращайся лично к начальнику угро Виктору Петровичу Гоголеву, скажи, что прибыла по моему личному приказу. Он поможет в решении любых вопросов.

Меркулов задумчиво почесал бровь. Ему вдруг самому отчетливо захотелось все бросить и уехать в Питер. Посмотреть на разводные мосты, погулять по набережным, как когда-то давно, в молодости. На Константина Дмитриевича нахлынули воспоминания. Как они с будущей женой, тогда еще студенткой медицинского института, вырвались на выходные в Ленинград, как катались на речном трамвайчике, как целовались под мостами, рядом с мостами, на мостах… А что? И он, заместитель Генерального прокурора, имеет право на законный отдых, на ностальгические воспоминания. Не все же в душном кабинете пылиться…

Меркулов решительно тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Не сейчас.

— Дело вкратце таково. Прибегает в отделение жена пропавшего ученого и пишет заявление. Заявление пишет через сутки после его исчезновения.

— Положено заявлять на третьи сутки… — заметила Лена.

— Положено, — согласился Меркулов. — Но женщина была так безутешна! Она уверяла, что с ее супругом наверняка что-то случилось. Как говорят, плакала. Словом, приняли у нее заявление. А когда узнали, кто пропал, немедленно оповестили нас. А мы уже стали контролировать процесс дальше. Понятно?

— Да, — кивнула Лена.

— Добро… Так что, младший следователь Бирюкова, поедешь туда, оглядишься, и сообщишь нам что да как. Словом, садись в самолет — и через два часа ты на месте. Это приказ.