Дорогие девушки

Фридрих Незнанский, 2008

В основе книги подлинные материалы как из собственной практики автора, бывшего российского следователя и адвоката, так и из практики других российских юристов. Однако совпадения имен и названий с именами и названиями реально существующих лиц и мест могут быть только случайными. В агентство «Глория» обращается женщина с просьбой найти ее пропавшую подругу. За дело берутся Антон Плетнев и Александр Борисович Турецкий. Простое на первый взгляд дело оказывается первым звеном в череде странных и страшных происшествий. Бывший «важняк» Турецкий оказывается втянутым в почти мистическую историю, где все не то, чем кажется, где правит бал абсурд, где реальность и сновидения меняются местами и где даже найденные трупы к утру исчезают из морга. Турецкий упорно идет по следу пропавшей девушки, не догадываясь, что в конце пути его ждет смертельная схватка с Неведомым…

ГЛАВА ВТОРАЯ

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

1

Александр Борисович толкнул тяжелую дверь и вошел в кабинет Плетнева.

— А вот и наш главный специалист, Александр Борисович Турецкий! — крутанулся в кресле Плетнев. — Входи, Александр Борисыч.

Турецкий пожал руку Плетневу, перевел взгляд на девушку, сидящую напротив него.

— Доброе утро, — поприветствовал он ее.

Девушка прищурила черные глаза и кивнула. В движении этом было больше вальяжности и высокомерия, чем приветливости.

— Это Людмила Шилова, — представил девушку Плетнев. — Я говорил тебе про нее по телефону.

— Да, я помню.

Турецкий уселся в кресло и сунул в рот сигарету. Потом вынул ее и вопросительно посмотрел на девушку.

— Не возражаете?

— Нисколько. Я сама курю.

Голос у Людмилы был хрипловатый, и такой же неприязненно-высокомерный, как и ее манеры.

— Людмила, расскажите, пожалуйста, Александру Борисовичу все, что рассказали мне.

— Что, с самого начала? — без всякого энтузиазма отозвалась девушка.

Плетнев кивнул:

— С самого начала.

Турецкий смотрел на Шилову внимательно, но словно бы вскользь и старался не встречаться с девушкой взглядом, чтобы не смущать ее. Впрочем, судя по всему, эту барышню трудно было чем-нибудь смутить.

Людмила была довольно привлекательна. Тонкое, бледное лицо, черные, коротко стриженные волосы с изящной челкой, падающей на глаза. Сами глаза, кстати говоря, тоже недурные — чуть раскосые, темные, выразительные. При этом в лице девушки было что-то порочное, распущенное, словно ей пришлось пройти через такие горнила похоти и страсти, которые Турецкому даже и не снились.

«По виду — стопроцентная московская б…» — подумал Турецкий, скептически щуря глаза. Он уже давно привык называть вещи своими именами, без «экивоков» и эвфемизмов.

— Мне обязательно это делать? — с вызовом поинтересовалась Людмила, неприязненно глядя на Александра Борисовича. Видимо, она сумела прочесть в его взгляде сухой скептицизм, привычно и холодно расставляющий все точки над «и», и поняла, какое определение дал ей про себя Турецкий.

— Обязательно, — сказал Плетнев. — И желательно со всеми деталями.

— Ладно, слушайте, — пожала Людмила плечами. Она приступила к рассказу лениво, нехотя, но чем дальше продвигалась, тем эмоциональнее делался ее рассказ.

«Похоже, она и в самом деле любила… то есть, любит свою подругу», — с удивлением подумал Александр Борисович.

— Я еще тогда, перед первой встречей, пыталась ее отговорить, — рассказывала Людмила, нервно теребя в пальцах ручку сумочки. — Но разве она послушает! Вдолбила себе в голову, что хочет экзотических отношений. Я ей говорю: хоть имя его спроси! А она в ответ: не хочу, так интересней!

— Прямо «Последнее танго в Париже», — тихо проговорил Александр Борисович.

— Что? — не поняла Людмила.

— Был такой фильм, — ответил Турецкий. — Не обращайте внимания. Продолжайте.

— Ну вот. В общем, пыталась я ее отговорить, но у меня ничего не получилось. А во вторую встречу они…

Турецкий слушал Людмилу с видимым интересом, но мыслями он был далеко отсюда. Если честно, ему было глубоко плевать на судьбу очередной московской дамочки, ощипавшей парочку мужей-бизнесменов, и теперь — от безделья и пресыщенности — выдумывавшей себе все новые и новые развлечения.

Бессмысленная жизнь со страшным и таким же бессмысленным концом.

— Вы меня не слушаете, — сказала вдруг Людмила.

— Напротив, я внимательно вас слушаю, — возразил Александр Борисович. — Значит, этот Родион предложил вашей подруге выйти за него замуж. Как вы думаете, это было серьезное предложение?

— Он подарил ей кольцо! — сказала Людмила.

Турецкий кивнул и уточнил:

— Дорогое?

— Да нет, простая безделушка — не дороже тысячи баксов. А то и меньше.

«Хорошо живем», — насмешливо подумал Александр Борисович, вспомнив, что сам он пять лет назад подарил жене кольцо, стоимостью пятьсот баксов, и ужасно этим гордился. А оказывается, это был даже и не подарок, а так, ничего не стоящая безделушка.

— И согласилась? — спросил он вслух.

— Нет, но готова была согласиться. Этот Родион… или кто он там на самом деле… дал ей три дня на размышление. Сначала она подумала, что это дикость, но потом… Потом стала убеждать и себя, и меня, что это неплохая идея.

— Скажите, Людмила, а этот Родион… он что, в самом деле, представлял собой хорошую партию для такой девушки, как Марина?

— Что вы! — округлила глаза Людмила. — Голодранец из подворотни. Ездил на убитой «мазде» девятьсот лохматого года. Квартирка в панельной девятиэтажке! И на ужин ее пригласил в какой-то заштатный ресторанчик, где даже не умеют готовить лангустов.

— Н-да, — проговорил Турецкий, обменявшись с Плетневым выразительными взглядами. — Действительно, голодранец.

Внезапно зрачки девушки сузились.

— Мне показалось или вы надсмехаетесь? — с вызовом спросила она.

Александр Борисович лениво пожал плечами:

— А какая разница? Вам главное, чтобы мы нашли вашу подругу, верно? При этом мы может надсмехаться сколько хотим. Даже колесом можем ходить вокруг вас, если это понадобится нам для работы.

Александру Борисовичу не нравилось дерзкое выражение лица девушки и он был не прочь чуть-чуть сбить с нее спесь. Однако Турецкий не думал, что его пустая, в общем-то, тирада произведет на девушку такое впечатление. Плечи ее вдруг ссутулились, по лицу пробежало что-то вроде тени, она отвела взгляд и грустно вздохнула.

— Вы правы, — проговорила она тихим, несчастным голосом. — Главное, чтобы вы ее нашли. Я бы все за это отдала.

Турецкого тронули слова женщины.

— Вы были очень близки? — мягко спросил он.

— Она мне была ближе, чем сестра. Если вы ее не найдете, я никогда себе не прощу.

— Но вы ни в чем не виноваты. Вы пытались остановить ее.

— Значит, плохо пыталась, — со вздохом ответила Людмила.

Турецкий с Плетневым вновь переглянулись.

— Людмила, — снова заговорил Александр Борисович, — попытайтесь вспомнить, Марина не упоминала при вас о чем-нибудь, что помогло бы разыскать этого Родиона?

Женщина покачала головой:

— Нет.

— Фамилия, отчество, улица, на которой он живет, номер машины…

— Есть! — сказала вдруг Люда. — Номер машины! Она посылала мне его по смс! Как я могла забыть? — Людмила полезла в сумочку за телефоном, приговаривая: — Господи, лишь бы сообщение все еще было в памяти.

Пока она доставала телефон и щелкала пальцем по кнопкам, Турецкий молча курил. А Плетнев следил за ее суетливыми движениями спокойным, даже чуть рассеянным взглядом.

— Вот! — сказала Людмила, поднимая кверху телефон. — Есть номер! Первое в списке сохраненных. Завтра оно бы уже было стерто. Тут марка машины — «мазда» и номер. Правда, не весь, — добавила она вдруг и снова приуныла. — Черт, первой цифры не хватает. Видимо, она осталась в предыдущем сообщении.

— Вы уверены, что оно стерто? — уточнил Александр Борисович.

— Да, — уныло ответила Людмила.

— Продиктуйте, пожалуйста, те цифры, что сохранились.

Людмила поднесла телефон к глазам и четко, чуть ли не по слогам, продиктовала номер.

Турецкий быстро записал их в блокнот.

— Как думаете, можно будет разыскать эту машину? — взволнованно спросила Людмила.

— Попробуем, — ответил Александр Борисович. — У вас есть фотография Марины Соловьевой?

— Конечно! Я уже отдала ее вашему начальнику.

При слове «начальник» уголки губ Турецкого слегка дрогнули, а Плетнев едва заметно покраснел. Он поспешно достал из ящика стола снимок и протянул его Александру Борисовичу.

— Благодарю вас, господин начальник, — с улыбкой сказал Турецкий.

— Не стоит благодарности, товарищ подчиненный, — в тон ему ответил Плетнев.

Турецкий, прищурившись, взглянул на снимок, некоторое время изучал его, затем перевел взгляд на Людмилу и спросил:

— Это вы в тренажерном зале?

— Да, — кивнула Людмила. — Мы вместе занимались фитнесом. Там и познакомились.

— Давно?

— Месяца три назад.

Лица Турецкого и Плетнева вытянулись от удивления.

— То есть, вы с Мариной знакомы всего три месяца? — уточнил Александр Борисович.

— Ну да. А что? Вам кажется, что это мало?

— Для такой крепкой дружбы, как у вас, маловато, — заметил Турецкий. — Я думал, вы дружите с детства. В крайнем случае, с юных лет.

— Иногда люди дружат всю жизнь, а потом с легкостью предают друг друга, — сухо сказала Людмила. — А иногда людям хватает и одного дня, чтобы почувствовать необыкновенное душевное родство.

— Да-да, конечно, — кивнул Александр Борисович, не желая обижать девушку.

— В жизни всякое бывает, — поспешно поддакнул и Плетнев. — Мы вот с Александром Борисовичем тоже дружим не с детства и не с юности, а случись что — встанем друг за друга горой. Так ведь, Александр Борисович?

— Безусловно, — усмехнулся Турецкий. — Людмила, — снова обратился он к девушке, — скажите, а вы знакомы с родственниками Марины?

Шилова покачала головой:

— Нет. Я никогда не видела никого из ее родственников.

— А вы знаете, как с ними связаться?

Девушка снова покачала головой:

— Нет. Она вроде говорила, что родителей у нее нет. Я не стала уточнять, потому что видела, что это для нее неприятная тема.

— Так. Ясно. Ну а… где она работает, эта Марина Соловьева?

— Работает? — удивленно переспросила Людмила. — Она нигде не работает. Муж при разводе оставил ей неплохое наследство, поэтому Марине незачем работать.

— А вы знали ее мужа? — уточнил Турецкий.

Однако Людмила и на этот раз покачала головой:

— Нет. Она с ним развелась еще до знакомства со мной.

Плетнев кашлянул в кулак и спросил:

— Расскажите, при каких обстоятельства вы с ней познакомились?

— Познакомились? — Людмила пожала плечами. — Да как все знакомятся, так и мы. Она записалась к нам в клуб на фитнес, и мы стали встречаться три раза в неделю. Потом пару раз зашли после фитнеса в кафе. Вот так и подружились.

— А дома вы у нее были?

— Конечно, была! И не раз. Однажды даже переночевала у нее. Вот только…

— Что? — прищурился Плетнев.

— Это не совсем ее квартира. Вернее — совсем не ее.

— Как это?

— В ее настоящей квартире уже полгода идет ремонт, а эту… ну, ту, в которой я была… Марина снимает.

— А других ее подруг вы знаете?

— У Марины не было… то есть, нет других подруг. Она очень трудно сходится с людьми, она сама мне об этом рассказывала. Даже удивлялась, что мы с ней так быстро подружились. А почему вы спрашиваете?

Плетнев посмотрел на Турецкого, ища поддержки. И поддержка пришла.

— Видите ли, Людмила, — довольно сухо заговорил Александр Борисович. — Вы познакомились с Мариной всего три месяца назад. Вы ничего не знаете о ее родственниках, не видели ни ее бывшего мужа, ни других ее подруг. Вы даже не знаете, где она прописана. Вы ведь не заглядывали в ее паспорт?

— Нет, конечно! — возмущенно воскликнула Людмила.

— Значит, вы даже не знаете, настоящее ли это имя — Марина Соловьева. Она с таким же успехом может быть и Авдотьей Смирновой. Или, скажем, Викторией Кац.

— Что вы мне голову пудрите, — возмутилась Людмила. — Какая еще Кац? Я точно знаю, что она — Марина Соловьева.

Турецкий вздохнул.

— Людмила, ну вы ведь взрослый человек. Неужели вы сами не видите абсурда ситуации. Ваша Марина могла просто съехать с квартиры и вернуться туда, откуда она приехала.

— Но я была у нее в квартире! Квартирная хозяйка сказала, что Марина никуда не съезжала. И вещи ее там!

— Это несколько меняет дело, — неохотно заметил Александр Борисович. — Но ненамного.

Людмила некоторое время молча смотрела на Турецкого. Затем прищурила глаза и резко спросила:

— Значит, вы не будете ее искать?

— Почему бы вам не обратиться в милицию? — ответил Александр Борисович вопросом на вопрос.

— Она туда уже обращалась, — сказал Плетнев. — Ей отказали.

— На каких основаниях? — поинтересовался Турецкий без всякого любопытства, поскольку и так знал ответ.

— На тех же самых, — усмехнулся Плетнев.

Турецкий развел руками, насмешливо глядя на девушку.

— Вот видите, — сказал он. — Даже милиция не взялась за это дело. Чего же вы хотите от нас?

— Милиция? — Лицо Людмила перекосила ядовитая усмешка. — Милиция работает бесплатно. А вы за деньги.

— А вам мама в детстве не говорила, что не все можно купить за деньги? — поинтересовался Александр Борисович.

— Говорила. Значит, вы приняли решение и не собираетесь его изменять?

Турецкий посмотрел на Плетнева, тот пожал плечами. Девушка заметила это движение и снова усмехнулась.

— У меня есть еще один довод. Очень сильный довод. Довод, к которому вы не сможете не прислушаться, — сказала она.

— Любопытно узнать, какой, — флегматично отозвался Александр Борисович.

Людмила раскрыла сумочку, достала из нее конверт и швырнула его на стол.

— Вот мой довод. Потрудитесь ознакомиться.

Плетнев протянул руку и взял конверт. Турецкий даже не посмотрел в сторону конверта. Он просто сидел и курил, меланхолично поглядывая в окно.

Плетнев, между тем, раскрыл конверт, пересчитал его содержимое и сказал:

— Это и впрямь очень веский довод.

— Насколько? — насмешливо приподнял бровь Турецкий.

Плетнев что-то прикинул в голове и ответил:

— Ну… примерно на пятнадцать месячных зарплат старшего оперативника МУРа.

Александр Борисович взглянул на девушку.

— Вижу, вы действительно любите ее и скучаете по ней. Но что, если мы не сможем найти вашу подругу? Зацепок слишком мало.

— Ну, значит, не сможете, — пожала плечами Людмила. — Я ведь понимаю, что ваши возможности небезграничны. Кстати, я забыла сказать, что это аванс. Если вы найдете Марину, я заплачу вам еще столько же.

При этих словах щеки у Плетнева слегка порозовели, хотя лицо его сохранило бесстрастное выражение. Турецкий покосился на коллегу и едва заметно усмехнулся. Он знал, что Антон сейчас страшно нуждается в деньгах. Он собрался покупать квартиру, но цены росли так стремительно, что Плетнев никак не мог накопить деньги на первоначальный взнос. Содержимое конверта могло здорово ему помочь.

— Ну? — спросила Людмила. — Что вы решите? Вы возьметесь за это дело?

Александр Борисович стряхнул с сигареты пепел и спокойно сказал:

— В принципе дело не такое уж безнадежное. И если вы готовы потратить деньги, то мы, в свою очередь, готовы честно их отработать. Как думаешь, Антон?

— Думаю, мы за это возьмемся, — ответил Плетнев, глядя на Людмилу.

— Значит, договорились, — кивнула девушка и закрыла сумочку, словно поставила точку в деловых переговорах.

— Вы никуда не собираетесь уезжать из Москвы в ближайшее время? — спросил у нее Турецкий.

Людмила подумала и покачала головой:

— Вроде не собиралась. А что?

— Вы нам можете понадобиться. Похоже, вы тут единственный человек, которого интересует судьба Марины. И кто знал… то есть, знает Марину близко. Было бы неплохо, если бы ближайшую неделю вы провели в Москве.

— Значит, так и будет, — сказала Людмила. — Когда вы возьметесь за поиски?

— Сразу после того, как заключим с вами договор, — ответил Антон Плетнев и достал из ящика стола готовый бланк договора.

— Кстати, я вспомнила ее отчество! — выпалила вдруг Людмила. — Оно было в ее абонементе. Отчество редкое — Аристарховна!

— Это очень ценная информация, — кивнул Плетнев, хотя вовсе не был в этом уверен.

2

— Ну что там? — поинтересовался Александр Борисович у Плетнева, когда тот положил трубку на рычаг.

— Дело дрянь, — ответил Плетнев. — В Москве проживает три Марины Аристарховны Соловьевы. Но нашей среди них, похоже, нет. Первая — старушка-пенсионерка, вторая — маленькая девочка, а третья работает в издательском бизнесе, имеет мужа, ребенка и живет с семьей недалеко от метро «Савеловская».

— По возрасту подходит?

— Более-менее.

— Надо ее проверить. На всякий случай.

Плетнев посмотрел на часы.

— Я могу только через пару часов. Мне еще нужно докрутить дело о любовнике этой балерины.

Турецкий кивнул, он знал, что Антон уже почти неделю пытается вывести на чистую воду мужа известной балерины (которая, надо сказать, довольно щедро за это заплатила), но муж — умен, изворотлив и богат, поэтому «прищучить» его удалось только вчера вечером. А сегодня Антон собрался подстраховаться и сделать еще пару-тройку снимков. Работка не из приятных.

— Поганая работа, — проговорил Плетнев, словно прочел мысли Турецкого. — Слава Богу, сегодня закончу, — со вздохом добавил он.

— Заканчивай, — кивнул Александр Борисович. — Третью Марину я «пробью» сам. Данные-то они пришлют?

— Да, по электронной почте. Думаю, должны уже прийти.

Плетнев пощелкал по кнопкам клавиатуры.

— Ага, есть, — проговорил он и послал текст в печать. Тихо заработал принтер, и несколько секунд спустя из него выползли два листка.

— О, тут и портретец имеется, — усмехнулся Турецкий, вынимая листки. — В принципе определенное сходство с нашей Мраиной есть. Но тут совсем еще девочка. Взгляни! — Александр Борисович передал портрет Плетневу.

Тот взял листок, бросил взгляд на портрет и, сдвинув брови, сказал:

— Да, похожа. Нашей Марине тридцать один, Марине из списка — двадцать шесть. А тут совсем еще ребенок. Снимок очень старый.

— Откуда он вообще?

— Из уголовного дела, — усмехнулся Антон.

— Что ты говоришь! И за что ее?

— Угнала с дружком машину десять лет назад. По малолетке судить их не стали. Провели воспитательную работу и отпустили. А снимочек вот остался.

— Значит, девица боевая, — тихо проговорил Александр Борисович, задумчиво почесывая ногтем переносицу.

— Выходит, так. Кстати, что будем делать, если это она?

— Ну ты спросил, — усмехнулся Турецкий. — Попросим ее подъехать в «Глорию» и устроим очную ставку с Людмилой Шиловой. Если эта Марина — «та самая», то свою работу мы сделали.

— А если она не захочет?

— Чего не захочет?

— Не захочет ехать. Пошлет нас куда подальше и захлопнет дверь перед носом.

— Ну, думаю, в этом случае достаточно будет и фотографии, — пожал плечами Турецкий. Достал из кармана сигареты и недовольно пробормотал: — Занимаюсь черт знает чем. Просто детский сад какой-то.

— Да, но Шилова неплохо заплатила, — заметил Плетнев, несколько виновато поглядывая на своего старшего коллегу. Он понимал, насколько это глупо, когда такой человек, как Александр Борисович Турецкий, вынужден делать работу, с которой справился бы и простой участковый.

— Думаю, за пару дней мы это дело закроем, — добавил Плетнев, глядя на то, как Турецкий прикуривает. И, не зная, что еще сказать, вяло поинтересовался: — Как твоя нога?

— Нормально нога, — ответил Александр Борисович.

— А как… Ирина Генриховна?

— Еще лучше, чем нога, — съязвил Турецкий. — Заезжай на чай с плюшками, пообщаешься. Кстати, чего это ты ее называешь по отчеству? Вы ведь, кажется, давно по-простому.

— Не знаю, как-то машинально получилось, — пробубнил Плетнев. — По старой памяти.

— Бывает. — Турецкий глянул на коллегу быстрым, внимательным взглядом. — А у тебя как с личной жизнью? Жениться не собираешься?

— Нет пока. Да и не тянет. После всей той грязи, с которой нам приходится иметь дело… Обманутые мужья, брошенные жены, подложные брачные контракты.

— А ты не забивай себе этим голову, — посоветовал Турецкий.

— Да, наверно, так и надо. Ведь есть же и нормальные браки. Такие, как у вас с Ириной.

Лицо Турецкого похолодело, серые глаза недобро сверкнули из-под нахмуренных бровей.

— Да, ты прав, — сказал он. — У нас с Ириной просто идеальный брак. Когда тебе надоест идти по жизни одному — приходи к нам, усыновим. Всю жизнь мечтал о взрослом сыне.

Турецкий посмотрел на Плетнева и хрипло засмеялся. Антон тоже улыбнулся, хотя ему было совсем не до смеха. Он смотрел на холодное, веселое лицо Александр Борисовича, и в голове у него крутилась одна только мысль: «Знает? Не знает?»

Александр Борисович резко оборвал смех, вмял окурок в пепельницу и поднялся с кресла.

— Ладно, займусь «третьей из списка». Дай Бог, чтобы это была наша Марина. Не хочется тратить на это дело два дня. Ты Родиона когда «пробьешь»?

— Я уже разослал запросы, — сказал Плетнев. — Жду ответа с минуты на минуту.

— Как только что-нибудь узнаешь, звони мне.

— Разумеется.

3

День был облачный и душный. Небо угрожающе хмурилось на землю с самого утра, но никак не могла «разродиться» хотя бы самым маленьким дождем. Пыльная листва на деревьях была неподвижна и темна.

В предчувствии дождя у Александра Борисовича с ночи ныло больное колено. Боль была несильная, но отвратительная в своем постоянстве. Лекарства Турецкий принципиально не пил уже пару месяцев, предоставив природе полную свободу действий. Нога уже почти не болела, но к непогоде ныла, словно кость мяли и гнули чьи-то невидимые руки.

В духоте улицы рубашка намокла от пота и неприятно липла к телу, и Турецкий с наслаждением нырнул в темную прохладу подъезда, радуясь тому, что электронный замок сломан и ему не пришлось стоять на солнцепеке у двери, ожидая пока Марина или кто-нибудь из ее родных подойдет к домофону.

Дом был совсем не элитный. Подъезд — самый заурядный, если не сказать хуже. Дверь квартиры по-старомодному обшита дерматином.

Александр Борисович вытер носовым платком потный лоб и нажал на кнопку звонка. Тотчас же за дверью послышались шаги, а несколько секунд спустя замок щелкнул и дерматиновая дверь приоткрылась.

Турецкий приветливо улыбнулся блондинке.

— Добрый день! Вы Марина Соловьева?

— Да. Здравствуйте. А вы…

— Александр Борисович Турецкий. Сотрудник частного детективно-охранного агентства. Я вам звонил.

— Проходите, — без всяких обиняков сказала девушка и распахнула дверь.

Прихожая была небольшая, гостиная — чуть больше прихожей. Ничто в доме не говорило о роскоши.

— Присаживайтесь, куда хотите, — сказала Марина. — Приготовить вам кофе?

— Нет, спасибо.

— Тогда, может быть, чего-нибудь выпить? — Марина улыбнулась. — Водки хотите?

— Спасибо, воздержусь, — вежливо ответил Александр Борисович.

— Зря. Мой муж каждый день выпивает по сто грамм. Он уверен, что водка в ограниченных количествах полезна для организма.

— Я тоже об этом слышал.

— Она выводит из организма всякую гадость, — сообщила с важным видом Марина. — Я сама пробовала пить, но не могу. Слишком противно. Уж лучше чай, кофе или вино.

Турецкий, сидя на диванчике, огляделся. На стенах висели фотографии в медных и деревянных рамках. На подсервантнике стоял бронзовый канделябр.

— Вы одна дома? — осведомился Александр Борисович.

— Да. Муж на работе, дитя в садике. А сама я малость захворала, поэтому уже третий день торчу дома.

Марина села на диван и поджала под себя ноги.

Турецкий незаметно вгляделся в ее лицо. Она? Не она? В принципе похожа. Тот же овал лица, большой рот, темные, аккуратные брови.

— Чего это вы меня разглядываете? — подозрительно прищурилась Марина.

— Я не разглядывал.

— Да ладно, я же видела. Я очень наблюдательная. Муж меня из-за этого даже побаивается. Так почему вы меня разглядывали?

Турецкий пожал плечами:

— Просто вы очень симпатичная девушка, — мягко сказал Турецкий.

Марина улыбнулась.

— Вы тоже ничего. Но не вздумайте за мной ухаживать. У моего мужа разряд по боксу. Если что — он может здорово вам накостылять.

— Спасибо, что предупредили. Постараюсь держаться от вас как можно дальше.

— Итак, Александр… забыла, как вас по отчеству?

— Борисович.

— Итак, Александр Борисович, о чем вы хотели со мной поговорить?

— Видите ли, Марина… — Турецкий чувствовал себя ужасно глупо, но делать было нечего. — Мы разыскивает девушку, которую зовут так же, как вас, — Марина Соловьева. И внешне она тоже на вас похожа.

— Вот как? — Марина улыбнулась. — Интересно. Значит, у меня есть двойник? Кто она? Кем работает?

— Никем, — ответил Александр Борисович. — Она домохозяйка.

Девушка вздохнула:

— Везет же некоторым. А я тут кручусь с утра до вечера, как белка в колесе. С утра встань, приготовь завтрак семейству, потом — на работу, а вечером — снова к плите. Отдыхаю только на больничном. Так что вы хотели от меня, Александр Борисович? Чем я-то могу помочь?

Турецкий открыл рот для ответа, но Марина его опередила. Глаза ее лукаво блеснули, и она весело произнесла:

— А, понимаю, понимаю. Вы пришли убедиться, что я — это не она. Так?

— Так, — кивнула Турецкий.

— Ну и как? Убедились?

— Да. Но, если вы позволите, я хотел бы вас сфотографировать.

Марина нахмурилась.

— Для чего это?

— У девушки, которая пропала, есть очень ретивая подруга. Пока она не увидит вашу фотографию, она не успокоится.

— Ясно. Она что, сумасшедшая?

— Может быть, но я не психиатр, чтобы выносить диагнозы, — сказал Турецкий. — Так как, Марина? Позволите вас сфотографировать?

Женщина пристально посмотрела на Турецкого и томно улыбнулась.

— А что, если я откажусь, Александр Борисович?

— Тогда я вынужден буду привезти эту женщину сюда, и мы будем караулить вас у подъезда.

— И все это лишь затем, чтобы взглянуть на меня?

Турецкий кивнул:

— Именно.

Некоторое время Марина с любопытством разглядывала его, потом положила ему руку на колено и с усмешкой заметила:

— Поганая у вас работа, Александр Борисович.

— Я сам от нее не в восторге, — ответил Турецкий, бросив взгляд на руку девушки, лежащую у него на колене.

— В каком же ракурсе вы хотите меня… сфотографировать, — хрипло спросила Марина, чуть-чуть приближаясь к Турецкому. Ее рука скользнула выше по его бедру.

— Ракурс у нас будет самый простой, — сказал Александр Борисович. — Анфас.

— Лицом к лицу? — уточнила с улыбкой девушка. — Мне это нравится. Это мой любимый ракурс.

Она еще ближе пододвинулась к Турецкому.

— Александр Борисович, вам кто-нибудь говорил, что вы очень эффектный мужчина? — тихо спросила Марина.

— Говорили, и не раз. Но это было давно. Слишком давно.

— Хотите сказать, что вы уже старый?

— Мне под пятьдесят, — ответил Турецкий.

— Для мужчины это не возраст, — сказала Марина, приближая свои губы к его губам и переместив руку еще выше.

Турецкий медлил. Полы халата девушки слегка разошлись, открыв часть груди и живот.

— Ну, что же вы? — прошептала Марина, почти касаясь губами его щеки. — Не можете решиться? Если вы боитесь моего мужа, то он вернется с работы только вечером. Да и не такой он страшный.

— Дело не в нем, — сказал Турецкий.

— А в чем? Со здоровьем у вас все в порядке — я это чувствую. Что же вас останавливает?

— Я женат, — сказал Александр Турецкий.

— Ну и что? Думаете, ее это останавливает? Или ваша жена святая?

Внезапно Турецкий почувствовал злость. Он легонько оттолкнул от себя девушку и поднялся с дивана.

— Мне нужно идти, — сказал он довольно холодно. Затем достал из кармана пиджака телефон и включил режим фотосъемки.

— Вот вы как? — удивленно проговорила Марина. Затем неприятно усмехнулась. — Видать, у вас, и впрямь, большие проблемы. Стойте! Не фотографируйте! Я вам не разрешала!

Однако Турецкий успел сделать несколько снимков. Он спрятал телефон в карман и направился к выходу.

— Я расскажу мужу, что вы ко мне приставали! — крикнула ему вслед Марина, вскакивая с дивана. — Он очень ревнивый! Он вас из-под земли найдет, слышите!

Турецкий молча прошел в прихожую.

— Я запомнила ваше имя, Турецкий! — продолжала яростно кричать женщина. — Вам конец, слышите! Вас уже нет!

«Нет в мире никого страшнее обиженной женщины», — с усмешкой подумал Турецкий, припомнив какой-то афоризм.

Он распахнул дверь и вышел в подъезд, не обращая внимания на несущиеся ему вслед проклятия.

На улице он снова достал телефон и просмотрел снимки. В принципе неплохо. Лицо видно вполне четко.

«Это вполне может быть она, — подумал Александр Борисович. — Девчонка явно не дружит с головой. Характер авантюрный. Комплексов — ноль. Никаких сдерживающих факторов. Явная искательница приключений. Скорей бы показать фотографии Шиловой и закрыть дело».

На душе у Александра Борисовича было довольно погано. Но, так или иначе, а работа была сделана.

4

Из дневника Турецкого

«Что-то в последнее время меня не отпускает хандра. Живу словно во сне. И не просто во сне, а в противном сне, почти в кошмаре. Лица людей вызывают раздражения, даже лица тех, кого люблю.

Ирина ходит с лицом мрачнее тучи. Все косится на мою бутылку. Не знаю, почему, но эти ее взгляды еще больше подстегивают меня к выпивке. (Интересно, правильно ли так говорить — «подстегивает к выпивке»? Наверняка неправильно, но плевать.)

В принципе «не такой уж горький я пропойца», как писал Есенин. А без рюмки-другой уснуть не могу. В голове теснятся мысли. Даже не мысли, а так, какие-то хвосты мыслей, какие-то недоговоренности и недодуманности. Как будто ленивый мозг не может додумать ни одну мысль до конца.

Сегодня пообщался с «третьей Мариной». Элементарная нимфоманка, каких я встречал в своей жизни десятки раз. Совершенно без царя в голове, но для женщины это норма. Нарывалась на ласки — но я отказал. И сам себе удивился. В сущности, что меня сдерживает? Совесть? Нет на свете никакой совести, все это выдумка для молодых людей. Жена? Но о ней я даже не подумал, даже не вспомнил. Честь? Какая еще к черту честь?

В общем, абсолютно непонятная ситуация. Ничто меня не держит, ничто мне не мешает, а я поступаю как высокоморальное животное. Отвергаю красивую самку и спешу скрыться от нее бегством. Наверное, просто не хочу наживать себе проблем. Хотя своим отказом я, кажется, проблемку себе все же нажил. Если она расскажет мужу о том, что я ее «домогался», и он припрется в «Глорию» выяснять отношения — пожалуй, будет конфликт.

А плевать.

Показал фотографии Марины заказчице — Людмиле Шиловой. С ходу заявила, что это «не та Марина». И взгляд при этом был такой, словно вот-вот спросит:

— Чем вы вообще занимаетесь, господа сыщики? За что я плачу вам деньги?

Плетнев, кажется, слегка расстроен. Он, как и я, рассчитывал, что мы раскрутим это дельце за день. Но не получается.

— Как продвигается расследование? — поинтересовалась Шилова.

— Успешно, — на голубом глазу ответил ей Плетнев. — У нас уже есть пара хороших зацепок.

А ведь раньше абсолютно не умел врать. Похоже, и его испортила работа.

— Денег хватает? — поинтересовалась Шилова с усмешкой. — Если нужно, я могу добавить на расходы.

А вид такой, как будто богатая купчиха полицейского-будочника отчитывает.

Плетнев тоже эту нотку в ее голосе уловил. Побагровел, зубами скрипнул.

— Спасибо, — отвечает. — Средств вполне хватит. По крайней мере, пока.

Тертый мужик. Наверняка руки чесались задушить эту раскрашенную, высокомерную куклу. Не задушил.

Номер машины таинственного плейбоя Родиона «пробили». Если ничто не помешает, завтра с ним встречусь. Сегодня звонил ему. По голосу вроде вполне нормальный мужик. Сильно удивился, когда узнал, что я из детективного агентства, потом разволновался…

Только что в комнату входила Ирина. Сказала всего два слова — «иди ужинать». Но сколько холода, сколько презрения в этих двух словах. Посмотрела на бутылку, нахмурилась, но ничего не сказала.

Хорошо, что Нинка сейчас с нами не живет. Ей было бы неприятно наблюдать, как папа и мама постепенно сходят с ума. И как отращивают клыки, чтобы когда-нибудь (думаю, это время уже не за горами) перегрызть друг другу глотки.

Тут я ставлю точку, и записи конец».

5

Плетнев и Ирина стояли у ворот музыкальной школы. Плетнев терпеливо ждал, пока она, прикрыв ладонью огонек зажигалки, прикурит. Огонек, однако, едва вспыхнув, тут же гас, и Ирине приходилось снова вертеть колесико зажигалки. Пальцы у нее слегка подрагивали.

— Давай я, — сказал Плетнев и хотел забрать зажигалку, но Ирина не дала.

Она мучилась еще несколько секунд, и, наконец, прикурила. Спрятала зажигалку в карман куртки, посмотрела на Плетнева и улыбнулась.

— Видишь, справилась сама. Ты, Антон, меня явно не дооцениваешь.

Плетнев тоже улыбнулся. Из окна музыкальной школы послышались детские голоса, затем кто-то бряцнул по клавишам пианино и весело засмеялся. Остальные дети подхватили его смех. Взгляд Ирины стал теплым, облачным и задумчивым.

Плетнев смотрел не на окна, он смотрел на Ирину. Видно было, что он хочет что-то сказать, но не знает, как начать. Наконец, Антон решился.

— Мой сын любит тебя больше, чем любил свою мать, — сказал он.

— Он тянется ко мне, — сказала Ирина. — Обычно в таких ситуациях говорят, что ребенку не достает женской ласки. Возможно, это и так.

— Я все жду, когда же он назовет тебя «мама», — сказал Плетнев.

— Он пытался. Но я сделала ему внушение.

— Правда?

— Правда. Он очень ласковый мальчик. Даже моя Нина не была в его возрасте такой.

Плетнев усмехнулся. Ирина посмотрела не него и заметила:

— Тебе, Антон, пора жениться. Ребенку нужна мать. И не чужая тетя, как я, а настоящая. Такая, чтобы всегда была рядом.

— Ближе тебя у него никого нет, и вряд ли когда-нибудь будет, — возразил Плетнев. Он помолчал, о чем-то напряженно думая, потом сказал: — Я, конечно, могу ошибаться, но… По-моему, Александр Борисович этого не одобряет.

Ирина подняла на него удивленный взгляд:

— Чего не одобряет?

— Того, что ты так много времени проводишь с моим сорванцом. Вы ведь с ним и по вечерам, и на выходные.

Ирина фыркнула.

— Чепуха. Саня прекрасно относится к твоему сыну. Он любит его так же, как я. Просто он сдержан в проявлении эмоций, но мужчина ведь и должен быть таким.

— Вовсе не обязательно, — сказал Плетнев. — В последнее время Турецкий уж слишком суров. Я даже забыл, когда он в последний раз улыбался.

— У него сейчас трудный период.

— Может быть, — согласился Плетнев. — Но это «трудный период» слишком сильно затянулся.

Ирина выпустила облако дыма, затушила сигарету о железную стойку ворот и бросила ее в урну. Порыв ветра разметал ее волосы. Плетнев все это время смотрел не нее и вдруг не выдержал, схватил руки Ирины, поднес их к своим губам и принялся целовать.

Ирина не возражала и не пыталась вырвать руки. Она молча и удивленно смотрела на Плетнева.

— Тебе с ним плохо, — хрипло говорил Плетнев. — Он мучает тебя. Ты должна от него уйти.

Ирина покачала головой и тихо сказала:

— Нет. Не должна.

— Он не любит тебя, — продолжал хрипло шептать Плетнев. — Он тебя не ценит. Он вообще никого не любит. Брось его.

Ирина высвободила руки и сунула их в карман летней куртки.

— Я не хочу об этом говорить, — сказала она.

— А я хочу! Я хочу, потому что…

И снова Плетнева качнуло к Ирине, словно притянуло магнитом. На этот раз он поцеловал ее в губы. Попытался обнять, но Ирина высвободилась.

— Не надо, Антон. Только не здесь.

— Почему?

— Нас могут увидеть.

— Пускай! Пускай видят. Мне нечего скрывать.

Губы Ирины тронула едва заметная, почти невесомая полуусмешка.

— Мужчине всегда нечего скрывать, — сказала она. — Его ведь никто не осудит. Осудят женщину.

— Да плевать мне на эти осуждения. Почему я должен скрываться, юлить, хитрить?

— Потому что я замужем, — сухо ответила Ирина.

— Замужем за человеком, который и в грош тебя не ставит! За человеком, которому бутылка водки дороже, чем ты! Еще год, и он превратится в пропойцу.

— Не говорит так, Антон. Это несправедливо.

— Турецкий — эгоист. Он лелеет свое маленькое личное горе, как будто это вселенская трагедия. И не замечает, как страдают его ближние. Если ты уйдешь от него, он этого даже не заметит.

— Ему плохо, — снова возразила Ирина.

Плетнев осклабил зубы в усмешке.

— Если ему так плохо, взял бы пистолет, прижал дуло к виску и спустил курок. Это был бы мужской поступок.

Ирина пристально посмотрела на Плетнева, затем небрежно проговорила «прощай», повернулась и пошла к метро.

— Ира! — окликнул ее Плетнев. — Ты сама знаешь, что я прав!

Однако она не остановилась.

Плетнев постоял еще немного, глядя ей вслед, затем повернулся и направился в другую сторону.

— Если он и дальше будет ее так мучить, я его убью, — тихо проговорил он.

6

— Боже мой! Боже мой! — Плотников взъерошил руками волосы. — А я все думал — почему она не пришла? Знаете, я ведь даже номер ее телефона не знаю. Я спрашивал, но она не дала. Сказала, что так интереснее.

Турецкий молча разглядывал Родиона Плотникова. Это был рослый, сильный мужчина с темными волосами и добродушным, мужественным лицом, из тех, что так нравятся женщинам. Даже ямочка на подбородке присутствовала.

Они сидели во дворе дома, в котором жил Родион. Турецкий предложил подняться, но Родион не захотел, сославшись на то, что к нему в гости приехали родственники из провинции и теперь там «не квартира, а настоящий цирк».

Переживал он вполне искренне. Лицо побледнело, губы слегка подрагивали.

«Либо он хороший актер, либо и впрямь сильно запал на эту девчонку», — подумал Александр Борисович.

— Вы встречались с ней всего несколько раз, — сказал Турецкий. — А переживаете так, словно Марина — ваша жена или сестра. Неужели, она так глубоко запала вам в душу?

Родион вскинул голову и пристально посмотрел на Турецкого.

— Какая разница, сколько раз мы встречались? — сказал он довольно резко. — Иногда достаточно и одной встречи, чтобы понять, что перед тобой человек, которого ты искал всю жизнь.

— Вот как, — неопределенно проговорил Турецкий, которого почти насмешил нешуточный пафос Плотникова. От улыбки он, однако, воздержался.

— Вы, в самом деле, сделали Марине предложение? — поинтересовался Александр Борисович, закуривая.

— Да? А вас это удивляет?

— Конечно.

— Потому что мы с ней встречались всего несколько раз?

Александр Борисович выпустил облако дыма и покачал головой:

— Нет. Главным образом, потому, что вы уже женаты.

Плотников замер.

— Откуда вы знаете? — неприязненно спросил он.

— Навел справки, — спокойно ответил Турецкий. — У вас есть жена и дочь. Получается, что вы просто пудрили девушке мозги. Не понимаю, зачем вам это понадобилось.

— Вы что, никогда не были влюблены?

— Был-не был, какая разница? Вам не кажется, что делать предложение девушке, будучи женатым человеком, как-то… некрасиво?

— Мы женаты только номинально, а фактически уже давно в разводе, — горячо сказал Плотников. — Мы даже не живем вместе! Она еще полгода назад уехала к теще в Ростов.

— Правда? — Тут Турецкий усмехнулся. — А гости из провинции, о которых вы давеча говорили, это случайно не жена и теща?

В груди Родиона что-то забулькало, как в глотке у рассерженного зверя.

— Перестаньте ухмыляться, — прорычал он, глядя на Турецкого пылающими от ярости глазами. — Иначе мне придется стереть эту ухмылку с вашего лица.

— Вот уж не подумал бы, что вы такой чувствительный, — небрежно сказал Александр Борисович, тоже чувствуя, как в груди у него поднимается глухая ярость. — Интересно, а если бы Марина согласилась? Что бы вы делали дальше? Познакомили бы ее с женой и дочерью и зажили бы все вместе — одной счастливой семьей?

Плотников вскочил со скамейки. Он навис над Турецким, сжимая кулаки, и прорычал:

— А ну встань!

— Зачем? — поинтересовался Александр Борисович, с любопытством разглядывая Плотникова, как энтомолог разглядывает интересный экземпляр насекомого.

— Встань, чтобы я смог набить тебе рожу, — гневно прохрипел Родион.

— Что вам мешает набить мне рожу в сидячем положении? — насмешливо поинтересовался Турецкий.

— Я не бью сидячих.

— Правда? В таком случае, это ваша проблема. Послушайте, Плотников, хватит валять дурака. Девушка, с которой вы встречались, пропала. Вы — главный подозреваемый. Не в вашем положении изображать из себя Майка Тайсона.

Родион молчал, хрипло дыша и сжимая кулаки.

— Ну, хорошо, — кивнул Александр Борисович. — Допустим, мы набьем друг другу физиономии. И что это изменит?

— Для меня кое-что изменит, — сказал Родион и зловеще улыбнулся. — По крайней мере, я получу от этого удовольствие.

Турецкий покачал головой:

— Вряд ли. Я неплохой боец, уверяю вас. У меня была сложная жизнь, и я кое-чему научился. А к вам я пришел не драться, а выяснить истину. Истину, Плотников. А вы ведете себе как несмышленый ребенок. Если вы не хотите разговаривать, мне придется побеседовать с вашей женой и расспросить обо всем ее.

— Думаешь, я тебя к ней пущу?

— Думаю, я в любом случае найду способ с ней встретиться, — спокойно сказал Турецкий. — Потому что мне платят за мою работу, и я обязан делать ее хорошо. Так что кончайте паясничать и садитесь. Мы должны закончить разговор.

Плотников еще несколько секунд постоял, затем нехотя опустился на скамейку.

— Рад, что вы приняли правильное решение, — сказал Александр Борисович.

— Просто я решил, что набить вам рожу всегда успею, — огрызнулся Родион.

— И это правда, — кивнул Турецкий. — Итак, я хочу знать, какие у вас были планы относительно Марины? Только отвечайте честно и серьезно, без ваших пафосных выкрутасов.

— Планы были серьезные, — угрюмо ответил Плотников. — Я собирался развестись с женой и жениться на Марине.

— Вы ведь о ней почти ничего не знаете.

— Я знаю, что люблю ее. Этого достаточно.

— Что она вам о себе рассказывала?

Плотников мрачно покосился на Турецкого:

— А вам не кажется, что вы лезете не в свои…

— Не кажется, — перебил его Александр Борисович. — Пока девушка не нашлась, это мои дела. Итак, что она вам о себе рассказывала?

Плотников отвернулся, вздохнул и ответил:

— Да почти ничего. Ей казалось, что чем меньше мы друг о друге знаем, тем интереснее. Я догадывался, что она не бедствует. У нее были дорогие вещи. И в ресторане, в который я ее привел, она смотрела на еду брезгливо, как дворянка на крестьянскую еду. Поначалу меня это даже встревожило. Но потом я понял, что с Мариной все в порядке. Даже если у нее есть деньги, они абсолютно ее не испортили.

— Она не говорила вам, оттуда родом?

Плотников покачал взлохмаченной головой:

— Нет.

— А о родственниках не рассказывала?

— Не рассказывала.

— О друзьях, знакомых?

— Я же вам говорю — нет.

— О чем же вы говорили? — слегка удивленно поинтересовался Турецкий.

— О всякой всячине. Думаете, кроме родственников, людям и поговорить не о чем.

— Но должна же она была хоть что-то о себе рассказать! — гнул свою линию Турецкий.

— Да ничего она не рассказывала! — снова вспылил Плотников. — Мы просто болтали. Шутили, смешили друг друга, гуляли. Я рассказывал ей про Москву. А она… — В кармане у Плотникова зазвонил телефон. — Извините…

Он достал трубку, клацнул по кнопке и приложил к уху.

— Алло… Да-да, заказывал… Да, рамы. Пришлите по тому же адресу, что и раньше… — Плотников покосился на Турецкого и сказал: — Ну, примерно через час… Хорошо. Спасибо!

Он отключил связь и убрал телефон в карман.

— Что, решили поменять рамы на окнах? — поинтересовался Александр Борисович.

— Да, пора бы уже, — неохотно ответил Плотников.

— Я бы мог посоветовать хорошую фирму, но вижу, вы уже обо всем договорились.

Плотников ничего на это не ответил.

— Вернемся к нашему разговору, — сказал Александр Борисович. — Итак, вы рассказывали Марине про Москву? Выходит, она плохо знала столицу?

— Нет, не то. Насколько я понял, она передвигалась по Москве только в автомобиле, — объяснил Плотников. — А я научил ее ходить по городу пешком. Шляться по бульварам и площадям, глазеть на прохожих, есть мороженое в парках.

— И это все? — снова спросил Александр Борисович. — Это все, что вы делали?

— Почти.

— Но, кроме прогулок, у вас был еще и секс, — сказал Турецкий.

Плотников снова вскочил со скамейки.

— Знаете что… — глухо проговорил он. — Скажите спасибо, что вы сыщик, и что ищите Марину. Если бы я не думал, что вы можете принести ей пользу, я бы выбил вам мозги.

«Похоже, я его по-настоящему достал, — удовлетворенно подумал Турецкий. — Надавить бы на него еще посильнее, да видно уже не получится. А жаль — раскололся бы, как гнилой орешек».

— Спасибо, что были терпеливы, — сказал Турецкий, на этот раз без тени насмешки. — Вы правы, если Марина попала в беду, я могу быть ей полезен. Надеюсь, что с ней все в порядке. Но я хочу, чтобы вы помнили: если вдруг милиции случится найти труп Марины, вы будете первым, к кому они заявятся. И разговаривать они с вами будут не так, как я.

Говоря это, Турецкий внимательно разглядывал лицо Плотникова. Когда он произнес слова «труп Марины», лицо Родиона исказилось, словно его стянула болезненная судорога, а веки дрогнули.

«Похоже, он все-таки ни при чем», — подумал Александр Борисович.

Он тоже поднялся со скамейки.

— Но я надеюсь, что с Мариной все в порядке, — повторил Турецкий и протянул Плотникову руку. — Всего доброго.

Плотников посмотрел на протянутую руку, помедлил несколько секунд, потом хоть и нехотя, но пожал ее.

— Если что-нибудь узнаете, позвоните мне, хорошо?

— Хорошо, — кивнул Турецкий.

— И не думайте, что я хотел посмеяться над Мариной или как-то использовать ее. Все, что я вам сказал про отношения с женой, правда.

— Надеюсь, что так.

Плотников повернулся и зашагал к подъезду, но, сделав всего пару шагов, вдруг остановился. Медленно повернулся к Турецкому и сказал:

— Не хотел вам говорить… Но вдруг это пригодится.

— Что? — спокойно спросил Александр Борисович.

— Ночью… пока я спал… Марина рылась в моих вещах.

— То есть? — прищурился Турецкий.

— То и есть. Обыскала мою одежду и шкафы. Причем сделала это аккуратно. Я бы даже сказал — профессионально. Дело в том, что жена… когда мы еще жили вместе… постоянно искала у меня «заначки». И я научился нескольким фокусам… В общем, я умею определять, когда трогают мои вещи.

— Что она искала?

Плотников пожал плечами:

— Понятия не имею. Я ей ничего не сказал. Мало ли, какие у нее могли быть причины? Может, она хотела убедиться, что я не женат, и для этого искала мой паспорт.

— Нашла? — поинтересовался Александр Борисович.

Плотников усмехнулся и покачал головой:

— Нет.

Затем отвернулся и снова зашагал к подъезду. На этот раз он больше не останавливался.

* * *

Звонок телефона разбудил Турецкого в час ночи.

— Алло, Александр Борисыч, это Плетнев!

— Да, Антон. Привет. — Рука потянулась за сигаретой. — Что случилось?

— Недалеко от дома Родиона Плотникова есть пруд.

— Ну да, есть. Я проходил мимо.

Турецкий вставил сигарету в губы и взял со столика зажигалку.

— Так вот, час назад в этом пруду нашли труп!

Зажигалка замерла в пальцах Турецкого.

— Как труп? Какой труп?

— Труп женщины. Молодой женщины.

Турецкий ошалело тряхнул головой и крутанул колесико зажигалки.

— Александр Борисыч, ты меня слышал?

— Слышал, Антон, слышал. — Турецкий махнул рукой, отгоняя от лица табачный дым. — Его уже…

— Труп нашли мальчишки! — выпалил Плетнев. — Гоняли по пруду плоты, ну и нарвались.

— Ясно. Его уже опознали?

— Нет. Дело в том, что труп этот… без головы.

Лицо Турецкого оцепенело.

— Без головы? — тупо произнес он.

— Да. Без головы и кистей рук. Голова и руки отпилены.

— Черт… — выдохнул Александр Борисович вместе с дымом. — За Плотниковым уже выехали?

— Да, его уже взяли. Сейчас с ним беседует следователь.

— Да, дела, — тихо проговорил Турецкий.

— Не хочу показаться циником, но нам это на руку, — сказал Плетнев. — Нашу работу можно считать выполненной. Вот только не знаю, как теперь поступить с гонораром. Нужно, наверно, его вернуть Шиловой. Как ты считаешь?

— Это ты у нее спросишь. Ты ей уже звонил?

— Да. Завтра утром она поедет на опознание. В восемь часов.

— Н-да… — хмуро проговорил Турецкий.

— Может быть, это еще и не Соловьева, — предположил Плетнев.

— Все может быть. — Турецкий глянул на часы. — В общем, план действий у нас с тобой будет следующий. Если будут еще какие-нибудь новости — тут же позвони мне. Если нет, то поговорим обо всем утром.

— Хорошо. А что ты предпримешь сейчас?

— Сейчас? Сейчас, Антон, я лягу спать. День был тяжелый. Постарайся не будить меня без повода. Договорились?

— Договорились, — запнувшись, ответил Плетнев.

— Ну, бывай.

Турецкий брякнул трубку на рычаг.

Он докурил сигарету, затем вмял ее в пепельницу, как вдруг услышал у двери какое-то движение. Александр Борисович поднял голову и увидел, что в дверях, кутаясь в халат, стоит Ирина.

Конец ознакомительного фрагмента.