Карл Маркс. История жизни

Франц Меринг, 1918

В одном из крупных научных трудов Франца Меринга, первого научного биографа К. Маркса и видного деятеля германского и международного рабочего движения, дана биография основоположника коммунистического движения Карла Маркса и изложена история его разработки совместно с соратником и другом Ф. Энгельсом пролетарского мировоззрения. В книге нашла отражение и история создания и деятельности I Интернационала, вдохновителем и идейным руководителем которого был Маркс. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава 1. Юность

Дома и в школе

Карл Гейнрих Маркс родился 5 мая 1818 г. в Трире. Родословная его мало известна вследствие путаницы в сословных списках, вызванной военным положением в рейнских провинциях в начале XIX в. Ведь и посейчас спорят о том, в каком году родился Генрих Гейне.

Относительно Маркса дело обстоит не так плохо, ибо он родился в более спокойное время. Но все же когда, пятьдесят лет тому назад, умерла одна из сестер его отца и оставила завещание, которое было признано недействительным, суду при розыске законных наследников по праву родства уже не удалось установить в точности день рождения и смерти ее родителей, следовательно, деда и бабки Карла Маркса. Фамилия его деда была Маркс Леви, но потом он стал именоваться просто Марксом и был раввином в Трире; он умер, по-видимому, в 1763 г.; в 1810 г. его, во всяком случае, уже не было в живых. Его жена, Ева, урожденная Мозес, в 1810 г. была еще жива и скончалась, как утверждают, в 1825 г.

Из многочисленных детей, рожденных от этого брака, двое, Гиршель и Самуил, посвятили себя ученым профессиям. Самуил унаследовал после смерти отца должность раввина в Трире; сын его, Мозес, в качестве кандидата на пост раввина попал в Глейвиц в Силезии. Самуил родился в 1781 г. и умер в 1829 г. Гиршель, отец Карла Маркса, родился в 1782 г. Он занялся изучением права, был адвокатом, затем советником юстиции в Трире; в 1824 г. крестился, приняв имя Гейнрих Маркс, и скончался в 1838 г. Он был женат на Генриетте Пресбург, голландской еврейке; в роду у нее, по сведениям ее внучки Элеоноры Маркс, были длинные поколения раввинов. Она умерла в 1863 г. Они оставили после себя многочисленное потомство, но ко времени ввода в наследство — из бумаг этого дела мы и почерпнули генеалогические данные о семье Маркса — из детей оставались в живых всего лишь четверо: Карл Маркс и три дочери — София, вдова стряпчего Шмальгаузена в Мастрихте, Эмилия — замужем за инженером Конради в Трире и Луиза — жена купца Юта в Канштадте.

Брак родителей был на редкость счастливый, и благодаря этому юность Карла Маркса, как и его старшей сестры — Софии, протекала весело и беззаботно. «Блестящие природные дарования» Карла будили у отца надежду, что со временем они послужат на благо человечеству, а мать называла сына счастливчиком, которому все удается, за что бы он ни взялся. Однако Карл Маркс не вырос под исключительным влиянием ни матери, как Гёте, ни отца, как Шиллер и Лессинг. Мать его, хотя и окружавшая нежной заботой мужа и детей, всецело была занята домашними делами; она до конца жизни не научилась даже правильно говорить по-немецки и не принимала никакого участия в духовной борьбе своего сына — только иногда, по-матерински, сокрушалась о своем Карле, думая о том, чего бы он достиг, если бы пошел надлежащей дорогой.

В позднейшие годы Карл Маркс, по-видимому, сблизился со своими голландскими родственниками по материнской линии, в особенности с одним из дядей, Филипсом; он неоднократно отзывался с большой симпатией об этом «славном старике», который оказывал ему и материальную помощь в трудные минуты жизни.

Но и отец Маркса взирал уже порою с тайным страхом на «демона» в душе любимца-сына, хотя и умер вскоре после того, как Карлу исполнилось двадцать лет. Его мучили не мелкие заботы и тревоги матери-наседки, мечтавшей об удачной карьере для сына, а смутный страх перед гранитной твердостью характера Карла, чуждой его собственной мягкой душе. Еврей, уроженец рейнских провинций, юрист, казалось бы, он был трижды забронирован от всех соблазнов юнкерства восточного берега Эльбы; однако Гейнрих Маркс был прусским патриотом не в пошлом смысле, какой теперь имеет это слово, а прусским патриотом старой закалки, каким старейшие из нас еще знавали Вальдека и Циглера: он был насквозь пропитан буржуазной культурой, искренно верил в просветительные реформы в духе старого Фрица, словом, был одним из тех «идеологов», которых не без основания ненавидел Наполеон. И то, что Наполеон называл «идеологическими бреднями», разжигало ненависть отца Маркса к завоевателю, хотя последний даровал рейнским евреям гражданское равноправие, а рейнским землям кодекс Наполеона, их ревниво охраняемое сокровище, на которое непрерывно посягала старопрусская реакция.

Вера Гейнриха Маркса в «гений» прусской монархии не была поколеблена и тем, что прусское правительство, по-видимому, вынудило его переменить религию ради службы. Это неоднократно утверждали даже лица, в общем осведомленные, и, по-видимому, с целью оправдать или хотя бы извинить то, что не нуждается ни в извинении, ни в оправдании. Даже с чисто религиозной точки зрения человеку, который вместе с Локком, Лейбницем и Лессингом исповедовал «чистую веру в Бога», нечего было делать в синагоге; он скорее мог обрести себе приют под сенью прусской господствующей церкви, ибо в ней в то время царил весьма терпимый рационализм, так называемая религия разума, что отразилось и на прусском цензурном законе 1819 г.

Но отречение от еврейства при тогдашних обстоятельствах было актом не только религиозной, но и — главным образом — общественной эмансипации. В великой умственной работе наших лучших мыслителей и поэтов еврейство не принимало участия; скромный светоч Моисея Мендельсона тщетно силился осветить своему «народу» путь в область немецкой духовной жизни. Как раз в те годы, когда Гейнрих Маркс принял христианство, в Берлине образовался кружок еврейской молодежи, которая пошла по стопам Мендельсона, и попытки ее тоже кончились неудачей, хотя среди этой молодежи были такие люди, как Эдуард Ганс и Генрих Гейне. Ганс, рулевой этого небольшого судна, первый спустил флаг и принял христианство; Гейне, правда, послал ему вслед суровое проклятие — «Еще вчера ты был герой, сегодня — негодяй», однако и сам вскоре был вынужден заплатить ту же цену за «входной билет в европейскую культуру». Оба сыграли историческую роль в творчестве германского духа своего столетия; имена же их прежних товарищей, сохранивших верность еврейству, давно забыты.

И потому в течение многих десятков лет переход в христианство был культурным шагом для свободомыслящих в еврействе. Именно в таком, а не ином смысле следует понимать крещение Гейнриха Маркса и его семьи в 1824 г. Возможно, впрочем, что и некоторые внешние обстоятельства обусловили собой если не самый переход, то время, когда он свершился. Скупка евреями поместий и земель, чрезвычайно усилившаяся в двадцатых годах, в период кризиса в сельском хозяйстве, вызвала в рейнских провинциях большую ненависть к евреям. Человек столь безупречной честности, как старый Маркс, не только не считал своим долгом подвергаться этой ненависти, но даже полагал, что не имеет на это права из-за своих детей. А может быть, тут сыграла роль и смерть его матери; она умерла как раз в это время и освободила его от сыновнего долга по отношению к родителям. Кроме того, в том году, когда Маркс перешел в христианство, старший сын его достиг школьного возраста, что тоже, вероятно, повлияло на его решение.

Так или иначе, нет сомнения, что Гейнрих Маркс воспитал в себе внутреннюю свободу, освободившую его от всех уз еврейства, и эту свободу он оставил в наследие — очень ценное — своему Карлу. В письмах его к сыну-студенту, довольно многочисленных, нет и следа особенностей — или недостатков — еврейского характера; письма по-старомодному сантиментальны и пространны и написаны в стиле XVIII в., со свойственной тогда истинным немцам мечтательностью в любви и бурностью в гневе. Далекий от мещанской узости взглядов, отец охотно касается в письмах умственных интересов сына и восстает решительно — и вполне основательно — только против его влечения сделаться «заурядным рифмоплетом». Тешась мечтами о будущем своего Карла, старик «с побелевшими волосами и несколько подавленным духом» не мог, конечно, не задавать себе порой вопроса, соответствует ли сердце Карла его голове, присущи ли ему земные, но более нежные чувства, которые приносят столько утешения в этой юдоли скорби.

Со своей точки зрения, он имел право сомневаться в этом: истинная любовь, которую он «лелеял к сыну в глубинах сердца», делала его не слепым, а ясновидящим. Но человеку не дано предвидеть конечных результатов своих действий, и Гейнрих Маркс не думал и не мог предположить, что сам он, богато наделив сына наследием буржуазного воспитания, развязывал крылья «демону», относительно которого сомневался, «небесного» ли он или же «фаустовского» происхождения. Карл Маркс шутя преодолел уже в отцовском доме много того, что стоило Лассалю или Гейне первых и тягчайших жизненных битв, раны от которых у обоих не зарубцевались полностью за всю жизнь.

Труднее выяснить, что дала подраставшему Марксу школа. Карл Маркс никогда не упоминал впоследствии ни об одном из своих школьных товарищей, и ни об одном из них не сохранилось сведений. Гимназию он кончил рано в своем родном городе; его выпускное свидетельство помечено 25 августа 1835 г. Как водится, оно напутствует даровитого юношу благословением и добрыми пожеланиями и содержит шаблонные отзывы об его успехах в отдельных отраслях знания. Все же в школьном свидетельстве особо отмечено, что Карл Маркс хорошо переводил и объяснял труднейшие места в древних классиках, притом такие, где трудность заключается не столько в своеобразности языка, сколько в содержании и логической связи мыслей; его латинское сочинение обнаружило, по существу, богатство мысли и глубокое проникновение в сущность предмета, но было перегружено не относящимися к делу замечаниями.

На экзаменах у него не ладилось дело с законом Божиим и отчасти с историей. Зато в немецком сочинении он высказал мысль, которая показалась «интересной» и экзаменаторам, а нам должна казаться еще интереснее. Заданной темой были «размышления юноши о выборе жизненного призвания». Отзыв экзаменаторов гласил, что работа Карла Маркса обращает на себя внимание богатством мыслей и хорошим, планомерным распределением материала, но что автор снова проявляет присущий ему недостаток — чрезмерное стремление к изысканности, образности выражений. Затем дословно приведена одна фраза: «Мы не всегда можем достигнуть положения, к которому считаем себя призванными: наши отношения к обществу в известной степени начались раньше, чем мы сами могли определить их». Так уже в детском уме Маркса мелькнула зарницею мысль, всестороннее развитие которой составляет бессмертную заслугу его зрелых лет.

Женни фон Вестфален

Осенью 1835 г. Карл Маркс поступил в Боннский университет, где в первый год как будто не столько изучал юридические науки, сколько просто жил «для университетских занятий».

Непосредственных сведений о боннском периоде не имеется, но, поскольку это время отразилось в письмах отца Маркса, молодость, по-видимому, брала свое. О «безрассудствах» и «беспутстве» отец писал позднее и под сердитую руку; тогда же он только жаловался, что сын присылает ему счета «а-ля Карл», без связи и без подведенного итога; счета, впрочем, и позже не сходились у этого классического теоретика денежного обращения.

По истечении первого веселого года в Бонне Маркс, в благословенном возрасте — восемнадцати лет, сделался женихом своей подруги детских игр, близкой приятельницы его старшей сестры Софии, которая содействовала союзу юных сердец. Помолвка Маркса казалась тоже сумасбродной студенческой выходкой, но была на самом деле первая и самая прекрасная победа, одержанная прирожденным властителем душ. Отец Маркса находил вначале победу сына совершенно «непонятной» и лишь тогда уразумел ее, когда открыл, что и в невесте Карла есть «нечто гениальное» и что она способна приносить жертвы, не в пример заурядным девушкам.

Женни фон Вестфален отличалась, действительно, не только редкой красотой, но и выдающимся умом и характером. Она была на четыре года старше Карла Маркса, но все же ей было немногим более двадцати лет; она была в полном расцвете юной красоты, ее окружали поклонники, и, как дочери высокопоставленного чиновника, ей обеспечена была блестящая партия. И всем этим она пожертвовала, как выражался старик Маркс, ради «неверного и полного опасностей будущего». Ему даже казалось, что в ее душе живет страх и тревога, и это его беспокоило. Все же он говорил про нее, что она «ангел, а не девушка», «чаровница», и глубоко верил в нее. Он клялся сыну, что она не променяет его ни на какого князя.

Будущее оказалось на деле еще более неверным и опасным, чем рисовалось Гейнриху Марксу в минуты самых тяжелых предчувствий; однако Женни фон Вестфален, сияющая детской прелестью на своем юношеском портрете, с непоколебимым геройским мужеством хранила верность своему избраннику среди самых тяжких жизненных страданий. В заурядном смысле слова она, может быть, и не облегчала ему тяжелого бремени жизни, ибо была избалована с детства и не всегда умела справляться с мелкими житейскими невзгодами, как справилась бы на ее месте закаленная пролетарка; но в своем более высоком понимании задачи его жизни она стала достойной подругой своему мужу. Все ее письма, сколько их сохранилось, дышат чистой женственностью; это была натура в духе Гёте, одинаково искренняя и правдивая во всех своих душевных проявлениях, от очаровательной разговорчивости в минуты хорошего настроения до трагической скорби Ниобеи, когда нужда отняла у нее ребенка и она не имела средств даже на скромную могилу для него. Красота Женни была гордостью ее мужа, и после того, как они прожили вместе почти целый человеческий век, он писал ей в 1863 г. из Трира, куда ездил на похороны своей матери: «Ежедневно хожу на богомолье в старый вестфаленский дом (на Римской улице); он меня интересует больше всех римских древностей, вместе взятых, ибо напоминает мне счастливые времена молодости, когда хранил в себе лучшее мое сокровище… Ежедневно меня со всех сторон спрашивают, как поживает бывшая здешняя «первая красавица» и «царица балов». Для мужчины дьявольски лестно, что жена его продолжает жить «заколдованной принцессой» в воображении целого города». И на смертном одре этот человек, абсолютно чуждый сентиментальности, с потрясающей скорбью говорил о лучшей части своей жизни, заключенной для него в этой женщине.

Молодые люди обручились, не спросясь родителей невесты, что немало смущало совестливого Гейнриха Маркса. Но совсем скоро последовало и согласие Вестфаленов. Тайный советник Людвиг фон Вестфален, несмотря на свое имя и звание, не принадлежал ни к восточно-эльбскому юнкерству, ни к старопрусской бюрократии. Отец его, Филипп Вест фален, был одной из самых выдающихся фигур германской военной истории. Он состоял личным секретарем по гражданским делам при великом герцоге Фердинанде Брауншвейгском, который во время Семилетней войны командовал сборной армией самого пестрого состава, нанятой на английские деньги, и успешно защищал Западную Германию от завоевательных аппетитов Людовика XV и маркизы Помпадур. Назло всем немецким и английским генералам Филипп Вестфален добился того, что стал во главе генерального штаба герцога и так выдвинулся своими заслугами, что английский король хотел назначить его генерал-адъютантом армии. Вестфален, однако, отклонил это предложение. Он лишь настолько смирил свой упрямый бюргерский дух, что согласился принять пожалованное ему дворянство, но и то исключительно из тех же соображений, которые вынудили Гердера и Шиллера пойти на такое унижение: чтобы иметь возможность жениться на любимой девушке — дочери шотландского барона; она гостила в лагере герцога Фердинанда у сестры, жены командовавшего английским вспомогательным отрядом.

Сыном этой четы был Людвиг фон Вестфален. Если он унаследовал историческое имя от отца, то имена предков его матери тоже будили великие исторические воспоминания: один из этих предков по прямой восходящей линии был сожжен на костре в борьбе за реформацию в Шотландии; другой, граф Арчибальд Аргайль, был обезглавлен как бунтовщик на рыночной площади в Эдинбурге, во время освободительной борьбы против Иакова II. Подобные семейные традиции сами по себе выводили Людвига фон Вестфалена из узкого круга обнищалого юнкерства и кичливой бюрократии. Вначале он служил герцогу Брауншвейгскому и не задумался продолжать службу, когда это маленькое герцогство было превращено Наполеоном в королевство Вестфалию; он, очевидно, менее дорожил службой у прирожденных Вельфов, чем реформами, которыми завоеватели-французы пытались исцелить язвы его родины. Но и по отношению к новым иноземным властителям он держался не менее недружелюбно и в 1812 г. изведал на себе тяжелую руку маршала Даву. Затем он служил ландратом в Зальцведеле, где у него 12 февраля 1814 г. родилась дочь Женни, а два года спустя был переведен в качестве правительственного советника в Трир; усердствуя на первых порах, прусский государственный канцлер Гарденберг помнил, что во вновь приобретенные рейнские провинции, сердцем еще приверженные к Франции, следует сажать дельных работников, чуждых юнкерского чванства.

Карл Маркс отзывался всю жизнь об этом человеке с большой признательностью и сердечностью, и не только потому, что был женат на его дочери; он называл его «дорогим другом, заменившим ему отца» и уверял его в своей «сыновьей любви». Вестфален декламировал, от первой до последней строчки, целые песни «Илиады», знал наизусть большую часть драм Шекспира как по-немецки, так и по-английски; в «старом вестфаленском доме» Карл Маркс находил духовную пищу, которой не мог дать ему родительский дом и еще менее того школа. Сам он был с давних пор любимцем старика Вестфалена, который, может быть, и потому еще легко дал согласие на помолвку, что помнил о счастливом браке собственных родителей; в глазах общества девушка из стародворянского баронского рода тоже сделала неподходящую партию, выйдя замуж за личного секретаря, бедняка, и притом не дворянина.

Старший сын Людвига фон Вестфалена отнюдь не унаследовал высоких душевных качеств отца. Он был типичный бюрократ, карьерист и хуже того: в эпоху реакции пятидесятых годов, занимая пост прусского министра внутренних дел, он был выразителем феодальных поползновений самого закостенелого провинциального юнкерства; в этом направлении он боролся даже с министром-президентом Майтенфелем, который все же был умным и хитрым бюрократом. С сестрой Женни Фердинанд фон Вестфален не поддерживал близких отношений, тем более что приходился ей только сводным братом от первого брака ее отца.

Истинным ее братом был Эдгар фон Вестфален, который по своим убеждениям был левее отца, как Фердинанд правее. Ему приходилось подписывать коммунистические воззвания своего шурина. Он не сделался, однако, постоянным товарищем Карла Маркса, так как перекочевал за океан, испытал там много превратностей судьбы, возвращался и снова уезжал, появлялся неожиданно в разных местах и вообще, судя по всему, что о нем рассказывают, не уживался в рамках размеренной обыденности. Но сестре своей Женни и ее мужу Карлу Марксу он был верным другом, горячо любил их, и своего первенца сына они назвали его именем.