Видно, дьявол тебя не изгнал. Когда Любовь, Психоз и Проклятье отличаются только названием… Нуареск. Книга первая

Фортуната Фокс

Выжить после любви удается далеко не всегда. Особенно если она настолько взрывоопасна, что оборачивается действительным взрывом. Когда бывшие возлюбленные Кайран и Лара учиняют скандал в бистро «Карлсон», шахидка Аиша, мстящая за смерть мужа, прямо у них на глазах совершает теракт. Казалось бы, случайное стечение обстоятельств. Однако чем глубже мы погружаемся в пучину повествования, полного страшных тайн и самых удивительных загадок, тем очевиднее становится роковая связь между двумя событиями.

© Фортуната Фокс, 2024

ISBN 978-5-0064-0866-1 (т. 1)

ISBN 978-5-0064-0867-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

⠀

Нуареск (в пяти частях, с прологом в двух частях,

лирическим вступлением и двумя эпилогами)

⠀

Безумному веселью безысходного ужаса посвящается

Книга первая

Если можешь — беги,

Рассекая круги,

Только чувствуй себя обреченной.

Э. Шклярский.«Фиолетово-черный»

Кто сильно страдает, тому завидует дьявол

и выдворяет — на небо.

Ф. Ницше «Злая мудрость»

В последний день зимы

Желтые лучи фар кромсали синий бархат сумерек, словно ножницы в руке взбесившейся портнихи. Подскакивая на ухабах, грязная «девятка» тряслась и гнусно тарахтела. Дорога была узкая, извилистая. Со всех сторон дремучие леса да необъятные сугробы. Небо враждебно упрятало в свои недра едва проснувшиеся звезды. Лишь полная луна своевольно вырывалась из суровых объятий туч.

Луны же сиротливый огрызок со звездочкой на нижнем крае болтался на лобовом стекле машины, безжизненно серебрясь в лучах далекого светила. Серебрили лучи и пассажирку заднего сиденья, бессмысленно взиравшую на полнолунье. Мерцали фосфорическими бликами в сажевой черноте зрачков, расплескавшихся так безбрежно, что глаза казались двумя колодцами на совсем еще юном, но безнадежно поблекшем лице. Бескровном, без тени косметики. Без тени раздумий. Лишь неясные следы сожалений и страхов угадывались на нем.

Человек, сидевший рядом с водителем, держал свое окно приоткрытым. Студеный ветер гулял по салону, будоражил горьковатой свежестью. Глубоко вдохнула девушка, поежилась, непроизвольно застонала — так благодатно повеяло от древних сосен-исполинов. Мужчины, чьи черноволосые затылки загораживали ей обзор, истолковали стон по-своему. Они решили, что пришла пора принять Средство. Она безропотно приняла. «Девятка» полетела с космической скоростью.

Когда в следующий раз девушка заинтересовалась пейзажем, за окном уже маячил центр города. Мелькнул указатель «Фианитовый проспект». Повсюду горели фонари, переливались цветные витрины, сновали десятки машин и пешеходов.

Чужой северный город. Возможно, даже красивый. По крайней мере название показалось ей красивым — Утронск. Утронск… Слабая тень любопытства мелькнула в полусонной душе, окутанной мраком. Город Утра? Или же… «Здесь Смерть себе воздвигла Трон, здесь город, призрачный, как сон, стоит в уединеньи странном»¹, — грозным эхом отозвались строки любимого поэта. Может быть, город У Трона? У того самого, у последнего…

Наконец «девятка» остановилась возле колоритного местечка, чье оживление проглядывало в незадернутости панорамных окон. Неоновая вывеска, ярко горящая во мгле, гласила: «Бистро Карлсон».

Водитель повернул к пассажирке бородатое, кирпичного цвета лицо с внушительным носом.

— Всё, деточка, приехали, — прогундел он, шаманя из-под кустистых бровей змеиным взглядом. И в сотый раз принялся повторять инструкции: — Сейчас ты зайдешь в это кафе, займешь свой заказанный столик. С того места и парковка, и вход как на ладони. Устройся поудобнее, возьми чайку. Просто будь как все, только ни на кого не глазей, — северокавказская монотонность действовала усыпительно. Девушка молча кивала. — Ты всё хорошо запомнила? Темно-зеленый «БМВ» наподобие джипа, только поменьше. Недоделанный такой джипчик. Номер — три девятки. Мужчина — блондин, вот, взгляни-ка еще разок на карточку…

— Я не спутаю его ни с кем на свете, — бесстрастно заверила пассажирка. — Об этом можешь не беспокоиться.

— Хорошо, хорошо, как скажешь, хьомениг. Мы в тебе не сомневаемся. Главное — держать пальчики в рукаве. И не выпускать кнопочку ни на секунду. Только дождись, во что бы то ни стало дождись, когда этот неверный пес зайдет внутрь — и сразу действуй! Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного! Аллаху акбар!

— А-ала-ах-а-акбар! — сипло подвыл и второй тип. — Помни, наш храбрый Сатиф ждет тебя Там, — многозначительно ткнул он указательным пальцем в потолок машины, — и благословляет тебя, как и все мы.

— Я так не думаю, — неожиданно возразила девушка, тихая и апатичная до этой минуты. — Даже если ваш Рай… ваш Джаннат и существует, Сатиф меня точно там не ждет. Ведь он никогда не любил меня. Я это понимаю теперь… хотя, наверное, понимала всегда. Он использовал меня, как и других девушек. Так же, как и вы все. — Близкое свидание с Вечностью придало ее речам до того величественное бесстрашие, что моджахеды оторопели.

Еще ни одна из воспитанниц «лагеря праведниц» не позволяла себе ничего подобного. Могли ли они ожидать, что номер выкинет самая покорная из них, фанатично преданная их погибшему лидеру, его маленькая вдова?

— Аиша, деточка, ты что такое говоришь?! Разве мы не приняли тебя как родную? Все эти месяцы заботились о тебе, как о самой любимейшей из сестер… — наперебой забубнили взбудораженные мужчины.

— Расслабьтесь! — прошипела в перекошенные гневным испугом физиономии та, чье исламское имя означает Жизнь. — Это ничего не меняет, — презрительно щурясь, заверила их Аиша. — Свой выбор я сделала давно и не откажусь от него. Да вы бы мне этого и не позволили, не так ли? Значит, правильнее будет сказать, что мой личный выбор отвечает вашим требованиям. Я не стала писать прощального письма «сестрам», поэтому говорю вам: я принимаю свою Судьбу. Я не сожалею ни об одном дне, когда любила Его. Пусть эта любовь и сожгла мою душу. Что с того? — Кривая усмешка исказила бледный рот. — Я собственными руками отдала ее Оранжевым Демонам Страсти. Разве волнует кого-то такой пустяк, как еще одна пропащая душа — этот легкий затерянный ветер? — девушка начала тихонько, но очень неприятно посмеиваться. — А тело? Пускай заберут хоть Восемь Носорогов², — тут, высокомерная в своей обреченности, она расхохоталась уже в полный голос. — Разве есть хоть какая-то нужда в этом теле теперь, когда Его уже нет среди живых?

Мужчины недоуменно переглядывались, не в силах постичь образность непонятных фраз, природу пугающего смеха. Уж не тронулась ли умом их Аиша в самый ответственный момент?

Но, к великому облегчению двух джигитов, истерика ее прекратилась так же внезапно, как началась.

Они молитвенно подняли руки ладонями вверх:

— Бисмилляхи рахмани рахим…

— Об одном прошу, — прервала их девушка с горькой усмешкой, увлажнившей глаза, — не заставляйте и меня читать молитву напоследок. Не верю я ни в бога, ни в черта, ни в вашего Аллаха. Всем этим для меня был Сатиф. Я отомщу за его смерть. Я сделаю всё, что должна…

Она выскользнула из машины бесшумно, словно приведение. Словно стала им, еще будучи живой. Невысокая, худенькая, в темном балахонистом пальто с капюшоном, она тут же растворилась в уличной толпе, среди болезненной серо-синей слякоти последнего зимнего вечера. Вечера, в сырой оттепели которого мучительно звенели самые ранние весенние нотки.

Стеклянные двери, зеркальный коридор, еще одна пара стеклянных дверей — и вот Аиша там, откуда уже не будет возврата.

Заведение под безобидно-забавным названием «Карлсон» с порога обрушилось на лженевесту Аллаха агрессивным многоцветьем. Фиолетовый, салатовый, фуксия, серебристый металлик — всё вокруг было в таких кислотных тонах, что заболели глаза. Впрочем, и остальные органы чувств не удостоились пощады. Громко, накурено, жирно, жарено, душно, пьяно, пьяно…

Жизнь бурлила. Вернее, ее разгульное городское подобие, о котором Аиша успела позабыть в тиши кавказских гор. А таких замороченных синтетических интерьеров ей и отродясь не доводилось видеть.

Так вот оно какое — ее персональное Чистилище. Араф, как сказал бы Он.

Черные полусапожки на низком каблучке легко и целеустремленно ступали по крупным квадратам черно-белого глянца. Словно невидимая рука Рока двигала игральную фигуру по шахматной доске.

Аиша старалась ни на кого не смотреть, как было наказано. Но на одном из лиц взгляд застрял помимо воли. На отекшем небритом лице черноволосого мужчины неопределенно-восточного типа. Он сидел один, неряшливый, угрюмый, отрешенный. На столе графинчик, до краев наполненная рюмка, тарелка пельменей-фри.

Вах, какой нечестивый мусульманин!

До боли, до дичайшей, жгучей боли напомнил он ее Сатифа. В душе, истерзанной любовью беспощадной, абрека облик демонический воскрес. Воскресла пылкость грубых поцелуев, в беспамятство что повергали. Воскресли дюжих рук, пропахших порохом, объятья. Такие — боже! — огневые, что косточка похрустывала каждая ее!

Ничего сладостнее Аише не довелось познать за свою короткую жизнь. Даже сейчас сердце зашлось от живости воспоминаний. Оно готово было выскочить из груди. Оно готово было взорваться, быть может, в тысячу раз мощнее, чем адский механизм, обернутый вокруг талии…

Нечестивец вдруг вскинул голову и тоже пристально посмотрел на Аишу. Сходство с Сатифом рассеялось. Ее погибший полудикий муж не мог похвастаться такой интеллигентной правильностью черт. Разве что во взгляде сквозили те же магнетические флюиды и та же затаенная беда.

Потупившись, Аиша быстро прошагала мимо. В самом конце зала она разглядела столик у окна с бронью на свою девичью фамилию. Там пристроила пальто на стоявшую рядом вешалку, присела на полукруглый диванчик, сложила руки на коленях. Маленькие пальцы с ногтями-обкусышами тонули в рукавах объемного серо-синего джемпера. Того же цвета палантин полностью скрывал волосы, выделяя истощенные долгим постом, но не утратившие миловидности черты. Вот только при здешнем люминесцентном освещении ее глаза-колодцы блестели так лихорадочно, а кожа лица белела так мертвенно, что весь облик казался совсем уж привиденческим.

Жуя, болтая, выпивая, местный контингент поглядывал на странную незнакомку: кто с тупым безразличием, кто — с ехидным любопытством.

В оцепенелом напряжении Аиша уткнулась в лежавшее на столе меню. Пусть пялятся, пусть лыбятся, несчастная биомасса… Если б они только знали, что счет идет уже на минуты!

Ее не содрогала мысль о гибельных увечьях, о том, в какие клочья разорвет ее земную оболочку напичканный пластитом пояс. Ни от чего уже не может содрогнуться душа, разорванная в клочья.

Так сёрфер-фаталист, должно быть, наблюдает раскат встающей на дыбы волны-убийцы. За нею рифы острые кинжалы обнажают, еще острей клыки акул голодных. А он, себя на их добычу обрекая, хохочет буйному подобный.

Оказывается, предвкушенье смерти созвучно в чем-то предвкушенью первого опыта любви. Так переливисты неведенья восторги-ужасанья! Экстрим и таинство. Начало и Конец. И Бесконечность…

— Добрый вечер, что будем заказывать? — подойдя, спросила одна из официанток в фартуке такой насыщенной канареечной желтизны, что глаза заболели пуще прежнего.

— Черный кофе, — сквозь зубы процедила Аиша.

— Кофе и всё? — кисло усмехнулась официантка.

Она была высокая, фигуристая с короткой рваной стрижкой. Она, не скрывая недовольства, барабанила дешевенькой авторучкой по блокноту перед самым носом Аиши. Гулким эхом отдавались удары в громыхании сердца, в пульсации вен, в тиканьи пояса. Весь мир внезапно сжался до желтого квадрата, белого прямоугольника и голубой трубочки. До грозных стуков и скачков жалкого пластика, бесконечно множащихся, а мгновениями иллюзорно плывущих, словно в замедленной съемке, и как бы даже застывающих.

— У вас же целый стол зарезервирован, ждете кого-то? — Глаза-бусинки требовательно вперились в сомнительную клиентку, заставив ее очнуться от тягостного дурмана.

— Да. Очень жду, — жмурясь, тряхнула головой Аиша. И, не сдержавшись, зловеще оскалилась. — Одного друга. Он придет, тогда и закажем. Он любит поесть, — обнадежила она подавальщицу, глядя уже твердым взглядом сквозь враждебность ручки, блокнота, фартука.

— Ясно, — та, похоже, чуть оттаяв, прекратила пытку барабанной дробью.

Порекомендовала скрасить ожидание фирменной выпечкой — слоеным конвертиком с абрикосовым джемом. Лишь бы поскорее отделаться от назойливой дряни, Аиша согласилась.

Всё! Теперь только ждать. Ждать…

Короткий миг прощального фейерверка, а там… что там? Она узнает это совсем скоро. Не будет больше для Аиши тайн. Но, может, и не будет ничего другого? Совсем. Придет вечный покой.

Она уже была близка к нему однажды, когда узнала, что Сатиф погиб. Узнала — и лишилась чувств, в густую канув тьму. И ничего там больше не было — ни ужасов, ни скорби, ни отчаянья. Лишь обволакивающая безмятежность, блаженный сон без сновидений. Не это ли есть смерть, с той разницей, что навсегда?..

Оживление в зале нарастало. Рядом с Аишей расположилась шумная компания неформального вида. В основном тинейджеры, некоторые постарше. К ним то и дело присоединялся кто-то еще, все обменивались громкими приветствиями. Рукопожатия у парней переходили в крепкие объятия, девчонки смачно расцеловывались.

Скрежет сдвигаемых столов, лязг рокерских цепей, громогласные взрывы хохота заметно напрягали угрюмого восточного мужчину. Он раздраженно косился в сторону отвязных гуляк, продолжая напиваться в своем мрачном одиночестве.

Кроссовера «БМВ» с номером «999» пока еще не было видно.

— Вот она! Именинница!! Наконец-то!!! — эти возгласы вкупе с залихватским свистом и бурными аплодисментами заглушили даже вопящий рэперский хит Gangsta’s Paradise.

В бистро не вошла — впорхнула интересная рыженькая девушка в лисьем полушубке поверх вечернего платья. Такую ухоженную богатую мадемуазель было трудно представить среди оголтелой шайки, однако она спешила именно к ним. Яркая, игривая, хохочущая, вся она была точно наэлектризована изнутри. Глаза сверкали бесовскими искрами. Манеры же этой утонченной на вид особы, как оказалось, ничуть не отличались от манер приятелей: та же разнузданная громогласность, шумные чмоканья, неизящная словесность.

Когда уже появится этот треклятый блондин???

Единым оглушительным хлопком откупорили сразу пять бутылок шампанского… Как из-под земли вырос большущий торт с восемнадцатью свечками (Аиша, конечно, не сосчитала их количество, просто интуитивно угадала — и почему-то содрогнулась)… Вразнобой пропели традиционное «хэппи бездей»…

Повиснув на шее у цыганистой девушки с множеством мелких косичек, крайне возбужденная именинница глушила шампанское прямо из горлышка и призывала свой «народ» задувать свечки вместе с ней. Недовольство одинокого кавказца росло с каждой минутой. Рыжеволосая то и дело бросала в его сторону задиристые взгляды, что-то увлеченно нашептывала на ухо подружке, после чего обе взрывались гомерическим хохотом.

КРОССОВЕР! ТЕМНО-ЗЕЛЕНЫЙ КРОССОВЕР «999» НАКОНЕЦ-ТО ПРИПАРКОВАЛСЯ НАПРОТИВ ОКНА!!!

Следом за ним припарковался огромный черный джип сопровождения. С внезапной жадностью Аиша хрумкнула слоеным конвертиком, до этой минуты пролежавшим не у дел. К счастью, выпечка была еще теплой. Душистая абрикосовая сладость затопила рот. Вкусно! И какого черта она медлила?

Блондин, тот самый, которого ей не спутать ни с кем на свете — невысокий, полноватый, расфуфыренный, — вышел из машины с охапкой белоснежных роз. Но заходить внутрь не спешил. Чего-то выжидал. Его появление не осталось без внимания и за праздничным столом.

— Смотрите, кого черти принесли! — крикнул один из парней, кивая в окно. В свете фар блондин с букетом был отлично виден всем.

— Ой, я на минутку, — тут же вскочила одна из девушек, подобно имениннице, выделяющаяся богатым ухоженным видом. — Быстренько встречу его и вернусь, — пообещала она. И с интригующей улыбкой добавила: — Мы вместе вернемся, так надо.

Рокот возмущенного любопытства пробежал среди неформалов:

— Чего приперся он с этим веником? Что задумал? Как странно…

Аиша впопыхах дожевывала абрикосовый конвертик. Вкусный, конечно, но суховат, собака. Хрустящие слоеные кусочки колко липли к нёбу, раздражали горло.

Входи же уже, проклятый! Пусть всё, всё поскорее закончится! И эта с трудом жующаяся слойка. И этот булькающе-завывающий «Гангстерский рай». И этот невыносимый день рождения. И вся эта горячка, именуемая Жизнью.

Закурив сигарету, именинница устремилась к столику нечестивца.

— Пора свести счеты, — с мрачноватым озорством заявила она.

Из ее руки на стол плюхнулась, раскрывшись от удара, какая-то коробчонка. Содержимое Аише разглядеть не удалось, но мужчину оно явно потрясло.

Точка кипения была достигнута тотчас. Вскочив, черноволосый ринулся на рыжую чуть ли не с кулаками.

— Ты! — вскричал он. — Так это ты всё устроила, бесстыжая ведьма!

В ответ она расхохоталась с торжествующей наглостью. Нарочно выдохнула табачный дым прямо в лицо противника. Тот поперхнулся, глаза налились кровью. В бешенстве схватил девчонку за запястье. От неожиданности она выронила сигарету себе под ноги.

— Ты! Шайтан! — с издевкой выругалась девушка.

— Э, Черный Черт, полегче, а то огребешь щас по полной, — пригрозил ему кто-то из ребят.

Но Черный Черт, всецело поглощенный поединком с их подругой, пропустил реплику мимо ушей.

— Как ты посмела? Ненавижу! Слышишь? Ненавижу тебя!!! — восклицал он, крепко держа ее уже за оба запястья.

Она же продолжала хохотать ему в лицо таким странным высокомерно-обреченным хохотом, в котором Аиша не без удивления уловила отголоски собственной недавней истерики.

Смех сёрфера в лицо волне-убийце.

СМЕХ НА КРАЮ МОГИЛЫ.

Эта парочка наделала столько шума, что приковала к себе внимание большинства посетителей и официантов. Но какова была истинная природа того электричества, что искрилось в их взглядах, сотрясая тела, четко понимала лишь смертница за соседним столом.

— Всё, я зову охрану! — объявила девчонка с афрокосами, — Пускай вышвырнут отсюда этого гада!

— Ненавижу!!! — не унимался тот. — Ты разрушила всю мою жизнь! Всё потерял из-за тебя!

— И поделом! — злорадствовала рыжая. — Мой девиз: Nemo me impune lacessit!³ — слыхал такое? Ха-ха-ха!

Подружка именинницы и блондин с букетом уже подходили к дверям бистро. Другая ее подружка вела к угрозе стихийного бедствия двух охранников. Ледяной палец подрагивал на роковой кнопке. Аиша ловила на себе всё больше подозрительных взглядов. Опасливо косились пустоплясы, словно почуяли неладное. Неужто ее туманная невзрачность так сильно бросается в глаза на фоне ярких, шумных соседей? Или это уже мнительность заговорила в ней…

— Ну что, молодые люди, опять дебоширим? — миролюбиво проворчал охранник с бейджиком «Степан».

Пьяные разборки в «Карлсоне», похоже, не были редкостью. Персонал лишь снисходительно посмеивался над подобными инцидентами. Какое злачное заведение пожелает терять своих завсегдатаев?

— Да нет же! Мы день рождения празднуем, а он пристал вот! — сердито пожаловалась девушка с косичками.

— Не ври! — прорычал кавказец, не думая выпускать противницу из рук. — Это у меня сегодня день рождения!

— Ай-яй-яй, как нехорошо! — хмуро пожурил охранник с бейджиком «Леонид». — Зачем же поганить друг другу светлые праздники? Тем более в нашем заведении. А заведение у нас приличное, хоть вам и не впервой о том забывать. У нас кушают, отдыхают, сигареты на пол не швыряют. И в коридорах, по зеркальным углам… кхе-кхе, — охранник сально осклабился, — не безобразничают, в общем. Короче, ребятки, успокаивайтесь и расходитесь: либо по своим столикам, либо по домам. — Охраннику никто не ответил. Тут взгляд его привлекла коробочка, из которой заманчиво мерцал некий предмет. После секундных колебаний Леонид не удержался, поднял его, разглядел, а разглядев — присвистнул. — И нечего разбрасывать такие ценные вещи. Не дай бог пропадет, администрация отвечать не будет, — сварливо предупредил он.

Проглатывая последний кусочек, оказавшийся уже совсем пересушенным, Аиша поперхнулась. И раскашлялась. Да так громко, что охранники отвлеклись от скандалящей парочки и оба — о ужас! — уставились на нее. Она же, задыхаясь и покрываясь противно холодящей испариной, не сводила глаз с входной двери.

Ненавистный, мерзопакостный, отвратный блондин!!! Какого черта он всё еще не здесь?!

Фантастическим усилием рыжей удалось высвободить свои тоненькие ручки и в тот же миг вцепиться ими в ворот рубашки супостата.

— А ты чего ожидал! — кричала она, в дьявольском экстазе сотрясая его могучую фигуру. — Думал, всё сойдет тебе с рук?! Ха-ха-ха!!!

Эти двое держали друг друга мертвецкой хваткой. Их тела сливались и пульсировали, будто в бешеных объятиях. Лица оказались так близки, что дыхание смешивалось. А их уста — уста, обрушивающие друг на друга неиссякающие потоки брани, — в любой момент рисковали соприкоснуться.

Не обращая уже никакого внимания на эти страсти, оба охранника ринулись на одинокую туманную девушку. Ту, что так неудачно отведала местную фирменную выпечку.

— Мерзавка!..

— Гореть тебе в аду, проклятый сукин сын!..

Леденящий ужас взял верх над приступом кашля. Дыхание очистилось. Но нервы сдали. Аиша в панике вскочила, опрокинув недопитую чашку прямо на пол. Белая керамика разбилась вдребезги. Остатки кофе расплескались у черных полусапожек.

Ненавидящие друг друга бывшие — теперь уже каждый наблюдатель мог догадаться о природе их личной драмы — машинально повернули головы на звон осколков. Следующий звук, который они услышали, был металлический щелчок. Едва различимый в кабацком шуме. Тихий, но неправдоподобно отчетливый и оттого — страшный. Инфернально страшный.

Разом встретились три пары обезумевших глаз: золотисто-карие восточного мужчины, мерцающе-серые рыжей девчонки и Ее — сажево-черные, потому что состояли практически из одних зрачков.

Их взгляды метались друг по другу, пока полыхнувшее смертоносное зарево не обагрило фиолетовый, салатовый, фуксию и серебристый металлик, смешав всё в адском фейерверке.

Один-единственный короткий миг — и «Карлсон» сгинул в дымящейся черноте.

Спустя ровно шестнадцать лет

Строительная суета на Фианитовом проспекте была в разгаре. Сварочный аппарат сыпал искрами, рабочие грузили доски в фуру. Возле входа в ремонтируемое здание на раскладном стуле с достоинством восседал пожилой дядька. Черная вязаная шапка надвинута до седых бровей, меховой ворот камуфляжной куртки высоко поднят. Лишь теребящие его порывы ветра позволяли разглядеть щетинистое лицо, обезображенное шрамами. Неспешно дымя папиросой, весомо постукивая клюкой, он то и дело выкрикивал рабочим какие-то замечания и очень сердился, если их оставляли без внимания.

— Приехали, черт возьми! Уже! — закричал руководитель стройки, бойкий малый в красной стеганой куртке и джинсах с потертостями. — Да что ж вы возитесь? Хоть бы стекла с крыльца убрали, лоботрясы! Шевелитесь, шевелитесь!!!

Черный «Лексус» остановился прямо перед крыльцом. С заднего сидения на заснеженный асфальт ступил хипстерски неряшливый молодой человек. Нарочно недозашнурованные тимберленды, вельветовые галифе и объемный лиловый шарф, хомутом спадающий на горчичное полупальто, отозвались на лицах работяг насмешливым удивлением. Небрежным жестом проверяя фиксацию косой длинной челки, приезжий осматривался. Взгляд под стеклами очков-леннонов становился всё более недоуменным. Подрядчик кинулся к нему навстречу, протянул руку.

— Игорь.

— Яша Кротов.

— Добро пожаловать! Мы очень рады в нашем Утронске приветствовать столичного гостя, — с заискивающей улыбочкой затараторил Игорь, нервно почесывая подбородок. — Так вы что же, прямо из аэропорта? Как долетели? Как дорога?

— А что здесь, собственно, творится? — опустил светские любезности Кротов. От возмущения его глаза приблизились к форме очков. — Мне сказали, что помещение полностью подготовлено, а у вас, вижу, конь не валялся. Даже не знаю, как назвать весь этот… бедлам!

— Понимаете, тут такое дело, — Игорь потупился, больше не пытаясь скрыть огорчение, — всё, действительно, было уже в полной готовности, но на днях случилось непредвиденное. На втором этаже торгового центра тоже идет ремонт. Сносили стену, загорелась проводка, рухнуло перекрытие…

— На каких днях? — поморщился Яша, которому не было никакого дела до деталей бедствия. — Почему не поставили в известность меня? Что прикажете делать в этих руинах дизайнеру интерьеров?

— Но уведомлять вас не в моей компетенции, — извиняющимся тоном пояснил Игорь. — Совершенно не в моей. Вы же личный гость нашего мэра. Да вы не переживайте, Яш, мои ребята управятся максимум за неделю. Мы же тем временем найдем чем вас занять. Вы же, кажется, у нас впервые? Посмотрите наши замечательные края. Рыбалку организуем, экскурсии в музей ардальонских аметистов, в усадьбу княжны Долгоруковой — объект уникальнейший…

— Потрясающе! — вскипел Кротов. — По-вашему, я приехал в вашу глухомань предаваться праздности? Да вы хоть представляете себе, любезный, сколько стоит мое время — время дизайнера Яши Кротова!

В этот опасный момент негодующего москвича отвлек классический рингтон айфона. Он ответил на звонок и отошел в сторону. Облегченно выдохнув, подрядчик решил спастись бегством.

— Работаем, работаем! Ни на что не отвлекаемся, — прикрикнул он на своих. — А ты, Ефремыч, — вполголоса обратился он к седобровому командиру, — глаз с него не спускай! Проводи, покажи всё, что пожелает. Беседой займи, если понадобится. Но и лишнего, смотри, не сболтни. Короче, головой за него отвечаешь!

— Ну-ну! — в ответ тот глянул исподлобья.

Игорек прыгнул за руль своего авто и был таков.

— Смотался, — констатировал дизайнер. Закончив разговор, он насмешливо смотрел вслед уносящемуся «Форду Фокусу».

Опираясь на клюку, командир поднялся со стула. Смерил Кротова хмурым взглядом. Не вынимая изо рта папиросы, представился:

— Леонид Ефремыч, — и грубо ухмыльнулся: — Да не кипишуй ты так, парень, было б с чего. Ну отдохнешь пару деньков в наших краях. Места у нас — и впрямь загляденье.

От такой наглой фамильярности у Яши отвисла челюсть.

— Может, поедем? — почуяв неладное, вмешался водитель. — Отдохнете с дороги, отобедаете. Господин мэр уже вас ожидает.

— Знаю. Только что с ним говорил. Но для начала предпочту осмотреть помещение. Работа прежде всего! — Как ни суровы были интонации Кротова, спокойная ирония во взгляде позволяла предположить, что им с мэром удалось-таки прийти к компромиссу. И, похоже, весьма выгодному для дизайнера.

— Конечно, как пожелаете, — залебезил водитель. — А меня пообедать отпустите?

— Да на здоровье.

Едва Кротов шагнул внутрь здания, глаза его заслезились от едкого сварочного дыма. В нос ударила резкая вонь пыли и копоти. Обиженный вынужденным простоем, разочарованный жалким видом полуразрушенных стен столичный эстет расхаживал из угла в угол, кривя рот и качая головой. Хромой, крючась в три погибели, неотступно следовал за ним.

— Как, вообще, могла случиться такая катастрофа? — недоумевал Яша.

— Хо-о! Да разве ж это катастрофа? — всё так же грубо ухмыляясь, возразил Ефремыч. — Подумаешь, потолок упал. Мутотень наподобие этой на этом проклятом месте случается каждые четыре года. И каждый раз — аккурат в канун годовщины. Вот и не верь после этого в проклятье високосного года! В двенадцатом, когда здесь какого-то рожна открыли очередную ювелирку — и так уж спасу от них нету! — в нее шибанула молния, да прямо во время презентации. Можешь себе представить: февраль, снежная буря — и гроза! И — пожарище! Нет, это надо было видеть! Бабье как на подбор: в шубах до пят и на летних шпильках! Визги, вопли, все врассыпную, пыль до небес! Ах-ха-ха! — Хромой хрипло просмеялся, прокашлялся, едва не захлебнувшись мокротой, сплюнул под ноги и продолжил: — А до того, считай уже восемь лет назад, галерея здесь была, картинками торговали. Прогорело это дело на хрен! Так еще и трубу прорвало до кучи, электричество замкнуло. Гиблое это место. Ох и гиблое! Была б моя воля, снести здесь все к чертям собачьим. Даром что центр, сровнять с землей на веки вечные! Но теперь, видите ли, мэровой женушке приспичило тут какой-то спа делать. Как говорится, хозяин — барин…

— А что за годовщина? — насторожился Яша.

— Так тебе ничего не сказали? — скверно зыркнул на него хромой. — Оно и понятно. Из местных-то никто уже здесь работать не берется, только гастарбайтеры да жлобы вроде Игорька, который за копейку удушится. То-то тебя аж из самой Москвы выписали.

— А вы сами-то здесь… кто? — спохватился Кротов.

— Охранник. И всегда им был, — с подобным достоинством Ефремыч мог бы представиться премьер-министром или как минимум директором банка. — И чтоб ты знал, мэр наш только благодаря мне и уцелел. Он у нас, дай бог ему здоровья, человек с понятиями, не оставляет меня, калеку. Вот уже семнадцать лет я на этом месте, отмеченном злым роком…

— Постойте, постойте… — от внезапного озарения дизайнер опешил. — Неужели здесь прежде было то самое бистро «Карлсон»? Теракт в двухтысячном! Не помню, что именно тогда произошло, был еще школьником, однако шумиха вокруг всего этого была о-го-го какая! А вы, получается… Неужели тот самый охранник? Единственный выживший!

Ответом Ефремыча был мрачно-вальяжный кивок.

— Не люблю я вспоминать об этом, — заявил он, но патетичный тон и раззадоренный взгляд говорили скорее об обратном.

— Это естественно, прошу меня извинить, — попытался умерить пыл Яша.

— Ничего, — ответил объект его любопытства.

Оба напряженно притихли.

— Всё равно эта паскуда снится чуть ли не каждую ночь, — наконец со злобной горечью изрек калека. — Да что там! Хоть сейчас глаза закрою — как живая передо мной стоит. Сама бела как мел, а глазища черные, огромные. Круглые, как у совы, да еще мешки под ними, тоже совиные какие-то. А взгляд — так похлеще, чем у хищной птицы, чем у любой дикой твари. Не то чтобы ненависть в нем, не то чтобы ярость — такое зло несусветное, будто иллюминаторы в сам ад распахнулись. А самое гнилое, что эта моджахедская подстилка нашей русскою девкой была. Тьфу ты! — Весь во власти трагических воспоминаний Ефремыч застыл на месте, вперив взгляд в пустоту. Помолчал. И стал рассказывать дальше: — Поначалу — да, приняли это за рядовой теракт. Тогда как раз волна такая пошла, по всей стране гремели эти проклятые взрывы. Однако позднее, если не помнишь, следствие установило, что шахидку «чехи» подослали специально уничтожить нашего мэра. Тогда еще будущего. Дело-то было как раз в канун выборов. А главный конкурент ходил под их душманской крышей, вот и подослал. А обыграть всё под теракт задумал, падла! Ведь покушение было уже не первое. Миссию свою поганка провалила, спугнули мы ее с напарником. С перепугу-то и поспешила в преисподнюю отправиться вместе с ни в чем не повинными душами. — Вечный охранник зажег очередную беломорину. Кротов поперхнулся от отвращения. Где только старик достает этакую гадость в двадцать первом-то веке?! — Хотя… это как посмотреть, — сварливо прохрипел Ефремыч. — Кто из нас без греха-то? Может, и поделом всю эту пьянь разгульную с собой прихватила? Как знать…

Тема эта Кротова весьма взбудоражила, но философствовать о жизни, смерти и чужих грехах он не испытывал ни малейшего желания. И даже начал раскаиваться в своем неосторожном любопытстве, потому что его собеседник вошел в раж и продолжал делиться омерзительными подробностями катастрофы:

–…И всё же, прежде чем окончательно вырубиться, я успел разглядеть, как разлетелись в лохмотья кишки проклятущей твари, — смачно расписывал он.

— Я вас умоляю! — поморщился Яша.

Тот еще пробубнил что-то, а потом рассержено махнул рукой.

«Эх и никудышная пошла нынче молодежь!» — истолковал Яша жест сварливого калеки, мечтая поскорее с ним распрощаться.

Когда Кротов и Ефремыч возвратились на улицу, на город уже опускались болезненные серо-синие сумерки последнего зимнего вечера. Было так холодно и промозгло, дул такой колючий ветер, что голова ушла в плечи не только у сгорбленного старикана, но и у статного юноши. Из вежливости Кротов замедлял шаг, и они шли вровень, контрастом силуэтов производя на прохожих гротесковый эффект.

— А вон там, в скверике у библиотеки, — Ефремыч махнул рукой куда-то за дорогу, — весной того же двухтысячного мемориал соорудили. Сегодня весь день несут цветы и свечи. Да только свечи, как их ни прикрывай, скоро гаснут на таком ветрище…

— Да, печально всё это. И жутко, — нейтральным тоном отозвался Яша. — Сейчас бы кофейку погорячее и покрепче, — добавил он, растирая зябнущие ладони. Перчатки, как назло, остались в машине.

— А у меня же в термосе есть, чуть не забыл! — спохватился хромой и с неожиданным рвением поковылял обратно. — А то пока этот прохвост доедет, мы тут совсем задубеем, — на ходу выкрикнул он.

Яша даже не успел пояснить, что стариковский термос ему вовсе не интересен. Что под «кофейком» подразумевалось посещение какого-нибудь заведения, где можно расслабиться, поглазеть на местные фишки. Чувствуя себя еще слишком раздраженным и опасаясь показаться невежливым, он не спешил на встречу с мэром.

Тут в памяти всплыл красочный глянец журнальчиков, пролистанных по пути из аэропорта. Историю города, почерпнутую в них, Кротов нашел довольно занятной. Он и прежде был наслышан, что Утронск мало походит на типичные северные глубинки, теперь же убедился в этом лично. Расположенный в Карелии, величиной не уступающий ее столице Петрозаводску, Утронск никогда не входил в состав республики. Гордый город федерального значения, он был возведен в начале двадцатого века на золотых и аметистовых приисках. Ныне же процветал еще и за счет экотуризма.

В отдаленных районах, средь сказочных елей и сосен, еще встречались бревенчатые избы-кошели с асимметричной двускатной крышей. Наподобие тех, музейных, что в детстве запали Яше в душу во время экскурсии на остров Кижи. Только не такие древнее, до сих пор жилые.

Новый центр — дитя Великого десятилетия контрастов — сиял куполами Вознесенского собора, радовал великолепной филармонией, манил дорогими витринами и благоустроенными скверами. Столетние деревянные постройки здесь невозмутимо соседствовали с новехонькими многоэтажками. Гостиницы в стиле финского романтизма на удивление гармонично перемежались рублеными кафешками и магазинчиками с фольклорными названиями вроде «В гостях у Бабы-Яги» или «Ольховая чурка». Колориту добавляли многочисленные арт-объекты, отражающие здешнюю флору и фауну, мозаики с душевными природными пейзажами.

Главным утронским украшением определенно была набережная Онежского озера, вытянутая вдоль всего города. Размашистая, многоуровневая, недавно отремонтированная под старину, вся в цветущих аллеях и фонтанах. Яше даже стало немного досадно, что сейчас несезон, до того захотелось живьем насладиться красотами с картинок рекламных буклетов.

Однако, как ему уже сообщили, здесь и зимой скучать не приходится. Раз город туристический, то с развлечениями должен быть полный порядок. Яша мечтательно улыбнулся. Если уж предстоит неделя вынужденного отпуска, грех не воспользоваться. Он и не помнил, когда в последний раз отдыхал.

Настроение пошло на поправку, чего нельзя было сказать о погоде. Мало того что ветер противно надувал в уши, так теперь еще и снег мел в лицо, затуманивая стекла очков.

Ни «Лексуса» тебе, ни хромого… Но и бог с ними! Кротов решил самостоятельно подыскать заведеньице поинтереснее, там снять стресс, а уж после вызвонить водителя.

У первого же прохожего — женщины неопределенных лет, наряженной а-ля пассажирка Титаника — он осведомился, где поблизости подают неплохой кофе.

— Неплохой? — переспросила эта мадам, остановившись так близко, что аромат ее духов приятно одурманил Яшу. Что-то ориентальное, с нотками жасмина и сандалового дерева. Возможно, от Guerlain. — Мест для этого предостаточно, — ласково поведала незнакомка. — Только сомневаюсь, что вас может устроить какой-то там неплохой, — она оценивающе оглядела его и одобряюще улыбнулась, — по вам этого не скажешь.

— Что ж, вы угадали! — в ответ улыбнулся он, польщенный и заинтригованный, тщетно пытаясь рассмотреть лицо дамы. Короткая, но довольно плотная вуаль и стремительно сгущающиеся сумерки окутывали ее ореолом тайны. Голос был густым и тягучим, как мед, что в сочетании с ретро-шиком и дурманом духов делало ее на удивление притягательной. — И как же мне быть? — спросил Яша.

— Забудьте о неплохом, — всё так же ласково, но уже с твердой решимостью сказала дама. — А вот если желаете отведать лучший кофе в этом городе, я с удовольствием угощу вас.

— О как! — Смелость незнакомки Кротова развеселила, но и слегка шокировала.

Никогда прежде он не питал слабости к дамам столь элегантных лет. Правда, в этой было нечто особенное. Столько интриги, шарма… Занятный, однако, народец в здешней глуши!

— И вид из окна, чтоб вы знали, у меня замечательный, — сладкоголосо пела она.

— Неужели? Что же за вид?

— Прямо на нас с вами. Я хочу сказать, на то самое место, где мы сейчас беседуем.

— Так это совсем рядом! — обрадовался Яша.

— Да, милый, через дорогу, — сказав это, дама ухватила его под руку и плавно увлекла к светофору. — Вы проведете очень интересный вечер, уверяю вас!

Он и глазом моргнуть не успел, как они уже очутились в большой пыльной комнате, загроможденной старыми книгами. Потрепанные тома валялись повсюду, захламляя скудную мебель, подоконники и даже пол. Но Яшу почему-то до абсурда странная обстановка ничуть не смутила. Совершенно околдованный, он примостился на ветхий стул у стола, скорее письменного, нежели обеденного, глянул в окно.

Насчет вида хозяйка не обманула. Он открывался прямиком на дорогу, возле которой они встретились. Хорошо виднелась и «Скандинавия» — трехэтажный торговый центр, на первом этаже которого теперь планировался спа-салон, а шестнадцать лет назад было печально известное бистро «Карлсон».

Пока Яша созерцал вечерний проспект в загорающихся фонарях и фарах, комнату наполняли соблазнительные ароматы свежесваренного кофе и горячей выпечки. Как по волшебству на столе появилась ажурная скатерть, поднос с несколькими дымящимися турками разных размеров, очаровательные фарфоровые чашечки, серебряные сахарницы и ложечки, расписные салфетки и бронзовые канделябры с пока что незажженными свечами.

Весь этот пафосный антураж привел Яшу в еще более пьянящее изумление, граничащее с эйфорией. Продолжая поглядывать в окно, он вдруг увидел свою незнакомку, величаво шагающую прочь. Сквозь вуаль мадам метнула на него косой взгляд и, одарив коварнейшей из улыбок, скрылась в толпе.

Яша содрогнулся от страшного недоумения. Сердце сжалось, преисполнившись какой-то детской обидой. Завлекла, обманула… но зачем? И кто же тогда, черт подери, сервирует стол?

Едва очухавшись от потрясения, он вновь внимательно оглядел комнату, чей мрак лишь слегка рассеивали уличные огни. Всё то же самое: лохматистые книги, слой пыли на дощатом полу, паутина на облупленном потолке… А еще — поломанные полки да стремянки, брошенные где попало, как попало. Ремонтная разруха, жуткий холод — и никаких признаков жизни!

Вдруг ему отчетливо вспомнилось, что здание, глядящее на «Скандинавию», — вовсе не жилой дом, а не что иное, как городская библиотека, в скверике которой находился упомянутый Ефремычем мемориал. А дверь-то в библиотеку снаружи была заколочена досками… Так как же он мог в нее проникнуть?

Этого вспомнить не удавалось, хоть убей! Он словно выпал из времени, из реальности.

Да что же это такое?!

По позвонкам забегал предательский холодок, в животе заныло нечто тревожно-тоскливое. Яша собрался было уносить ноги, как вдруг настольные свечи воспламенились сами собой, залив всю комнату какой-то нездешней синюшной зеленцою. Когда же в этом петролевом мерцании Яша разглядел совсем юную девушку, показавшуюся смутно знакомой, в затылок ему будто шибанул ледяной кулак.

Возникшая из ниоткуда, она стояла теперь прямо перед ним. В руках серебрился поднос. С подноса сочилась абрикосовой душистостью горка слоеных конвертиков.

Девушка была черноглазая, черноволосая, но со славянскими чертами и очень светлой… нет — очень бледной, мертвенно-бледной кожей, лучащейся тусклым фосфором. Фосфоресцировала на ней и одежда — объемная черная футболка, смотревшаяся платьем на ее маленькой фигурке. Из-под густоты распущенных волос с футболки выглядывала четверка мрачных музыкантов в черных очках. Сама же девица так буравила Яшу сверкающим графитом зрачков, что ему стало не вздохнуть. Желание перекреститься, не возникавшее с далеких детских лет, овладело им нестерпимо. Но он не смог пошевелить и пальцем. Всё тело разом перестало слушаться.

Ошарашенный собственной беспомощностью, Кротов снова уставился в окно. По ту сторону дороги он разглядел Леонида Ефремыча с термосом под мышкой. Калека сердито размахивал клюкой, что-то разъясняя водителю подъехавшего «Лексуса».

«Сама бела как мел, а глазища черные, огромные — прогремели в голове слова охранника, и сердце совсем упало. — Будто иллюминаторы в ад».

О господи, в Ад! Приплыли…

— Меня там ищут… надо идти, — пробормотал Яша, не узнавая собственный голос.

— Пей свой кофе! — грозно приказала новоявленная призрачная госпожа. Поднос с выпечкой, звякнув, приземлился на стол, а сама она, как живая, уселась напротив гостя и заявила: — Отсюда никто еще не уходил, не выслушав моей истории.

Стильная Яшина укладка встала дыбом, но он всё же предпринял слабую попытку взбунтоваться:

— Да кто ты, собственно, такая…

— Кто я? — белесо-синие губы приведения высокомерно усмехнулись. — Вопрос хороший. На мемориальном стенде моего имени не найдешь. Хотя я и одна из них. Но так ли это важно теперь? Теперь я, скажем, та, кто варит лучший кофе в городе У Трона Смерти и печет самые вкусные абрикосовые конвертики. — Она взяла одну из турок, налила кофе в маленькую чашку и протянула ее своему гостю-пленнику. — Этот вкус — последнее, что пробовала я при жизни. Правда, за минувшие годы я несколько усовершенствовала рецепт. Давай, зацени!

Яша молча принял угощение, да только так и застыл с ним в руках.

— Да расслабься ты, глупый, не собираюсь я тебя травить, — издевательски рассмеялась хозяюшка. — Совместная трапеза нужна, чтобы наладить коммуникацию. Ведь, в первую очередь, я — та, кто рассказывает истории, — на этих словах она заулыбалась, загадочно, одухотворенно, отчего на безжизненном лице ее вспыхнул отблеск былой миловидности. — И рассказывает, кстати, тоже лучше всех, — важно дополнила она. — Но узнать их могут только избранные. Те, кому посчастливится оказаться в нужное время в нужном месте. Такой шанс выпадает лишь раз в четыре года… Пей же, кому говорят, не то остынет!

Ни жив ни мертв он повиновался.

Потусторонний напиток, как ни поразительно, оказался выше всяких похвал. То был превосходный горячий кофе с яркими нотками корицы, ванили и кардамона. И еще чего-то неизвестного, экзотического, чарующего. Да и теплая слойка с густым абрикосовым джемом ему не уступала, таяла во рту. Что за диво!

— М-м-м! — одобрительно промычал Яша.

— То-то же! — бариста, столь же гостеприимная, сколь зловещая, налила кофе себе тоже. С наслаждением вдохнула аромат, но пить не стала. — Эти истории не обо мне, — продолжила она печально. — Я лишена привилегии рассказывать о жизни собственной. Сегодня речь пойдет во-о-он о ней. Видишь девушку у синего табачного киоска?

Совершенно отупев от происходящего, Яша молча кивнул. Под окном на бушующем ветру развевались длинные рыжие волосы. Точно огненное знамя полыхали они в сгустившихся сумерках. Всё остальное стушевалось, размылось вокруг этой мятежной рыжины. Померкли фонари, исчезли машины. Запорошенная улица опустела, погрузившись в глубокий сон.

Вдруг разрушенный первый этаж «Скандинавии» изнутри озарился огнями. Снаружи вспыхнула неоном вывеска «Бистро Карлсон». Рыжеволосый призрак, радостно устремившись на ее свет, пересек пустынную дорогу и зашел внутрь чудом ожившего заведения.

— Она тоже является сюда лишь раз в четыре года, — пояснил призрак черноволосый. — Здесь началась история ее любви, здесь же она и закончилась. Вместе с жизнью. Ее и ее возлюбленного. Быть может, для них это стало величайшим благом — все влюбленные мечтают умереть в один день. Быть может, единственным моим благодеянием стало то, что этим двоим я предоставила такую возможность. Сама-то я ее была лишена. Опять лишена. Уже в который раз! — приведение вздохнуло до того мучительно, до того горестно, что лик его завибрировал, искажаясь самым кошмарным образом.

В следующий миг на Яшу уже взирали не совиные очи бледнолицей милашки, а пустые глазницы обгоревшего черепа. Одежда обуглилась, обнажив полуразложившуюся плоть в исчерна-багровых пятнах. Пламя свечей вздыбил ураганный ветер. Со свистом ворвавшись, вероятно, из самой преисподней, он принес с собой гнилую замогильную вонь, стоны грешников, сатанинский хохот…

Кротов зажмурился так сильно, как только смог.

«Это конец, конец!» — стучало в висках.

Но вдруг сквозь хаос и адские вопли прорвался чистый, беззлобный смешок.

— Всё-всё, я больше так не буду, — с детской непосредственностью пообещала его сотрапезница.

И всё утихло.

Осмелившись открыть глаза, Яша вновь увидел ее прежнее обличье.

— Итак, они погибли, — как ни в чем не бывало продолжила она тем же печально-ровным голосом, что начинала. — Погибли в объятиях друг друга, проклиная друг друга, — и тут же резко, саркастически усмехнулась: — Нормально, да? По мне — так абсолютно. Мне ли не знать, что любовь — это худшее из проклятий! Или по крайней мере то, что мы за эту проклятую любовь принимаем. Но страшнее всего, когда такая ненормальная, непостижимо могущественная любовь (или лжелюбовь, что уже не принципиально) терзает не только при жизни, но не отпускает и после смерти. Как же была я наивна, полагая, что смерть — забвение, что смерть — конец всему. Куда там! Ха-ха-ха! Есть земные страсти, которым не погаснуть никогда, как не гаснет сиянье звезд, давно исчезнувших с небосвода.

«Как выспренно, однако, излагает», — пришибленно отметил Кротов про себя. И вновь она напомнила ему кого-то, на этот раз уже более явно. Кого-то из времен отрочества, отчего стало не столько страшно, сколько волнительно.

— О! Ты и вообразить себе не можешь, какие испепеляющие страсти бушевали в городе У Трона в канун миллениума, на стыке эпох, веков и тысячелетий, — продолжала она с неописуемой торжественностью, периодически выливающейся в ужасающий хохот. — Какие трагедии разыгрывались! Какие персоны в них были задействованы! Ха-ха-ха! «Пестра та драма и глупа, но ей забвенья нет… Безумие и черный грех и ужас — ее сюжет».⁴ Хм… Но вот теперь-то ты узнаешь! Ты обо всём непременно узнаешь, Яшенька! — с пугающей многозначительностью пообещала рассказчица. У него даже не хватило сил удивиться, откуда ей известно его имя.

— Постой, постой, — собрав в кулак остатки воли, запротестовал Яша, — а с чего ты решила, что я хочу узнавать всю эту твою безумную и ужасную… белиберду?

— О-о-о! — насмешливо протянула призрачная Аиша. — Боюсь, у тебя нет выбора.

Примечания

1

Строки из стихотворения Эдгара По «Город на море»

2

Вольное цитирование песни гр. Пикник «Твое сердце должно быть моим»

3

Никто не оскорбит меня безнаказанно! (лат.) Девиз Ордена Чертополоха, позаимствованный Эдгаром По для героя его рассказа «Бочонок амонтильядо»

4

Строки из стихотворения Эдгара По «Червь-победитель». В рассказе «Лигейя» оно появляется как сочиненное одноименной героиней перед смертью.