Агриков меч

Сергей Фомичёв

Середина XIV века. Русское средневековье. Ожесточённая борьба князей за политическое господство над Русью пробуждает иной раз силы неведомые, мистические, страшные. Небольшое Мещёрское княжество невольно оказывается в эпицентре событий. Заваривается каша интриг. Восстаёт из пепла легендарный Муром. Два князя претендуют на его трон. К политике примешивается любовь. Муромская княжна выбирает между страстью и долгом. Роман Мещёрского цикла (Мещерские волхвы). Не опубликован на бумаге.

Глава четвёртая

Чёрный Лес

Путь из Мещёрска на Москву лежит по Оке через земли рязанские. Так легче и безопасней, но значительно дольше. Река петляет, распадается сетью проток и проранов, а грести против течения, натыкаясь на отмели и перекаты, удовольствие небольшое. Если же выбирать короткую сухопутную дорогу, то неминуемо придётся проехать через Чёрный Лес. Правда дорога задевает лишь его край, не углубляясь в мрачные дебри. Но хорошего всё равно мало. О лесе том ходила дурная молва по всей Мещере, а страх перед ним отваживал путников, хотя чем именно гибелен лес, мало кто мог рассказать.

Дорога — одно название. Скорее тропка широкая. Встречным возам редко где разъехаться можно. А нередко попадались такие места, что и одной повозке приходилось продираться между топким болотом и стоящими на самом его краю вековыми соснами да дубами. Дубов с каждым годом становилось всё меньше — города строили — но здесь, в глуши, они еще стояли, величественно охраняя границы чёрных болот.

Верхом проехать значительно проще. Но всё равно дорогой этой предпочитали не пользоваться. Летом шли по Оке на лодках, зимой по ней же, по льду, на санях. И только весной в пору ледохода, да поздней осенью, когда лед еще тонок, у кого нужда возникала, отправлялись этим вот путем. Да и то нужда великая должна была быть, поскольку и весной от талого снега, и осенью от дождей, земля превращалась в вязкий кисель, и пройти по дороге становилось совсем не просто. Но теперь стоял август, и сильно заросшая за лето дорога была вполне проезжая, хотя и совершенно пуста.

Небольшой возок, груженный всяким крестьянским скарбом, прикрытый старой плешивой шкурой, медленно продирался сквозь лес, попадая то одним, то другим колесом в рытвины и глубокие щели между толстых корней. На каждом ухабе возок поскрипывал, потрескивал, грозя развалиться раньше, чем кончится этот неприятный путь. Рыжая лошадка, казалось, полностью это ощущение разделяла, она фыркала и трясла головой, всячески показывая хозяину, что ей не нравится ни выбранное направление, ни окружающий лес, ни дух, что наполнял воздух.

В возке ехали двое. То есть больше не ехали, а толкали. Лошадка не управлялась на подъемах, а повозка постоянно вязла в раскисшей подтопленной болотами земле, застревала в корнях колёсами. И тогда люди соскакивали на землю и помогали лошадке.

Хозяин возка и лошадки — старый дед по прозвищу Яндар пробирался из Тумы на московскую сторону, в Березовый Лог, к родственникам. Его молодой земляк Тарко напросился в попутчики перед самым отъездом. А деду что, только в радость — есть с кем поговорить, путь скоротать. Правда, парень молчал всю дорогу, но молчание деда не особенно беспокоило. Говорить он и сам умел, а то, что парень слушал в пол-уха, думал о чём-то своем, не велика беда.

— Ты, Тарко, предков почитаешь, а вот в деревне своей тоже ведь не живешь. Почему так? Раньше о таком и не помышлял никто, чтобы места родные покинуть, на сторону уйти. Чего там в том городе хорошего? Разбой один от городов этих, разбой и распутство. Не для нас они, города-то, не для мещеры, не для лесного народа… Ладно бы ещё у князя служить, так ведь не про всякого человека служба такая… Беготня, суета…

Тарко почти не слушал стариковского ворчания и ничего не отвечал. Соглашаться не хотел, спорить не позволял возраст. Да и ни к чему спорить. Они все старики об одном ворчат. Дескать, вот раньше всё было по-другому. Спокойно и чинно. Сидели в лесу никого не трогали, жили себе на уме. И их не трогал никто, леса-то много кругом, селись — не хочу. Старики ведь только о покое и помнят, ибо сильно ценят покой на старости.

А вот Сокол, он другое рассказывал. Были и у лесных народов битвы кровавые, были и враги сильные, были и герои отважные. И города ставили не хуже славянских или там булгарских и торговали с половиной мира. Сокол врать не будет, он и сам из мещеры родом, а знает столько, сколько два таких деда как Яндар вместе взятых. Так что старика Тарко не слушал, да и о прошлом величии подумал лишь мельком. Он занят был собственными переживаниями.

Хоть и ушёл Тарко из Мещёрска по княжескому велению, а и сам другого пути для себя не видел. С обидой в сердце пришлось из города уйти, даже со злостью какой-то. С малых лет они с Вияной вместе росли. Вместе шкодили и учились, вместе книги читали, вместе мечтали. Потому, наверное, и не стала Вияна для него слова подыскивать — всё что думала, то и сказала. Да ещё и выбранила, словно старшая сестра неразумного братца. Только от обиды Тарко на дело решился безрассудное, только б доказать девушке, что не просто для игр товарищ он добрый, а и по жизни чего-то стоит. Вот вскоре докажет или погибнет — дело-то предстояло такое, что проще голову в улей сунуть.

После посещения родных мест тоска только усилилась. Обожгла его крепко Вияна. Не огнём обожгла — водой студёной. И предки не вразумили, хотя целый день Тарко в роще священной провёл, шёпот их слушал. Горечь осталась. И значит быть посему.

Вот ведь и Сокол не стал отговаривать от глупости. Сказал только, что ждать возвращения будет, помощь обещал. Значит, и чародей другого пути для молодого товарища не узрел. И некому больше его остановить, и самому назад сдавать неловко.

Вдали послышался перестук копыт. Он то совсем пропадал, когда лошадь ступала на топкий участок, то звучал громче, когда копыто встречало твёрдую землю. Судя по всему, всадник ехал один, и потому сворачивать в лес и хорониться было бы лишним. Однако и совсем пренебрегать опасностью не стоило, а потому Яндар тут же прекратил болтовню и проверил рукой лежащий под шкурой топор.

Скоро на встречу им выехал всадник. Видимо, не предполагая встретить кого-нибудь на пустынной дороге, он от неожиданности вздрогнул и придержал коня, но замешательство всадника длилось не долго и, разглядев обычных селян в обычном возке, он сразу же двинулся дальше. Тарко благодаря заминке успел разглядеть всадника, и сильно удивился, увидев на красивом гнедом жеребце, вполне уместным даже на княжеских конюшнях, необычного седока. Это был здоровенный монах в чёрной рясе, который держался в седле, словно бывалый воин, а к тому же и на поясе его висел меч.

Яндар украдкой положил руку на топор, но показывать его встречному прежде времени не стал. Тарко тоже запустил руку под шкуру, нащупав в поклаже какой-то дрын. Вдвоём, случись чего, можно отбиться хоть и от мечника. Но воевать не пришлось. Монах резко дёрнул узду и гнедой, послушно рванув в сторону, исчез среди деревьев.

— Ну и дела, — выговорил дед.

Он положил вожжи рядом с собой и замолчал на целых полчаса.

Скоро дорога вышла к Чёрному лесу. Лес этот раскинулся в самом глухом пограничье между мрачными и сказочными муромскими лесами и не менее мрачными и сказочными лесами мещёрскими. Вёрст через десять к северу начинались земли владимирские, восточнее и немного в стороне от мещёрских — муромские, на западе, за Цной лежали московские владения, а на юге — рязанские. Одно слово — пограничье. Впрочем, ни межевых знаков, ни чего-то подобного, сроду здесь не встречалось. Чёрный лес этот, как и болота вокруг, не принадлежал никому, да никому бы и в голову не пришло заявлять на него права.

— Таза лий, — попрощался Тарко, спрыгнув с возка.

И это были единственные слова, что он произнес за всё время пути.

Лес выглядел мрачным и тёмным даже в летний полдень, когда солнце пробивалось сквозь кроны, добираясь до влажной земли. Об этом лесе ходила дурная молва по всей Мещере, хотя людей, живущих в ней, напугать непросто.

Чёрным он звался отчасти потому, что редкая растительность здесь была чахлая, полуживая. Даже деревья зеленели кронами только на самом верху, из земли же торчали лишь голые, чёрные от сырости стволы. И сама земля пропиталась влагой, а вокруг часто попадались болота и трясины, над которыми поднимался смрадный туман. Несмотря на отсутствие корма, зверья в лесу водилось немало, и в голодную годину охотники из дальних деревень заходили в Чёрный лес ради добычи. Возвращались, правда, не все и не всегда возвращались в здравом рассудке. И от этого тоже прозывали лес чёрным. А ещё лес звался чёрным по цвету своих озер и болот.

Вообще-то болот и озёр по всей Мещере встречалось в избытке, но таких мрачных и бездонных как здесь не находилось ни в одном углу, даже Волчьи Мшары смотрелись куда веселее. В иных местах лесной народ мог и возле болот селиться, а возле озёр так обязательно. Но на болотах Чёрного леса люди не жили и не живут. И вурды тут не живут. Хотя, казалось бы, где вурдам ещё жить, как не в Чёрном лесу. Но нет, не живут. Опасаются даже они. Вот каким мрачным слыл Чёрный лес.

Но даже в сравнении с ним, Стылые Мары считались местом зловещим, погибельным. И если в лес по нужде люди иной раз забредали, то курганы, торчащие из болот лысыми макушками, обходили как можно дальше. Впрочем, и разглядеть их получалось далеко не у всех. Скрывались Стылые Мары от людских глаз, и только случай или козни злых духов могли вывести путника к ним на погибель.

И мало кто знал, что закрыл людям гиблое место никто иной, как Сказочник. А вот зачем он это сделал — то ли о людях радел, то ли тайну какую берёг — о том даже Сокол не ведал. Но теперь Дедушка ушёл, его чары ослабли, а дорога к Стылым Марам открылась для каждого, и Тарко намеревался первым воспользоваться оказией.

Он ступал мягко по топкой земле, каждый раз внимательно осматривая место, куда собирался поставить ногу. Здесь водились в избытке гадюки, и наступить на одну из них было проще простого. Но Тарко, продвигаясь мелкими шажками, вовсе не змей опасался. Сапог гадюке не прокусить, а в долгую схватку она вступать не станет, так как сама человека боится. Осторожность его была следствием слышанных с детства рассказов о духах здешних мест. То были не привычные лесному народу духи, что защищали род или племя, а если когда-нибудь и наказывали, то, по большому счёту, за дело. Не были они и духами какого-то иного народа, враждебно настроенного к мещёрцам. Они были чужды людям вообще. И любого человека могли воспринять как врага. Потому и важно было ступать мягко, дабы не потревожить кого-нибудь из духов.

Курганы курганам рознь и Стылые Мары тоже не одинаковы были. Одни считались погибельными, другие просто опасными, а третьи вроде бы вреда людям не причиняли. Пусть и редко кто из людей сюда забредал, но уж уцелев, всё что видел рассказывал. И понемногу копились в народе знания.

Могильный курган, к которому направился Тарко, среди Стылых Мар самым зловещим считался. Он торчал посреди болота, как огромная кочка, и оставалось только гадать, что за дело привело в это гиблое место небольшую дружину неизвестного князя. Какому народу принадлежал князь и его люди, кто встретил здесь отчаянное войско, кто положил всех до единого молодцов — про то никто не мог теперь рассказать, но по отголоскам старых преданий вся дружина во главе с предводителем упокоилась в этом кургане. Не знали люди и то, кем и когда был насыпан курган и кто хоронил воинов.

Круг, выложенный крупным белым камнем, опоясывал холм у подножья. И тоже загадка — кто принёс в эти места камень и уложил его, если за много вёрст вокруг ни природного, ни ломаного камня не встречалось. Никто, понятно, эти загадки и не разгадывал, и за каменный круг никто зайти не решался, даже если и приближался к самому кургану случайно во время охоты, когда преследуемый зверь пробивался сквозь чары и выводил за собой охотника.

Тарко, сняв с плеча сумку, осторожно вытащил из неё небольшого божка. Этого пузатого человечка с козлиной мордой некогда вылепила из глины его бабка. Но не та, которая была овдой, а другая — известная в деревне ведунья. Бабка давно померла, а перед смертью оставила внуку несколько странных вещиц, в том числе и глиняного божка, который по её словам оберегал от могильных стражей.

Тарко вовсе не был уверен, что бабкино наследство поможет ему против хозяев кургана, но другого способа управиться с мертвяками он не знал. В крайнем случае, у него оставался в запасе ещё амулет, полученный от другой бабки, той которая овда. Юноша рассчитывал, что какая-то из бабушек да поможет внуку.

Он водрузил божка на черту, пристроив между камней, и пробормотал под нос заклинание, смысла которого не вполне понимал, так как слова, использующиеся в нём, принадлежали к давно забытому людьми языку той поры, когда лесные народы общались на одном наречии.

Встав на ноги, Тарко осторожно переступил каменный круг и прислушался. Всё было как будто тихо. Хозяева кургана или его хранители, если таковые вообще существовали, никак не выразили юноше недовольства. Сделав десяток решительных шагов, он поднялся на вершину.

Макушку кургана венчал меч. Крест его рукояти возвышался выше самых высоких деревьев, окружающих болото, и если бы не чары был бы виден издалека. Возможно, кто-то нездешний мог принять его за могильный крест, но Сокол утверждал, что когда насыпали курган, христианства на Руси по большому счету еще не установилось, а Тарко мог добавить, что крестами могилы в этих местах не украшают и до сих пор. Так что меч вряд ли служил надгробием, а если и служил, то не по христианскому обычаю.

Много чего рассказывали по Мещере про эту могилу, но всё больше чужие сказки повторяли.

Говорили, например, что вовсе не русская это дружина легла в Чёрном лесу и не какой-нибудь из мещёрских отрядов. А пришло, мол, войско отчаянное из далёких земель, посланное жестоким властителем в никуда ради забавы или желания избавиться от сильных соперников. Неведомо как дошло войско до этих мест и полегло здесь безвестное.

Говорили так же, что не битва в Чёрном лесу состоялась, но человеческое жертвоприношение, которым волхвы древней Артании пытались задобрить своих жестоких богов, теперь уже всеми забытых. И что, ища надёжного средства, волхвы принесли в жертву сотню лучших молодцев, но это не спасло их страну, и она сгинула без следа.

Говорили ещё, в основном славяне, что меч, венчающий курган, принадлежал Перуну, а в могиле покоится вовсе не князь, а перунов слуга. И не просто себе покоится, но ждёт пробуждения. В подтверждение редкие очевидцы рассказывали, что притягивает меч к себе громы и молнии. Но не во всякую грозу, а только в особые дни.

А коренные мещёрцы толковали дело иначе. Что, мол, когда-то давно здесь стояли великаны онары и клинок выкован ими, большими умельцами в ремесле оружейном. А то что великаны умирая в холмы превращаются, знал каждый ребёнок.

И в последний слух Тарко готов был поверить, если бы не Сокол, который утверждал, что все разговоры о Могильном кургане не больше чем сказки, нарочно придуманные Дедушкой, дабы отвадить людей от гиблого места.

Тарко осторожно приблизился к торчащей рукояти. Даже по одной ней было видно, что меч находится здесь уже много лет. Оплётка из кожи давно рассохлась и частью сгнила, частью свисала ещё лоскутами. Только теперь юноша заметил, что клинок торчал не прямо из земли, а из огромного камня, водружённого на курган и заросшего от времени, а потому незаметного от подножья.

Он накинул на рукоять белый платок, каким его бабка покрывала голову, и прочитал ещё одно заклинание, примиряющее меч с человеком. Если бы то был обычный клинок, заклинания бы хватило, но с могилами всё обстояло сложней. Юноша подождал некоторое время, и только убедившись, что вокруг всё спокойно, что мертвецы не шевелятся под землёй, а духи не подступают из-за спины, взялся за рукоять поверх платка и медленно потянул меч из камня.

Тот поддался сразу, что являлось хорошим знаком, Тарко потянул сильнее и скоро вытащил клинок целиком. Лезвие блестело как будто и не провело многие годы в плену каменном. Ни пятнышка ржавчины, ни даже потускневших мест на металле глаз не приметил. Стараясь не касаться железа, Тарко обернул меч платком, затем всё вместе ещё раз обернул холстиной и для надёжности перевязал веревкой. Решив, что сделал достаточно, юноша засунул свёрток в сумку. Теперь оставалось самое сложное и опасное — убраться отсюда целым и невредимым.

Многие охотники за мечами или другими столь же опасными желанными сокровищами гибли от глупости и неосторожности именно тогда, когда считали, что поймали удачу за хвост. Сокол рассказывал множество подобных историй, да и сам Тарко знал их достаточно, чтобы не завопить от радости раньше времени. Он тихонечко спустился вниз, перешагнул через каменный круг и, не оборачиваясь, бросился вон от кургана.

Тарко промчался через болото так быстро, что покров не успевал почувствовать его тяжести, а кочки только чавкали в спину, затем побежал через лес, стараясь даже здесь ступать мягко и по возможности увёртываться от веток. Похищенный меч придавал сил, а страх перед прежними его хозяевами прибавлял скорости.

Пробежав версту-полторы, юноша остановился, чтобы отдышаться. Он был вполне доволен собой. Видела бы его сейчас Вияна! Уж теперь она пожалела бы о брошенном по запальчивости слове. Мало кому из смертных выпадает такая добыча, и даже князья получают в наследство от предков клинки попроще. Но и вспоминая обиду, и мощно втягивая воздух, Тарко не забывал о возможных преследователях. Задержав на мгновение дыхание, он прислушался к лесному шуму, особенно к тому, что доносился из-за спины. Ничего странного в том шуме не заключалось — обычный шелест хвои и листьев, привычное поскрипывание сосновых стволов, слаженный гул болотной живности. Тем не менее, страх искушал его обернуться. А как раз оборачиваться-то было нельзя. Как и заговаривать с кем бы то ни было, пока не будет пересечён спасительный чек родового леса.

Однако слушать шум не возбранялось. Хотя пользы от этого, кроме собственного успокоения, не было никакой. Тишина или привычные звуки вовсе не означают безопасности. За частую даже наоборот. И потому Тарко, передохнув, побежал так быстро, как только мог, дальше и дальше от могильника.

Следующую остановку юноша сделал уже на окраине Чёрного леса. И только остановился, как впереди, в плотных зарослях боярышника, послышался хруст веток. Шагнув под защиту ближайшего дерева, Тарко выхватил кинжал. О завёрнутом в ткань клинке как об оружии юноша даже не подумал, трогать его до очищения было смертельно опасно. Могильный меч, коснись его Тарко сейчас, вполне мог утянуть нового владельца обратно в курган или как-то иначе наслать погибель. Так что он довольствовался кинжалом, подаренным князем в прошлом году. Вещица без волшебства, но сделана добротно и против обычного врага вполне годится.

Он притаился за толстым стволом сосны и стал ждать. Хруст приближался, и вскоре из зарослей высунулась страшная бородатая морда. Юноша вздрогнул, по спине пробежали холодные мурашки и только чуть погодя он признал морду лесного хозяина.

Зубр почитался многими родами и народами Мещеры как зверь священный. В иных местах хозяином леса почитали медведя, но это только там, где не водились зубры. Могучий зверь олицетворял собой лесную стихию, его силу и не как-то иносказательно, но буквально. Бывает, храбрый охотник может выйти один на один против волка или кабана, особо смелые выходят в одиночку на медведя. Против зубра решится пойти в одиночку разве что последний безумец.

В другой раз такая случайная встреча Тарко может быть и напугала бы — хозяин лесов, если нападал неожиданно, вполне мог и порвать человека, и втоптать его в землю. Но теперь, юноше, ожидающему из-за спины нападение орды мертвяков, зубр показался просто приятным знакомцем. Тарко даже улыбнулся, продолжая впрочем, стоять без движения. А зверь повёл головой, остановил на мгновение взгляд на толстой сосне, за которой скрывался юноша, но затем, видимо решив, что здесь для него слишком опасно, подал назад и исчез в кустах.

Тарко перевёл дух и продолжил бег. Бежать ему предстояло ещё далеко, а до темноты, как ни крути, следовало добраться до родового леса. Только там он мог найти защиту от хозяев Могильного кургана. Но, пробежав ещё несколько вёрст, юноша понял, что не успевает. Солнце уже садилось, а ночевать в лесу было безумием. Не мог он зайти и ни в одно из ближайших селений. Неразумный поступок мог навести на деревню зло. Так собственно и поступают люди без чести и совести, добывающие проклятые сокровища. Заходя в деревню, они сбрасывают погоню с плеч, и подставляют взамен себя невинных селян.

Тарко так гадко поступить не мог и решил пробраться через лес в темноте. Он лишь вышел на окраину леса, где было светлее, и побрёл вдоль очередного болота.

***

Слишком много он думал о тех, что наседали сзади, а под ноги смотрел без должного внимания и вот неосторожно в нору вступил. Нога к счастью не подвернулась, но провалилась сквозь влажный мох. И вместо ожидаемой ямы с водой ощутила под собой пустоту. Ход! Надо же, как не везёт! Угодить из огня да в полымя! Разбудить Духа Корней последнее дело, особенно когда у тебя на плечах погоня из мертвецов.

Тарко замер, прислушиваясь к звукам вокруг, а ещё больше к тому, что происходит под землёй. Ничего. Тихо. Может быть, пронесло? Он принялся осторожно вызволять ногу, стараясь не задеть стены провала, не обрушить в ход ни камешка, ни веточки, ни комочка земли. Повезло. Не задел, не обрушил. Откатился на несколько шагов, затаился. Полежал на траве немного, успокаивая бешено бьющееся сердце и частое дыхание. Но залёживаться не следовало, погоня того и гляди объявится. Он мягко поднялся и осторожно, крадучись, двинулся подальше от нехорошего места.

И тут раздался протяжный глухой гул, будто рог затрубил из могилы, земля перед юношей вздыбилась холмиком, вспучилась и наконец лопнула, взорвалась, обдав его грязью. Из образовавшейся дыры поднялась на длинном и толстом корне морщинистая размером с лошадиную голова.

Тарко сразу узнал Духа Корней, или иначе Вутуя, и всерьёз испугался. Прежние страхи перед стражами кургана мигом потеряли остроту. Он погони-то собственно и не видел ещё, больше воображал преследователей. А тут прямо перед ним возник настоящий ужас. От рассерженного Вутуя убежать трудно, пожалуй, даже невозможно. Он ведь не зря прозывается Духом Корней. Каждый корень каждого дерева, куста, каждой травинки в лесу — плоть от плоти Вутуя — его руки, его сети, его путы. Так что бежать бесполезно. Споткнёшься о внезапно возникший под ногой корень, которого вроде и не было только что, упадёшь, тут тебе и конец придёт.

Эх, Вияна! Не увидеть тебе названного брата в почёте и славе, с древним мечом на поясе. Не испытать вины за неловкое слово, не попросить прощения. И не узнаешь даже, где сгинул любящий тебя человек, а быть может, и не вспомнишь о нём вовсе. Другая судьба тебе уготована, сестричка, другая дорога.

Разозлился Тарко от мыслей таких. На себя разозлился в первую очередь и на княжну во вторую. А злость вдруг воли прибавила, думать заставила о том, как выбраться из переделки, как спастись? Очень уж ему сейчас погибать оказалось некстати.

А как спастись? Можно было в три прыжка выскочить из-под деревьев, заскочить на какую-нибудь болотную кочку, переждать до утра. Но от Вутуя так просто не скроешься, он даже в болоте достанет. Дух Корней ведь не только в лесу хозяин, а болота не даром здесь зовутся коренниковыми. Под бурой даже чёрной водой на сажень, а то и на две залегает веками слежавшееся сплетение корней. То конечно всё мёртвые корни, но от этого не легче, а учитывая, что меч из могилы, как раз наоборот — вдвойне опасней. Мёртвое всегда тянется к мёртвому.

Вутуй, однако, нападать не спешил, лишь смотрел на человека сучками — глазами едва различимыми на замшелой покрытой трещинами голове и хрустел, подобно тому, как хрустят зёрна в мельничных жерновах. Может быть, он пытался что-то сказать человеку, но только Тарко его речи не понял. Он лежал не шелохнувшись, затаив дыхание, и боролся с желанием броситься сломя голову в сторону своего села. Здесь уже рукой подать до его родового леса. А там Духи Предков. Они защитят и от Вутуя и от тех, кто гонится следом. Да только не успеть.

Оставалось только одно — принести Вутую какую-нибудь требу. Какую именно Тарко не знал. Ни в одной мещёрской деревне, ни в одном лесном роду Духу Корней не поклонялись. Только старый Яндар умел как-то ладить с ним, и всегда испрашивал позволения, перед тем, как добывать для своих поделок молодые сосновые корни. Знать бы заранее, где соломки подстелить. Только ведь накануне целый день ворчание стариковское слушал, а нет бы спросить у Яндара совета, чем, мол, Вутуя задобрить можно? Но кто же мог знать наперёд, а теперь поздно спрашивать. Яндар поди уже до сына добрался и на московской стороне нынче ворчит. Так что самому предстоит решение отыскать.

Что же хочет Дух Корней от человека в уплату за разорённый ход? Не меча же, в самом деле, он требует? Почто ему клинок могильный? А если и так, то Тарко не собирался выпускать добычу из рук. Даже перед лицом гибели. Не для того сюда отправлялся, не для того пережил столько.

А что есть у него ценного кроме меча? Бабушкин оберег? Пожалуй. Вещицу, сделанную овдами, мог оценить и Вутуй. Вот только разумно ли платить такую высокую цену? А с другой стороны, куда деваться? Или меч ли оберег. Платить-то не за пустяк предстоит, а безделицей от смерти не откупишься.

И юноша решился. Сорвав с шеи оберег, кинул духу под ноги, или что там у него вместо ног. Амулет упал на рыхлый край ямы и, вздрагивая от земной тряски, понемногу исчез в глубине. Долгое время ничего не происходило. Тарко уже было подумал, что жертва оказалась напрасной, что не пришёлся Вутую по вкусу оберег. Но тут голова прохрустела что-то непонятное и стала погружаться обратно в землю.

Дух Корней принял жертву. Тарко тяжело вздохнул и уже без спешки побрел дальше. Как-то остыло всё внутри, ушёл страх, а вместе с ним и напряжение гонки. И преследователи из кургана больше не казались ему опасными.