Пленники Цирцеи

Фобос Глюк, 2020

Остатки человечества, потерявшего Родину, рассеяны по бескрайним просторам космоса. Они стали нежеланными гостями, кочевниками с лицемерным статусом граждан Галактики. В поисках нового дома человек, потерявший даже собственное имя, по прозвищу Фобос Глюк, Сладкий Страх, отправляется в неизвестность. Что ждёт его? Мир несовершенных грёз? Гениальный друг? Вечная любовь? К чему ведёт путь разочарований?

Глава 3. Почти как дома

Капсула как бы невзначай, между прочим, сообщила, что космических портов на планете моей высадки нет и в ближайшие сто лет не предвидится. Над поверхностью идёт грязный дождь, опасный для моего здоровья. По такому восхитительному случаю «арктурианская маршрутка», так межзвёздные странники за глаза дразнили данный вид транспорта, дарит мне надёжный защитный костюм и желает благополучного начала новой жизни. Аппарат завис, слегка покачиваясь, примерно в метре над пышным злаковым полем. Хладнокровно дождался, пока я переоденусь. Мягко уронил меня. И не спеша провалился в пёстрое небо. Я приземлился удачно. Немного подвёл тяжёлый рюкзак. Из-за него меня хорошенько встряхнуло так, что я едва не сел. Грязный дождь обваливался распушёнными хлопьями, разбухшими и дурно пахнущими, походящими на ошмётки разлагающейся некогда живой плоти. Они растворились на защитном костюме, бесследно стекая вязкой омерзительной слизью. А на первый взгляд безобидные растения со змеиным проворством хватали на лету извращённую манну небесную и с жадным хрустом колосками, стеблями и листьями поглощали.

— Доброе утро! Документы с собой? Предъявите, пожалуйста. — Невероятно, только приземлился, но узнал голос. А потому ответил дружелюбно, не успев обернуться.

— Здравствуйте, капитан Соловьёв! Конечно, секундочку. — И, забыв о предосторожность, стал расстёгивать костюм. Паспорт покоился во внутреннем кармане пиджака. Добраться до него было ох как непросто, да и не получилось.

— Только не здесь. Пройдёмте в машину. — Он культурно распахнул передо мной заднюю дверцу жёлтого советского «Москвича». — А мы разве знакомы? Конечно, за капитана спасибо, но я пока старший лейтенант. Странное явление природы эти наши дожди. Как мучилось человечество, пока специальную краску не изобрели. Слышали про то, что милицейские машины стерильные? Чистая правда!

— Не поверите, ни про грязные дожди, ни про дезинфицирующую краску никогда раньше не читал и даже не подозревал. А вот вас хорошо знаю. — Протянул ему паспорт. По привычке застыл в немом ожидании. Сейчас с наилучшими напутствиями вернут документ, попрощаются и, вероятно, предложат подвести. Вот только куда? Но не тут-то было.

Лейтенант пролистал документ. Пристально взглянул мне в глаза. Взгляд у него добрый, сочувствующий, калибрующий, просеивающий тайны, отделяющий их от баек.

— Угощайтесь. — Протянул пачку сигарет. Знакомое слово «Космос» изображалось латинскими буквами с тремя «s» на конце. — Дядя из Прибалтики прислал. Держу в бардачке на особый случай. Я сейчас. Окошко откройте. Дождик кончился. Наслаждайтесь. Табачок что надо!

Соловьёв выскочил из машины. Вплотную приблизился к группе товарищей, что-то бурно обсуждающих. И я внятно услышал:

— Полюбуйтесь, какого инопланетянина мы поймали.

Удостоверение личности Фобоса Глюка пошло по рукам. Блюстители порядка по-деловому высказываются.

— Фобос Глюк. Из Латвии или Литвы, скорее всего. Там точно есть похожие имена.

— Да, на грека он совсем не похож. Нет. Сумасшедшая пометка — «Гражданство галактики приостановлено на время пребывания на планете СССР». Пряхин, что скажешь? — Подоспел персонаж плотного телосложения в тройке песочного цвета.

— Паспорт фальшивый. Страницы из тонкого полимера с вшитой микросхемой. Как бы не смежники подтрунили. Они ординарно бравируют новомодными капризами.

— Ладно, Соловьёв, вези его в отделение. А там посмотрим, кто кого разыграл.

Лейтенант вернулся. Прочитал в выражении моего лица: «Начальник, я суть уловил. Объяснять не надо». Решил подержать интригу. Ворчливо по-стариковски заурчал мотор. Сухое поле ползло назад, точно выпихивая нас прочь.

— Месяц назад положили асфальт. Укатали. Как зеркало стал. Автомобилисты нарадоваться не могли, их подружки — налюбоваться своими отражениями. И вот тебе на — кочки, ухабы. Дождик кушает и людей, и дороги, по которым они ползут. А у вас, в галактике, с дорогами лады? — Вскользь глянул на меня, не спугнул ли.

— Я на Земле матушке прыть продышал. Там у людей те же дороги и те же ходоки.

— А это разве не Земля? Приедем, покажу атлас. На всей Земле социализм победил. Одна страна на пять континентов. Нет врагов. Некого бояться. Здорово, а!? — Проверяет. И уверено мнит себя хитрецом и тонким психологом, дипломатом.

— Не сомневаюсь, люди у вас добрые, потому что счастливые, — твёрдо ответил я.

— Так-то оно так, но и нам татей девать некуда. — Он указал на тротуар с моей стороны от дороги. — На остановке народ толпится. Автобус пропустили. Следующей двойки не меньше получаса ждать. Воровку задержали. Рецидив у девушки. И на поруки её брали, и из института отчислили, продолжает кошельки у старушек выуживать. Думаю, её, бедную, лечить надо. Общество не перевоспитает.

Прошли через шумный милицейский двор, мимо дежурного у входа, по мрачному коридору с моргающими длинными лампами дневного света. Облупленные стены. Синий крашеный низ, белый белёный верх. Стёршийся до бесцветности пол. Ряд облезлых кресел, возможно, изгнанных из актового зала. Попросят час-другой повременить. Вполне себе земная идиллия. Может, и не улетал никуда? Тоскливо.

— Немного подождите. Вас позовут.

Сбылось. И когда зевота вошла во вкус, веки сладостно налились сонной тяжестью, меня окликнули. Ещё раз спросили, кто я и откуда. Показали настоящий документ с фотографией и пропиской. Сказали, что мой советский паспорт должен выглядеть примерно так. Я, естественно, без утайки изложил в сжатой форме историю предыдущей жизни. После чего вся компания милиционеров дружно перешла на «ты». Чутьё подзадоривало, могут запросто поколотить. Безукоризненное домашнее зачисление чуть загулявшего космонавта.

— Ну почему же вы мне не верите? Кто, как не советская милиция, помогает людям!

— Лично я тебе верю, — вступил в разговор Дубченко. Он, как и в кино, самый добрый в коллективе. — Вот, скажем, профессор Преображенский жизни спасает, органы пересаживает. Не удивлюсь, если сознается, что он гражданин Вселенной.

— Филипп Филиппович, что ли? — Булгаковский образ зашевелился в моём мозгу. Пришлось назвать его по имени, лишь бы отстал. Устал с перелёта, сказывалось.

— Да и я тебе поверю. Но предоставь доказательства, раз в милицию попал, — вмешался капитан Жолобов. — Прикид у тебя не наш, конечно. Но штаны, туфли и куртку ты мог на рынке добыть. Там и не такое добро всплывает. Но должно быть ещё что-то, способное нас убедить. Думай активнее, брат, пока шанс не упустил.

Точно есть. Порылся в рюкзаке и с самого дна откопал планшет.

— Таких совпадений природа не производит. И несмотря ни на что, откуда я тебя знаю? — Обернулся к Соловьёву. — И его, и его. А ты, кстати, Пряхину чирик когда отдашь?

— И не говори, твоя правда, больше года ждал, — подал голос Пряхин. — Ну, хорош интриговать, показывай, что там у тебя за компромат на нас. Доставай козырь.

Включаю. Слава Богу, работает, и зарядки ещё часа на четыре хватает.

— Сериал про вас, два сезона. Совпадают фамилии имена, лица, смотрите, мужики.

— Давай так. Ты сейчас сядешь и напишешь нам, как оно было. А мы твоё кино посмотрим. Вот тебе бумага, ручка. Показывай, как твой телевизор включается.

Первым отреагировал Соловьёв. Он не на шутку взволновался, нажал на «стопы», не досмотрев до конца первую серию. Лицо покраснело. На лбу испарина блестит.

— Мы этого маньяка поймали, ещё месяца не прошло. А вы уже кино про нас сняли. Лихо работаете, ребята! Уважаю. Можно мы ещё посмотрим? Интересно же.

Показал, что делать, когда сядет батарея. Объяснил алгоритм владения камерой и плеером.

— Не возражаешь, если я для расследования твою игрушку применю?

— Да на здоровье, не жалко подарить. Вам в работе нужнее. Жаль, личные файлы не удастся на другом носителе сохранить. Смотри, главное, там, ничего не удаляй.

— Хорошо, друг, сохраним. Захочешь освежить память, придёшь и всегда возьмёшь.

— А ну-ка, что ты тут налепил. — Котов пробежался глазами по моей объяснительной записке. — Вот это плюс, это, — бросил на стол мой паспорт, — на психушку тянет. Понимаешь, до конца твоих дней коммунизм в сочетании с лечебной дисциплиной. Паспорт спрячь подальше и никому не показывай. А сочинение на тему «С кем я провёл лето» новое напишем.

Смял лист с моими каракулями. Швырнул в урну.

— Пиши: «Заявление», двоеточие. С новой строки: «Не могу вспомнить, где и при каких обстоятельствах потерял сознание. Очнулся на овсяном поле в районе пивоваренного завода „Новая заря“. Документов при мне не оказалось. Имени и адреса своего не помню. Обратился за помощью к сотрудникам милиции. Прошу помочь восстановить мою личность и утерянные документы». Вот здесь сегодняшнее число, в правом нижнем углу подпись. Мы не слепые и не звери, заметили, человек ты хороший. И к правоохранительным органам относишься с уважением. Поможем. Дубченко, отвези человека в больницу и займись его делом основательно. Каждый из нас может запросто по голове получить. Сознание потерял. Очнулся. Ни денег, ни документов. И что ж прикажешь, помереть из-за какой-то сволочи? Нас ты, оказывается, хорошо знаешь, до мелочей. Про должок Соловьёва мне, его начальнику, неведомо было. Профессора Преображенского сразу назвал. А там, глядишь, ещё что-нибудь память подбросит. Жолобов утверждает, будто наблюдал за твоей посадкой. Забудем. Я так считаю. Стал нашим, живи по нашим законам. А нарушишь порядок, тогда и разъясним. Не поможет, накажем. А пока распогодится, отдохни.

В больнице мне сразу понравилось. Очень тихое отделение. Большая чистенькая палата. Одиннадцать соседей. Но кто в полусне, кто в забытьи. Двое, судя по телосложению, военные, в самом углу тихонько бредят. Из палаты во внешний мир два больших окна и балкончик. Через жиденький сквер проглядывается дорога. С виду обычные тополя и клёны удивительно смягчают и приглушают звуки. Проносятся мотоциклы, катятся автобусы и легковушки. Проползают тяжёлые грузовики и трактора. Как им и положено, с устаревшим советским акцентом грохочут, трещат, скрежещут и ухают. А уж как механические бестии коптят. Но сглаживается копоть. Фильтруется шум. Ничего больше не раздражает. Полный покой и умиротворение.

Прохожу через три осмотра. Задумчивые доктора щупают голову, просматривают через оптику глаза, проверяют рефлексы. Задают вопросы с подвохами и ловушками. Отпускают в палату. Благочинного вида дедушка на соседней койке спрашивает, нет ли у меня табачку. Нащупываю в кармане пачку так и не возвращённого Соловьёву прибалтийского «Космоса».

Выходим на балкон. Воздух сырой и тяжёлый, без признаков упоительной свежести. Решётка снизу до верху. Ощущение такое, словно происходящие события придуманы и разыгрываются детьми, переодетыми и загримированными под их родителей. Стоит выбраться из клетки, и за поворотом встретишь будущего режиссёра. А он, расплакавшись, признается: суета, всё валится из рук. Неполадки одна за другой. Кондиционер безобразничает, не те потоки, ветром не назовёшь. Фонограмма запаздывает, да и звучит нечисто. Но нет, не так проста реальность. Напряжение и ложь пронизывают её. Безмолвие, и то какое-то нечестное получается. Молча дымим. Не о чем и не зачем растрачивать слова. Души устают, нуждаются в покое. Царство настоящего покоя приняло меня и разрешило остаться. Надолго ли? Зачем? Какая опасность притаилась за чёрной дверью предстоящей ночи? Поживём — увидим.

Заходит медсестра, чужая и притихшая, сравнимая с тенью давно минувшего столетия. Дежурно заверяет: инструменты проходят тщательную санитарную обработку, заражение через них исключено. Необходимо, на всякий пожарный случай, уколоть прививку от грязного дождя в комплексе с витаминами и минералами. Колет. Анонсирует капельницу, безумно полезную для мозга. Процедура и её исполнительница гарантируют восстановление клеток головного процессора и мягкую стимуляцию их активной деятельности. Согласно киваю. Высвобождаю верхнюю конечность из-под плотного одеяла. И потекла по венам сила мысли. Забил фонтан гениальности на отчаянье и безысходность. Даже плохо развешенная и сложенная на стуле одежда медленно расползается, разглаживаясь и обновляясь. Бред наяву, да и только!

Призрак в белом халате отсоединяет капельницу. Шепчет почти в самое ухо, что мне пора отдохнуть, а к ужину она обязательно меня разбудит. Не терпится приколоться и заработать пощёчину. Морок надо как-то разгонять. Осторожно, тяжело раненным бойцом привстаю на локтях. Мой ответный стон чуть ли не целует мочку её уха. Помеха тонкий локон.

— Девушка, милая, а вас не затруднит рассказывать мне сказки? Без сказок не усну.

— Ну, слушай. Далеко отсюда, на забытой богом планете, жил был…

Мой нездоровый каприз не привёл к желаемой адекватной реакции. Напротив, медсестра наклонилась и слишком по-матерински чмокнула меня в щёку. Бог сновидений Морфей, а возможно его здешний коллега, нешуточным рывком перетянул меня в виртуальное пространство алогичных грёз. Державший за руку эфемерный супермен изловчился было закрепить меня в специальных тисочках, ремешках и зажимах, дабы скрупулёзно разобрать на мелкие частицы и после незначительной корректировки сложить заново. Но лишь коснулся меня кончиками незащищённых перчатками пальцев, резко отпрянул. Пошёл волнами, будто представляли его по старому неисправному телевизору со слабой антенной.

— Простите, повелитель. Откуда вы здесь? Готов реализовать любое ваше веление.

— Сознайся, мне ничего не угрожает? — Я доверчиво полагался на его искренность.

— Нет, кроме вас самого, ничего. Призовите, и я не заставлю повторять дважды. Можете называть меня реконструктор. Нам вас очень не хватало.

Пробудился, недослушав, Нас часто отвлекают пустяки. Бывает, одновременно приходят долгожданная муза, и назойливая соседка за солью. В подобных неравных поединках всегда побеждает вторая по тому простому вечному принципу — ей ведь нужнее. Так вот от упоения новой властью отвлёк меня глупейший вопрос.

— Как вы себя чувствуете? — Улыбалась медсестра синхронно глуповато и виновато. При данных обстоятельствах я не анализировал интонацию и мимику почти эфемерного, ирреального ветерка. Явление позиционировалось отвлеченно.

— Вполне сносно. Но будь у меня в запасе хотя бы минут десять, мои чувства к вам носили бы характер беспредельной страсти. — Отражение её эмоций окрасилось в краски восторженного недоумения. Вряд ли моя липкая чушь — предел её мечтаний.

— Пора ужинать. Сейчас вам принесут перловую кашу и чай. А вот это милиционер передал, ну, тот, который вас привёз сюда. Говорит: «Человек не должен чувствовать себя одиноким. Потеря памяти не смеет обернуться утратой интереса к жизни». Вот, держите гостинец. — Она протянула красную авоську, в которую попалось три крупных яблока, апельсин, пачка печенья и литровая банка томатного сока. — И атлас. Вроде как он вам его обещал. Да, тут ещё сигареты. Я сперва решила выдавать по одной. Потом до меня дошла бессмысленность затеи, получите блок целиком. Их другой ваш знакомый передал. Но перед тем возьмём кровь на анализ. Из вены. Расслабьтесь.

— Но вы же говорили утром? — запротестовал я, понимая, что поспешность неспроста.

— Доктор потребовал не откладывать. Наш гражданский долг — немедленно вернуть вас в строй. Всё стерильно, опасаться нечего. Утром баночку с мочой оставите на тумбочке. И никаких забот. Вечером кушайте, что захотите, хоть мясо с салом.

Действовала она грамотно и натренировано. В другом месте и при иных обстоятельствах на одну порцию моей красной жидкой соединительной ткани извели бы куда больше времени, чем этот специалист на целый штатив. Когда последняя пробирка наполнилась, комочек ваты приклеился к пробоине. Лёгким движением согнула мне руку в локте, пожелав приятного аппетита, и выскользнула в коридор. Вместе с обещанной кашей и чаем принесли жирную сардельку и два больших бутерброда со сливочным маслом и сыром. В тот самый момент я ощутил, как зверски голоден. После сытного и сказочно вкусного ужина не последнюю роль сыграл тот самый приятно нахлынувший аппетит, я придался неторопливому аналитическому перекуру. Получалось, Мир, в котором я так внезапно очутился, — запоздалая искажённая копия потерянной навсегда колыбели человечества. Сей нехитрый вывод с лихвой подтверждался своевременно подвернувшимся атласом планеты СССР. Очертания материков и гор скопированы в точности. Названия географических объектов повторяются процентов на восемьдесят. Разница в этническом составе населения куда разительнее. Кто-то откровенно выбирал, кому жить на этом подобии Земли. Социально-политический строй один на всех. Удобно, если управление сосредоточенно в одних руках, в одной голове.

И что мне это даёт? Да пока ничего, кроме желания выкурить ещё одну сигарету. Зажглись фонари набухшими каплями света на изогнутых столбах. Столбы, в отличие от земных, напоминали воткнутые в асфальт гигантские душки очков. Внизу зеленоватый и голубоватый свет скрадывался и искривлялся неверными тенями. Вверху он неровно отражался бугристыми облаками. Весь день небесный странники собирали, всасывали шум, копоть, пыль и грязь с твёрдой поверхности, чтобы за ночь переварить и вернуть этой земле грязным дождём. А пока тучки созреют до приземлённой тяжести, будут отбрасывать отражённое сияние группами причудливых иероглифов, титрами завтрашнего дня. После рассвета сегодняшние сплетни и миазмы превратятся в пищу для будущего пива, одежды и хлеба. Возможно, этот Мир задумывался как более доброе подобие нашего. Но что из этого вышло? Откроется ли завтра тайна неестественности здешней жизни?

Конец ознакомительного фрагмента.