Пленники Цирцеи

Фобос Глюк, 2020

Остатки человечества, потерявшего Родину, рассеяны по бескрайним просторам космоса. Они стали нежеланными гостями, кочевниками с лицемерным статусом граждан Галактики. В поисках нового дома человек, потерявший даже собственное имя, по прозвищу Фобос Глюк, Сладкий Страх, отправляется в неизвестность. Что ждёт его? Мир несовершенных грёз? Гениальный друг? Вечная любовь? К чему ведёт путь разочарований?

© Фобос Глюк

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2020

* * *

Посвящается Эдуарду Вагановичу Васкерчяну, Элизе Константиновне Елтанской, Варваре Георгиевне Зурнаджиевой и Майе Ивановне Полябиной, учителям, научившим меня думать.

Начало излома

Эта невероятно запутанная история берёт своё начало не от моего рождения и не от вялого краха отчего ветхого Мира, а от плоской шутки в дождливый будний день.

— Фобос, вы всё убедительней похожи на своё прозвище. — Безмерно чуткий шеф вынырнул из-за моей спины, приложил тыльную сторону ладони к границе моего нимба, ведомой только ему одному и, побледнев, продолжил. — Жду вас на работе завтра в восемь со свежими и позитивными мыслями. Для чувства юмора одного чувства недостаточно. Требуются ещё ум и вдохновение. Страх от головокружительного предчувствия восхождения, взлёта должен быть сладким. Сущая победа должна пробуждать сладкий страх невероятности. Мне пригодится алмаз, а не размазня…

— Я знаю, какой парень принесёт успех компании. К рассвету я его добуду, — посулил так, будто за подобные обещания и выдавали регулярные щедрые жалования.

Неврастеничкой судьбой дарованы почти целые сутки. Снял отпечатки времени с экрана мобильного телефона. Двадцать три часа двадцать три минуты в запасе. Удосужусь без суеты и спешки горы свернуть, да ещё чёртову дюжину чашек кофе осушу, с сигаретой нацелуюсь и предаться мечтам успею. Но первым делом выброшу вздор и панику, очищу просветлённую, просвещённую голову и великодушное, ранимое сердце от драгоценного мусора до стерильного вакуума. Утешено и безоглядно вывалившись за порог, я мгновенно промок, продрог и потерял ориентиры. Помнил, что ближайшее укрытие примерно в двух кварталах. Как о нём отзывались коллеги — маленькое кафе с замашками большого ресторана. Загадочно-чудное для большинства обывателей название «Анатаз» выдавливало ироническую улыбку. Кажется, у древних греков сие слово обозначало удивление, а у геологов — камень, медово-жёлтый с алмазным блеском. Явный, неприкрытый рекламный трюк. Как говаривал старина Бисмарк: «Чем больше замысловатых непонятностей, тем сильней народ к тебе тянется». Бисмарком мы дразнили шефа, крошащего неистощимый переизбыток невнятной мудрости духовно оголодавшим согражданам, точно сдобную булку уличным голубям. В данном случае, когда всё было ясно, кроме того самого божьего дня, он бы изрёк: «Ведаешь, что нельзя, а идёшь, следовательно, мы, Николай Второй, а не Фобос Глюк. И то, что для иных — проклятие, для тебя — судьба!» Предчувствие не то чтобы не подвело, однако вряд ли оправдалось. Оно сбылось, поскольку помешать, переиначить, скорректировать я не горел, не тлел и не отбрасывал тени. Безнадёжная примитивность — тщедушно довериться мутному течению, наречь чёрствой судьбой и виновником бед заодно.

— Похоже, вас к нам пока не заносило ни лихим ветром, ни ливнем безысходности.

— Похоже на то. Коварное утро! К вам зашвыривает либо разгул стихии, либо шальных денег. У скромных тружеников в мирное время крыша едет в другую сторону. Не до шику. — Язык — враг. Договорюсь незамедлительно, точно прогонят.

— Добро пожаловать! Согреетесь. Просушите одежду. А мы от чашечки кофе не обеднеем. По восточноевропейским слухам, в этакое ненастье хороший хозяин собаку на улицу не прогонит. — Я бережно втянут под навес. — Притча есть. Схватился тонущий утюг за бесплатную соломинку. И всё ровно пошёл ко дну. Понял, что жизнь дороже. Деньги и рыбу в лодке считать не принято. Сочтёмся.

— Ну, за порцию согревающей бодрости я и сам готов отдать полцарства, особенно когда не все дома, без царя в голове. — Шутки не склеивались, но для творческой разминки всецело годились.

Дождь принял в мокрое братство. В подтверждение стекал ключами, ручьями и водопадами. Он на три четверти состоял из меня, а не наоборот. Я медлил, не лить же лужи в заведении. Зазывала что-то напряжённо обдумывал.

— Так и быть, приглашение принято всерьёз и надолго. — Если понравится, использую для деловых встреч. Окатило пряным кофейно-десертным теплом. Звуки, похищенные у райских птиц, свивались в экзотические мотивы, подсознательно принуждая следовать за продолжением. Психическая гравитация.

— Превосходно! Двойной заказ. Первая чашка за наш счёт. Вторая порция оплачивается гостем. Интересно, что окажется вкуснее. Поделитесь наблюдением.

— А уксус у вас не подают? — И только тут я разглядел вышедшего мне на встречу официанта. Миниатюрный азиат, скорее всего вьетнамец, широко и искренне мне улыбался. Его мимика дезориентировала, но незначительно. За яркой лицевой вывеской: «Рад по-человечески» маячил огонёк: «Ты-то, дружок, мне и нужен».

— У нас всё возможно. Столик вон в том углу отныне ваш. — Он предупредительно забрал плащ, предварительно напомнив изъять из собственных карманов всё необходимое для приятного отдыха. Я вольготно угнездился лицом к прозрачной стене, за которой по-прежнему суровое ненастье бесцеремонно помыкало миром людей. И вдруг пейзаж сменился. Ленивое чужое море переставляло друг через друга тяжёлые рассыпчатые волны, таинственно подбираясь к зеленоватому песку. Я вздрогнул от неожиданности. Несколько раз моргнул. Но так и не смог согнать морок. Более того, видение прояснялось. Через несколько мгновений на горизонте нарисовалась голова стремительно выгребающей к берегу девушки. Завораживающий эффект её движений объяснялся не только неизвестным мне стилем плаванья, но и шестирукостью неземного, без сомнения, прекраснейшего создания. Иссиня-чёрный шторм белозубо скалился пенными гребешками, глотая, закручивая и вышвыривая упрямую спорщицу. Она же откровенно наслаждалась.

— Видеопанно что надо! Способствует обретению утончённой свежести эмоций! — выпалил я вслух, так как сдерживаться больше был не в состоянии. Заметно потеплело. Даже в пот бросило. Азарт болельщика, или солёные брызги оросили?

— Данное зрелище доступно не всем. Посетители за вашей спиной не уловили перемен. — Я обернулся. Мой гостеприимный спаситель мягко переступал с ноги на ногу, словно вальсируя с подносом. Кроме обещанного ароматного питья, прибыли вазочки и блюдца с десертами. Посуда из тончайшего фарфора источала мягкое внутреннее свечение. Содержимое своенравно подчиняло рецепторы, повергая меня в нечеловеческий голод. Я слышал почти ангельское пение и музыку блюд. Обоняние перевоплотилось в осязание, зрение и слух. Или мне так только грезилось? Неужели галлюциноген? Если на протяжении двух недель смиряться с диетой студента, обваливаются неприятности и гораздо хуже ложного восприятия.

— Так вы на полноценный обед раскрутите, — я не удержался от ядовитой колкости. — Одна беда — бегаю не лучше, чем оплачиваю. Догоните — не переживу.

— Да, было бы неплохо начать с чего-нибудь более серьёзного. Но не в вашем случае. — Он не придал значения моей ироничной интонации. А пожилая парочка за соседним столиком противно захихикала. Пришлось снова повернуться лицом к потустороннему, не нашему пейзажу. Плавица уже сидела на берегу, улыбчиво терзала меня сумеречно фиолетовым взглядом, размашисто приветствуя верхними и средними конечностями. Капельки чужого моря, сильно отставшие от общей группы, тусклыми метеоритами с зеленовато-золотистых волос внедрялись в перекрасившийся в бронзовые тона искристый песочек. Излишне покорные звуки.

— Так что это? Имитация? Согласитесь, море, капли, птицы похожи на наши, но другие, сомнительные, недоработанные, что ли? Даже цветовая гамма у них какая-то непостоянная, неустойчивая. А девица так вообще из легенды, — не унимался я.

— Для вас и меня — смотровая витрина в другой Мир. А для форточника — просторное окно в эту реальность. — Официант кому-то приветливо кивнул как старому приятелю и многозначительно улыбнулся. Он безукоризненно перевоплотился: костюм, бабочка, белоснежная сорочка не подчёркивали в нём гарсона, а обаятельно, с тонким, таинственным шармом оттеняли лукавого бизнесмена, юриста, дипломата. Многогранная, наделённая талантами неординарная личность, гибкая, скользкая тень, оборотень, заблаговременно усвоивший клиента досконально и неприметно.

— У вас не занято? Позволите присесть за ваш столик? — Новый собеседник проявился, сгустился из воздуха, насыщенного парами и таинствами, незримо и бесшумно, но как будто вполне ожидаемо. Случайное попадание претендовало на нелепо замаскированные переговоры, невесть с кем и на какую тему. А плевать.

— Да, безусловно. Как раз такая компания мне необходима. Вы и есть тот самый форточник? Неужели прививка против коралловой лихорадки подействовала? — вспомнил я недавно прочитанный рассказ о ныряльщике, навсегда потерявшем берег. И усомнился, поймёт ли шутку? Испытываю неловкость, когда смеюсь один.

— И без неё не обошлось. Она ослабила сопротивляемость барьерным состояниям. Простите, Вам данные термины ни о чём не говорят. Хотя про ныряльщика вы уже знаете. Наша фантастика старая, как ваш Мир. Не подвергайте сомнению, книги — непревзойдённые, ловкие и пронырливые форточники. Крадут и мысли и души. Я Чжуоу. Бог. — Он мгновенно отредактировал черты лица, фигуру, одежду и голос. Детали затуманивались и затем плавно проявлялись иначе. Другие фрагменты внешности перерождались на глазах, мерцая и извиваясь. Но мне, увы, не вспомнить и логически не воссоздать природу его гуманоидных, антропоморфных трансформаций. Задача элементарная и удобопонятная — дезинформировать, сбить с толку. Впрочем, и я не нацеливался обогащать оригинальным типажом его личный банк друзей, приятелей, востребованных компаньонов и неслучайных знакомцев. Минимум половина из них утратила актуальность и значимость. В светлой голове, доставшейся тёмному примату, намечалась генеральная чистка обжитого и пропитанного пылью главного архива.

— Фобос Глюк, тоже Бог в каком-то смысле, в общих чертах.

Мы дружно рассмеялись, точно знакомы были давно и понимали друг друга лучше, чем самих себя.

— Я не рвусь в гости в иную вселенную, созданную лично Чжуоу. Но жажда убеждений требует реального на вкус и на ощупь сверхчеловеческого чуда. Ложные образы, ощущения и прочий морок не в счёт. Условились?

— Не позволю являть фокусы. Хотя овладеть двумя-тремя стоящими трюками неистово хотелось.

— Что ж извольте! — Две пары рук встряхнули воздух. Похоже, он соплеменник заслоняемой им теперь красавицы. Да, вот ещё две конечности извлекли из-за его головы небольшую резную шкатулку оранжевато-кремового дерева. — Коснитесь кончиками пальцев крышки. Прикройте веки. Представьте что-нибудь съедобное. Почувствуйте запах, вкус, цвет продукта. Я тоже большой почитатель Макса Фрая. Нет никакой щели между мирами. Есть материализация вещей из памяти и воображения. Дефекты предмета, который вы достанете через несколько минут, неизбежны. Они отразят погрешности вашего представления о пространстве, Мирах и природе вещей. Теперь о вкусах можно поспорить. Угостите, и я почувствую то же, что и вы. Кстати, всё одушевлённое воспроизводится легче, ведь вы вкладываете свою душу. Но, к величайшему сожалению, живые и мыслящие искажения нам всегда дороже обходятся. Душа человека бессмертна и почти всегда бесплодна. Боги же зачастую теряют её в родовых муках. Ну, про спекуляции в данном сегменте рынка я поведаю в другой раз. А сейчас сосредоточьтесь.

Он надолго умолк. Когда я окончательно сформировал мысленную модель вкусняшки и поднял крышку, стыд и удивление затуманили мой разум. Сладкий страх рассеялся, и моему взору предстала глупая сценка: по миниатюрному помещению из угла в угол, будто заключённый по тюремной камере, ползала неаппетитная паукообразная букашка. Я осторожно наклонил радующее пальцы вместилище творений, и на моей ладони, значительно прибавив в размерах, оказался бесформенный колючий хомяк с выгнутыми вперёд рожками.

— Вот чёрт, обломался. — Окаменевшими созвучиями выпало у меня.

Как я был раздосадован! Приходящие на ум поговорки ехидно грохотали в голове адскими насмешками. При чём тут первый блин, который всегда комом? Назвался Богом, полезай в шкатулку. И каждый твой блин — первый в значении лучший. Едва удержался от детоубийства.

— Я и не предполагал, что он так выглядит, — ободряюще расхохотался мой наставник. — У каждого свой чёрт. Но, уверяю вас, это — не он. Воображение тоже нуждается в систематических тренировках, — откашливаясь, сквозь смех прохрипел чужой Бог. — Тяжелы руки и помыслы молодого творца. В его голове заточены мысли. Джин в тесной лампе отвыкает от тонкой работы. Чудотворную шкатулку пока придётся дразнить табакеркой.

— Неподражаемые идиоты! Сотворили хрен знает что, а теперь прикалываются. — Приподнявшись на задние лапки, вознегодовал зверёк. Но вместо того, чтобы убежать, разлёгся между кофейными чашечками. Экзотический бифштекс не иначе.

— Вам потеха да забава, ну а мне — дурная слава, — продекламировал продукт праздного легкомыслия. Выдержал театральную паузу и, приподнявшись на локтях, добавил, — Не сбежать душе от нрава ни налево, ни направо. Худо, бедно, скучно, бледно, но над пропастью победно. Есть одна у нас стезя — там нельзя и тут нельзя. Гениальность перекрывает неполноценность. Прирождённый поэт. А вы, шуты гороховые! Мне смерть на дуэли, вам — вечный позор. — Он наконец унялся.

— Считаем плюсы и минусы. Живой, разумный, прикольный литератор, неспособный обитать ни в одном из уже существующих Миров, кроме этой коробки. Впускай его обратно, пока не зачах, но прежде дай имя. Загоришься пообщаться — окликнешь. Второй минус — мы без подписей и страшных клятв несём ответственность за одушевлённые творения. А сколько сил уходит? Теперь к делу.

— Я буду откликаться на имя Чёрт, — встрял смешной комочек, нырнул в убежище и бесследно растворился в чернеющей пустоте.

Чжуоу установил шкатулку донышком на стол, быстро прикрыл, коснулся кончиками пальцев крышки, и одно за другим перед нами высыпали, столпились неведомые земным гурманам блюда.

— Потренируетесь на досуге, если примете моё предложение. — Он многозначительно заглянул мне в глаза и продолжил. — Вы совсем не цените своё время. Транжирите, коротаете и просто убиваете его. А между тем, для нас, бессмертных, оно бесценно, равно как для вас — эта волшебная вещица. Оно — энергия с обратным вектором, которая позволяет вернуться и вернуть… — Он на мгновение призадумался. — Буду проще, дарите один день из вашей жизни. Любой из прожитых отрезков, кроме рождения, хотя при определённом раскладе тоже подойдёт, поскольку наша встреча предрешена и неизбежна. За это я наделяю сверхъестественной способностью, одной реальной на выбор. Летать, проходить сквозь стены, исцелять, воскрешать, не бояться ядов, производить их из чего угодно и где удобно, даже в собственном организме. Любой талант устрою мигом.

— А если я пожертвую день смерти? — На мой привередливый вкус острота удалась. Получить вечность и океан штучных сюрпризов в придачу. Что может быть круче?

— И сами не ведаете, какой щедрый вы авантюрист. Для вас, мой друг, барышня с косой — судьба, жребий, неизбежность. Она очень ответственный исполнитель, следовательно, назойлива и неотступна. Поцеловавшись раз с надёжно запертой дверью, она придёт ещё и ещё, чтоб поискать окно, форточку, лаз. Попытки взломов, подкопов, подрывов почти бесконечны, пока не исчезните или не станете Богом. А посему вместо одного дня Фобос Глюк мне предлагает полноценный абонемент на подзарядку. Тот, от кого зависят Боги, волей-неволей стремится вознестись над ними. В нарастающих желаниях трудно не скатиться до Люцифера. Вам это имя знакомо? Несущий свет ослепнет духом и в одно ярчайшее время всерьёз и на веки веков провозгласит персональный мрак светом истинным. А судьба не дозволит ни насладиться бытием, ни расквитаться с ним. И не потому, что переврана многократно, мстительна. Ох, злодейка не извиняет того, кто её изменяет. Неужели согласитесь на столь неподъёмную ношу? По плечуновейший крест? Золото — металл дорогой, но тяжёлый. Наш договор обратной силы не имеет.

— Если смерть — барышня, пусть побегает, пострадает, налепит из горючих слёз красивых стихов да песен. Уж как сестрицы её надо мной тешились! Пора отыграться.

Я беззаботно подцепил на вилку ярко-зелёный ломтик с нотками полыни, арбуза и морского ветра. Проглотил не разжёвывая, лакомство быстрее сахара растворялось во рту. Как послевкусие пробил озноб, волнение и горечь преломились во мне и заиграли тончайшим лезвием радуги.

«Выходит, я — магический кристалл, а это яство — свет звезды далёкой? Пока твой друг жевать не перестал, не лебези, не хлопочи, не окай».

Сочинил экспромт, а вслух спросил:

— Чжуоу, будьте любезны, откройте непостижимую тайну блюда диковинного. И начните с его имени, — просительно потряс освободившимся столовым прибором.

— «Искушение Богов». Способствует творческому всплеску. При регулярном употреблении развивается в гениальность. Неотвратимо вызывает привыкание, переходящее в зависимость. Побочные действия: успех, слава, зазнайство, грехопадение. Противопоказано кормящим матерям. Отпрыски толстеют, наглеют.

— Я целиком и полностью союзен. Просто прописная истина. Пальчики оближешь!

— Тогда Чёрт объяснит систему более щедрой оплаты за столь романтическое бескорыстие. Что ж, по рукам! — Мягко обволакивающее рукопожатие.

Чжуоу на ходу протянул официанту чек, торопливо пояснив:

— Сдачу ему, — кивок в мою сторону. — Мне пора. Да и с деньгами я не дружу. Они предатели, секстою, провокаторы, монстры, притворяющиеся бумажками.

И тут же исчез, будто и не появлялся. Обстановка и настроение восстанавливались в банально прозаичные тона. Вернулся маленький улыбчивый азиат с двумя чемоданами сдачи наличными. Теперь торжественность его вида кричала: «Сделка состоялась. Ура!»

— Такси ждёт вас. Пойдёмте, я провожу. — Заботливо упрятал мою разнеженную уютом плоть в новенький плащ. Вопреки нетронутой этикетке, вещь объявилась моей прежней. Мы признали друг друга, заранее сравнявшись теплом и запахом. Но словно кто-то переписал её биографию. Вместо детского дома, именуемого швейной фабрикой, торжественно значилось: «Накидка из шерстяного сукна сотворена и воспитана великим мастером, настоящим Богом портняжного искусства». Шляпа и зонт молчаливо навязывали трогательную легенду о том, кем и когда они подарены. С предметами гардероба неадекватно спорить. Зато подавальщик обязан истолковать неуместную, услужливую благотворительность.

— Кто же вы? — не удержался я. — Откуда столько блаженного глянца и оптимизма?

— Хранитель договора, свидетель и судья. Чжуоу обеспечивает безбедную жизнь моей семье. А Фобос Глюк делает её вечной. Пока договор в силе, многочисленная родня хранителя, как и он сам, здравствуют, ни в чём не нуждаясь. Поскольку отвлекаться хоть на докторов, хоть на хлеб насущный мне отныне не положено. А данное соглашение рассчитано на нетленную вечность.

Как говорил один жуликоватый, находчивый литературный герой: «Вот и сбылась мечта идиота!» Примерно через сутки я очнулся, нет, не в больничной палате, не у себя дома и не на рабочем месте. Звонил, да что там, разрывался телефон. Рефлекторная попытка его найти обнаружила меня в мусорном баке. Нащупал, попытался одним рывком извлечь средство связи из-под грязного подгузника. Помешала маленькая серая крыса. То ли вещица моя приглянулась зверьку, то ли стала частью его гнезда. Но, в конце концов, острые зубки и цепкие лапки уступили проворной руке. И голос шефа возвестил: «Прочитал твои свежие наработки. Это шедевр! Когда только ты успел?»

С тех пор провалы в памяти участились. Пропорционально тому усилились и умножились мои таланты.