Крушение Германской империи. Воспоминания первого канцлера Веймарской республики о распаде великой державы. 1914–1922 гг.

Филипп Шейдеман, 1921

Филипп Шейдеман (1865–1939) – немецкий политик, один из лидеров Социал-демократической партии Германии – описал в своей книге самые сложные периоды Первой мировой войны, кризис кайзеровского режима, а также события революционных дней в ноябре 1918 г. Воспоминания Шейдемана содержат бесценные сведения о последних днях Германской империи, учреждении Веймарской республики и политической ситуации в Европе в целом. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

На пороге мировой войны

Перед войной Германская Социал-демократическая партия рассчитывала, политически и тактически, на мирную эволюцию к демократии и через демократию к социализму. Результаты выборов в рейхстаг позволяли с уверенностью говорить, что в относительно близком времени значительное большинство германского народа будет поддерживать социал-демократию. Уже в 1912 году из каждых трех избирателей один голосовал за социал-демократа. Много ли могло понадобиться времени для того, чтобы так стал голосовать один из каждых двух избирателей, чтобы за нами оказалось большинство? Что в наши намерения не входило допускать и тогда господство, политическое насилие над нами и экономическую эксплуатацию нас со стороны меньшинства — это было очевидно. Предметом внутрипартийных споров были, однако, стремления определенной группы к захвату политической власти ранее обеспечения себе большинства, путем «неустанных уличных демонстраций, массовых забастовок и т. п.».

Я принадлежал к числу противников этой тактики. Главными ее сторонниками и пропагандистами выступали женщины — Люксембург и Цеткин. Мне казалось, что попытка насильственного овладения политической властью со стороны меньшинства не только противоречила бы нашей партийной программе, научную основу которой мы постоянно подчеркивали с такой гордостью, — мне казалось, что такая попытка и недемократична, и, при обстоятельном рассмотрении, неумна. Ибо там, где можно без сомнения рассчитывать, что революционная партия через 10 или 15 лет — а что такое 15 лет в жизни народа! — почти автоматически привлечет на свою сторону большинство народа и вместе с тем завоюет и неоспоримое право на овладение политической властью, там представлялось мне непростительным преждевременно вовлекать народ в гражданскую войну, в которой не только, по моему убеждению, невозможна была победа, но которая должна была отбросить социал-демократическое движение назад на необозримо долгое время. Не на одном партейтаге эти различные точки зрения приводили к жестоким стычкам. Живо помню мою последнюю борьбу с Розой Люксембург на партейтаге в Йене в 1913 году. Чем яснее становилось, что «путчисты» не могут рассчитывать на большинство в партии, тем ожесточеннее и недобросовестнее велась ими борьба. И не вспыхни война, поведшая к расколу партии, распад ее все-таки оказался бы неизбежным. Правда, партийная группировка стала бы несколько иной, ибо известно, что с началом войны нас покинули несколько человек, до того принадлежавших к самым ненавистным и самым враждебным Розе Люксембург и Цеткин ревизионистам. Упомяну одного — Эдуарда Бернштейна.

Хотя социал-демократия совершенно ясно сознавала, что в век империализма военные опасности должны постоянно возрастать, тем не менее она жила надеждой не только на то, что социал-демократические партии в великих державах достаточно сильны, чтобы воспрепятствовать войне, но полагала, что исход войны для каждой из великих держав настолько сомнителен, что каждое из государств постарается употребить все усилия к предотвращению войны.

Другими словами, социал-демократия постоянно считалась с возможностью войны, но также и с тем, что вероятность ее избежания превосходит ее возможность. В последние годы эту концепцию укрепили исключительно благоприятное течение и исход франко-германских конференций в Берне (1913) и Базеле (1914). На Бернской конференции еще присутствовал Бебель. В Базеле я в последний раз виделся и говорил с Жоресом. Бернская конференция, которую в общественном мнении пропагандировал Людвиг Франк, но которая была созвана по почину Фридриха Штампфа, произвела настолько благоприятное впечатление, что в Базель явились уже представители буржуазных политических партий, как французских, так и германских. Из германских представлены были некоторые группы центра и демократы. Из Франции приехали, вместе с другими, известные политические деятели Оганье и Эстурнель де Констан. Германское правительство благосклонно относилось к этой конференции, с живым интересом следило за ходом ее работ и с большим удовлетворением указало мне на положительные ее результаты. Немного прошло после Берна недель, и над нами разразилась катастрофа!..

Я совершал в течение двух недель горную прогулку по Тиролю и 24 июля 1914 года прибыл в Миттенвальд на Изаре для того, чтобы там, как я это делал уже много лет подряд, наконец, действительно отдохнуть неделю. Тем не менее я не мог устоять против искушения и 25 июля снова ушел в горы. Поэтому только вечером узнал я об австрийском ультиматуме Сербии. Я остолбенел от негодования. Долго думать было, однако, некогда. Я пошел в писчебумажный магазин и купил объемистую записную книжку, чтобы отныне вести дневник. Будущее казалось мне безнадежным. Вечером того же дня я начал свои записки, и так до Веймара, ночь за ночью, часто после очень тревожных дней, исписал 26 толстых тетрадей. Поскольку мои записки представляют общий интерес, они будут позднее обнародованы без всяких изменений. При составлении настоящей книги я опираюсь на свои дневники, из которых многое воспроизвожу дословно. Начинаю с цитирования заметок, сделанных в последние дни перед войной.

Из моего дневника

24 июля 1914 года. Я считаю ультиматум чудовищным и совершенно ясно вижу, что Австрия хочет войны.

26 июля. День моего рождения. Я вступаю в пятидесятый год жизни. Уже! Жаль. Я читаю свежие газеты. Никакого сомнения: нужно чудо, чтобы все уладилось. Мы отправляемся через границу, в Шарниц, ближайшую железнодорожную станцию в Тироле. Там, я думаю, можно будет что-нибудь узнать, если Австрия действительно готовит мобилизацию. Действительно, на вокзале висят уже объявления о сокращении железнодорожного сообщения для публики, с 28 июля — «первого дня мобилизации». Немедленно возвращаюсь на баварскую территорию, чтобы иметь возможность оттуда телеграфировать «Форвертсу». В тот же вечер уезжаю через Мюнхен в Берлин.

28 июля. С половины десятого заседание президиума партии, вместе с контрольной комиссией. Эберт еще не вернулся в Берлин. Вечером в Фридрихштадте большая демонстрация против войны и военных крикунов, которые весь день наводняли Унтер-ден-Линден. Наша демонстрация была внушительна, однако надолго удержать перевес над патриотическими крикунами, большей частью школьниками, ей не удалось. Полиция вела себя довольно сдержанно.

30 июля. «Берлинер локаль-анцейгер» выпустил экстренный листок следующего содержания: «Мобилизация в Германии. Решение принято в том смысле, в каком его следовало ожидать, судя по известиям последних часов. Как мы узнали, император Вильгельм только что предписал немедленную мобилизацию германской армии и германского флота. Этот шаг Германии есть вынужденный ответ на угрожающие военные приготовления России, которые, соответственно общему положению вещей, направлены против нас не меньше, чем против нашего союзника Австро-Венгрии». Этот листок был выпущен около полудня. Как только он попал в наши руки, Эберт и Браун отправились по поручению партии в Цюрих. Однако до их отъезда нам удалось доставить им на вокзал новый листок того же «Берлинер локаль-анцейгера» следующего содержания: «Грубое озорство вызвало распространение сегодня в полдень листка „Берлинер локаль-анцейгера“ с сообщением о том, что Германия объявила мобилизацию армии и флота. Мы заявляем, что сообщение это неверно». Будут ли когда-нибудь полностью раскрыты все науськивания на войну, скрывающиеся за такими выступлениями?