Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Филипп Гут, 2020

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР. Позже Ференц был центральной фигурой в переговорах о выплате Германией компенсаций жертвам Холокоста, внес весомый вклад в выработку Определения агрессии ООН и в создание Международного уголовного суда. Книга основана на личных беседах автора, швейцарского исследователя Филиппа Гута, с Беном Ференцем, а также на широком круге исторических документов. Ответственным научным редактором российского издания выступил судья международных трибуналов ООН по Руанде и бывшей Югославии (в отставке), профессор Б.Р.Тузмухамедов, комментарии были подготовлены специалистом по немецкой истории, профессором О.Ю.Пленковым. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Глава I

Из Адской кухни в Гарвард

Малыша за борт

Все началось с неверных данных. Когда 29 января 1921 года семья Бенджамина Берелла Ференца прибыла на остров Эллис в бухте Нью-Йорка, миграционная служба по ошибке зарегистрировала Бенни (так его называли родные) как четырехмесячную девочку по имени Белла. Кроме семейного положения — холост — ничто не соответствовало действительности. Во-первых, звали его не Белла, во-вторых, он не был девочкой, и, в-третьих, ему было не четыре месяца, а почти год. Он родился 11 марта 1920 года в обычном крестьянском доме в местечке Шомкута-Маре (нем. Grofihorn) в Трансильвании. В то время область, в которой проживало довольно много евреев, входила в состав Королевства Венгрия. После Первой мировой войны Трансильванию уступили Румынии^II. Много позже Бен узнал из рассказов родственников, что им пришлось эмигрировать в Америку из-за распространения антисемитизма и крайней бедности. Фамилия Ференц, напоминавшая о габсбургском правителе Франце Иосифе^III, тоже не помогала — ведь Ференц означало то же, что и Франц.

Белокурый голубоглазый малыш отправился в Америку в сопровождении отца, матери, сестры Пепи, которая была старше его на два года, и дяди по имени Леппольд. Путешествовать в каюте третьего класса зимой через Атлантику было невыносимо. Бен истошно вопил от голода, холода или того и другого вместе. Из-за детского плача у отца сдали нервы, и он чуть было не вышвырнул ребенка за борт. В последнюю минуту его остановил Леппольд, старший из пяти братьев матери Бена.

Отец вез с собой тяжелый багаж: наковальни, молотки, сапожные инструменты. Он был сапожником и гордился тем, что мог сшить пару сапог из одного куска воловьей шкуры. В детстве он лишился глаза и едва получил начальное образование, но надеялся достичь успеха в Новом Свете. Однако вскоре отец Бена вынужден был признать, что в Нью-Йорке нет спроса на сапоги ручной работы в европейском стиле. Американцы носили современную обувь, созданную на промышленном производстве, а сапожник не умел обращаться со сложными машинами.

Общество помощи еврейским иммигрантам приютило их на пару недель, так что отец Бена был счастлив, когда ему удалось найти жилье в старом нью-йоркском доме. Многоквартирный дом располагался в районе, известном как Адская кухня. Свое название район получил неслучайно — местность пользовалась дурной славой из-за высокого уровня преступности. Семье досталась маленькая, темная квартирка в подвальной части помещения.

С этим местом связаны первые воспоминания Бена. «Мне было около трех лет, когда мой разум вылупился из кокона», — такими словами начинаются его воспоминания. Ему запомнились дровяная печка и глубокая раковина, в которой купали детей, стирали одежду и полоскали тряпки. Газовые лампы разжигали с помощью спичек. В нишах были обустроены спальные места, и иногда, чтобы немного подзаработать, мать за скромную оплату пускала на ночлег европейских иммигрантов. Так что Бену нередко доводилось делить постель со своей сестрой или постояльцами. В других частях подвала обосновались «алкоголики и вонючие бездельники». Мама, которая говорила с Беном на иврите (а бранила на венгерском или румынском), увещевала сына держаться от «лентяев» подальше. «Я хорошо усвоил принцип: живи и давай жить другим», — говорил Бен.

Его первые религиозные воспоминания также восходят к раннему детству. Родители были ортодоксальными иудеями, и отец каждое утро посещал синагогу. Смышленый мальчишка с характером бунтаря, напротив, был «скептиком с раннего детства». На полке у изножья его кровати мама зажигала маленькие свечи в причудливых стаканчиках. Она рассказывала Бену, что огоньки символизируют души усопших близких и, зажигая свечи, она поминает дорогих ей людей и разговаривает с ними. «Я понимал, что она говорила, но не был вполне уверен в этом. Я очень внимательно наблюдал за огоньками, и мне ни разу не удалось разглядеть в них душу или разум». Мать объясняла, что дым от свечей, которые она зажгла в память о безвременно ушедших, уходит на небеса, а Бен возражал: «Но у нас в потолке нет дыры».

Сомнения в вере сопровождали его всю жизнь. Когда Бен, уже как американский следователь, столкнулся с ужасами немецких концлагерей, его сомнения лишь окрепли. «Я спрашивал: “Господь, где ты был, когда убивали миллионы невиновных мужчин, женщин и детей?” И я все еще жду ответа».

На улицах Нью-Йорка

Адская кухня была не самым дружелюбным местом. Там жили преимущественно ирландские и итальянские иммигранты, а их дети разбивались на соперничавшие банды, «чье любимое занятие состояло в том, чтобы устраивать друг другу взбучку». Бен ладил со всеми. «Обе стороны приняли меня как талисман. Когда банды не воевали, они промышляли мелкими кражами. Мы жарили картошку прямо на тротуаре, и она считалась вкусной только в том случае, если ее украли в овощной лавке», — пишет Бен Ференц в своих «Историях». В основном ребятня развлекалась, играя в азартные игры. «Когда мы стояли на коленях на асфальте, мы не молились — мы бросали кости». У Бена было особое задание, которое он выполнял с гордостью и находчивостью. Он стоял на стреме — выглядывал из-за угла и предупреждал игроков, если видел полицейского. Стоило ему подать сигнал тревоги, и мальчишки бросались наутек, а полицейский гнался за ними. Когда полицейский возвращался, чтобы забрать выигрыш, там не было ни пенни. «Я успевал прикарманить все брошенные пенни. Кто успел — тот и съел», — рассказывал Бен о своих детских проказах.

Немало увлекательных часов Бен вместе с сестрой провел в кинотеатре «Чалона» на 9-й улице. Не то чтобы родители стремились привить детям интерес к кинематографу. Причина была прозаичной. Они не могли позволить себе няню, а яслей тогда еще не было. Кино представляло собой недорогую альтернативу. Заплатив за входной билет один дайм — десять центов, взрослые оставляли детей в зале и позже за ними возвращались. В эру немого кинематографа особенно популярны были вестерны «с обилием перестрелок и драк». «Ковбои гонялись за индейцами, а пианист в первом ряду наигрывал мелодии или издавал звуки, сопровождавшие события на экране», — вспоминал Бен. Однажды отец пришел забрать сына, а мальчика не оказалось на месте. Администратор выразил сожаление и сказал, что можно проверить кинозал, но для этого нужно подождать, когда закончится последний сеанс. Ближе к полуночи фильм закончился, и Бена нашли — он сладко спал, забравшись под кресло. «Когда на экране сплошные убийства и насилие, нужно хорошенько отоспаться, чтобы восстановить силы», — пояснял Бен.

В общем, ребенок был активным и непоседливым. Чтобы уберечь мальчика от неприятностей, родители поручали ему различные домашние дела. Он помогал отцу, которого в доме прозвали Джо-уборщик, вывозить мусор. Вначале мусор нужно было «собрать». Отец вручную управлял веревочным кухонным лифтом, а жильцы складывали мусор на полку подъемника. «В то время не было холодильников, и когда мы собирали мусор, это всегда ощущалось по запаху», — рассказывал Бен. Особое внимание он уделял пустым бутылкам из-под молока. Некоторые бутылки можно было вернуть бакалейщику и получить за это два, а иногда и три цента. Менее прибыльными были его первые шаги в продаже прессы. Когда Бен увидел, как бойко другие мальчишки продают свежие газеты, он решил, что тоже так может. Бен собрал в подвале старые газеты, аккуратно сложил стопкой и отправился на улицу продавать «свежие новости». Прохожие спешили, не глядя брали газеты, монеты так и сыпались в руки Бена. Но вскоре обман раскрылся. Один хороший господин заглянул в газету и заметил, что она совсем не свежая. Виновато улыбаясь, Бен вернул покупателю два цента, но господин настоял на том, чтобы проводить его домой и рассказать о его проступке. Отец пообещал наказать преступника и забрал у него все деньги. «Я понял, что не каждое деловое начинание приводит к успеху, особенно если играешь не по правилам», — заключил Бен.

Великая депрессия

Бену было шесть лет, когда внезапно закончилось его детство, полное лишений, но все же счастливое. «Родители постоянно кричали друг на друга». Они были троюродными братом и сестрой, в брак вступили по родительской договоренности, а «нищета и тяжелая работа не делали жизнь слаще». Еще до рождения сестры Бена мать из-за выкидыша потеряла двоих детей, теперь она снова ждала ребенка, и напряжение в отношениях с мужем только нарастало. Чтобы подготовиться к рождению младенца, Бена и Пепи отправили погостить к дяде Леппольду, на его маленькую ферму в Порт-Джервисе (город в штате Нью-Йорк). Совсем скоро дети вернулись домой, и Бен сразу же помчался в темный угол их подвальной комнаты, чтобы поздороваться с новорожденной — это была девочка. «Малышки не было и следа. Мама мягко пояснила, что сестренка отправилась на небеса и больше никогда не вернется. Я разрыдался и вспомнил о мерцающих свечах в стаканах», — написал Бен годы спустя. Крошка умерла от воспаления легких.

Это стало последней каплей в браке родителей Бена. Они «просто не подходили друг другу» и в конце концов разошлись. Договор о разделе имущества не требовался, «поскольку никакого имущества не было». Родители согласились, что дети останутся под опекой матери. Семья должна была переехать из подвала, найти новое жилье и придумать какой-то способ сводить концы с концами. В «Историях» Ференц писал: «Государство не выдавало субсидии на содержание детей, систему социального обеспечения еще не придумали. «На Бога надейся, а сам не плошай», — таким был наш девиз в трудные времена». К счастью, у матери была старшая сестра, а у сестры были муж и собственный дом в Бруклине. Тетушка Фанни и дядюшка Сэм Айзек на время взяли в свою семью Бена и Пепи. Через полгода их отец женился на «милой трансильванской женщине» по имени Роза Фрид, с которой познакомился по объявлению в газете. А немногим позже замуж вышла мама. Нового мужа звали Дейв Шварц, он был родом из Будапешта и раньше, когда они жили в подвальной комнатке, частенько заглядывал к ним гости.

Там же, в Бруклине, началось блестящее обучение Бена в школе — хотя вначале так не казалось. Когда Бену исполнилось шесть, отец хотел записать его в государственную школу в Манхэттене, но директор школы отказал ему. Мальчишка был совсем маленького роста и говорил только на иврите. Бен пошел в школу год спустя, когда жил у тети Фанни в Бруклине. Он с трудом, но все же говорил на английском и почти не умел читать. Его выручала исключительная память: «Если я слышал какую-то историю один раз, то мог повторить ее слово в слово. Однажды учитель поймал меня на том, что я правильно «читал» не с той страницы».

Бен и Пепи почти год прожили у тети с дядей, когда мама и Дейв Шварц смогли наконец снять квартирку в Бронксе. Дети вернулись домой, к маме. Иногда они навещали отца и его новую подрастающую семью — Роза вскоре родила двух сыновей. Однако едва восстановился хрупкий мир внутри одной семьи, как большой мир за окном испытал большие потрясения. 24 октября 1929 года разразилась паника среди инвесторов нью-йоркской биржи. В 1932 году Великая депрессия достигла острой фазы. Миллионы американцев потеряли работу. Вслед за Соединенными Штатами экономический и финансовый кризис охватил Европу, а затем и весь мир. В Германии растерянные, презирающие парламентаризм представители консервативной элиты убедили рейхспрезидента Пауля фон Гинденбурга^IV передать бразды правления выходцу из низов Адольфу Гитлеру. После того как 30 января 1933 года Гитлера провозгласили рейхсканцлером, фюрер без колебаний вынес смертный приговор молодой демократии.

Семья Бена ощутила кризис в полной мере. Мать искала работу портнихи или шляпницы, Дейв — должность инструментальщика, вахтера или любую другую, чтобы хоть как-то прожить. Отец предлагал услуги маляра, но кто в таких обстоятельствах мог строить или ремонтировать дом? Многие нуждающиеся американцы получали помощь от правительства, но она была не безграничной. Бена отправляли получать продукты: хлеб, масло или сыр. Он терпеть не мог такие поручения. Однажды ему выдали зеленый шерстяной свитер, но Бен старался его не надевать. «Мне было стыдно его носить, потому что у остальных детей была такая же одежда, и все знали, где я взял этот свитер», — писал он в воспоминаниях. Они больше не могли платить за квартиру и постоянно переезжали — распространенное явление во время Великой депрессии. Некоторые арендодатели позволяли платить аренду по частям или соглашались подождать пару месяцев. Вместо того чтобы оставаться, спустя несколько месяцев многие семьи снова переезжали — так же, как Бен со своими родственниками.

Скитальческий образ жизни привел к тому, что за короткое время Бен сменил несколько государственных школ в Бронксе. Он не задерживался на одном месте настолько, чтобы завести настоящих друзей. Из-за низкого роста он не мог заниматься такими популярными видами спорта, как баскетбол, футбол или бейсбол. Впрочем, мама и так считала, что «агрессивные игры» — неподходящее занятие для хорошего еврейского мальчика. Вместо этого у Бена обнаружилась страсть к чтению. У него всегда был при себе членский билет в общественную библиотеку, и он постоянно читал. В Бенджамине пробуждалось что-то, чего доселе не было в его окружении: ярко выраженная интеллектуальность. Это замечали и учителя. Частая смена школ не располагала к хорошей учебе, но его умственные способности никогда не оставались незамеченными. Бен быстро учился и «перепрыгнул» несколько классов.

Американская мечта

Если понимать американскую мечту как неограниченную социальную мобильность, то для Бена она исполнилась, когда он окончил восьмой класс средней школы 180 в Бронксе. Тогда произошло событие, которое изменило его жизнь. Его учительницей была приветливая ирландка миссис Коннелли. «Она заботилась обо всех учениках, как о своих собственных детях», — записал Бен. Однажды миссис Коннелли сказала Бену прийти в школу с родителями — с ними хотел побеседовать директор школы. Бен приготовился к худшему. Он объяснил учительнице, что придет только мама, потому что отец оставил их.

Эта встреча вошла в «Истории» Бена: «К назначенному часу мои растрепанные волосы были причесаны, грязные ботинки начищены до блеска. Держась за руки, мы с мамой явились на встречу с директором и классным руководителем моего выпускного класса. Медленно и осторожно они сообщили, что хотят поговорить о моем будущем. Тон не предвещал ничего хорошего». Они сказали, что Бен — «необычный мальчик», и мама приготовилась слушать лекцию о том, как приучить невоспитанного сорванца к дисциплине. Однако речь пошла о другом. Миссис Коннелли и директор объявили, что хотят отправить Бена в специальную школу для «одаренных мальчиков».

Имелось в виду уникальное образовательное учреждение — средняя школа «Таунсенд Харрис» в городском районе Куинс. Успешное окончание этой школы означало прямую дорогу в Городской колледж Нью-Йорка. «Таунсенд Харрис» входила в число лучших средних школ в Америке и была бесплатной. Идеальный вариант для учеников из небогатых семей. Предложение было абсолютно неожиданным. «Никто в семье моих родителей никогда не учился. Все, кого мы знали, начинали работать, как только находили работу». Мама выглядела напряженной. «Она поблагодарила учителей и предложила им самим решить, в какой школе будет учиться ее сын». Бен тоже был обескуражен: «Я не знал, как это получилось и почему выбрали именно меня». Педагоги подтвердили: да, они совершенно уверены, что Бен должен учиться в «Таунсенд Харрис». Мама кивнула, Бен просиял. Не происхождение, а способности определили его будущее. «Такое было возможно только в Америке! С тех пор я навсегда стал благодарным патриотом своей страны», — торжествовал Бен.

Средняя школа «Таунсенд Харрис» располагалась на 23-й улице на Манхэттене. Дорога до нее была слишком долгой, и семья подыскала новое жилье недалеко от школы. Изобретательная мама умудрилась арендовать элегантный городской дом, который семья, конечно же, не могла себе позволить. Они заняли первый этаж, а остальные комнаты выгодно пересдавали.

Французский с Даниэль Дарьё

Теперь Бен быстро добирался до новой школы на автобусе по Лексингтон-авеню. Первым делом он усвоил, что, если хочешь сдать курс, нужно заниматься. Раньше с ним такого не было. В новой школе появились обязательные предметы, в том числе новые для Бена математика и французский. Он начал изучать французский в кинотеатре, где показывали фильмы с живым звуком. Ему было четырнадцать, и он «влюбился» в Даниэль Дарьё — кинозвезду с типажом Ингрид Бергман. «Я прислушивался к ее благозвучному голосу, одним глазом следил за Даниэль, а другим — за крупными английскими субтитрами», — таким «слегка косоглазым» способом он добился хороших результатов. Эти знания пригодились Бену позже, когда ему приходилось заниматься переводом во время службы в армии. После войны он переводил в США для Рене Кассена, французского дипломата и юриста, который был одним из основных авторов «Всеобщей декларации прав человека» 1948 года. В 1965 году Кассен стал президентом Европейского суда по правам человека, а в 1968 был удостоен Нобелевской премии мира.

Несмотря на выдающиеся успехи, Бен едва не вылетел из школы. Чтобы оплачивать обеды, он зарабатывал деньги на неудачливых игроках, которым продавал проигрышные лотерейные билеты. При этом он следил, чтобы его доходы составляли не меньше 15 центов. На эти деньги Бен покупал на обед гамбургер и немного картофельного пюре. Дела шли так хорошо, что бывший торговец старыми газетами совсем позабыл, к каким последствиям могут привести нечестные сделки. Директор школы, доктор Роберт Частни, догадался, откуда ветер дует. Он вызвал Бена и приказал завтра привести в школу отца: «Еще одно слово, и ты вылетишь вон!» Бен не решился сказать, что не виделся с отцом больше года. Он помчался искать телефон и просил папу срочно приехать. В конце концов, тот задолжал своему старшему сыну. На следующий день доктор Частни продолжил бесконечную тираду в присутствии озадаченного родителя. По совету Бена, папа спокойно слушал директора и просто кивал, хотя и не понимал, к чему столько шума. «Школа — не место для азартных игроков и жуликов! — кричал директор. — Азартные игры запрещены. Отцы обязаны учить своих сыновей соблюдать законы!» Он отпустил обоих, предупредив, что дает Бену последний шанс. Этот случай описан в «Историях» и заканчивается такими словами: «В трудные времена люди могут совершать поступки, за которые им потом будет стыдно. Я не вполне понимал это в четырнадцать лет и все же принял благоразумное решение уйти из игрового бизнеса и попытать счастья в законопослушных занятиях».

Эта была не последняя стычка со строгим директором. Ближе к окончанию средней школы доктор Частни снова вызвал Бена в свой кабинет. Он узнал, что Бен пропускает занятия в гимнастическом зале и в это время уходит обедать. Бен пытался объяснить, что это единственный час, когда он мог перекусить, а пропущенные тренировки он отрабатывал в другое время. Частни поставил ультиматум: Бен обязан посещать все занятия строго по расписанию, иначе не видать ему диплома! Бен не пошел на компромисс («Не люблю ни ультиматумы, ни бюрократов») и нашел выход из затруднительного положения. На следующий день он отправился в Городской колледж и договорился о встрече с деканом, ответственным за прием студентов. Бен поинтересовался, примут ли его в Городской колледж без зачета по физкультуре. «Мы будем рады принять тебя», — ответил профессор, жизнерадостный ирландец, который принял просителя за земляка. Частни «побагровел от злости», когда Бен сообщил ему об этом. «Ты не получишь диплом об окончании школы!» — кричал он. Дружелюбный ирландец сдержал слово. Так и получилось, что в 1937 Бен перешел в колледж, формально не имея диплома об окончании средней школы.

Первые успехи в криминологии

Городской колледж Нью-Йорка стал следующим известным образовательным учреждением, которое посещал Бен. Обучение здесь тоже было бесплатным, а принимали в колледж только хорошо подготовленных, перспективных и талантливых молодых людей. Многие были из семей иммигрантов.

«Они были грубыми и упорными. Для них колледж был шансом исполнить американскую мечту, а не местом для игр и развлечений», — писал Бен. Многие профессора были всемирно известными учеными. Один из них, философ и юрист Моррис Рафаэль Коэн, «с еврейским акцентом бросал вызов общепринятой морали», — вспоминал Бен выдающегося преподавателя. Во многом благодаря активной деятельности Коэна (который иммигрировал из Белоруссии в Америку двенадцатилетним мальчишкой) за Городским колледжем закрепилась слава «Гарварда для бедных». В то же время он считался гнездом радикальных левых. Один из предлагаемых курсов назывался «Диалектический материализм». Бен посетил занятие, посвященное дебатам между большевиками и меньшевиками, а также переписке Бухарина с Зиновьевым и другими сторонниками Русской революции 1917 года. От курса Бен отказался: «Революция и революционеры — не моя тема». Впрочем, он с критическим интересом наблюдал за словесными перепалками, которые «молодые коммунисты» устраивали с «молодыми социалистами» в одном из помещений Городского колледжа, известном как «Кремль». Он особенно внимательно прислушивался, когда активисты рьяно спорили о том, как добиться мира во всем мире. Нарастающее напряжение в Европе не осталось незамеченным среди американских студентов. Германский рейх усиленно наращивал вооружения и расширял свою территорию устрашающими и насильственными методами. После аншлюса Австрии в марте 1938 года Гитлер спровоцировал Судетский кризис со скрытой целью принудительно присоединить Чехословакию к Германии. Мюнхенское соглашение от сентября 1938 года должно было унять неукротимую жажду власти немцев, а тем временем Судетская область перешла к Третьему рейху. Британский премьер-министр Невилл Чемберлен объявил, что это обеспечит «мир нашему времени». Он невероятно заблуждался. Политика умиротворения не подействовала на Гитлера; он захватил «остаток Чехословакии» и сформировал имперский протекторат Богемии и Моравии. Это стало началом конца свободной Европы. После нападения на Польшу 1 сентября 1939 года национал-социалистическая политика перешла от экспансии к открытой войне.

В дискуссиях радикальных студентов Бен не принимал ничью сторону: «Меня привлекала тема мира, и тогда я присоединялся к дебатам. Насколько я понимал, основная цель коммунистов заключалась в том, чтобы разгромить социалистов, и наоборот. Что бы я ни говорил, обе стороны называли меня троцкистом. Тогда я не знал, что Лев Троцкий был известным контрреволюционером, чьи жизнь и карьера оборвались в ссылке в Мексике, когда агент Сталина ударил его ледорубом». Тем не менее Бен принял участие в марше активистов за мир во всем мире. Студенты Городского колледжа прошли больше трех километров и с высоко поднятыми знаменами подошли к Колумбийскому университету. «Мы пришли в элитный университет, рассчитывая на поддержку сотен интеллектуалов. Вместо этого студенты Колумбии объявили нам войну и забросали нас кусками мела и тряпками для классных досок». Бен пришел к такому выводу: «Я узнал, что есть разные взгляды на то, как управлять миром, и попытка сохранить мир может оказаться неблагодарным и даже опасным делом».

В этот период ранней юности произошли два события, которые повлияли на дальнейшую жизнь Бена — личную и профессиональную. Во-первых, он начал встречаться с Гертрудой, своей будущей женой. Впервые они встретились, когда она только приехала в город. «Ты совсем желторотик», — сказал ей Бен. «Глупый мальчишка!» — ответила девочка и удалилась с гордо поднятой головой. Позже они познакомились благодаря запутанным семейным связям. Однажды Гертруда, или Герти, навещала свою тетю, которая приходилась Бену мачехой. Вместе они собирались поужинать, как вдруг заявилась мама Бена. Она была вне себя, потому что Бен, уходя, запер квартиру и захватил с собой ключи, поэтому мама не могла попасть в дом. Разгорелся спор, в ходе которого Бен несколько многословно убедил мать, что сделал это не намеренно. «Герти была восхищена моими логичными и ловкими отговорками. Возможно, так я выиграл свое самое важное дело», — писал Бен годы спустя.

Они были примерно одного возраста, из одной и той же местности в Восточной Европе, у них обнаружились общие интересы. Бена впечатлили ее знание языка, грамотность и прилежание. Днем она работала на швейной фабрике, а после работы занималась в вечерней школе. Гертруда мечтала работать в социальной сфере, и вскоре ей предложили место социального работника в госпитале в Бронксе. В свободное время Бен и Гертруда посещали лекции в колледже «Купер Юнион» («они были поучительными и бесплатными») или ходили в зоопарк в Бронксе, «где можно бесплатно смотреть на обезьян». Иногда Бен угощал Герти мороженым в кафе на Тремонт-авеню.

Второе важное событие определило его профессиональную карьеру. «По причинам, которые я никогда не исследовал, я всегда знал, что хочу стать юристом». Возможно, на его решение повлиял жизненный опыт, полученный в Адской кухне: «Я искал направление, которое позволило бы мне снизить подростковую преступность. Так моей основной специальностью стала социология». На первом курсе колледжа Бен начал заниматься криминологией. Во время каникул он применил свои знания в исправительной школе для малолетних преступников в городке Доббс-Ферри на реке Гудзон. Здесь давали приют малолетним «беглецам, подросткам, которые прогуливали школу, ворам и даже убийцам. Одно из их любимых занятий состояло в том, чтобы бросать кусочки сахара-рафинада в топливные баки машин посетителей». Бен был ненамного старше вверенных ему воспитанников. По выходным он привозил для них пакет со сладостями, но ни разу не успевал угостить бедняжек, потому что кто-то ухитрялся стащить конфеты. Наконец, Бен предупредил, чтобы вор явился с повинной, но его требование осталось без внимания, и он устроил нарушителю ловушку. «В следующий раз я принес очень ароматные мятные леденцы. Виновный сразу проглотил наживку». Бен заставил шестерых подозреваемых пробежаться трусцой и выстроиться в ряд. Затем велел всем сильно выдохнуть. Личность вора тут же была установлена по сильному мятному запаху. Бен позволил соседям по комнате проучить виновного. «Возможно, некоторое время ему было сложно сидеть или стоять, но проступок больше ни разу не повторился. Опыт зачастую является лучшим учителем. Я отметил для себя, что мир и справедливость идут рука об руку», — к такому выводу пришел будущий юрист.

Образование в Городском колледже включало стажировку в органах юстиции Нью-Йорка. Бен вносил в судебные протоколы экспертные заключения психологов или психиатров. Так он составил представление о скрытых причинах нашумевших уголовных дел. «Я был удивлен и потрясен, когда обнаружил, что некоторые, казалось бы, добропорядочные граждане способны на самые жестокие преступления», — размышлял Бен. Такой же опыт он получил позже в Нюрнберге. Офицеры СС, которым он предъявлял обвинения перед американским военным трибуналом, происходили из благополучных семей и некогда получили престижные профессии. У многих было высшее образование.

В дни, когда Бен не корпел над учебой и не бродил за руку с Герти по паркам Нью-Йорка, он тренировался. Бен весил чуть больше 52 килограммов и решил попробовать свои силы как боксер в легчайшей весовой категории. Однако его высокие и длиннорукие противники обладали значительно большей дальнобойностью, чем он. Тогда тренер предложил ему сбросить пару килограммов, чтобы выходить на ринг в наилегчайшем весе. Бен рассказал об этой идее своей маме и столкнулся с резким сопротивлением. «Ни одну еврейскую маму нельзя убедить в том, что ее ребенку нужно похудеть. Мама пригрозила дать мне несколько уроков бокса, которые я запомню на всю жизнь. Так рисковать я не мог. Моя боксерская карьера закончилась», — написал он в «Историях».

У Бена было еще одно занятие, приносившее небольшой доход. Он писал курсовые для студентов других высших учебных заведений. Один старшекурсник Городского колледжа основал процветающее дело и предлагал собратьям курсовые работы и даже диссертации на всевозможные темы. Бен исполнял обязанности главного помощника. Он брался за все заказы по социально-экономическим дисциплинам. Бен набирал в библиотеке стопку книг, раскладывал их на полу в спальне и выдавал курсовую, как правило, за выходные. За работу платили 100 долларов. Польза, которую он извлекал, была весьма значительной: «Я не только зарабатывал на жизнь, но и развивал исключительную способность быстро читать и писать, а также узнал намного больше, чем можно выучить в колледже».

В 1940 году в возрасте двадцати лет Бен окончил Городской колледж и получил степень бакалавра общественных наук. Его оценки были превосходны; по всем предметам, которые были ему интересны, он был лучшим в классе. Он размышлял: «Что же дальше? Я не знал ни одного адвоката и не имел понятия о юридических факультетах. Мои родители не могли мне помочь. Я знал: чтобы вырваться из бедной среды и получить образование, необходимое для достижения моих целей, я должен попытаться стать лучшим студентом в лучшем юридическом университете мира». Бен отправил заявление на зачисление в Гарвардскую школу права. К его удивлению, все получилось с первого раза. «Я так и не выяснил, почему меня приняли в это элитарное учреждение, однако меня зачислили в набор 1941 года», — рассказывает Бен.

Профессор Глюк наводит Бена на след

Бен переехал в маленькую студенческую каморку на кампусе Гарварда в Бостоне^[12] и с нетерпением ждал первого дня обучения праву. Однако новичков приняли холодно. Вместо приветствия декан Школы права предупредил: «Посмотрите направо, теперь налево. В конце семестра каждого третьего здесь не будет». Треть студентов с худшими показателями автоматически попадала под отчисление. Бен озирался по сторонам и украдкой разглядывал соседей. «Мы все оцепенели», — вспоминал он позже.

Похожим образом развивались события дальше. «В Гарварде я узнал, что такое страх», — вспоминал Бен. Особым садизмом отличался профессор Эдвард Уоррен, преподаватель имущественного права. Студенты прозвали его Бык Уоррен. Однажды он вызвал первокурсника к доске, вручил ему десятицентовую монету и приказал позвонить родителям. Студент должен быть сообщить родителям, что они зря тратят свои деньги, потому что ему никогда не стать юристом. Бен писал: «Другие однокурсники завывали от смеха и легкой паники. Больше я этого студента не видел». Хотя Бен получал высокие отметки, он очень огорчался, когда Бык унижал других студентов. Впрочем, однажды и его угораздило попасть под горячую руку. Он точно по расписанию пришел на занятие по имущественному праву и обнаружил, что в последний момент лекцию перенесли в другой корпус. Бен прибежал в другую аудиторию и осторожно приоткрыл дверь. Уоррен уже начал лекцию. Заметив Бена, он прервал доклад. «Ты! Пошел вон! Убирайся! Пошел вон!» — заорал он. Бен рванул из аудитории, словно за ним черти гнались. Уоррен больше не вспоминал об инциденте. В конце семестра он зачитывал низкие оценки студентов, которых хотел унизить. Бенджамин Ференц значился первым в списке. После занятия Бен подошел к Уоррену. Должно быть, это какое-то недоразумение. Бен напомнил преподавателю, что тот часто за ответ ставил ему оценку А, а теперь он назвал итоговую оценку D». «Ты опоздал на лекцию, — ответил Уоррен. — Я зачеркнул все твои пятерки, чтобы проучить тебя».

Были в Гарварде и великолепные профессора, вдохновлявшие Бена своими знаниями, интеллектом и характером. «Лон Фуллер натренировал и отточил мой юридический образ мышления», — писал Бен. Важной темой для этого философа было соотношение права и морали. Размышления Фуллера нашли отражение в работе его самого известного студента Рональда Дворкина. Бен восхищался проницательностью и аналитическим талантом профессора: «Фуллер мог проанализировать любую юридическую проблему и так разложить решение по полочкам, что мы видели, почему разумные люди порой приходят к совершенно разным выводам». Бен не раз применял этот подход в личной жизни: «Способность понять точку зрения другого человека, даже если она отличается от вашей, — бесценный навык, который помогает сделать жизнь сносной». Подобный подход, незаменимый для работоспособной демократии, он использовал и в работе. «Я всегда пытался понять аргументы оппонента и разумно их обосновать. Но это не значит, что я должен принимать их». Также Бен высоко ценил профессора Закарая Чафи, который преподавал этику: «Он отстаивал права человека задолго до того, как их включили в учебную программу. У него я научился терпимости и тому, что ко всем людям нужно относиться справедливо».

«Самым ученым» из своих профессоров Бен называет Роско Паунда, который начинал карьеру как ботаник, а завершил — как влиятельнейший правовед. Британская энциклопедия причисляет пятитомную «Юриспруденцию» Паунда (1959) к «самым фундаментальным юридическим произведениям XX века». Его теория «социологической юриспруденции» призывала юристов адаптировать унаследованные правовые традиции к современным социальным условиям. «Право в действии» нашло применение в обосновании законов «Нового курса» Франклина Д. Рузвельта. Ответом президента на мировой экономический кризис стали грандиозные экономические и социальные реформы. Бен восхищался Паундом: «Его умение классифицировать знания по юридическим системам и поразительная память были поистине феноменальными». Когда Бен учился, столь уважаемый им профессор был пожилым человеком и почти ничего не видел. «Когда он читал свои записи, он был нудным. Но как философ права он был несравненным и интереснейшим человеком». Фуллер, Чафи и Паунд поставили Бену высшие оценки. «Я был благодарен им как великим учителям. Они также дали мне уверенность в том, что с помощью своего ума я смогу сравняться с лучшими из лучших», — писал Ференц.

Для Бена учеба в Гарварде «была огромным шансом чего-то достичь» и вместе с тем «каторжным трудом». Его средств едва хватало на еду. Рядом со Школой права находился отель «Коммандер». По воскресеньям в буфете отеля предлагали поздний завтрак по системе шведского стола. За 50 центов можно было взять «все, что вы сможете съесть», и Бен каждый раз пользовался этой возможностью. Чтобы как-то дотянуть до воскресенья, он устроился помощником официанта в кафетерий Школы богословия^[13] в Гарвардском университете. Он убирал со столов, и за это ему разрешали угощаться остатками блюд. Бен вспоминает: «Я был им так благодарен, что годы спустя отправил немного денег, чтобы оплатить обеды, съеденные бедным студентом Школы права». С тех пор теологи включили его в рассылку своих религиозных и конфессиональных бюллетеней. И Бен всегда их читает. Он уверен: «Пища для ума иногда важнее пищи для желудка».

Спартанский образ жизни располагал к уединению. Большинство студентов Гарварда происходило из старинных и состоятельных семей. «Их имена начинались инициалами и заканчивались римскими цифрами, они носили носки в ромбик и мягкие кожаные туфли, состояли в братствах, где распивали коктейли, а по воскресеньям катались на плоскодонках по реке Чарльз», — рассказывал Ференц. Из окон своей каморки Бен видел, что некоторые однокурсники ездят на шикарных красных кабриолетах. Если он хотел поехать домой, то ему приходилось добираться автостопом. Социальные различия его не беспокоили. «Я никому не завидовал, — писал Ференц. — Я был доволен, потому что у меня был выбор и возможности». Бен взял все от образования, которое предоставлял один из лучших в мире университетов. Его страсть к чтению только усилилась: «Моим представлением о рае было затеряться в книгохранилищах Гарвардской школы права». В книгах таких выдающихся судей и ученых-правоведов, как Бенджамин Н. Кардозо, Биллингс Лернед Хэнд и Оливер Уэнделл Холмс — младший, он открыл для себя «новый мир». Много лет спустя, когда Бен вернулся из Германии в Нью-Йорк, он основал свою первую адвокатскую контору и повесил над письменным столом портреты этих «вдохновляющих юридических гигантов». Однажды посетитель заметил, что великая тройка смотрит на него свысока, а Бен возразил: «Нет, это я смотрю на них снизу вверх».

Бен немного разнообразил свой досуг, когда его избрали в Совет студентов-наставников. Он помогал студентам младших курсов освоить методы исследований и написания юридических аннотаций. Вскоре Бен нашел федеральную программу, которая предоставляла небольшие стипендии помощникам преподавателей, и сразу предложил свои услуги профессору Паунду. «Я часто видел его в библиотеке, когда он в бейсболке с зеленым козырьком склонялся над старым текстом. Я предложил ему находить и читать для него книги или выполнять другую полезную работу». Великий ученый вежливо отказался. Он объяснил, что невозможно «взять знания из одной головы и вложить в другую». Тогда Бен обратился с предложением к профессору Шелдону Глюку, преподававшему криминологию. Исследования подростковой преступности принесли профессору Глюку и его жене Элеоноре международную известность. Бен верил в свой шанс, и это было именно то направление, которым он хотел заниматься. Он сообщил профессору, что помощнику не нужно платить, потому что ему полагается стипендия по федеральной программе. Бен получил работу.

Это был поворотный момент в его судьбе. Профессор занимался не только подростковой преступностью, но и военными преступлениями нацистского режима. Он работал над исследованием, которое было опубликовано в 1944 году, еще до конца войны, под названием «Военные преступники. Их преследование и наказание». Бен получил первое задание — написать резюме к каждой книге Гарвардской библиотеки, в которой рассмотрены военные преступления. На базе этих исследований уже в 1946 году Глюк издаст труд «Нюрнбергский процесс и агрессивная война». Когда Бен приступил к обязанностям ассистента, он даже не предполагал, что эта работа определит дальнейший ход его жизни.

Примечания

12

Основной кампус Гарварда, включая Школу права, находится в Кембридже — пригороде Бостона на правах города.

13

В европейской системе высшего образования — аналог факультета теологии.