Неслучайность

Феодора Ивашова

Как жить, когда вдруг оказалось, что не помнишь, кто ты и откуда? Но оказывается, ещё сложнее, когда вспомнил.Хорошо, что вокруг всегда есть люди, которые придут на помощь.Книга была написана в 2004 году, и впервые выпущена в свет в виде комикса на форуме, где получила массу положительных отзывов.

© Феодора Ивашова, 2018

ISBN 978-5-4493-5067-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Находка

1

Я села на ступеньку и закурила. Мысли вращались нечеловечески медленно. Хотелось есть. Я пошарила глазами и нашла лоток с сосисками. Шевелиться лень. Сейчас докурю и пойду, куплю что-нибудь. Солнце выглянуло в дырку в облаках и ласково пригрело, я подставила ему лицо, зажмурив глаза и улыбнувшись.

— Девушка, вы не подскажете, сколько времени? Не будет ли у вас огоньку? Можно с вами познакомиться? — протарахтело рядом.

Я протянула нахалу зажигалку. Машинально отвернула рукав куртки, но часов на руке не было. Блондинчик сел рядом, прикурил и вернул зажигалку.

— Спасибо. Так как вас зовут?

Он был ничего такой. Симпатичный и веселый. В косухе и джинсах, с длинными светлыми волосами, собранными в хвост. Лицо с правильными чертами, про такие говорят: внушающее доверие. Почему бы и не познакомиться? Имя свое сказать — ведь это еще ничего не значит. Примерно такие мысли промелькнули в голове, я даже открыла рот, но не успела издать ни звука.

Имя? — шарахнуло меня как молнией.

А какое, елки-палки, у меня имя???

Я поняла, что значит «потемнело в глазах». Я их закрыла и потерла виски. Стало нехорошо. Катя? Аня? Лена? Ничего не шевелится. Все может быть.

— Девушка! Ау! Вам плохо?

— Подождите минутку…

Голова кружилась, и я никак не могла вздохнуть. Мир превратился в хаос и обрушился всеми своими вихрями и тьмой на меня… Прошло, кажется, не одно столетие, прежде чем воздух перестал быть каменным и позволил себя вдохнуть. Ира? Света? Марина?.. Спокойно. Я приехала. Куда? И зачем? И вообще, откуда я, мама??!

— Я заблудилась. Что это за город?

— Ну, привет! Это Коломна, — он посмотрел на меня с пониманием, и улыбнулся.

— Молодой человек, мне нужна помощь, — сказала я с отчаянием, осознав более-менее, что случилась какая-то беда, и одна я с ней не справлюсь.

— Что нужно сделать? — он стал совершенно серьезным и внимательным.

— Не знаю, — прошептала я и отбросила истлевшую сигарету.

— А что случилось? Так, давайте возьмем пива, сядем в нормальном месте, и вы мне все расскажете.

— Я не люблю пиво, — сказала я и осознала это. — Я не люблю пиво. Не люблю. Ага.

Парень посмотрел со страхом. Я встала, отряхнула брюки и сказала, устало перейдя на «ты»:

— Пойдем куда-нибудь, веди.

Мы купили пиво и долго шли молча вдоль железной дороги. Остановившись, наконец, сели на подгнившую доску, валявшуюся на пригорке, чуть в стороне от насыпи.

— Давай, рассказывай. Я тебя слушаю.

Я не знала, с чего начать. Да и где тут начало? По всем приметам больше похоже на конец.

— Чертовщина какая-то…

Достала еще одну сигарету, закурила и стала смотреть на снежный островок под ногами, похожий на ушастую голову зайца. Мой неожиданный спутник тоже щелкнул зажигалкой (своей, кстати).

— Так как тебя зовут-то? — спросил он, выпустив первый клок дыма.

— А тебя? — не отрывая взгляда от «зайца», я переадресовала вопрос.

— Андрей.

Я помолчала секунду и решилась.

— А я не знаю. Только что я нашла себя, и не знаю, кто я и где я. У меня, видимо, потеря памяти. Самая настоящая. И как мне можно помочь, я тоже не знаю.

Я похлопала себя по всем карманам, потому что вдруг вспомнила о паспорте, потом залезла в каждый по очереди. Зажигалка. Чек. Мятая десятка и двухрублевая монета. Ни паспорта, ни какой-нибудь захудалой записной книжки…

— Посмотри на меня, пожалуйста, откуда я могла приехать?

— Да откуда угодно, — медленно сказал он.

— Чертовщина какая-то, — повторила я. — И что делать дальше, я не знаю. То ли я почти дома, и просто за хлебом вышла, то ли мне еще пиликать хрен знает куда.

— Да-а. Задница. Но не бойся, что-нибудь придумаем. Так, значит, тебя надо вписать… Поехали, по крайней мере, переночуешь. А с утра, может, и вспомнишь что-нибудь… Тебя по голове не стукали?

— Откуда я знаю? — задумчиво ответила я. — Может и стукали, — ощупала голову. — Вроде не болит.

— Ладно, пойдем, — он встал, позвенев косухой, и стал неловко спускаться с пригорка в рыхлый снег в низине. Я сбежала следом. Начал накрапывать дождь.

–…Без имени жить нельзя. Человека, если у него нет привязки к реальности, к жизни, можно назвать любым именем, любым словом, и управлять им как угодно. Если имя есть, то есть шанс сопротивляться. Надо как-то вспомнить. Ты не из Коломны?

— Говорю же, не помню ничего!

— Блин.… Хоть город узнаешь?

— А хрен его знает! Кажется, что вижу впервые, но мне сейчас много, чего кажется.

— Наверное, ты с электрички сошла?

— Я с ума сошла, — пробормотала я, ежась от холодных капель, попадающих за шиворот. — Да, вполне могла. Иначе что бы я делала на вокзале? А поезда тут не останавливаются?

— Нет. Так, а какая была электричка? — он взглянул на часы (тоже свои — я улыбнулась). — Тринадцать тридцать две из Рязани. Или ты из Москвы? Откуда же тебя в такую рань могло принести-то? Надо посмотреть, во сколько еще здесь что проходило.

— Вернемся, посмотрим?

— Да у меня дома есть расписание. Сейчас ко мне зайдем, хорошо?

2

Таких пятиэтажек у нас по стране миллиард. Странно, но именно это я помню. Интересная штука — потеря памяти. Почему-то я помню, что пятиэтажки в каждом городе, что Коломна расположена на юго-востоке от Москвы и стоит на Оке, я помню слова и умею говорить. Но не помню своего имени, адреса и прошлого. Кстати, то, что я помню расположение Коломны на карте, говорит о том, что я, наверняка, не с Урала и не с Камчатки. Даже, скорее всего, жила где-нибудь в этом городе или неподалеку от него. Или бывала тут. Не прошло и часа, как я, пережив бурю в своем тронутом уме, приняла ситуацию, поверила в происшедшее и задумалась о дальнейших действиях.

Андрей тоже жил в пятиэтажке, на четвертом этаже. Он открыл дверь ключом и впустил меня в квартиру. Серая кошка на полусогнутых лапах убежала в комнату и только испуганно выглядывала из-за косяка.

Я сняла ботинки, оставшись почему-то босиком, даже без носок. Андрей дал мне вязаные тапочки и провел по ковровой дорожке в комнату. Комната его была соответствующей. Желтые обои с мелким рисунком, полки с книгами (в основном, фантастика) и кассетами, плакаты, письменный стол с кучей бумаг, сигаретных пачек и радиодеталей, электрогитара небесно-голубого цвета, колонка аппаратуры и узкая кровать с бежевым покрывалом.

— Извини за бардак и все такое, — дежурно сказал Андрей, сминая в кулаке две пустых пачки.

Снял косуху, залез под стол, достал оттуда зеленый телефон с диском, поставил его на кровать и полулег рядом.

Я жадно впитывала свой новый, незнакомый мир, стараясь ничего не упустить. Мне предстояло все узнать заново. Эта комната была первым и пока единственным человеческим жильем, увиденным в моей новой жизни. И я легко могла представить его своим, я запросто могла жить в такой же комнате.

— Але? Жень, хай! У тебя девчонку вписать можно?.. Девчонка неизвестно откуда. Очухалась у нас в городе и ничего не помнит… А я откуда знаю?.. На полу? Не знаю. Эй, найденыш, ты на полу спать будешь?

— Да почему нет?

— Давай. Хорошо, мы сейчас придем. И это.… Слушай, позови этих наших детективов.… Ну всех зови, их же не табун!.. Ну, пусть, как смогут, подтягиваются. А чего ты не на работе?.. А-а… Я? Да чего там делать!.. Да ладно! — он расхохотался. — Это, Жень, все неспроста. В это время я был нужен в другом месте, где и оказался. Да в этом году закончу, сколько уж можно учиться?! Все, жди, короче. Мы идем, — телефон жалобно звякнул.

— Найденыш, чего ты стоишь? Садись, — он шлепнул по кровати. — Чай будешь? Я сейчас сделаю. Попьем, и пойдем в гости.

— А что это за детективы? — спросила я, когда он вернулся с кухни.

— Да есть там одна развеселая компания. Занимается фигней всякой. Типа, кто у кого калькулятор спер; максимум — кто колеса в машине проковырял. Детство играет.

Я вытащила ногу из тапочка и внимательно ее рассмотрела. Нога как нога. Только грязь между пальцев и ногти как копыта, страшные. Помыться бы… интересно, когда я в последний раз это делала?

— Андрей, а где-нибудь помыться можно будет?

— Да у Женьки, если никто ничего с ванной не сделал. Пойдем на кухню? Да, ты есть хочешь?

— Жутко хочу.

— Ну вот. Пошли, найдем чего-нибудь.

Пока грелись котлеты с гречкой, Андрей сел напротив меня за стол и попытался начать расспросы.

— С какого момента ты себя помнишь?

— Как села на лестнице и закурила… И вообще, а почему мы уперлись, что я с электрички? Мало ли, за какой надобностью меня на вокзал принесло?

В дверь позвонили. Андрей ушел открывать. Я услышала:

— Во! — и дальше бубнёж и шуршание курток.

Вошло их трое. Андрей подталкивал в спину парня лет двадцати пяти в оранжевой рубашке и салатовых джинсах и девушку помладше в полосатой вязаной жилетке.

— Ну, знакомьтесь! Это, собственно, Находка, а это наши Пинкертоны…

— Сам такой, — вставила девушка.

–…Ирина, Самсон. Он же Константин Самсонов… Как вы так быстро?

— Женька позвонил, у нас как раз лекция закончилась. Мы снялись и поехали. Машину поймали.

— Вы тоже голодные?

— Обойдёмся! Вы жить пойдете к Женьке, я так поняла? Там поговорим?

— Давайте там, какая разница. Ты не торопи только, дай хоть пожрать по-человечески!.. Так, подождите. Находка, мы не договорили… Ты, значит, думаешь, что могла и не с электрички сойти?

— Запросто, почему нет? Может, я наоборот уехать собиралась. Или встречать кого пришла. А может, приехала, но совсем утром. И с ранья по городу мотаюсь. Устала, присела. Или на автобусе приехала. Или на машине.

— Да уж… — Андрей потер лоб. — Тоже как не фиг делать… Но если ты из Коломны, тебя здесь кто-нибудь должен знать.

— Вы уже расследуете? Без нас?

— Ох, обидься ещё, Ирка!

— Ир, действительно не игрушки, ты не понимаешь? — серьезно сказал Самсон.

— Вы чего взъелись? — удивилась Ирка. — Давайте только вместе все делать. Мы, Андрей, все-таки уже кое-чего расследовали, а вы тут между собой потрещите, а нам потом повторить забудете.

— Ничего, вы детективы, сами догадаетесь. И потом, не один фиг, кто все выяснит?

— Я думаю, что не мы, — сказал Самсон, ломая спичку. — Очень уж всё, блин, странно…

— Самсон, в себя надо верить, тебя не учили? И потом, если не мы, то кто?

— Хрен в пальто! В милицию идти надо. В больницу, чтобы проверили, нет ли сотрясения, или еще какого нарушения. Наверняка, тебя по чайнику треснули. Может, и спёрли чего.

— Да наверняка спёрли, — у меня ничего нет. Ни денег, ни документов. А ведь были же, наверное!

— Бесспорно, когда-то документы были, — согласился Андрей.

Самсон, несмотря на вызывающе яркое одеяние, рассуждал наиболее здраво, но Ирке, видимо, очень не хотелось расставаться с таким необычным делом, вдруг на неё свалившимся.

— Ага, в милицию! — закивала она. — Хорошо придумали! А если она кого-нибудь пришила? И по фотороботу, а?

— Ирка, не мели чушь.

— Да ну, Ир, ты чего такое говоришь-то?.. — возмутилась и я.

— Хорошо, идите в милицию. Но ничего нельзя отвергать, сами знаете. Даже самую бредовую версию проверять надо.

— В любом случае, согласись, Ира, у них больше возможностей.

— А желания, Костя? Желания у них сколько?

Самсон отмахнулся:

— В милицию надо. Только сначала в больницу, чтобы зафиксировать потерю памяти. А потом уже к этим.

— Слышите, сыщики, а вдруг её не добили, и будут искать? — осенило Андрея.

— Фу, ну ты скажешь! — снова возмутилась я.

— Нет, правда! Тогда лучше не высовываться и сидеть тихо.

— А вы меня, случайно, не знаете?

Все переглянулись и пожали плечами.

— Андрей, у тебя сейчас сгорит. Я не тороплю, но давайте, ешьте!

3

Женька жил через дом. Дверь в квартиру была украшена большой надписью белилами «Уважаемые соседи, нас много, но мы хорошие!», а поверх слова «хорошие» красовалось помадное «казлы». Дверь оказалась не заперта, и мы вошли.

Тут, в отличие от квартиры Андрея, не было ковровых дорожек, да и линолеум лежал волнами. У двери стояло множество ботинок, кроссовок и сапог, в том числе пара болотных. На гвоздях, вбитых в стену, висели куртки и прочая верхняя одежда. Перед зеркалом на тумбе стоял телефон, а вокруг зеркала обои были исписаны цифрами и сообщениями. Стена напротив напоминала лохматого зверя — сверху топорщились многочисленные записки, а снизу явно постаралась кошка.

Мы пополнили обувную кучу и вошли в кухню.

Хозяин деловито подтянул тренировочные штаны, раскланялся с каждым, грохнул на плиту чайник и сел на подоконник.

— Ну, рассказывайте, кролики.

Я села на табуретку у двери, Андрей — у холодильника, остальные вокруг стола, при этом Самсон наступил в блюдце с водой, стоявшее в углу.

Женька был давно не стриженным кудрявым брюнетом, к тому же без одного переднего зуба. Одет он был в черные спортивные штаны с растянутыми коленками и зеленую линялую футболку.

— Давайте все сначала, — Ирка достала из сумки тетрадку о двенадцати листах и, что-то написав на обложке, открыла ее. Самсон положил на стол диктофон.

— Итак. Сегодня у нас двадцать второе марта две тысячи второго года, пятница.

— Очень приятно, — сказала я. — Тут курить можно?

— Можно, — Женька, не вставая с подоконника, дотянулся и открыл форточку. — Тут практически всё можно.

Я достала из кармана сигареты, и зашарила по карманам в поисках зажигалки.

— Тебя бы сфотографировать, — сказал Самсон, откинувшись к стене вместе с табуреткой. — Пригодится наверняка.

— Как тебя записать-то, Находка?

— Так и пиши, как слышишь.

— Ага. Находка. Найдена на станции Голутвин в… Андрюх, сколько времени было?

— Было без десяти два, но это спустя какое-то время. Пиши «без двадцати».

— Андрей, — спросил Самсон. — Как ты Находку увидел?

— Иду по площади. Смотрю — на ступеньках вокзала сидит симпатичная девушка и щурится на солнышке. Вроде бы всем довольна.

— Я и была всем довольна. Пока до меня не дошло, что я не знаю собственного имени.

— До сих пор ничего не помнишь?

— Абсолютно ничего нового я не вспомнила. Даже проблесков никаких.

— Может, поспишь, вспомнишь? — предположил Женька с сочувствием.

— Не исключено, — с надеждой согласилась я.

— Так, ладно… Зафиксированное время — тринадцать сорок, предположительное время высадки с электрички, если она имела место… а-а…м-м… Сколько ты сидела? — Ира обратилась ко мне.

— Ну не знаю я, блин! Не знаю! Может, я полчаса по городу шаталась, прежде чем сесть, может, со вчерашнего вечера, может, только с этой долбаной электрички сошла… Может, и вообще не с электрички. Может, меня на машине привезли и выгрузили… Может, я сама за рулем приехала, а меня по чайнику долбанули, а машину угнали. Какое тогда имеет значение, сколько я на лесенке загорала?

— Значение может иметь все что угодно, — назидательно сказала эта мисс Марпл. Или миссис? Тут помню, тут не помню…

— Надо будет проверить, умеешь ли ты водить машину. И вообще, что умеешь. Я слышала, что навыки люди помнят.

Я кивнула, прикуривая, и с удовольствием выпустила дым. Самсон повертел мою пачку в руках, заглянул внутрь и положил обратно.

— Девушка лет восемнадцати-двадцати двух. Волосы тёмные, короткие, слегка вьются. Глаза карие. Рост… Так, это потом. Одета в зеленую куртку, короткую, на молнии, с карманами. В карманах… Находка, пардон за наглость, что у тебя в карманах?

— Ни хрена там нет, — я вытряхнула все содержимое на стол. Кроме курительных принадлежностей все те же двенадцать рублей и чек.

Самсон с Иркой мгновенно и одновременно схватились именно за него. Ирка уступила.

Самсон пробормотал:

— ООО «Тонус М», двадцать второе, ноль третье, ноль второе. Девять-двенадцать, двенадцать пятьдесят, спасибо за покупку.

Очевидно, эти самые сигареты. Сегодня утром. Где, ёлы-палы? Ира записала еще что-то и поставила восклицательный знак.

Потом мы всей толпой вышли в прихожую обследовать мои ботинки. Грязь на них была самая обычная — у нас пол-России носит на ботинках такую. Да и сама обувь была довольно распространенной — черные ботинки унисекс на шнурках, только потёртые и морщинистые. Коричневые брюки, явно новые и с девственно чистыми карманами, зато с прилипшей на штанину жвачкой. Черная шапочка, которую, помню, называют неприличным словом. В общем, детективы обнюхали все, что могли, но выводы о моем происхождении, прямо скажем, не напрашивались.

Когда мы вернулись на кухню, Ира достала мобильник и набрала номер.

— Кир, слушай. Тут новое дело. Ты прямо с работы забеги на вокзал, купи расписание и обязательно узнай, не было ли изменений и опозданий… Все электрички, по всем направлениям. Так. И еще осмотри палатки, какие попадутся по дороге, особенно у вокзала. Нет ли где-нибудь «Тонуса-М»… Тонус!.. Сам ты такой!.. М! Миша. Ага, пока!

— Ир, у меня есть расписание, — сказал Андрей. — На кой покупать?

— Сбегай тогда, принеси.

— Ломает, честно говоря, но ради дела… Кстати, смотрите, зажигалка поцарапана.

— Ну и что? — спросил Самсон и показал свою. — Ты лучше обрати внимание на её руку. Откуда такие шрамы?

— Вот уж не знаю! У меня такого никогда не было.

То, о чем они говорили, я заметила, ещё сидя на дощечке с Андреем. Пальцы правой руки были сплошь покрыты розовыми и синюшными пятнами с неровными краями.

Андрей ушёл за расписанием, а Ирка перезвонила Киру и внесла коррективы в задание.

Чайник задышал паром, Женька выключил газ. Ополоснул под краном темно-синюю чашку, насыпал в неё щедрую горсть заварки, добавил восемь чайных ложек сахара и залил кипятком. Взял чашку и снова сел на подоконник.

— Жень, у тебя фотоаппарат с плёнкой есть?

— У меня нет, но сегодня Белый должен зайти.

— Знаете, что я думаю, — медленно сказала Ирка, вертя мою зажигалку в руках. — Позвоню-ка я Лерке. Сводим тебя в больницу. Может, и правда скажут чего? К тому же такие вещи вряд ли полезны для здоровья.

— А меня никуда не упекут так сразу?

— Я и говорю, через Лерку, неофициально.

— Тогда мне, как минимум, помыться надо.

— Сейчас помоешься. А я Лерке буду звонить. А надеть тебе есть что?

— Да это фигня, — сказал Женька. — У меня тонна тельняшек и другой фигни. Щас дам чё-нибудь, — он отставил чашку, сполз с подоконника, подтянул штаны и ушлёпал в комнату.

Пока я плескалась в ванной и стирала свои шмотки, а Ирка звонила Лерке, вернулся Андрей, и пришёл обещанный Белый с фотоаппаратом. Его посвятили в историю, и он, пылая желанием мне помочь, сбегал к машине, притащил и принялся устанавливать какие-то штативы и лампы.

Я вышла к народу в пресловутой тельняшке, чьих-то здоровенных джинсах и серых шерстяных носках, с волосами ёжиком от рьяного вытирания полотенцем. В ванной я долго разглядывала себя в зеркале, обнаружила родинку на локте, ещё несколько шрамов неизвестного происхождения, но в целом смотрелась неплохо и себе понравилась.

Когда я вышла из ванной, Женька вручил мне фен, самодельный, судя по размерам, болтам, изоленте и рёву. В три минуты я высохла, а в спальне меня уже ждала настоящая фотостудия.

Белый оказался серьёзным и толковым человеком. Он то, прищурив глаз, смотрел на меня издалека, то просил повернуть как-нибудь голову или поменять положение рук. Сделал кучу кадров, с разных сторон и расстояний.

Ирка начала его торопить, чтобы мы успели в больницу, ей позвонили на мобильник, она ласковым голосом пощебетала с «милым», нажала на кнопочку, и голос её снова стал деловым.

— Все, Находка, помчались!

— А знаете, что я придумал? — вдруг закричал Андрей. — Сегодня Находка нашлась, значит, у нее как бы день рождения! Давайте вечером отпразднуем?

— Тогда и подарки надо, — сказал Женька, устраиваясь поудобнее у косяка.

— Само собой, — ответила Ирка, завязывая шнурки.

— Ради Бога, разве ж я против подарков? — улыбнулась я.

— Все, пожелайте нам удачи, мы полетели!

И мы «полетели».

Больница тоже была недалеко, в пределах пешей доходимости. Лерка встретила нас на крыльце. Рыженькая и курносая медсестричка.

— Это ты потерялась? — она с любопытством посмотрела на меня.

— Я, кто же еще? — я отбросила окурок и почему-то вытерла руку о джинсы. — Только, наоборот, не потерялась, а нашлась.

— Ну пошли… Только куртку внизу оставь. Ирка, ты тут посидишь, или с нами пойдешь?

— Лучше с вами, чего внизу-то сидеть?

— Ну пошли, сейчас халаты возьмём…

От врачей я узнала следующее. Мой рост — метр шестьдесят четыре, вес сорок семь килограмм, давление сто десять на семьдесят. Зрение отличное, слух тоже. Сердце так себе; нервы, похоже, не очень (ну еще бы!), курить не стоит, группа крови — вторая положительная, остальное завтра. Половых контактов в последнее время не было, но вообще были. Не рожала, не беременная, вроде не больная, это тоже потом. Пару зубов стоит вылечить, еще штук восемь с пломбами разного качества и срока давности. Горло красное, полоскать надо. Лёгкое искривление позвоночника. Сотрясения мозга нет, но есть свежий около месяца, шрам на бедре — зацепилась за что-то. Шрам на ступне — старый, наверное, на стекло наступила. На пальцах — след от ожога, тоже свежий. Почему-то не подумала, что это ожог.

Ещё мне предложили лечь в больницу, но сами же посоветовали этого не делать, если есть где жить. А вообще-то надо, сказали они, ехать в Москву, в институт Сербского, там больше средств и возможностей для выяснения причин моего беспамятства.

До дома Женьки еле доползли. Квартира бурлила. Мало того, что все постояльцы вернулись кто откуда, так им ещё и обо мне рассказали.

Я, казалось, слона съем. Но мне дали только картошки с тушёнкой. Ирка есть не стала, и убежала, попросив перенести день рождения на завтра. Я согласилась.

В ночи снова пришёл Белый и принёс готовые фотографии. Я на тот момент уже лежала на предназначенном мне матрасе не в силах открыть глаза. Так что просмотр тоже отложили до завтра.

Сумасшедший, бредовый, мало похожий на реальность день, двадцать второе марта две тысячи второго года закончился мгновенно.

4

Мой второй день рождения, точнее его празднование, пришлось на субботу, поэтому с утра никто не убежал, но некоторые, впрочем, спали до обеда. Проснувшиеся прицепились ко мне с вопросом, не прояснилось ли у меня в голове. Я честно прислушалась к своим ощущениям, и поняла, что не прояснилось. Страшно проснуться и понять, что вчерашний кошмар оказался не сном.

Покинув постели, мы с Женькой и полненькой девушкой Нюрой занялись приготовлением угощения. Каких-то двух парней отрядили за выпивкой. Через форточку вернулась с прогулки кошка Мамайка дикой чёрно-рыжей окраски. Вчера я её не видела, а может, просто не запомнила, чему тоже не удивлюсь. Перспектива новой потери памяти меня испугала, я стала лихорадочно перебирать в памяти имена своих новых знакомых.

Примчалась Ирка.

— А ну отпустите именинницу! Сами готовьте! Находка, пошли подарки выбирать!

— Ир, да на кой выбирать? У меня все равно ничего нет, что ни подари, не ошибёшься.

— Мерить пошли! Чтобы костюмчик сидел!

Стало ясно, что с Иркой спорить бесполезно. Я сказала Нюрке:

— Нюр, брось готовку. Приду — доделаю.

— Да ладно тебе! Чего тут делать-то?

Ирка подошла к задаче практично.

— У тебя ведь совсем ничего нет? Значит, тебя надо, как минимум, одеть, — и вытянула из-под кровати чемодан.

Дунула на крышку — взвилась куча пыли.

— Фу, — сказала я и помахала рукой.

— Терпи, коза, — отозвалась Ирка, открыла чемодан и чихнула. — А то мамой будешь.

Вот, примерь батину рубашку, и вот это тоже — в меня полетела байковая рубашка в клетку и сиреневая водолазка. Я влезла в обе вещи, покрутилась.

— Кстати, Находка, может, тебе имя какое пока выбрать? На время, пока не вспомнишь?

— Ага, чтобы я к нему привыкла, и вы тоже. А потом — бац, и я Акулина какая-нибудь.

— А если не вспомнишь?

— Типун тебе! В крайнем случае, меня найдут и скажут, как зовут.

— Как-то не по-человечески без имени.

— Пусть. У меня есть имя, просто мы его не знаем. Я согласна быть Находкой, хоть светофором, но не ходить под чужим именем… Ну что, как? Вроде в самый раз.

— Да, ничего, вроде. На вот, еще юбку померяй. И эту. Она точно подойдет, правда, она летняя.

Теперь я поймала две юбки — одну чёрную, до колен, другую — цветастую, до пола. Длинная действительно оказалась в самый раз, а короткую имело смысл ушить. Я без лишней гордости взяла обе.

Потом Ирка выловила в чемодане красную майку, классические джинсы, обтрепанные по краям, и чёрные брюки, которые оказались мне коротки.

Далее по принципу «На тебе, Боже, что нам не гоже» Ирка запихнула мне в пакет синий вязаный свитер в затяжках, шерстяное бабушкино платье, полосатую шапку с шарфом и рейтузы с дыркой в интересном месте. Но я не кочевряжилась; более того, была рада.

Все-таки, тельняшка с такими большими джинсами, что я все время боялась их потерять, не самая универсальная одежда. Тем более, кто знает, может, в прошлой жизни я носила костюм от Тома Кляйма, или даже от Версаче, и туфли на шпильках? И кто ж меня теперь узнает?

По пути от Иркиного дома до Женькиного зашли на рынок, где она мне велела отойти в сторону и что-то купила. Я тем временем настреляла три сигареты — моя пачка кончилась.

За праздничный стол условно приняли пол нашей бомжовой спальни, настелив газет.

— Я сегодня мамашке в Пермь письмо отправила, на тебя насмотревшись, — сказала Нюрка.

— И я звонил, — засмеялся Артем, длинный парень с белым хвостом до пояса. — Вот что значит наглядная агитация!

— Обрадовались небось, — сказала я блудным детям.

— Офигели! А сейчас, наверное, осмыслили и счастливы.

Мне стало радостно за Темкиных родителей, и еще больнее за абстрактных своих.

Спустя минут десять я вылезла на улицу за хлебом, о котором все на радостях забыли, и столкнулась у палатки с Леркой.

— Привет!

— Привет!

— Ты не ко мне?

— Да нет, я к тётке заходила.

— А сейчас свободна? Пошли ко мне на день рождения?

— У тебя сегодня? Ты вспомнила?!! — Лерка подпрыгнула и засияла.

— Хрен там, — я вздохнула и махнула рукой. — Это Андрей придумал. Я родилась в новой жизни.

— Ой, Находка… Ты у Женьки, да? Я тогда сейчас приду.

— Давай, заходи! Я тебя ждать буду!

Из угощения на полу стоял салат из риса с рыбными консервами, варёная картошка с тушёнкой, маринованные огурчики и вишнёвый компот от Белого, бананы, корейская морковка, вафельный торт (его притащил Андрей), крабовые палочки, огурец и два помидора, порезанных дольками, сыр и море портвейна.

Пришла Лера, пришли детективы в полном составе — их оказалось четверо, ещё Кир и Серега. Белый отозвал меня в кухню и протянул пачку фотографий. Мне сразу стало ясно, что он — фотограф от Бога, и никто никогда меня в этом не разубедит. Если б я была парнем, я бы непременно влюбилась в девушку с фотографий. Но парнем я не была, поэтому просто смотрела восхищённо, и не верилось, что это я.

— Ты офигенный фотограф, — сказала я плоскими словами, потому что не знала других, таких, чтобы передать своё восхищение.

— Да ладно тебе, — он отмахнулся. — Надеюсь, что пригодится.

— А это мне?

— Тебе, конечно. А ты хорошая фотомодель, практически все неплохо получилось.

— Ни фига себе, неплохо! А ты себе не оставляешь?

— Оставил, а как же!

— Послушай, а как тебя зовут-то?

— Андрей.

— Еще один Андрей. А почему Белый? Или это фамилия?

— Нет, моя фамилия Белов, — он улыбнулся. Интересное у него лицо — острые скулы, большой рот и уже появившиеся морщинки — на лбу, на щеках от улыбки и лучики в уголках глаз; черный ёжик волос.

— А ты, кажется, взрослый…

— А ты нет?

— Да, конечно. Но ты постарше остальных будешь.

— Постарше, угадала.

— Эй, ну куда вы ушли? Давайте начнем уж! — заглянул Андрей-первый.

И мы начали.

Пили за моё появление, желали найти себя, потом дарили подарки. Я их складывала на свой матрас. Включили музыку, а, когда все поднабрались, устроили танцы, сдвинув угощение к батарее. Потом пошли гулять, дошли до Оки, выкурили там одну сигарету на двоих с Андреем, полазали по каким-то развалинам, поиграли в паровозик на трамвайном кругу. Вернулись уже в сумерках. Снова пили и ели. Белый бегал с фотоаппаратом. Искали гитару, но безуспешно. Ирка отобрала у меня несколько фоток и сунула к себе в сумочку — «для дела».

— А интересно, если Находку напоить, она вспомнит себя? — спрашивал захмелевший Темка.

— Не придумывай! — строго отвечала медсестра Лера. — От этого память только портится!

— Давайте играть во что-нибудь!

— В «мафию»!

— В «бутылочку»!

— В «ручеек»!

Я пропустила мимо несколько рюмок, чтобы не напиться, упаси Бог. Видимо, помнила, что бывает плохо, если перепить.

Станцевали под «Там, за туманами» с Андреем, потом под Земфиру с Самсоном.

Народ, наконец, собрал посуду и поутих. Ушли гости, пришла Настя. Вечер можно было считать закрытым. Я засела на матрас разбирать подарки. Меня завалили. Женька подарил плеер с кассетой «Крематория», Ирка — некоторое количество белья, в том числе кружевного; Лерка — книгу Мураками, кассету всё той же Земфиры и в довесок информацию, что по анализам я здорова. Белый преподнёс фотоальбом для уже готовых фотографий, Нюрка — бандан и фенечку, Тёмка — носки и тапочки, Самсон — игрушечного зайца и конверт с деньгами, Кир — чашку, Серёга — складной нож в обмен на последние два рубля. Был ещё один комплект белья, колготки, ежедневник, блок сигарет, сказки Андерсена, кассета Вивальди и ручка-зажигалка. Праздник удался. А я, неизвестно кто и откуда, снова уснула мёртвым сном в странной, гостеприимной квартире города Коломны.

5

Утро оказалось добрым. Я проснулась поздно, когда солнце уже расчертило квадратами пол, матрасы и одеяла. У меня в ногах спала Мамайка. Я сладко потянулась — было невыразимо уютно. Матрас казался чуть ли не периной, а спальник — пуховым одеялом, если таковые бывают. Мамайка поймала моё состояние и тоже потянулась (всеми четырьмя лапами в одну сторону), да так и осталась лежать рогаликом.

Из кухни доносилось с шипением и фальшью душераздирающее: «я отдалась тебе в кустах сирени. Вокруг стоял красивый тёплый май. Цвели цветы, звучало птичье пенье, и голос твой напоминал мне рай…»

— Слушайте, да вырубите её кто-нибудь! Кто вообще эту дрянь принес? — раздался Женькин голос.

— Жень, ну надо же послушать, а вдруг у неё есть что-нибудь хорошее!

— Настя, радость! Я никого не хочу обидеть, но у человека, который поёт на полном серьезе такие вещи, в принципе не может быть ничего хорошего.

— И таким голосом, — добавил невидимый Темка.

— А вдруг?

— «Вдруг» слушай в наушниках. Не насилуй народ! Я не деспот, но это же невозможно!

— SOS, спасите наши уши, — пробурчала Нюрка где-то рядом.

Щелчок — песнопения стихли.

А так — обычное утро, какое-то знакомое, наверное, из прошлой жизни: шум воды, негромкие разговоры и шкворчание сковородки за стеной. Постепенно степень суеты возрастает, и начинается бардак. Солнечный квадрат наползает мне на лицо, я отворачиваюсь, чтобы грело затылок.

— Нюрка, ты не знаешь, где это угробище?

— Какое еще угробище?

— Альфредик.

— В ванной нет?

— Нет, конечно. Ты думаешь, я там не смотрела?

— Женька-а! Где мистер Альфред?

— А я доктор? Вы, девки, сушитесь, мне-то он на фиг?

— Нет, я не понимаю, где ЭТО можно потерять??? — Настя забегала, ругаясь, по всей квартире.

— Там же, где и мой тапочек, очевидно, — ехидно отозвалась Нюрка. — Не знаю, куда ты его засунула.

— Почему я-то? Находка, ты спишь?

— Сплю. Настя, не грузи с утра.

— Ты Альфреда не брала?

— Казань брал, Астрахань брал, Альфреда не брал… Какого еще, на фиг, Альфреда?

— Фен, — объяснила Нюрка. — Его так зовут.

— Нет. С момента приезда не трогала, — я открыла глаза и повернулась на бок, лицом к цивилизации.

— Ля-я! — начиная свирепеть, протянула Настя. — Мне на работу ехать, а хаер мокрый.

— Куда твоя работа денется? Переход законопатят? Или дядька с баяном припрётся, как в тот раз? — Нюрка хихикнула. — Сиди и сохни, певица! Тебе феном вредно сушиться, у тебя волосы крашеные. Совсем вылезут!

— А кое-кому просто завидно, потому что диеты не помогают!

— Ой, ну вот только ругаться не надо, ладно? — мне было так хорошо этим утром!

— Насть, ну вот же он, блин! Глаза у тебя сказать где? Как так можно искать? — Нюрка с грохотом стянула со стола фен за шнур, как мышь за хвост.

Мамайка поняла, что тут ей не светит спокойно поспать, и ушла. Кажется, на кухню. Наверное, поесть.

— Находка, тебя к телефону! — крикнул Женька. Я со вздохом откинула спальник, встала. Но, подумав, спальник подняла, и в него завернулась.

— Але?

— Находка, привет! Пошли в милицию? — Ирка.

— Охренели, что ли, ни свет, ни заря? Ну ладно, пошли. А ничего, что воскресенье?

— Какая разница? Дежурный-то должен быть! Давай, встречаемся на остановке. Где рынок, знаешь?

— Помню, видела вчера.

— Давай, одевайся и выходи.

— Поесть-то хоть можно? Я еще даже не покурила!

— Ну давай, тогда перезвони, — и она назвала телефон, который я записала на стене среди прочих.

Оказывается, кофе с сигаретой — это тоже кайф, ни с чем не сравнимый. Жаль, что бесконечно так балдеть нельзя; там где-то на телефоне сидит Ирка и нервничает.

Конечно, нас ждали с распростертыми объятиями. Скепсис Ирки стал понятен. Дежурный сначала перепугался, потом нехотя записал Иркины данные, её рассказ, взял одну из моих фотографий, и предложил идти домой. Как будто к ним каждый день приходят люди с потерей памяти!

— Как? И всё? — Ирка вылупила глаза.

— А что я должен ещё сделать? — раздраженно сказал дежурный. — В тюрьму её посадить?

— В тюрьму? Это мы запросто! — раздался из смежной комнаты весёлый голос.

— Идите, отдыхайте. Отправлю запрос. Ждите, если что — буду звонить. Сходите пока к врачу, возьмите справку…

По дороге домой мы с Иркой молча съели по мороженому. Хотя, погода и не располагала: солнце скрылось, и даже снежок пошёл.

— Супер-работа, — недобро сказала Ирка на прощание, прячась в воротник.

— Да пошли они, — ответила я, прикуривая. И даже сказала, куда им надо пойти.

А сама пошла домой. Ждать, когда позвонят. Больше всего меня беспокоили мои неизвестные родные. Беспокоили — не то слово. Сердце просто сжималось до боли, когда я вспоминала о них, когда пыталась представить, что может чувствовать мать, у которой пропал ребёнок. И больше всего мучило бессилие, потому что я даже не знала, какой номер набрать, чтобы просто сказать, что жива.

6

— Короче, я была права. Это надо делать самим, — сказала Ирка.

— Хорошо, ты была права, — согласился Самсон. — Теперь было бы неплохо придумать, как именно это делать?

— Начнём с того, что Находка не из Коломны, девяносто процентов. Не такой уж большой город, чтобы никто её не знал, включая учителей из школ, — сказал Кир.

— Ты что, всех учителей опросил? — изумилась я.

— Зачем всех? Человек по пять из школы. Это не особо много. Ирка, ты как? Спрашивала?

— У всех, по-моему, спросила. И в институте, и у мамы на работе…

— Короче, основная версия — что Находка откуда-то приехала.

— Ну, я сразу сказал, — Самсон начал самодовольно качаться на стуле. — Интуицию, брат, не пропьешь!

— Только сдвинь корону набок, чтоб не висла на ушах, — посоветовал Кир. Самсон ответил тумаком.

— Значит, надо смотреть расписание электричек, — сказала Ирка, постучав ручкой по столу. И автобусов, кстати, тоже.

— Электрички — уже. Вот те, с которых Находка могла сойти. Смотрите, — Кир выложил на стол лист бумаги. — Маркером отмечены наиболее вероятные. Автобусы завтра гляну. Правда, что с ними потом делать — не знаю. Если только водителей поспрашивать.

— Допустим… Ах, чертов комар!.. — Самсон хлопнул себя по щеке. — Неужели эти сволочи уже вылезли?

— Это специальная ранняя порода. Для любителей, — объяснил Кир.

— У них в подвале болото, комары круглогодичные, — добавила Ирка.

— Я покурю? — спросила я, доставая сигареты.

— Можешь даже меня угостить, — сказал Кир.

— Травись на здоровье, — я протянула ему пачку.

— Благодарю, — сказал Кир, зажав в зубах сигарету. — Теперь бы еще пивка…

— Кир, а что там с отменами и дополнительными? — бесцеремонно вклинилась в его мечты Ирка.

— Все по расписанию. Ничего не убавилось, ничего не прибавилось. Даже не опоздало ничего, если верить диспетчеру.

— Монстр! — восхитился Самсон. — Даже до диспетчера докопался!

— Предлагаю, — перебила Ирка. — Долго и нудно. Не факт, что результативно. Но больше у меня идей нет. Опрос продавцов, поиск свидетелей. В электричках обычно одни и те же люди ездят. Тем более что была пятница. Как вам?

— Можно, в принципе.

— Надо штат расширять. Вчетвером мы это не осилим.

— Мужики, ну что всё я? У вас есть мысли?

— Есть, — Кир стряхнул пепел. — Опросить контролёров. Их и искать проще.

— Кстати, да. Самсон, а ты?

— А я — рядовой исполнитель. Есть у меня одна мысль. Не буду пока говорить. Если выгорит, расскажу.

— А мне-то что делать? — спросила я.

— Отдыхай пока. Можешь на станцию сходить. Вдруг что-нибудь знакомое увидишь? Или тебя кто узнает?

— Я там, на станции видела ларек «Горсправка». Какие они справки дают? Если подойти и спросить, не знают ли они меня?

— Да ну… — Ирка с сомнением посмотрела на меня, и с досадой отмахнулась, поняв, насколько я серьезно. — Да ну тебя на фиг!

7

Зашла Лерка. Я сидела в единственном кресле в соседней спальне и прятала на изнанку вытянутые петли на синем свитере, подаренном Иркой. Вчера я замёрзла, сегодня уже не хотелось. Рядом, лежа на матрасе, балдел под Цоя Игорь. Он приехал автостопом сегодня ночью и никуда не торопился. Мне было слегка непонятно, зачем ехать автостопом в Коломну, чтобы лежать на матрасе, но спрашивать было лень. Да и более важных вопросов хватало. Кроме того, Игорь смотрел на меня каким-то ошалевшим взглядом, словно его Купидон… нет, не стрелой поразил, а пыльным мешком стукнул, что ли… Я, конечно, спросила его утром, не встречались ли мы раньше. На что он ответил, что, кажется, видел меня во сне. Поэтому моё подозрение в ударе пыльным мешком и пало на Купидона. На любовь, конечно, не тянет, но какая-то реакция идёт.

Цой пел про троллейбус, который идёт на восток, и в этом тоже было что-то ужасно знакомое, даже ностальгическое. Я мучительно пыталась вытянуть из памяти хоть что-то так же, как сейчас вытягивала петли с лицевой стороны свитера. Нитки поддавались лучше.

— Мучаешься? — спросила Лерка.

— Мучаюсь. Но не из-за свитера, а из-за памяти дурацкой.

— Сочувствую тебе. Не могу даже представить себя в подобной ситуации. Врагу не пожелаешь.

— Лер, я начала Мураками читать. Классная книга! — сказала я после некоторой паузы.

— Тебе понравилось? Здорово!

— Пойдём, чаю попьем?

— Давай.

Я отложила свитер, и мы протопали на кухню. Квартира была на редкость пустынна.

Чайник водрузили на плиту, а сами устроились у стола. Я принесла себе пепельницу и залезла на табуретку с ногами.

— Как дела? — спросила у Лерки.

— Да ничего, всё как обычно. А у тебя? Без изменений?

— Как в танке, — ответила я, доставая сигареты.

— Знаешь, Находка, странно, что тебе Мураками понравился. Ты сейчас как бы человек без жизненного опыта, а у него всё на нем держится.

— Ну не скажи. Написано очень здорово, язык красивый. Да и сюжет захватывает.

— Да, наверное, но мне он, в основном, близок взглядом на жизнь.

— Да мне, наверное, тоже, я не знаю. Раз понравилось… Знаешь, наверное, что понравилось? У него тоже вокруг сплошные непонятки, как и у меня… Лер, ты чай горячий пьешь? Или тёплого хватит?

— Лучше тёплого… Да, этим вы, пожалуй, похожи.

Я выключила газ и разлила чай.

— Находка, я совсем забыла, с чем пришла.

— И с чем?

— Я тут подумала… А что, если тебя к гипнотизеру какому сводить? Это, наверное, единственный способ что-то вспомнить.

— Жизнь круче Мураками, — задумчиво сказала я, уминая окурок в пепельнице. — Как завернет иногда!.. А где взять такого гипнотизера? Ты знаешь хоть одного?

— Можно я буду звать тебя как-нибудь покороче? А то Находку долго выговаривать.

— На здоровье, — я смахнула пепел со стола.

— Я не знаю ни одного гипнотизера. Но они ведь где-то есть?

— Наверняка есть. Но искать-то как?

— Да вон, аж на столбах объявления висят. Ну, не гипнотизеры, правда, а экстрасенсы. Да это, наверное, даже еще лучше. И в газетах постоянно пишут. Фигня, скорее всего, но вдруг? Ходька, слушай, а давай чай допьем и пойдём погуляем!

— А давай, если там не дубак! А то сижу на заднице все утро… Лер, а тебе на работу не надо? — я приняла «Ходьку».

— Я в ночь сегодня.

— Ни хрена себе… И не тяжело?

— Да у нас днём тяжелее, ночью-то спят все. Привезут кого — разбудят. А то и не привезут. Да и привыкла я уже.

— Давно работаешь?

— Давно, почти три года уже.

В кухню пришёл Игорь и опять внимательно на меня посмотрел. Что же это за сон такой ему приснился с моим участием?

— Девчонки, а можно тоже чаю?

— Да пей, пожалуйста, — отозвалась я. И усмехнулась про себя. Трех дней не прошло, а я уже веду себя как хозяйка.

— Третьим будешь, — дополнила меня Лерка.

Игорь кивнул и снова посмотрел на меня как-то странно.

— Чего? — не выдержала я. — Опять приснилась?

— Не, ничего.

Попив чаю, мы пошли на улицу. На столбах объявлений было много, да вот только нужных как-то не встретилось. Тогда мы купили газету и кулёк семечек, и сели на ближайшую скамейку.

Ни одно объявление доверия не внушало, ни матушки, ни потомственные ведуньи, ни белые магистры. Совсем ни капли. С фотографий смотрели рожи, изо всех сил изображающие загадочность. Лерка морщила конопатый носик, я вздыхала. В конце концов объявления мне наскучили, зад замёрз. Я встала, закурила и стала разглядывать людей, перебирая в кармане шелуху от семечек. Упорная Лерка продолжала штудировать газету, но вскоре тоже сдалась.

— Знаешь что? Пожалуй, я у мамки спрошу, она там своих женщин порасспрашивает. Вдруг кто кого порекомендует?

Я пожала плечами:

— Ну, попробуй. Может и правда поможет, — спохватилась, что шелухе не место в кармане, и вытряхнула ее в урну.

Потом мы разгадали кроссворд моей зажигалкой (она же ручка), догрызли семечки. И, выбросив газету в ту же урну, пошли бродить. Намотавшись по Коломне до гудения в ногах, поехали к Лерке в гости. У неё оказалась интересная квартира. На полках стояли модели кораблей. «Это папка собирает, а мамка ворчит, что он ерундой занимается. А по-моему, это здорово, когда человек чем-то увлечён». Кровати были застелены лоскутными покрывалами, а рядом с ними висели светильники с абажурами из той же ткани, что и подушки. А Леркин секретер был набит книгами, кассетами и коробочками с бисером.

— Кто это шьёт? — спросила я о покрывалах и подушках.

— Да я, когда делать нечего.

— И почему ты медсестра?!

— Чтобы людям хоть немного легче жилось, — серьёзно ответила Лерка.

— Все художники. Белый — фотограф. Ты… — я запнулась, подбирая слово. — Ты просто художник, наверное. Рукодельница. Это город такой, или просто мне повезло?

Лерка засмеялась:

— Тебе еще как повезло! Знаешь когда? Когда тебя этот ловелас на вокзале увидел. Он ведь тебя на вокзале нашёл, да?

— Ловелас? Это Андрей, что ли? — я засмеялась.

— Ага. Ещё какой! Хлебом не корми! Если он к тебе пока не приставал, то у тебя все впереди.

Мы дотемна пили чай в уютной Леркиной квартирке, забыв о колдунах и гипнотизерах. Лерка рассказывала мне обо всех понемногу. Что Женька — сын алкоголиков, его родителей лишили прав, а потом они умерли, и он жил в детдоме. Потом вернулся в свою квартиру, но один жить не смог, и принимает у себя всех желающих. Что Тёмка из Саратова, несколько раз резал вены, а теперь нашел Нюрку, ездит с ней автостопом и периодически живет у Женьки. Что Настя москвичка, поёт в переходах, но дома ночует редко, чаще у того же Женьки. У неё был двухдневный роман с Белым, и теперь она его ненавидит; зато мечтает записать хитовый альбом и прославиться. Рассказ об одном человеке потихоньку перетекал в другой, задевая тех, кого я еще не знаю. А может, и не узнаю.

Домой я ехала на маршрутке на Леркины деньги.

— Мы уж думали, что ты снова потерялась, — сказал Женька.

— А Игорь решил жить здесь, пока ты не найдешься, — поделилась новостью Настя.

— Я чувствую, скоро матрасы будет некуда класть, — улыбнулся Женька и выключил газ под чайником.

— Кажется, всё-таки влюбился, — буркнула я насчет Игоря.

8

— Значит так, — начал доклад Самсон на следующий вечер. — В Московских электричках Находку никто не видел. В смысле патрулей.

— Но это не значит, что ее там не было, — буркнула Ирка. — Все мы знаем, как работают наши доблестные сотрудники.

— Это да. К тому же, тебя видела бабулька, торгующая семечками. С каким-то парнем, говорит.

— Где она меня видела?

— В Раменском. Вы купили семечки и сели в электричку. По времени похоже.

— Семечки? Подожди…

— Что? Ты помнишь семечки?

— Нет. В смысле, помню, но они были вчера. Знаешь что? Я упорно складывала мусор в карман. А когда я только появилась у вас, у меня в кармане шелухи, кажется, не было.

— Так, нашли тебя в куртке?

— Это как в капусте?… Вроде как, Ирка же везде записала: зелёная куртка.

— Тащи её сюда. Будем по карманам лазить.

— Кир, это не факт. Я могла их и выбросить. Вчера, по крайней мере, выбросила.

— В чем ты вчера была?

— В куртке и была, у меня она одна.

— Выверни карман.

Я, скорчив рожу, выполнила указание.

— Видишь? — спросил Самсон. — Они так просто не отцепляются.

— А тогда никакой шелухи не было!

— Не факт! Все не факт! Ничего это не значит и не доказывает! Самсон, ты записал, какой парень?

— А то!

В кухню вошел Игорь.

— Я вам не помешаю? Кушать хочется.

— Кушай, пожалуйста.

— Ира, ты всех строишь, а у тебя-то что?

— Продавцы ничего не помнят. Кто-то говорит, что Находка у них точно ничего не покупала, кто-то просто ничего не помнит. Хуже Находки! И с пассажирами глухо. Завтра пойду. Тоже пятница будет.

— Надо вдвоем. Один со стороны Москвы, другой — со стороны Рязани.

— Давай, Кир! Пошли. Я себе плакат с фоткой сделала, тебе сделаем такой же. И пойдешь по вагонам.

— Памажи-ите! Сами мы не местные! — заблажил Кир. Ирка свернула тетрадь в трубочку и треснула Кира по лбу.

— Я — сама серьезность! — Кир мгновенно исправился.

Игорь, наложив себе в тарелку риса, пристроился к столу.

— Слушай, сама серьезность, а что с твоими контролерами?

— Никто ничего путного сказать не может. Может, была, может, нет.

— В общем, все как всегда.

— Да лажа это все, — отозвалась я с подоконника, равнодушно стряхивая пепел в банку из-под кильки. — Так никогда в жизни ничего не найдешь.

— Как это ничего? А бабка с семечками?

— Самсон, так что за парень?

Самсон достал кассетный диктофон и нажал на перемотку.

Игорь дожевал свой пустой рис и пристроился к раковине мыть посуду.

Чтобы перекричать шум воды, Самсон повысил голос:

— Волосы русые, нестриженые, но не длинные. Ростом примерно с меня. Нос с горбинкой и глаза широко посаженные, как я понял. В джинсах, в чем-то сером. Находка, знаешь такого?

— Ага, конечно, знаю! — ответила я, глядя на голубей, гуляющих по козырьку подъезда.

9

Погода была не очень приятной, дул ветер, и с неба валил снег. Хотя для начала апреля не такая уж и диковина. Я даже шарфом обмоталась.

Мы с Иркой вышли к паровозу. Малолетний свидетель, с которым нам предстояло встретиться, знал только эту местную достопримечательность. Мальчик представился Павлом Сергеевичем и сказал, что видел меня в электричке.

Вчера Ирка разговаривала с бабулькой, которая, якобы, меня тоже видела. Божий одуванчик рассказала, что я ехала от самой Рязани, а она сидела напротив. Я по ее словам сначала смотрела в одну точку на оконной раме, потом уснула; а в Голутвине вылетела из вагона как ошпаренная.

Ирка все это записала, а теперь нервничала. Потому как бабка с семечками видела меня совсем в другой стороне. Теперь вся надежда была на мальчика.

Павел Сергеевич в модных штанах и куртке, когда нас увидел, спрыгнул с паровоза и подошел. Мы солидно поздоровались.

— Что, уже нашлись? — спросил он у меня.

— Нашлась, — ответила я. — Только ничего не помню. Меня там, в электричке, ограбили. Стукнули по голове, а я не помню, кто.

— Я не видел, как грабили, — с сожалением вздохнул мальчик. — Значит, вас ограбили до Луховиц. Я там сел, и после этого никого не грабили, — торопливо объяснил он, слегка картавя и от этого старательно выговаривая букву «р».

— А ты уверен, что это та самая девушка? — приступила к допросу Ирка.

— Уверен!

— Ну, расскажи, что она делала в электричке!

— Спала всё время! А может, она была без сознания оттого, что её стукнули? — он с ужасом округлил глаза.

— Может быть. А почему ты на неё внимание обратил?

— Да потому что она так спала! Там даже мужик с гармонью шёл и орал, а она не проснулась. Точно, без сознания! А я-то думал! А я… — он смутился. — Я могу доказать, что её видел… Только вы не будете ругаться?

— Не будем, — подозрительно сказала Ирка.

— Я ей… вам… на брюки жвачку прилепил изнутри. Посмотрите, если хотите.

— Хренушки, — нарочито хмуро сказала я. — Нет там ничего.

— Есть! — он аж подпрыгнул.

— Нет! — я тоже подпрыгнула, его передразнивая. — Я её уже отскребла!

И все облегченно рассмеялись.

10

В субботу с утра мы собирались на реку, жечь костер. Но ни свет, ни заря приехала Ирка и сказала, что мы с ней едем в Москву. Кто хочет, тот с нами. Я позвонила Лерке, она приняла предложение.

Недолго думая, мы собрались, у стелы под кодовым названием «хухра и мухра» встретились с Леркой и Самсоном, неожиданно наткнулись на Белого, который радостно присоединился к нам. Купили билеты, и поехали в Москву. Я по такому поводу оделась поприличнее, насколько это было возможно — в джинсы с водолазкой, а на шею привесила феньку с меховым хвостиком. Было настолько тепло, что куртку решила вообще не надевать.

Электричка пришла на Казанский вокзал, но в этом не было ничего знакомого. Болтая о всякой чепухе, доехали до Арбата. Точнее, болтали, в основном, Ирка с Самсоном, вспоминали разные случаи из своей сыскной практики, а мы с Леркой и Белым молча слушали.

Арбат оказался суматошной тесной улицей с фонарями, матрёшками, ушанками и Бог знает чем ещё. По Арбату пробежались галопом, купили по хот-догу на «Смоленской», сфотографировались под фонарем и остановились, наконец, поесть и покурить спокойно.

— А ты москвичка, — сказал мне Белый с улыбкой. Я вздрогнула. Сердце заколотилось, будто бы почуяло близкую разгадку моей тайны.

— Почему? — шепотом спросила я.

— Ты хорошо в метро ориентируешься. На эскалаторе не теряешься. Буднично себя ведешь, в общем.

— Вот и я об этом, — согласилась Ирка, хотя до этого не говорила ни о чём похожем.

— Хотя с таким же успехом можешь оказаться и из Питера, и ещё откуда-нибудь, где метро есть, — подумав, сказал Белый. — Но мне всё-таки кажется, что ты из Москвы.

— Белый, в таких делах не должно казаться. Нужно быть уверенным и иметь доказательства.

— Ирочка, любая уверенность начинается с предположений.

— Ир, а на фига мы сюда поехали? — прервала я их начинающийся спор.

— Была надежда, что ты из Москвы, и, увидев, вспомнишь город.

— Не узнаю, Ир. Все это зря. Нет у нас ничего.

— Надо ехать в ГУМ, к фонтану. Там программу снимают, я один раз видела, — почему-то смущаясь и сбиваясь, сказала Лерка. — Люди, которые кого-то потеряли, друг друга ищут.

— Лерка, гений!!! — Ирка подпрыгнула. — То ли «Жди меня» называется, то ли «Ищи меня»… Я тоже пару раз видела. Поехали!!!

— Ходь, слушай. Я все думаю, может, ты и там была? Где семечки? Может, съездим как-нибудь? Очную ставку устроим? Вдруг бабка просто время перепутала.

— Давай съездим, если ты так просишь.

— И Рязань надо как-то отрабатывать, раз ты, скорее всего, с той стороны ехала…

— Надо…

Но в ГУМе было пусто. То есть, не пусто, конечно, но у фонтана столпотворения не наблюдалось, и камер не было. Мы пошатались по магазину, разинув рты, да так и ушли ни с чем.

Потом зашли в музыкальный магазин, а в переходе я потерялась. Метнулась туда-сюда. Стало страшно, но я довольно быстро сообразила, что ничего ужасного не случилось. Доеду до Комсомольской, сяду в электричку — и дома. Чего панику-то поднимать?

— Находка! Ты где? А где все?

— Белый, Андрей, вот здорово, что ты здесь! Я вас всех потеряла! А где они? Ты не знаешь?

— Не знаю, отошел пленку посмотреть, а все делись. Только тебя углядел.

Я засмеялась. Мне сразу стало радостно и спокойно. Вдвоём тем более выберемся! Да и скучно не будет.

— Пойдём, погуляем? А то Ирка всё галопом да галопом.

Я согласилась.

Мы вернулись, прошли по Красной площади, спотыкаясь на брусчатке. Белый сфотографировал меня на фоне Собора Василия Блаженного, я его — на фоне Мавзолея.

— Я, знаешь, никак не могу понять, как это — ничего не помнить.

— Я, Андрей, сама еще не поняла. Ужасно дурацкое ощущение.

— Ходь, а тебе сны не снятся? Вдруг ниточка какая к прошлому?

— Сны? Слушай, а ведь мне приснился сегодня сон. Странный какой-то, — я остановилась и внимательно посмотрела на Белого. Он достал сигареты, протянул мне. Я благодарно кивнула и закурила, размахала рукой дымок.

— Приснилась большая серая крыса. Усатая такая, и носом шевелит, быстро-быстро так — нюхает. А я будто бы лежу на своем матрасе. Она прошла по подушке, и стала меня изучать. В один глаз заглянет, в другой. Потом в нос понюхала. А я смотрю на это все так спокойно. Мне совсем не страшно, не противно. Крыса меня обнюхала, а потом так тяжело вздохнула и ушла… Не знаешь, к чему?

— Крысы? Не знаю, честно говоря. Да, символично, наверное, но я сны разгадывать не умею.

— Конечно, сны — не показатель. Мало ли что приснится!

— Ты знаешь, Находка, всё сидит у тебя внутри, в подсознании. И сны могут что-то подсказать. Смотри, ты и метро знаешь, и еще что-то. Говори, не задумываясь, что-нибудь да скажешь. Да, это, наверное, сейчас самое правильное — сначала говорить, а потом думать. Вот смешно! — он действительно засмеялся. — Обычно учат наоборот. Что еще раз доказывает, что нет ничего абсолютного!

11

Две недели я прошаталась бесцельно по весенней Москве с «Крематорием» в ушах, и выучила кассету наизусть. Садилась утром в электричку, билет брала не всегда и до вокзала не доезжала. В Москве объездила наугад несколько окраин, а ближе к вечеру обязательно ехала на Арбат. Теперь я почувствовала в этой улице какую-то ауру, которая тянула сюда всех. Мне стало нравиться бродить там, толкаться среди людей, бессмысленно разглядывать сувениры и лица. Я съедала полбуханки хлеба, курила где-нибудь у стеночки и бродила мимо фонарей и художников в надежде кого-нибудь встретить.

И это произошло. Однажды парень в длинном плаще на бегу крикнул мне, обрадовано подняв брови: «О, привет! Ты подстриглась? Тебе идёт! Я сейчас спешу, вечером позвоню!» Я автоматически кивнула, и тут-то до меня дошёл смысл и масштаб случившегося… Но парень успел затеряться. Я шла, высматривая его, до самой «Праги», но так и не увидела. Странный город — Москва. Люди, как сквозь землю проваливаются.

Но настроение, несмотря на мою несообразительность, не испортилось, а, скорее, даже наоборот. «Хоть бы по имени назвал!» — весело думала я. По крайней мере, хоть кто-то в Москве меня знал. Второе — «вечером позвоню» — это значит, что в другой город ехать не надо, что позвонить проще простого, как и встретиться. Следовательно, Белый прав. Я наверняка москвичка. И третье — этот скоростной тип позвонит моим родным и, надеюсь, скажет, что видел меня на Арбате.

В тот вечер я приехала домой радостная, позвонила Ирке, Лерке, и всё всем растрезвонила.

А ночью мне приснился ещё один сон. Непонятный и какой-то страшный. Будто бы сидим мы с Белым и Андреем в каком-то каменном доме с выбитыми стёклами. По полу бродит ворон и поглядывает на меня.

— Разгребли, слава Богу, — говорит Андрей, выпуская дым. Мне тоже хочется курить, но я почему-то не могу попросить.

— Мертвяков много, — глухо отвечает Белый. — Переборщили.

— У меня все руки в кровище, помыть бы…

Я вижу, что я тоже вся в крови, на полу липкие лужи. Но я знаю, что сделала что-то хорошее.

— А рвануло здорово. Ты, Ходька, молодец.

— В гробу я видала… — с тоской отвечаю я, и тут из дверного проёма выглядывает дуло и целит в Белого. Я пытаюсь закричать, но голос мне не повинуется. Хочу броситься и оттолкнуть Белого, но двинуться тоже не могу, словно окаменела. А Белый курит, глядя в ноги, и стряхивает пепел на пол.

Я проснулась в этом безмолвном крике. Долго лежала, пытаясь утихомирить сердце. Отсюда, из яви, как из окна, лужи крови не казались такими страшными. Я трезво попыталась проанализировать сон.

Больше всего меня мучил вопрос — кровь, развалины и разговор — это из прошлой жизни? Может, это даже причина моего загадочного избирательного беспамятства? Вероятность довольно высока.

Или это больная фантазия?

Но так или иначе — подобные сны ни с чего не снятся; в нём, возможно, кроется разгадка всего этого безобразия.

Мамайка подошла, понюхала мой висок и залезла на спальник. Долго-долго вылизывалась, и убаюкала меня своим спокойным, будничным занятием.

— Находка, есть одна мысль, — разбудил меня шёпот. Я открыла глаза. Рядом сидел Игорь.

— Какая? — сипло спросила я. — А сколько времени?

— Девять утра. Надо по Москве расклеить листовки с твоей фотографией и Женькиным телефоном. Кто знает, позвонит.

— Ага. Как реклама борделя. Ты и придумал! Представляешь, сколько звонков будет?

— Ну и пускай! Наверняка, и твои знакомые отзовутся! Это того стоит.

— Тогда езжай к себе домой и давай свой телефон. Женька-то ни при чём совершенно! К тому же, представляешь, сколько на Москву листовок надо?

— Я думаю, что это решаемо.

— А вообще-то… — я задумалась. Игорь подал неплохую мысль. Когда все проснулись, я поделилась этой мыслью с ними. Осуществлению поспособствовала Лерка, точнее рекламная фирма, обитающая на территории больницы. Эта контора, как большинство окружающих, при моём появлении резко пожелала проявить благородство и напечатала две сотни наклеек.

Конец ознакомительного фрагмента.