Бесплодная селедка

Федор Галич (2024)

Почему рыбы молчат? Почему в подводном мире нет денег? Какого размера грудь у Русалок? Может ли человек спариться с дельфином или с медузой?..На все эти вопросы читателю с радостью ответит говорящая рыба из этого произведения.

ГЛАВА 2

Очнулся Аркадий Вениаминович минут через пятнадцать от неприятных ощущений, которые испытывает описавшийся младенец. Только в отличие от младенца у Аркадия Вениаминовича штаны были мокрые не от мочи, а от холодной воды из лужи, в которой он лежал.

— Полундра, Емеля! Вырубай скорее кран, пока соседи не вызвали морских пехотинцев или пьяных сантехников! — истерично пищала рыба своим маленьким ротиком, со всей силы упираясь плавниками о край ванны, чтобы не выпасть из неё.

— Ты чё, б**ть, в натуре говорящая? Или я до сих пор без сознания, и мне это всё снится? — задал то ли себе, то ли селёдке риторический вопрос, Аркадий Вениаминович, потирая ушибленный при падении затылок. — Это что, кровь? — щупал намокшие волосы на голове напуганный мужчина, продолжая сидеть в луже.

— Ты что, мать твою, так воды испугался? Ты что, грёбанная Бастинда? — перешла рыбина на более привычный, для пьющего работяги, язык общения. — Вынь из лужи свою задницу и закрой, наконец, этот долбанный кран!

Услышав в голосе рыбы нотки бригадирской ругани, мужчина послушно вскочил на ноги и, закрыв кран, начал собирать воду с пола в пустое пластмассовое ведро, бубня себе под нос молитву о спасении и прося Господа Бога избавить от посетившей его «белочки», явившейся к нему в образе селёдки.

— Ну, ты, Емеля, и слабак. От говорящей рыбы сознание потерял, — начала стыдить взрослого мужика селёдка, успокоившись от того, что ситуация с «всемирным потопом» локализована и взята под контроль.

Аркадий Вениаминович, собирая с пола воду, умышленно опускал голову вниз, чтобы не видеть эту склизкую рожу и дать возможность видению поскорее исчезнуть. А чтобы это видение ещё и не слышать — старался бубнить молитвы ещё громче.

— Посмотрела бы я на тебя, лежащего на прилавке перед роняющими на тебя слюни голодными акулами да рассуждающими о том, будет ли горчить твоё мясо, если тебя сожрать целиком, непотрошёного и вместе с башкой? — продолжала корить Аркадия Вениаминовича, селёдка, за нездоровую впечатлительность и неустойчивую нервную систему, перечёркивая, тем самым, все его старания по изгнанию назойливой галлюцинации.

— Я не Емеля! Меня зовут Аркадий Вениаминович! — потеряв терпение, возразил уставший бороться с видениями, мужчина, нервно швырнув мокрую половую тряпку в тазик.

— Ты охренел? — спросила селёдка, выпучив глаза ещё больше. — Мне такое длинное и заковыристое имя сроду не выговорить. Давай я тебя лучше буду звать Емелей? Ну, или, в крайнем случае, Аркаша?

— Ну, если ты будешь называть меня Емелей, то тогда я тебя буду звать ЩУКОЙ. Или, в крайнем случае, СУКОЙ, — передразнил селёдку, Аркадий Вениаминович, писклявым голоском. — Ты ведь та ещё СУКА, раз обзываешь меня слабаком после того, как я тебя спас.

— Прости меня, Аркаша. Просто я немного перепздела, оказавшись на волосок от смерти. А тут ты ещё потоп устроил. Вот я в состоянии аффекта и вспылила, — виновато запричитала рыба, жалостливо склонив голову на край ванны, словно нашкодивший щенок.

— Ладно, с прилавком — согласен. Страх был обоснован, — смягчил грубый тон, Аркадий Вениаминович, видя перед собой глубоко раскаявшегося представителя морской фауны. — Если бы тебя купил не я, а какая-нибудь хлебосольная хозяйка, то ты сейчас, возможно, лежала бы порубленная на куски в маринаде или жарилась бы в масле на сковороде. Но чтобы рыба боялась потопа? Я, честно сказать, впервые такую вижу.

— Во-первых, погибнуть в стоках грязной городской канализации, для уважаемой и чистоплотной морской рыбы, большой позор, — объяснила селёдка, одну из причин своего страха, брезгливо поморщившись. — А во-вторых, среди нас ходят слухи о том, что сантехники — это самые жестокие и страшные существа. Мол, они не просто убивают рыбу и едят её, а сначала издеваются над ней: медленно вялят её на солнце, а потом, перед тем, как её съесть, бьют её головой об стол… Видимо для того, чтобы рыба «на том свете» не помнила своего мучителя и не могла пожаловаться на него Создателю.

— Оригинальная версия! — засмеялся, Аркадий Вениаминович. — Она так хороша, что я, даже, не буду её опровергать. Ну, а об Емеле ты откуда знаешь? В книжке прочитала? — с издёвкой спросил Аркадий Вениаминович, продолжая посмеиваться.

— Прадед рассказывал. А прадеду — его прадед. А вот прадед прапрадеда эту сказку лично читал! — похвасталась селёдка, и её жабры раздулись от важности.

— ЧИТАЛ? — захохотал Аркадий Вениаминович, обхватив свой большой живот, чтобы тот не лопнул от смеха.

— А ты, кстати, зря смеёшься. Наш род очень грамотный, — гордо заявила селёдка, широко растопырив плавники. — Мы умеем читать почти на всех иностранных языках. Ведь неизвестно, к берегам какой страны нас может отнести судьба и тёплое течение.

— А-а-а, так ты из прославленного рыбьего рода «сельдей-полиглотов»? — перестав хохотать, серьёзно спросил Аркадий Вениаминович и, через пару секунд, вновь «заржал» как конь.

— БЛЕН-ДА-МЕД, — чётко произнесла селёдка, повернув голову к раковине, на которой стоял стаканчик с торчащим из него тюбиком зубной пасты.

Аркадий Вениаминович, перестав «ржать», медленно повернул голову к раковине и, не закрывая рта, побледнел.

— АН-ТА-ЛИ-Я, — прочитала рыба вышитую надпись на висевшем на двери махровом халате.

— Так, всё, хватит! — остановил рыбу Аркадий Вениаминович, громко стукнув тазиком по полу. — Мне надо успокоиться и всё обдумать. Сиди здесь. Никуда не уплывай. Я скоро буду, — распорядился хозяин квартиры и, пошатываясь из стороны в сторону, опираясь на стены руками, вышел из ванной комнаты.

Однако ни через час, ни через два, ни через три часа Аркадий Вениаминович так и не появился в ванной.