Пожар Метрополии

Федор Березин, 2005

Тридцатый год нового тысячелетия, битва в самом разгаре. Суперармаде США нанесен сокрушительный удар. Непотопляемая авианосная линейка разрушена. Не так просто оказалось искромсать мир, когда тебе противостоят бойцы, закованные в кевларовую броню, и хакеры из далекой России. Но они люди, и они могут попасть в плен. Дальше обычный набор: пытки, допросы с сывороткой правды, обещание золотых гор и сладкой жизни в сытой Америке, надо всего лишь предать эту далекую Рашу. И надо же такому случиться: в зажравшейся стране под названием США начинается бунт, и негр идет против белого, латинос тоже идет против белого, а белый идет против обоих. В общем, Америка катится в тартарары, а русский солдат снова сражается…

3

Обработка сырья

Ну, прелести одиночной камеры не перечисляем. Эвересты, марсианская гора Олимп литературы по данному вопросу громоздятся, открывая правду страждущим по истине. Естественно, ничто не заменит собственного опыта, но с телепатией, несмотря на двадцать первый век, идет пробуксовка, так что передача ощущений снова через ту самую фильмо-книжную гору. Не будем ее касаться. В принципе, уже через неделю одиночной отсидки даже тот, кто об указанной горе ведать не ведал, начинает прозревать. Несмотря на полную уверенность каждого в своей личной уникальности, в плане возможностей познания окружающего мы абсолютно идентичны. Глаз, ухо, кожа и нюх. Всякое моделирование экзистенции истины внутри, это уже после, с некоторым отличием за счет предыдущего воспитания памяти, логики и умения снабжать кровью натренированные области серого вещества.

Главное, любой сразу же понимает, что данные в распоряжение кубические метры выделены не для удобства. Цель — сломать волю. Раскатать человечка обратно в первозданную глину, а потом, может быть, снова что-нибудь скатать. Однако утюги и гладильные доски для раскатки есть разных марок, так что иногда одиночная камера не отвечает всем условиям преобразования в новый образ. Не создает она нужных ракурсов для лицезрения внутреннего мира, когда-то ранее именуемого душой. Вот по этому поводу заключенного иногда извлекают из обширной банки одиночной камеры и опускают в переполненный сосуд, набитый идентичными двуногими с лихвой. Иногда здесь уже создана иерархическая тараканья структура, иногда нет. И выборка зависит не от случая, а от поставленной следователями-экспериментаторами цели. Они здоровские интерпретаторы, их творческая жилка явно не полностью запрессована рекламно-телевизионным гипнозом.

Естественно, неглупые вроде бы подопытные догадываются о целях. Понятно, они ведают о видеокамерах и «жучках», однако что они могут сделать с психологической реакцией? Например, на встречу с несколько позабытыми лицами сослуживцев, с теми, с коими вместе топали когда-то по пампасам с «плазмобоями» на изготовку? И кто-нибудь уж совсем по-суперменски контролирующий свои реакции, может, только обнимется сдержанно, да и то понимая, что уже это обнимание с конкретным другом-товарищем может сказать кому-то спрятанному за «глазком» что-то конкретно важное. Вдруг именно эти «обнимашечки» вымученных одиночным проживанием тараканов и являлись целью ситуационного эксперимента? А еще если:

— Господи, товарищ лейтенант, вы еще живы? А мы уж тут опасались…

И пошло-поехало, и ведь почти наверняка кто-то что-нибудь ляпнет. А если и не ляпнет, то кто-то другой цыкнет вовремя на говоруна, и это цыканье никак не ускользнет от неживых, но внимательных микрокамер. И тогда кто-то скрытно анализирующий ситуацию поставит на экране компьютера меточку — «да-нет» — эдакую козявочку-указатель на реакцию крысы, сунутой в лабиринт. И где-то микробно вспыхнет файловая запись о том, кто кому в исследуемой группе симпатизирует и на кого посредством кого или чего можно будет при случае надавить. А так в общем, если отрешиться от анализа, все очень даже весело. Те, кого наблюдаешь, сейчас в здравии, и с кем снова движешься по временному вектору сообща, живы, даже хорохорятся:

— Видали мы этих янки, знаешь где, лейтенант?

Конечно же, он знает. Если только затолкать обратно сразу же возникающую ассоциацию. Воспоминание о том, как…

— Так вот, господин наемник Минаков… Так вас, кажется, кличут? — ухмылялся тогда местный, вполне американский, но белого вида дознаватель. И даже, наверное, не ухмылялся, а так, по наследственной привычке, демонстрировал достояние Америки — ровный белесый оскал.

— Видите ли, товарищ лейтенант Минаков, Герман Всеволодович, мы выяснили, что вместе с вашими сотоварищами вы занимались этнической чисткой угнетенного населения Южной Африки. Вы вполне попадаете под статью Организации Объединенных Наций.

«Понятненько, — рассуждал тогда Герман Всеволодович Минаков, — и на моих показаниях, точнее на наших общих, можно в какой-то мере выработать оправдание для собственной, американской агрессии».

И теперь, покуда они обнимаются и осторожненько — дабы случайно не задеть какой-нибудь привет из Средневековья — хлопают друг друга по спине, кто-то там, за объективом, или чуть погодя, за просмотром записи, выцеливает, в какую область памяти Минакова или того, с кем он обнимается, нанести самый колющий и болезненный удар. Догадливые жертвы знают об этом, но что можно предпринять? Каким образом таракан в прозрачной банке способен спрятать свои усы?

И ведь что еще интересно, точнее пакостно до той степени, что не хочется сразу вспоминать. Оказывается, в процессе своего нахождения под лупой добытчиков секретов, в результате каких-то переотражений стекла, ты сам научился видеть некоторые свои реакции насквозь (здравствуйте, господин Фрейд!). И вот в процессе этого нового знакомства с себе подобными (во всех смыслах) вдруг замечаешь внутри собственного «я» эдакого подленького наблюдателя. Он присматривается к окружающим не просто так. Он ловит поблекшие, маскируемые отметины перенесенных товарищами болей, унижений и чудовищных озарений, когда, внезапно выскакивая из какого-то тумана, напущенного миллиграммом фармакологического чуда, осознаешь, что ты уже выдал нечто архиважное с потрохами. А вокруг самодовольные ухмылочки следователей, такие самодовольные, будто они сами великие алхимики-фармацевты, создавшие в мензурках нужную «сыворотку».

И вот так подноготно присматривая за вновь обретенными друзьями-товарищами, неожиданно замечаешь, что прямо через их добрые, притушенные глаза за тобой наблюдает такая же внимательная химера. Тогда внедрение в коллектив и привыкание к «общежитию» перестает быть так захватывающе радостным. Тем более ведь твою радость тоже фиксируют всевидящие «жучки».