Атака Скалистых гор

Федор Березин, 2006

Развал гегемона на периферии произошел. Пора браться за «сердце» – командные центры самой сильной армии мира. Может быть там «смерть Кащеева»? И нужно торопиться, ибо если подсеченный колосс встанет на ноги – несдобровать всем. Требуется всего-навсего сделать несколько «точечных уколов», дабы ввергнуть левиафана в окончательное оцепенение. Кто самый подходящий и проверенный кандидат для таких операций? Разумеется, прошедшие огонь и воду русские коммандос. И снова на их плечах панцирные экзоскелеты, в руках плазменные винтовки, а под пальцами виртуальные планшеты. А впереди настоящий, ожидающий нападения враг. С ним придется сойтись вплотную, в старинной русской рукопашной.

22. Паровозная топка времени. Сироты

— И кто-то может удивиться, скривить губы кривоватой улыбочкой, недоверчиво хмыкнуть. А если даже поставить перед фактами, так покрутит у виска или подивится наивности, — пояснял когда-то Епифаныч. — Ибо откуда понять произошедшее какому-нибудь обалдую, с «дытынства» имеющего в воспитателях только наполненный хламом TV? Слово «патриотизм», может, когда и пролетало мимо его уха, да следов не оставило, а если и отложилось что-то, так опять же, в трактовке TV-ящика. А что там по сему поводу могут наглаголить? У них что «патриотизм», что «фашизм», а может, и «онанизм» — все синонимы. Там если кто о сем предмете и говорит, то обычно или сам задурен до наивности, лет сто назад, просто-напросто, несовместимой с существованием в обществе, или настолько пропитан двоемыслием, то есть сведением в одном черепе совершенно противоположных векторов мышления, что просто вплотную стыкуется с шизофренией. Но ничего, оболтусы у экранов все едино ни черта не понимают, у них сведения одного и того же порядка укладываются в головушке в разные ящики. Свести даже две разных фразы к общему выводу они ни в коем случае не способны, разве что сам TV-ящик такую эквилибристику проведет. Но кому там такое делать, а главное — для чего? И даже если сделают, так эта фраза вывода, опять же, на отдельную полочку складируется и там замрет в пыли на веки вечные.

— Так что этим хрупким мимозам умственного, да и прочего труда, никак не понять, почему же вдруг, мы — «дикие гуси», или как там еще зовутся наемники — вдруг по шевелению волшебной палочки тут же бросили свое долларовое дело и встали в ряды совершенно неоплачиваемого геройства? Зачем нам сие надо? Тем более что ранее нам мало того что платили, так еще и платили за дела, в общем, конечно, опасные, но все-таки куда менее, чем прямое столкновение с самой вооруженной нацией мира. Все ж таки справляться с неграмотными в стратегии и тактике неграми было как-то попроще, согласитесь. И самое главное, если бы не имелось альтернативы. Кто нам, собственно, мешал остаться на службе дальше? Ну, пусть не в Южной Африке, пусть бы пришлось перебраться чуть севернее. В Африке столько режимов постоянно нуждающихся в таких специалистах, как мы. Или в конце концов, один из лучших вариантов, вообще предложить услуги планетарному гегемону, жаждущему размять мускулы. Правильно? Для всяких «мокрых» дел им ой как требуются непритязательные, но при том достаточно обученные ребятушки, которые вроде не имеют никакого отношения непосредственно к Пентагону. А дел тех, даже после, блистательной, загодя распланированной победы над НЮАС, ой как многочисленно!

— Так вот, так называемый средний обыватель… Кстати, как я кумекаю, этот «средний» не просто представитель всегдашней серой массы, он сильно отличается от обывателя прошлого века. Видишь ли, там патриотизм или хотя бы некая обязаловка по отношению к родине воспринимались как должное, пусть даже и не всегда приятственное занятие. Теперь в нашем закатном времени, обильно засеянном минами чистогана, всякие обязанности, отягощающие приученную только лишь потреблять личность, воспринимаются не просто как дискомфорт, а прямо-таки как набившее оскомину «нарушение прав человека». Это который разумный — homo sapiens, мать твою!

— И вот когда этому обывателю говорят, что наемники империализма по первому зову некой, вроде бы давным-давно не имеющей к ним отношения, родины, кроме всего прочего раздерганной на сотню маленьких кусочков, вдруг посылают подальше выплачивающих им неплохое денежное содержание хозяев и становятся под растрепанные, обгаженное соплями и мочой всяческих писак, знамена, он естественно не понимает что к чему. И даже возмущается про себя: «Как так, черт возьми? Кто посмел такое допустить?» Ибо где-то там, в подсознании, некая тень, переданной генетикой еще от общности обезьянних предков, совести, все-таки нашептывает этому человекообразному, что, мол, понимаешь, Ленчик, или там, Муся, есть все же на белом свете что-то более важное, чем сыто-мытое брюхо. И естественно, сознание тут же ставит спасительный блок-волнорез для рассечения атаки, ведь его задача — любым путем сохранять статус-кво, беречь от расстройства спеленутый «правами человека» организм-потребитель. А плита-волнорез работает так:"Это, — растолковывает чересчур логичное сознание, — просто-напросто дураки, несусветные. Их родина-мама пальчиком поманила, они и кинулись. А кроме того, она им наверняка пряник пообещала, ну а они, тупые козявки, развесили уши. И ни как до них не дойдет самое главное.

То главное, что нет тут никакого пряника и второго золотого дна. Все дело вот в том самом патриотизме. Только родился он не привычным ранее путем. Ни при чем тут всяческое «ты — мне, я — тебе». То есть вначале родина взрастила и воспитала героя, а потом, когда пришел срок, она его снарядила и благословила на подвиг. Тут другой случай. Я вот пока на больничных растяжках висел, такой образ выстроил.

Родина наша, в свое время оказалась мамой непутевой. Мало того что не приспособленной к жизни, так еще и не любящей своих детей. И после рождения, бродили мы по миру брошенные, занимаясь и кормясь кто чем может. Даже в другое полушарие забрались, в жажде подвигов хоть во имя чего-нибудь. Но, кто в тайне от себя, а кто вполне сознательно, ждали мы, как детдомовские дети, что вот когда-нибудь найдутся какие-то хорошие люди, которые возьмут нас под крылышко, пригреют и подарят нам все те прелести детства, которых мы никогда не ведали, но о которых грезили. Однако попадались нам покуда все больше злые, нехорошие отчимы, кои нас ремнем лупцевали и невольно закаляли для будущих напастей.

И тут вдруг, внезапно, появилась не просто добрая чужая женщина, которую мы бы стали звать мамой, а та, настоящая, очень за это время поумневшая, и преобразившаяся. И понятно, что когда она нас позвала, все наши подсознательные желания слились в образе этой возродившейся Отчизны. И может, конечно, она вроде пока и не сыплет конфетти со жвачками, а больше тычет наши носы в дерьмо, но уж сильно хочется нам, дать шанс этой возродившейся мечте реализоваться в действительность. Ибо мы так хотели самого факта наличия мамы, что все прочее покуда остается за кадром. Да, мама наша в говнице по уши, однако уже желания оттуда выплыть, для нас достаточно. Мы готовы рвать жилы, только бы ей помочь. А что и как потом, то уж само собой образуется.

Однако тепереча на нашей Родине-маме ой-ой какая ответственность. Не дай божок, она опять нас кинет. Почему-то я очень сильно уверен, что мы уже давным-давно закалились и совсем мы не те слюнтяи, что пропукали за хот-доги свою страну, недалече чем сорок годков тому".