Книжные Черви

Фаусто Грин, 2021

Герои русской классической литературы давно живут в современном мире. Они приспособились к нему. И к вам. А что ты будешь делать, когда узнаешь, что ты – всего лишь персонаж чьей-то книги? Что ты будешь делать, когда узнаешь, что твои переживания, приключения и привычный мир – всего лишь авторский вымысел? Отдавал ли себе отчет тот, кто написал тебя, в том, что он делает с твоей жизнью? Про каждого из нас тебе доводилось слышать. Что насчет тебя? Ты один из нас? Или из тех, кто нас создал?

Глава 1

Девятикласснице Маше Семёновой казалось, что если она зевнёт ещё раз, то вывихнет челюсть. Урок литературы тянулся очень, очень медленно. Вроде бы, она успела переделать почти всё: почитать новости в соцсетях, поиграть в приложение, порисовать на полях тетради и ещё раз поиграть в приложение, а тем временем от занятия прошло каких-то жалких семь минут. Девочка тоскливо покосилась на пустующее место рядом с собой: в обычное время его занимала её лучшая и, откровенно говоря, единственная подруга Виолетта, которая делала пребывание в этой школе чуть менее невыносимым, однако сегодня она, видимо, решила прогулять. Оставалось только одно — лечь спать.

Загородившись баррикадой из всех имеющихся у неё учебников, Маша, которая предпочитала, чтобы её называли Мэл, (ну, и мы станем так называть) взяла в правую руку ручку, распустила фиолетовые волосы и с уверенным видом положила голову на тетрадь. Девочка подумала, что благодаря хрупкому телосложению из-за стопки книг её будет практически не видно, а та часть, что всё-таки останется на виду, вполне создаст иллюзию старательной ученицы, которая записывает каждое слово учительницы, уткнувшись носом в конспект. Впрочем, на самом деле все видели, что Маша бессовестно дрыхнет.

–…к доске! — сквозь дрёму расслышала девочка резкий голос учительницы, однако у неё и мысли не возникло, что этот призыв имеет какое-то отношение к ней.

Мэл поняла, что вызывают именно её, только после того, как небезразличные одноклассники растолкали девочку.

— Семёнова, расскажите нам, пожалуйста, что же такого важного происходит во второй главе романа «Евгений Онегин»? — раздражённо повторила Любовь Ильинична.

Учительнице было лет шестьдесят, на своём веку она повидала десятки таких Семёновых и смотрела сейчас на Машу со смесью усталости и лёгкого отвращения.

Мэл подавила желание зевнуть ещё раз и посмотрела на литераторшу честными голубыми глазами. С места она поднялась, но к доске не пошла, решив сделать вид, что прослушала эту часть реплики. О правильном ответе она не имела ни малейшего представления, и потому молчала. С задних рядов послышались смешки. Девочку передёрнуло. Её бесило всё: эта школа, эти люди, эта бессмысленная русская классика. Осознав, что терять, в общем-то, нечего, Мэл выдохнула:

— Не знаю.

Любовь Ильинична постучала пальцами по столу. Молчание продолжалось.

— Мария, а что вы вообще знаете? — устала наконец ждать учительница.

— Я ничего не знаю, как Джон Сноу, — буркнула Мэл.

— Что-что, простите? — поморщилась преподавательница.

— Ничего.

Часть класса не просекла шутки с Джоном Сноу точно так же, как и Любовь Ильинична, но другая часть с готовностью рассмеялась. Не то чтобы Маша была в классе тем человеком, над чьими шутками всегда все смеются, однако обсуждать «Евгения Онегина» одноклассникам явно хотелось ещё меньше.

— Ну, что ж, Семёнова, — вздохнула учительница, — поздравляю тебя с очередной двойкой. — Она черканула в журнале. — Что ты собираешься делать дальше?

— Не знаю, — теперь уже целенаправленно решила выбесить преподавательницу девочка. И ведь удалось!

— Ну, хватит. — Любовь Ильинична стукнула ладонью по столу. — Зато я знаю. Ты подготовишь доклад про работу Пушкина над романом. К следующему уроку. Причём материалы возьмёшь не из википедий всяких. Я требую, чтобы ты воспользовалась работами великих советских критиков. Предупреждая твои вопросы: нужные книги ты точно найдёшь в библиотеке имени Ленина. Не развалишься, доедешь.

Мэл молча села на место. Прямо скажем, ей было чихать и на критиков, и на Пушкина, и даже на Советский Союз. Если уж говорить по правде, читать девочка не любила. Если только фанфики. Но она сомневалась, что в Ленинке найдутся фанфики, например, по «Евгению Онегину».

«А жаль», — подумала Мэл, уже попытавшись представить главного героя в кимоно и с катаной, убивающего боевых роботов. Но, кажется, в оригинале не было ни боевых роботов, ни катан, а сам главный герой был редкостным козлом…

В то время как Мэл ненадолго выпала из происходящего на уроке, воображая себе Онегина с катаной, отвечать вместо неё вызвалась Ольга Ковалевская.

Ольга была тем, что в столь нежно любимом учительницей литературы Советском Союзе традиционно называли «активистка, спортсменка, комсомолка, отличница и просто красавица». Она прекрасно успевала почти по всем предметам. Она играла в школьной волейбольной команде. Учителя на неё молились, поскольку, как правило, именно она оказывалась единственной из всего класса, кто знает правильный ответ тогда, когда его больше не знает никто. Семья у Ольги также была небедная и отнюдь не простая, но это для их школы — тоже весьма непростой — являлось как раз-таки нормой. Даже в условиях обязательной школьной формы Ковалевская умудрялась демонстрировать индивидуальность и выглядеть стильно. Если у Мэл в её полные пятнадцать лет была фигура угловатого подростка, а ростом она походила на семиклассницу, то высокая и стройная Ковалевская являла собой уже вполне сформировавшуюся девушку, которую не обходили своим вниманием иные одиннадцатиклассники. Добавим сюда же белокурые волосы, тонкие правильные черты лица, тёмно-серые миндалевидные глаза, умение краситься и держать себя… Словом, нет ничего удивительного в том, что Маша Ольгу терпеть не могла. Удивительно было другое. Казалось бы, при такой расстановке сил сама Ольга Мэл вовсе не должна была замечать, настолько несоизмеримо выше стояла Ковалевская в школьной иерархии. Однако Мэл чем-то её задевала, и Ольга не упускала ни малейшей возможности самоутвердиться за Машин счёт.

Сейчас Ковалевская стояла у доски и вдохновенно вещала об антитезе образов сестёр Лариных:

–…в то время, как Татьяна, пусть и невзрачная внешне, являет собой глубокую и сложную, духовно богатую натуру, её куда более привлекательная физически младшая сестра Ольга — не более, чем пустая и бессмысленная кокетка…

— Угу, это, видимо, общая черта у всех носительниц этого имени… — не удержалась Мэл. Большую часть времени остроумие не было её сильной стороной, но сейчас прямо-таки звёзды сошлись.

Несмотря на популярность Ковалевской, в классе всё же прозвучало два-три смешка.

— Что ты там вякнула? — выходя из образа примерной ученицы, переспросила Ольга. — Рот свой закрой!

— Успокоились все! — жёстко потребовала Любовь Ильинична и строго уставилась на Мэл. — Да что же это такое сегодня? Семёнова! Ещё одна реплика, и пойдёшь к директору.

Однако Мэл уже не могла остановиться. Её переполняла злость.

— А может, это тебе стоит свой заткнуть привычным для тебя предметом, овца ты тупая? Или ты бесплатно не берёшь?

Класс уже откровенно веселился, несмотря на статус Ковалевской. Школьная популярность, увы, ненадёжная штука, и, каким бы ты ни был лидером, она не спасёт тебя от насмешек в случае удачной подколки. У Ольги же, как и у любой популярной фигуры, хватало скрытых недоброжелателей, которые никогда не стали бы задирать её от своего имени, но всегда с готовностью поддерживали такую инициативу у других.

— Семёнова! К директору! — взорвалась учительница.

— Как раз собиралась! — с готовностью ответила Мэл и, одним движением смахнув все свои вещи с парты в рюкзак, выбежала из кабинета.

***

К директору Мэл, разумеется, не пошла. Чего ради лишний раз отвлекать занятого человека? А к завтрашнему дню всё, глядишь, само собой забудется и утрясётся. Урок литературы на сегодня был последним, поэтому, проторчав до звонка в туалете на первом этаже (и мысленно посылая лучи поноса охраннику, который всё равно не выпустил бы её раньше срока), Мэл первой покинула школу и дворами направилась домой.

Поскольку дома её никто особо не ждал — вечно занятые родители целыми днями пропадали на работе — шла Мэл откровенно нога за ногу: пинала листья, считала ворон и листала новости на своём телефоне.

— «В Сокольниках крысы загрызли бомжа»… Потрясающе, звучит как начало песни… «На Бауманской молодая мама вывалилась из окна»… «Цены растут»… Может, начать писать рэп?.. Чисто по названиям… Какой отстой… — привычно беседуя сама с собой, вслух зачитывала она.

Для Мэл стало полной неожиданностью, когда в одном из пустынных дворов её вдруг обступили три её одноклассницы. Девочка была так погружена в свои мысли, что даже не услышала шагов за спиной: заметила девчонок, лишь когда две из них заступили ей дорогу. Обернулась, и увидела ещё одну позади. Одной из заступивших предсказуемо была Ольга. Две другие девицы — преданнейшая её свита. В пальцах у предводительницы была зажжённая сигарета.

— Что, коза крашеная, думала — выпендришься на меня и спокойно домой пойдёшь? — издевательски протянула Ольга, затягиваясь и выпуская струю дыма прямо Мэл в лицо.

Это была обратная сторона Ковалевской. Есть такие удивительные люди, которые умудряются прилично учиться, читать какие-то там книжки и при этом оставаться абсолютным законченным быдлом.

Впрочем, несмотря на численный перевес противника, а также на то, что сама Ольга была выше Мэл на полголовы, девочка не слишком-то испугалась. Как бы угрожающе блондинка себя ни вела, контингент их школы был не из тех, что практикуют метод «устроить тёмную». Так что Мэл брезгливо скривилась и помахала ладонью перед носом, разгоняя дым.

— Слушай, Ковалевская… — вполне миролюбиво начала она, — а не пойти бы тебе… дымить куда-нибудь в другое место?

— А что, тебе не нравится? — с неожиданно довольным видом поинтересовалась девушка.

Мэл собиралась найтись с ответом, но, похоже, её вдохновение на сегодня иссякло. Кроме того, её очень интересовало, что так порадовало Ковалевскую. Впрочем, это выяснилось буквально через секунду. Ольга вовсе не собиралась запугивать Мэл физической расправой. Она, как та собака из мема, «делала больно иначе».

— «Только в дыме сигарет я понимаю “да” или “нет”», — манерно растягивая гласные, проговорила блондинка.

От этой фразы Мэл перекосило. Ощущение было такое, словно она пропустила удар в живот и теперь не может вдохнуть.

— Чего ты тявкнула? — сузив глаза, очень тихо переспросила она.

— Эй, камон, Семёнова, ты серьёзно думала, что твою писанину нельзя найти? Ты бы хоть группу закрытой сделала, чтобы не позориться. А Виктор Ви, который тебе всё лайкает и комментит, — это, я так понимаю, Меньшикова. Больше слушателей твоей фигни нет?

— Оль, ну тут восемь человек, ты чо, — «вступилась» за Машу одна из Ольгиных подруг, глядя в экран своего телефона.

— Да это боты их… — отмахнулась блондинка.

Две девицы из свиты Ольги принялись наперебой зачитывать отрывки из текстов Машиных песен.

Меньше всего Мэл хотелось, чтобы кто-то узнал про то, что она что-то пишет и где-то выкладывает. Группу она завела совсем недавно, да и особо не пиарила нигде. Но в одном одноклассницы были правы — нужно было закрывать.

— Чё, рокстар? «Твои сине-зелёные глаза, не пойму: нефрит или бирюза…» — не унималась Ольга.

Удар ниже пояса. Слова из песни, написанной Мэл о парне, который ей нравится, но которому она, конечно, об этом никогда не расскажет. Девочка рванулась вперёд и выбила из рук у Ольги телефон. Тот упал на асфальт экраном вниз, а в следующую секунду Мэл вцепилась обидчице в волосы. Та завизжала. Ольгина свита подбадривала свою предводительницу воплями, но сама в драку не вмешивалась.

Гнев Мэл утих так же стремительно, как и вспыхнул. В голову ей вдруг скакнула мысль о том, что нападение на отличницу и любимицу учителей может повлечь за собой изрядные неприятности в дополнение к тем, которые она уже и так имела из-за своего асоциального поведения и низкой успеваемости. Девочка попыталась отпустить верещащую блондинку, но рукав её вязаного свитера зацепился за Ольгину серёжку.

— Помогите! — завопила та, когда Маша дёрнула её за ухо.

Мэл решила, что надо сваливать любой ценой. Она резко рванула рукав. Ольга закричала на весь двор, будто бы её резали. Мэл стало по-настоящему страшно, однако в то же время она почувствовала, что наконец свободна, и бросилась наутёк.

Пулей вылетев из двора, Мэл неслась до тех пор, пока хватало дыхания. Однако физкультура не входила в число её любимых школьных предметов, как, впрочем, и ни один другой предмет, и потому хватило его очень ненадолго. Убедившись, что она, тем не менее, убралась достаточно далеко от места стычки, Мэл перешла на торопливый шаг. Она тяжело дышала, мысли прыгали. Несмотря на демонстративное безразличие к школьным правилам, девочка очень боялась серьёзных неприятностей, и потому думать сейчас могла только о возможных последствиях своего поступка. Взгляд её вдруг упал на злосчастный рукав, разом заставив Мэл похолодеть: на нём красовались пятна едва подсохшей крови, а на одной из петель висела старинного вида покореженная серебряная серёжка с жемчужиной.

«Нет. Нет-нет-нет… — леденея, подумала Мэл. — Только не говорите, что я оторвала ей ухо… Если начнутся разбирательства, получится, что я не только покалечила эту овцу, но ещё и ограбила…»

Мэл схватилась за голову. Теперь либо штраф, либо вообще посадят. Девочка отцепила серьгу от свитера, машинально сунула её в карман и быстро пошла в сторону дома. По дороге она лихорадочно соображала, кому может позвонить в такой ситуации, но по всему выходило, что выбирать ей особенно и не из кого. Только один человек мог ей помочь. Трясущимися руками Мэл вытащила телефон и открыла контакты.

Виолетта ответила после первого же гудка. Не тратя время на приветствия, Мэл сбивчиво изложила ей последние новости.

Ви выслушала не перебивая. Когда девочка закончила, подруга коротко присвистнула.

— Да, дела… — задумчиво протянула она.

— Сама знаю, что «дела», делать-то мне чего?! — паникуя, воскликнула Маша.

— Так, спокуха, — твёрдым голосом потребовала Виолетта. — В первую очередь — не истерить. Посмотрим, как будут развиваться события. Может, Ковалевская ещё сама никому ничего не расскажет. Если это дело начнут раскапывать, всплывёт ещё много всего интересного, что её репутации совершенно не на руку.

— А если я ей ухо оторвала?! — не унималась Мэл.

— Ну, значит, будет как Ван Гог…

— Ви!

— Да не оторвала ты ей ухо! В худшем случае — порвала мочку, да и то вряд ли. Скорее всего, замок серёжки от рывка расстегнулся. Ну, наложат, может быть, пару швов…

— Ты думаешь? — уже немного спокойнее переспросила Мэл.

— Уверена. Но в школе тебе пару деньков лучше не появляться. Посиди дома, успокой нервы, пусть там всё уляжется. Пожалуешься матушке на переутомление, она тебе записочку нарисует. Заодно, пока будет свободное время, сделаешь этот злосчастный доклад для Любера, пусть ей будет приятно. Надо же всё-таки отношения налаживать, как-никак, нам в этой школе ещё три года учиться…

Это было то, что принципиально отличало Виолетту от Мэл. Ви тошнило от школы так же сильно, как и подругу, но, в отличие от Маши, Виолетта умела притворяться.

— Ладно, — немного придя в себя, выдохнула девочка. — Поеду тогда в Ленинку эту хренову, раньше сядешь — раньше слезешь…

— Угу, давай. Составить тебе компанию?

— Да не, спасибо. Сама.

— Ладно, тогда держи в курсе.

— Ага.

И Мэл обречённо поплелась к метро.

В вагоне девочка заметила, что всю дорогу с неё не сводил глаз молодой человек в длинном вязаном шарфе. Его лицо казалось почему-то смутно знакомым, хотя Мэл была совершенно уверена, что никогда его прежде не видела. Впрочем, шарф девочке понравился куда больше, чем сам молодой человек.

***

В Ленинку Мэл записали родители ещё год назад, когда девочке исполнилось четырнадцать, просто потому что: «Ну как же можно быть школьницей в Москве и не иметь читательского билета Ленинской библиотеки?!» Однако с любовью Мэл к учёбе в целом и чтению в частности нет ничего удивительного в том, что сама она так там ни разу и не появилась и потому не имела ни малейшего представления о том, что книжки в Ленинке, в отличие от районной библиотеки, надо заказывать заранее, если не хочешь ждать час, а то и полтора. Известие это девочку не обрадовало, но она подумала, что сил на то, чтобы приехать сюда повторно, у неё может и не найтись, и согласилась ждать.

Книжки ей принесли даже быстрее, чем обещали — примерно минут за пятьдесят. А дожидаясь их, Мэл успела краем уха услышать обрывок разговора прошедших мимо двух сотрудников библиотеки: те полушёпотом обсуждали похищение из книгохранилища и какое-то загадочное убийство. Впрочем, Мэл это не особо заинтриговало: у этих библиотекарей никогда не поймёшь, реальную жизнь они обсуждают или очередную книгу. Девочка лишь подумала вскользь: «Подумаешь, страсти какие! Убийство в библиотеке — это же надо выдумать…»

…За те полтора часа, что Мэл провела в читальном зале Ленинской библиотеки, казалось, прошла целая вечность. Советские классики оказались скучными невыносимо. Девочка с боем заставляла себя переворачивать каждую следующую страницу, делая при этом выписки для доклада. В голове продолжала наигрывать несуществующая песня про бомжей в Сокольниках, а критика «Евгения Онегина» никак в этой голове не желала усваиваться. Устав окончательно, Мэл отложила ручку, размяла затёкшие пальцы и потянулась. Поскольку затекли у неё не только пальцы, она встала и прошлась по полупустому читальному залу в дальний его конец. Её взгляд остановился на железной двери. «Вход только по пропускам» гласила табличка.

— Хм, как будто кому-то нужны эти пыльные фолианты. Целая закрытая секция, посмотрите на них. Уууу. Тайна! — пробурчала себе под нос девочка.

Она уже вернулась на своё место, к докладу, когда свет несколько раз мигнул и погас. День же был пасмурный, к тому же уже вечерело, так что читальный зал погрузился в совершенно непригодный для работы полумрак.

— Отлично!.. — закатила глаза Мэл.

Подождав пару минут и убедившись, что это не просто кратковременная неполадка, девочка собрала свои вещи и вяло поплелась к выходу. Тем же занялись и остальные немногочисленные читатели. Когда Мэл дошла до дверей, свет так и не включили. Более того, никто из работников библиотеки тоже не появился. Прочие посетители предпочли как можно быстрее покинуть тёмное помещение. Мэл последовала было за ними, но тут натура авантюристки взяла верх, и девочка, вспомнив богатый опыт компьютерных игр и просмотра приключенческих фильмов, поняла: сейчас самое время попытаться проникнуть в закрытую секцию. Да, скорее всего, там не будет ничего, кроме кучи пыльных и скучных книг, но слазить туда незамеченной и вылезти обратно — это звучит как интересный квест, про который потом можно будет с гордостью рассказывать. Мэл несколько секунд потопталась у входа в закрытую секцию и наконец толкнула дверь, которую больше не удерживал обесточенный электромагнитный замок. Девочка вошла внутрь и принялась спускаться вниз по лестнице, освещая себе дорогу мобильным телефоном. Примерно на середине пути она поняла, что фонарик — это, конечно, хорошо, но можно и видео снять о своих похождениях. Включив фронтальную камеру и направив её на себя, девочка бодро затарахтела:

— Хай, гайс, с вами Мэл, и сейчас я буду спускаться в закрытое для посторонних книгохранилище Ленинской библиотеки. Тут вырубили свет, и я рассчитываю обнаружить книжных зомбаков. А может, на нижних уровнях хранятся секретные документики… Сейчас я туда проберусь, и мы это проверим.

Свободной рукой Мэл толкнула перед собой очередную дверь. Электричество так и не включили, и ещё один замок легко открылся.

— Это отсек пыльных книг. Давайте посмотрим, чо тут?

Мэл направила камеру на многочисленные полки, уставленные пухлыми томами.

— Тут очень холодно: возможно, они на самом деле хранят здесь трупы. Щас мы это узнаем! Какой длинный коридор… Что тут у нас за книги? Герцен. Опять он. И снова он. Пойдём в другой отсек.

Мэл ускорилась и открыла следующую дверь. Посветила телефоном на одну из полок. Вдруг ей послышались шаги.

— Так. Тихо, сейчас я затаюсь здесь от охраны, — прошептала девочка в телефон и замерла, прильнув к стеллажу. Звук шагов приближался.

— Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу… — донёсся до Мэл бархатный голос.

Девочка мысленно выругалась. Было понятно, что это охрана и бежать уже поздно. Вдохнув поглубже, она выступила из тени стеллажа и торопливо заговорила:

— Прошу прощения, я заблудилась, там выключили свет. А библиотека такая большая, где я сейчас нахожусь?

— Это книгохранилище. Одно из лучших мест для интровертов, — ответил приятный мужской голос. Лица его обладателя было не разглядеть.

— Ну, я сейчас его покину. Извините, я не специально, — пробормотала девочка.

И, не удержавшись, посветила экраном телефона на своего собеседника. Напротив неё стоял мужчина: не очень старый, не очень молодой, во фраке и с тростью. Мэл почему-то бросились в глаза его руки — идеально ухоженные, что для мужчины довольно странно.

— Выход прямо и направо, — вежливо напомнил он.

— Спасибо. Я правда не специально.

Мэл попыталась пройти мимо мужчины, однако он неожиданно положил руку ей на плечо.

— Одну минуту.

— Д-да? — от этого прикосновения девочке стало не по себе.

— У тебя с собой есть вещь, которая тебе не принадлежит.

— Да блин, ничего я здесь не воровала, я просто заблудилась!.. — со смесью злости и отчаяния воскликнула Мэл. Драка, о которой она почти забыла, занимаясь подготовкой доклада, снова всплыла в её памяти. Да что же за день такой! Покалечила и ограбила одноклассницу, в чём её теперь ещё обвинят?..

— Здесь, скорее всего, не воровала. Может быть, и вообще не воровала. Но, тем не менее, нужная мне вещь у тебя. Так что просто отдай мне жемчужину и иди, — всё тем же ровным и мягким голосом проговорил незнакомец.

— Какую жемчужину? — опешила Мэл.

— Небольшую такую, белую. — Девочке показалось, что он смеётся над ней.

Мэл аккуратно попробовала убрать руку мужчины со своего плеча.

— У меня ничего такого с собой нет. И не было. Вы меня перепутали с кем-то…

— Сомневаюсь, — голос мужчины неуловимо изменился, в нём звякнула сталь.

Мэл сделалось жутко. Интонация мужчины, сами его слова наводили на мысли о хреновом фильме ужасов, либо не менее хреновом разводе, да и вся эта ситуация совершенно перестала ей нравиться. Девочка вдруг поняла, что приключений с неё на сегодня хватит и она хочет домой.

— Окей, чё надо-то? — нарочито грубым голосом спросила она.

— Жемчужина. У тебя с собой жемчужина, — напомнил мужчина.

Мэл нахмурилась, припоминая. Вдруг лоб её разгладился.

— А, я поняла, о чём вы. Да, есть у меня такая. Только, пожалуйста, не выдавайте меня. Я не специально, Ольга начала сама, и я зацепилась за её ухо… Вы же не из полиции? Возьмите.

Девочка залезла в карман рюкзака и протянула мужчине серёжку.

— Я правда не специально. Давайте замнём это дело. Я извинюсь перед Ольгой… — бормотала она. — А вы, собственно, кто?

Мужчина ничего не ответил, лишь быстро схватил серёжку и принялся внимательно осматривать её.

— Здесь нет жемчужины. Где она?

— Может, отвалилась? Сейчас… — Мэл покопалась в рюкзаке ещё немного, пока на дне не заметила жемчужину, выпавшую из украшения. Перламутровая капля в глубине кармана тускло и мягко светился, и свет этот словно бы исходил у неё изнутри. Мэл осторожно взяла жемчужину двумя пальцами и замешкалась, не в силах оторвать от неё взгляд. Фонарик на телефоне выключился вместе с самим телефоном.

— Чёрт!..

Руку с жемчужиной вдруг защипало, как от пореза. Мэл взвизгнула и рефлекторно разжала пальцы. Светящаяся капля выпала и покатилась под шкаф. Стало совсем темно. Девочка прижалась к книжному стеллажу, ощупывая руку и вглядываясь в темноту.

— Эй, мужчина, забирайте вашу жемчужину, только осторожнее. Она куда-то покатилась, в общем, сами найдёте.

Девочка посмотрела на свои пальцы и увидела на них кровь. Мужчина завернул за угол ближайшего стеллажа, туда, куда покатилась жемчужина.

— Прости, дитя, — тихо и будто бы с сожалением выдохнул он.

В следующий момент Мэл услышала странный щелчок, и высокий шкаф с книгами, покачнувшись, принялся заваливаться прямо на девочку.

— Помогите! — пискнула она.

Мэл казалось, что она угодила под камнепад, только вместо камней на неё сыпались книги. Стеллаж кренился, как в замедленной съёмке. Один из тяжёлых томов острым углом полоснул Мэл по лбу, так что теперь кровь стекала ещё и по голове. Девочка понимала, что если её накроет стеллажом, то это конец: её раздавит, как букашку. Нужно было попытаться увернуться, шарахнуться в сторону, но время будто остановилось: Мэл всё понимала, но не могла пошевелиться. Девочку начало подташнивать, она закрыла глаза, чтобы темнота не кружилась, однако это не помогло. Книги всё сыпались. Мэл приоткрыла один глаз и увидела мужчину. В пальцах он сжимал найденную жемчужину, и в её слабом свете трость незнакомца зловеще поблёскивала. Держал он её как шпагу.

Девочка громко закричала, но на помощь никто не пришёл. Человека это даже не смутило. Стеллаж продолжал неотвратимо крениться, а Мэл всё так же не могла сдвинуться с места.

— Может, ты мне поможешь?! — крикнула она.

— Не могу, — виновато ответил незнакомец.

Он развернулся и снова двинулся к стеллажу. Не обращая внимания на крики и проклятия Мэл, мужчина стукнул тростью по его основанию, и тот, будто решившись, начал стремительно падать. Мэл поняла, что если этот шкаф рухнет на неё, ей точно конец, а этот дядька явно в этом заинтересован. Она ещё попыталась броситься в сторону, но падающие книги накрыли её, как лавина.

— Всё? — выдохнула Мэл в темноту. И проваливалась в небытие. Последняя мысль была неожиданной и глупой: «Во всём виноват Онегин».

Летевший на девочку шкаф упёрся верхушкой в соседний и замер. Последние тома соскользнули с полок и рухнули в гору книг, заваливших Мэл.

Раздался выстрел. Мужчина с тростью отскочил с нечеловеческой скоростью. Жемчужина в его руке вспыхнула ярким синим светом и тут же погасла. Он отвёл трость в сторону, чтобы нанести удар незваному гостю.

У Мэл всё плыло перед глазами, но она смогла сфокусировать взгляд на возникшей будто бы из ниоткуда фигуре. В темноте перед ней стоял кто-то, одетый, судя по очертаниям, в длинное чёрное пальто и цилиндр. В руке этот некто держал револьвер. Мужчина с тростью вскрикнул и выронил жемчужину. Она покатилась прямиком к фигуре в цилиндре.

— Что вы делаете в моей библиотеке и почему ломаете моё имущество, сударь? Следующая пуля вас ранит, а не напугает. — Голос незнакомца звучал без эмоций: пусто, холодно. В этот момент он увидел Мэл, слабо трепыхавшуюся под грудой книг.

— Ой, сударыня! — молодой человек опустился перед ней на колени и принялся разгребать книги, помогая ей выбраться.

Их руки соприкоснулись. Мэл настороженно вглядывалась в человека напротив себя.

— Ты охранник? — спросила она.

— Что? — голос молодого человека приобрёл эмоции.

— Вы из охраны?

— Нет, полагаю, мне снится, что на моё поместье напали. Кстати, о нападавших! — Он резко обернулся.

Мэл потрогала погасшую жемчужину: та была холодной. Девочка всмотрелась в темноту. Молодой человек проследил направление её взгляда и взвёл курок.

— Ты что, дурак?! — завопила Мэл, когда он направил револьвер на то место, где находился человек с тростью. — Нас же посадят! Тут нельзя стрелять!

— Зато рубить можно! — Мужчина с тростью сделал выпад в их сторону, Мэл и незнакомец отскочили назад, спотыкаясь о груду книг. Незнакомец выстрелил.

Пуля попала в лезвие трости, переломив его. Мужчина замер.

— Будем продолжать бой? Или, сударь, — сказал человек в цилиндре, — может быть, вы представитесь?

— Что ж, это звучит разумно: вы должны знать имя того, кто отправит вас к праотцам, — мужчина слегка поклонился: — Павел Кирсанов, к вашим услугам.

Незнакомец в пальто вежливо приподнял свой цилиндр:

— Евгений Онегин.

— Онегин? — хихикнула Мэл, потирая ушибленную голову: до неё постепенно доходил весь идиотизм ситуации.

— Прошу прощения, сударыня, но почему вас так веселит моя фамилия? — молодой человек в цилиндре был удивлён и очень серьёзен.

— Что? — выкрикнул Павел. — Да, какого чёрта?!

— Ээээээ? — Мэл вновь посмотрела на своего спасителя. — Кажется, пора вызывать пояснительную бригаду…

Не дожидаясь, пока все очухаются, Павел совершил выпад. Реакция Евгения была незамедлительной: со скоростью, незаметной человеческому глазу, он вскинул руку с револьвером и выстрелил вновь. Пуля угодила прямиком в остатки трости, выбив её у Кирсанова из руки. Павел отскочил в сторону.

— Проклятье!

— Да вы оставите меня в покое или нет?! — вскричал Евгений.

Кирсанов некоторое время выжидал, просчитывая варианты, после чего коротко вздохнул:

— Да будет так. Но, думаю, мы ещё встретимся. Если, конечно, ты выживешь. — Павел учтиво поклонился, после чего достал из-за пазухи какую-то старинную книгу, хлопнул ею и пропал.

— Чертовщина!.. — пробормотал Евгений.

Мэл же высказалась на исконно русском матерном, который явно не подобал барышне её возраста, да и вообще барышне.

Пока Евгений приходил в себя, девочка открыла дверь хранилища.

— Пойдём со мной, если хочешь жить! — пафосно произнесла она. Потом подумала, что это перебор, и добавила: — Быстрее пошли отсюда, не задавай вопросов.

К счастью для них обоих, резервное питание всё ещё не работало и библиотека тонула во тьме. Они молча бежали по тёмным коридорам, пока не добрались до выхода. К удивлению девочки, они не встретили ни единой живой души, словно все люди исчезли из библиотеки.

Наконец Мэл и её странный спаситель выбежали на улицу.

Едва переступив порог библиотеки, Евгений впал в ступор. Слишком много шума, слишком много огней, слишком много чего-то, совершенно ему незнакомого. Осенний ветер дунул ему в лицо и почти сорвал цилиндр. Молодой человек вжался в стену. Маша попыталась взять его за руку.

— Да что ж такое, пойдём! Нужно уходить!

— А куда? Где я?! И вообще, я никуда не пойду! — Евгений, видимо, от растерянности напрочь утратил свой великосветский тон.

— Да ты совсем поехавший, что ли?! Москва это!

— Когда я засыпал, она выглядела иначе! Что это за свечи?! Что это за безлошадные шумящие кареты?! Пожалуйста, скажите мне! — Теперь уже Онегин сам вцепился в Машино плечо.

Мэл растерялась. Этот человек был похож на сумасшедшего. Но он спас ей жизнь. Она не могла бросить его тут.

— Я всё объясню, только давай найдём более спокойное место, где за нами не будут гнаться? Хорошо? — стараясь, чтобы её голос звучал успокаивающее, предложила она.

Евгений недоверчиво кивнул.

***

Стремясь оставить Ленинку как можно дальше, они вскоре вышли на Тверскую. Евгений уже перестал дёргаться от каждой проезжающей мимо машины и с интересом глазел по сторонам. Прохожие улыбались его внешнему виду, некоторые даже показывали пальцем. Туристы пытались попроситься сфотографироваться, но Мэл их в меру деликатно отваживала. Весь путь она пыталась уложить в голове произошедшее, но события минувшего дня больше походили на какой-то фильм.

— Ладно, Онегин, — отчаявшись разобраться в случившемся самостоятельно, выдохнула Мэл. — Что ты помнишь последним?

— Я помню, что вернулся с бала и отправился спать, так как стояла уже глубокая ночь… — растерянно начал молодой человек. — Мне снилась… А, впрочем, это неважно…

— Чувак, ну хорош уже втирать мне какую-то дичь. Ну, это не смешно! — потеряла терпение девочка.

— Я не понимаю, о чём вы. — Во взгляде, который адресовал ей Евгений, читалось столь искреннее недоумение, что Мэл на секунду смутилась. Но лишь на секунду.

— Блин, ладно, короче. Ты хочешь сказать, что ты и есть тот самый Евгений Онегин из книжки Пушкина, весь такой крутой дворянин, который сначала долго френдзонил бабу, потом она тебя отвергла, а ещё ты убил своего друга на дуэли, так?

— Я мало что понял из ваших слов, но откуда вам известно про дуэль? — При этих словах будто бы мимолётная тень набежала на его лицо, но почти сразу пропала.

— Да что ж такое-то! — Мэл уже почти бесилась.

Тем временем они добрели до памятника Пушкину. Онегин вдруг остановился и внимательно всмотрелся в лицо изваяния.

— Сашка!.. — в изумлении охнул он.

— Ну, ты ещё на колени перед ним упади… — закатила глаза Мэл.

— Я знал его. — Евгений не мог оторвать глаз от памятника.

— Парень, ну что ж ты такой отбитый-то? Как ты мог не знать Пушкина? Это ж гений русской литературы, «наше всё»… — передразнила Мэл Любовь Ильиничну.

— Мы познакомились давно. На балу. Много пили… Что с ним случилось?

— Его застрелили на дуэли.

Евгений помрачнел, и Мэл решила перевести разговор на другую тему.

— Так, я не понимаю, что с тобой происходит, почему ты ведёшь себя, как заигравшийся реконструктор или просто псих, но я благодарна тебе за спасение всё же. Где ты научился так стрелять?

— Я и сам не думал, что так умею. И таких пистолетов я никогда не видел… — Евгений попытался достать из кармана пальто револьвер, чтобы повнимательнее его рассмотреть, но девочка повисла на его руке, понимая, что светить оружием в самом центре Москвы — не самая лучшая идея. — Во снах с нами происходит странное…

— А не снились ли тебе сны, парень, в которых ты понимал, что ты — лишь созданное богом существо, а твой бог — всего лишь человек? — донёсся вдруг до них ироничный голос.

Мэл и Евгений обернулись.

Позади них стояли трое: эффектная женщина в длинном чёрном плаще и шляпке с вуалью, по моде начала двадцатого века, молодой мужчина с очень добрым лицом, одетый в камуфляжную форму и куривший какую-то странную сигарету, похоже, самокрутку, и тот самый молодой человек в кепке и красивом вязаном шарфе, которого девочка видела несколькими часами ранее в метро. Именно ему и принадлежала реплика.

Евгений положил руку на рукоять револьвера и заслонил собой Мэл.

— Эй, приятель, тише. Я смотрю, вы сегодня многое пережили. Мы вам не враги, — продолжил человек в шарфе.

— Что вам надо-то? — подозрительно спросила Мэл.

— Для начала давайте познакомимся, — миролюбиво предложила женщина. — А потом поговорим о жемчужине, которая должна быть при вас.

— Да вы задрали! — не выдержала девочка. — Что за хрень тут происходит?! Почему меня пытаются сегодня убить из-за какой-то жемчужины, почему меня окружают сумасшедшие фрики, что это за розыгрыш?!

— Дитя, — заговорил военный, — и вы, товарищ, видимо, не понимаете, что с вами произошло. В этом нет ничего удивительного, поскольку ситуация действительно непростая и в неё трудно вот так сходу поверить. Вы были втянуты в большую заваруху. Я и мои друзья постараемся всё вам объяснить. Кстати, меня зовут Василий Тёркин.

Но впечатления на слушателей это не произвело. Мэл и Онегин продолжали таращиться на троицу изумлённо и недоверчиво. Тогда женщина в плаще достала из кармана баночку с кремом и принялась мазать им лицо, которое тут же сделалось невидимым. У Онегина непроизвольно дёрнулась рука, как будто он хотел перекреститься, а Мэл в очередной раз выдавила из себя междометие, выражающее глубочайшее удивление.

— Ты баба-невидимка? — потрясённо спросила Мэл.

— Что? — опешила женщина.

— Ну, из фантастической четверки.

— Вообще-то, я Маргарита Николаевна, — ответила женщина и стала платком стирать мазь, проявляясь обратно. — А этот болтун, — она кивнула на типа в шарфе, — «великий комбинатор» Остап Бендер.

— Маргарита Николаевна? Из «Мастера и Маргариты» которая? — догадалась девочка. Книгу она, разумеется, не читала.

— Да. Хорошо, что ты хоть это знаешь. Из какой ты эпохи?

Мэл непонимающе уставилась на собеседницу.

— В каком смысле? Я из этой эпохи.

— Возможно, ты просто не помнишь, кто ты на самом деле, — затараторил мужчина в шарфе, — например, ты уже просто выросла в этом мире и забыла своё прошлое… — закончить он не успел, потому что получил дружеский подзатыльник от Тёркина.

— Остап, помолчи. Так ты их только больше запутаешь. Дай мне объяснить. Ребята, в это сложно поверить, но вы книжные персонажи, которых призвала в этот мир одна магическая вещь. Это если кратко.

Тут уже не выдержал Онегин.

— Какая магия?! Какие книги?! Какие персонажи?! Сон дивный, но я хочу проснуться! — Выглядел он как человек, находящийся на грани помешательства.

— Это не сон, дуралей! Ты попал в тот мир, где тебя создали. Чьё-то ярое желание воплотило тебя здесь. Но на самом деле тебя в этом мире никогда не существовало. У тебя есть свой мир, и ты жил только там! — всё-таки не смог удержаться от объяснений тот, кого называли Остапом.

— Нет, нет, нет… — Онегин потянулся за револьвером. — Я знаю, я выстрелю себе в голову и проснусь…

— Стой! Если ты погибнешь в этом мире, случится непоправимое! — крикнула Маргарита.

— Это, типа, если вы погибните здесь, вы удалитесь из книги? — уточнила Мэл.

— А ты шаришь, — отозвался Бендер.

— Евгений, стреляй! И вообще, удаляйтесь нахрен все, мне меньше читать придётся! — рассмеялась девочка, за что была награждена тремя гневными взглядами.

— То есть, я мёртв? — переспросил Онегин.

— Отнюдь нет, — качнул головой «великий комбинатор». — Я бы даже сказал, что сейчас ты куда более жив, чем когда бы то ни было. Твоё тело вполне реально. И оно смертно. И если…

В этот момент Мэл поняла, что они все стоят посреди Пушкинской площади и весьма громко спорят о довольно-таки странных вещах, а она устала от всего этого и просто хочет домой.

— Короче, мне надоело это слушать, — прервала их девочка. — Давайте вы всё объясните у меня дома, а то это явно разговоров ещё на полночи, а я к тому же голодная. — И она решительно зашагала вперёд.

Её новые знакомые переглянулись и последовали за ней. Онегин решил не отставать. В конце концов, эта жуткая версия многое объясняла.

— Так как тебя зовут, парень? — вспомнил вдруг Тёркин.

— Евгений Онегин.

Троица заулыбалась.

— Ох, вот так призвался. Ну что ж, добро пожаловать на войну.