Vзгляд иZнутри

Ф. Стёпочкин, 2023

Легко сидеть у телевизора, слушать новости и обсуждать с домочадцами боевые действия, раздавая советы. А как война выглядит изнутри, глазами того, кто в любую непогоду надевает на себя тяжёлое вооружение и идёт прямиком на передовую, чтобы там рискнуть жизнью во имя общей цели? «Серое хмурое небо, холодный моросящий дождь висит в воздухе стеной капель, снаряжённый броник и огнемёт давят на плечи. А впереди – штурм неизвестных позиций. Снова хочется спать, многодневная усталость наваливается невидимой, но ощутимой тяжестью – вот что такое война». Будням солдата и памяти всех воинов-добровольцев посвящена эта книга, которая показывает реальность войны, остающуюся за кадром.

© Ф. Стёпочкин, текст, фотографии, 2023

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2023

© ИП Соседко М. В., издание, 2023

* * *

«Всем тем отчаянным парням,

Кто был там и кто остался там…»

Всем достойным бойцам специальной военной операции, подлинной элите и настоящему цвету русской нации, посвящается эта книга.

Группа вернулась

Раздел I. Рассказы

Свежий трофей

Полёт «Шмеля^[1]»

«Лишь солнце да песок жгут нам сапоги…» — строчка из песни постоянно крутилась в голове. Яркое солнце грело нормально впервые за несколько недель. Выжженный укропами сосновый лес был безжизненно пуст. Чёрная гарь закрывала землю сплошным ковром, каждый след проламывал эту корку пепла, и берцы взрыхляли песок.

Отстранённо наблюдаю за тем, как с каждым шагом ноги по щиколотку погружаются в песок. Плитник^[2] с боекомплектом, АК на груди и «Шмель» за спиной — нагрузился я хорошо. После первого налёта на позиции хохлов, после того, как удалось всадить выстрел из РПО прямо в блиндаж и я увидел результат, я терплю тяжесть этой трубы в предвкушении очередного выстрела. Изображаю недовольство каждый раз, когда получаю «Шмеля» перед выходом, но про себя, внутри, радостно улыбаюсь. Кажется, командир всё-таки видит это, потому что «Шмеля» он вручает только мне.

Тихо, чтобы не заскрипела отгибаемая ветка, чтобы не хрустнул под ногой сухой сучок, продолжаем движение. Взгляд под ноги — шаг — взгляд вперёд, в направлении движения, — взгляд по сторонам, чтобы не нарушить боевой порядок, не отстать и не вылезти вперёд. Монтана и Карат впереди, справа вижу Тигра с его «шайтан-трубой»^[3] за спиной. Скиф двигается с ним рядом, несёт запасной портплед^[4] с выстрелами и прикрывает нашего гранатомётчика. Слева от меня — Маке с пулемётом, рядом с ним — Кортес с запасными коробами и лентами. Док, Зима и Арчи сзади, замыкают.

Доходим до шоссе, рассыпаемся и залегаем вкруговую за деревьями, слушаем и смотрим. Опыт уже есть, вжимаюсь в землю всем телом, ствол сосны прикрывает мою позицию спереди. «Шмель» аккуратно снял и положил рядом, тоже за дерево, на расстояние вытянутой руки. Обманчивое спокойствие вокруг никого не расслабляет: в любой момент может раздаться жужжание вражеского дрона и тишину леса наполнит свист падающих мин, а потом грохот разрывов и вой разлетающихся осколков. Но кажется, на этот раз всё спокойно.

Карат и Монтана броском, пригнувшись, перебегают шоссе и скрываются в зелёнке на другой стороне. Наступил момент истины: если там, в лесопосадке, будут хохлы, то сейчас раздастся стрельба. Выбираю взглядом группу удобных для засады подозрительных кустиков на другой стороне дороги и держу их в прицеле АК. Если сейчас пойдёт замес, то сразу насыплю туда весь магазин, если и не зацеплю никого, то прицел противнику собью точно. Выиграть время для манёвра иногда важнее, чем заземлить врага. Однако тишина. Нервы напряжены, все чувства по-прежнему обострены, но где-то в подсознании уже появилось ощущение, что впереди чисто.

В это время из зелёнки за дорогой появляется Монтана и машет рукой: «Всё чисто, продолжаем движение». Нахожу взглядом Тигра, дублирую ему команду. Рации пока не используем, чтобы случайно себя не выдать. Командование выдало обычные туристические «Кенвуды» с тремя каналами, эти рации очень легко прослушать даже с обычной гражданской радейки. Подтягиваю тубус «Шмеля» к себе, закидываю на плечо и выскакиваю из-за укрытия. Со всех ног, пригнувшись, насколько позволяет плитник, перебегаю асфальтовое полотно дороги. Мышцы уже привыкли к весу брони и снаряжения, поэтому за ближайшую удобную кочку я падаю плавно и даже с некоторой грацией. Ловлю в прицел сектор вдоль дороги и даю отмашку Тигру. Они вместе со Скифом также перебегают дорогу и устраиваются левее моей позиции. Держу свой сектор, пока вся наша группа не окажется по эту сторону шоссе. Лежим, слушаем, смотрим. По-прежнему всё тихо, и мы начинаем двигаться дальше и скрываемся в зелёнке.

Местность по эту сторону дороги здорово изменилась. Сосенки здесь совсем молодые, чуть выше человеческого роста, и ствол у них очень тонкий, от пули не защитит. Рельеф становится более пересечённым, мы пользуемся этим и двигаемся по низинкам, прячемся за скатами холмов. Деревья растут ровными рядами, длинные просеки просматриваются насквозь. Подлесок и хвоя на земле тоже выжжены, кругом сажа и гарь. Несколько дней подряд шли дожди, пепел смешался с песком, и весь лес покрыт сплошным чёрным ковром.

Следов не видно никаких, и это хорошо: можно не опасаться мин или засады. Чёрный безжизненный лес вокруг выглядит как иллюстрация к фильму ужасов. Странно, если я орк, то должен чувствовать себя уютно в такой обстановке. Или всё же настоящими орками являются те, кто выжег этот лес в надежде, что гарь помешает нам незаметно подобраться на расстояние прицельного выстрела?! Эти отвлечённые мысли неспешно скользят на самом краю сознания. Продолжаем движение, безшумно огибая сухие ветки и обходя завалы из срубленных осколками деревьев. Замечаю, что Карат впереди остановился и поднял сжатый кулак. Тут же дублирую сигнал и медленно опускаюсь на колено. Внимательнейшим взглядом осматриваю свой сектор, не упуская командира из поля зрения. Карат оборачивается, взглядом находит меня и пулемётчика и машет рукой: ко мне! Похоже, есть! Аккуратно, пригнувшись, перебегаю к нему, рядом садится Маке с ПК^[5]. Карат показывает рукой направление — на двенадцать часов, метрах в ста пятидесяти, на пригорке. Присматриваюсь в том направлении и вижу ряд окопов за песчаным бруствером. По краям темнеют амбразуры двух блиндажей. От укроповских позиций тянется пустое пространство до самой кромки леса, где сейчас мы и залегли. Командир инструктирует пулемётчика, и тот — где ползком, где перебежкой — уходит на левый фланг. Вижу, что Монтана уже расставил всех по позициям и группа развернулась в полукруг, фронтом к нашей цели. В этот момент Карат наклоняется ко мне и шепчет: «Ф…, твой правый блиндаж, готовь «Шмеля». Видишь просеку справа?» Я киваю: «Вижу». Командир продолжает: «Подползи, займи позицию на самом краю. Как только будешь готов, сигналь тоном. Ёжик гасит дежурного пулемётчика, и ты сразу работаешь. После твоего выстрела Тигр стреляет. Потом отходи к нам, держи правый край». Я ещё раз киваю, аккуратно снимаю тубус с плеча, автомат передвигаю за спину и ползу в указанном направлении.

Просека, вдоль которой мне предстоит работать, — это расчищенный сектор огня укроповского пулемётчика из блиндажа. Мне придётся выскочить в самый центр этого сектора, на открытое пространство, быстренько прицелиться через диоптр «Шмеля», отстреляться и очень резко свалить обратно в лес. И всё это — на глазах у обалдевшего от такой наглости пулемётчика. А по-другому никак: если выстрелить даже из редких зарослей, то капсула «Шмеля» может в полёте зацепить стабилизатором ветки и отклониться или взорваться в самом неподходящем месте, накрыть своих. Да и позади меня при выстреле из этой могучей трубы никого быть не должно: раскалённый выхлоп очень опасен.

Доползаю до границы просеки, сжимаюсь в комок за самым крайним деревом и готовлю «Шмеля». Передняя ручка у меня всегда разложена, ещё перед выходом на задачу это делаю, чтобы не тратить время. Большим пальцем вдавливаю фиксатор, отгибаю чёрную рукоятку вниз. С едва слышным треском рвётся пломба, и рукоятка со щелчком встаёт на место. Проверяю прицел — дальность выставлена на сто пятьдесят метров, как надо. Сдвигаю вперёд пластинку предохранителя и кладу палец вдоль скобы. Всё, огнемёт готов к выстрелу. Подтягиваю ноги, упираюсь носками в землю, чтобы сразу получилось резко оттолкнуться. Прекрасно вижу вражеский блиндаж и светлые песчаные бруствера вдоль окопов. Сердце оглушительно стучит в груди, поэтому делаю несколько глубоких вдохов и даю длинный тональный сигнал по рации. Загорается зелёный огонёк, передача прошла. Время останавливается. Хлёсткий, раскатистый звук выстрела из СВД^[6] бьёт по ушам.

Ноги резко распрямляются, и тело, словно подброшенное пружиной, устремляется вперёд. Делаю несколько широких скачков по просеке и резко останавливаюсь. Руки вскидывают трубу РПО на плечо, а мозг отмечает, что стрелять с колена не вариант, потому что цели толком не видно. Остаюсь стоять, прижимаю наглазник прицела к лицу, ловлю в центр картинки блиндаж и подвожу треугольник мушки под нижний край темнеющего проёма амбразуры. Выдох — и нажимаю на спуск.

Мир на мгновение переворачивается. Гулкий, раскатистый хлопок выстрела сотрясает всё тело. Через мгновение раздаётся оглушительный резкий рёв: это срабатывает реактивный двигатель снаряда, и капсула с огнесмесью уносится к цели. Тут же отбрасываю пустой тубус в сторону и со всех ног мчусь к спасительной кромке леса. Краем глаза вижу момент попадания: объёмный язык пламени встаёт на месте детонации, из него во все стороны летят комья земли и какие-то обломки.

Забегаю за дерево, падаю и торопливо ползу вперёд. Замечаю изготовившегося к стрельбе Арчи, ору ему: «Арчи, свои, свои!!!» Он поворачивает голову в мою сторону, кивает. «Почему у него так широко распахнуты глаза?» — отмечаю какой-то частью моего сознания. Делаю перекат, занимаю позицию правее Арчи. Вижу, как Тигр, пригнувшись, выскакивает из-за деревьев, встаёт на колено и вскидывает трубу РПГ-7^[7]. Хлопок, шипение — и, оставляя за собой дымный след, «морковка»^[8] уносится к вражеским позициям. Макс ныряет обратно под деревья, а я думаю: «Только бы в него не попали!» Через мгновение звенящую глухоту в ушах нарушает треск канонады — это вся группа включилась в работу и поливает позиции укропов огнём. Ловлю в прорезь целика места возможных укрытий противника и присоединяюсь к концерту. Три-пять быстрых одиночных выстрелов в одно место, перенос — и долбить по следующей цели. Поглядываю вправо: это мой сектор, вдруг укропы попробуют обойти. Громко работает длинными очередями пулемёт Маке, слышны хлопки подствольников^[9].

Позиции хохлов заволакивает дымом от горящих блиндажей и разрывов и засыпает песком из развороченных пулями окопов. Быстро меняю магазин-спарку, на полный сдвигаю переводчик огня вверх и продолжаю поливать противника свинцом, теперь уже очередями. Глушитель с «АлиЭкспресс» отрабатывает свои деньги по полной: даже с обычными патронами вспышки не видно, звук не бьёт по ушам. На фоне громкой трескотни остальных автоматов и басовитого рева ПК мои выстрелы вообще незаметны.

Противник очнулся и начинает отвечать в нашу сторону. Пули звонко щёлкают в стволы деревьев, на землю сыплются хвоя и сбитые ветки. Попадания приходятся слишком высоко и хаотично разбросаны — значит, палят наугад, просто выставив стволы над окопом. Со стороны противника не слышно пулемётов — это очень хороший знак. На слух считаю количество работающих вражеских стволов. На всю линию их окопов набирается лишь пять-семь штук, значит, влупили мы укропам очень хорошо.

Вижу перебегающего Карата, он машет рукой: отходим! Даю длинную очередь в сторону противника, потом без суеты, пригнувшись, укрываясь за деревьями, начинаем перебегать в глубину леса. Перебежка, бросок за укрытие и контроль сектора.

Ребята работают слаженно, молча, не надо окрикивать, подгонять: реальный опыт быстро учит. Слышно только хриплое дыхание и шелест снаряжения. Карат идёт теперь замыкающим, а Монтана и я — в головном.

Со стороны противника слышатся хлопки миномётных выстрелов, укропы пытаются найти и накрыть тот сектор, откуда мы разнесли их позицию. Но мы отошли вовремя, поэтому слушаем разрывы мин довольно равнодушно.

Каждая война заставляет приноравливаться к ней, выбирать грамотно и быстро самую правильную тактику и уметь быстро её изменить. А человек может привыкнуть ко многому, и звук падающих в отдалении мин становится привычным фоном нашей работы.

Впереди сквозь деревья виднеется песчаная дорога, которая проходит через лес, и я жестом даю команду: «Стоп, внимание!» Группа садится и замирает в напряжении. Внимательно осматриваю обочины дороги и лес на противоположной стороне, потом машу рукой Монтане. Руслан перебегает дорогу, я прикрываю. Всё чисто, дорога в обе стороны теперь под нашим контролем, и я даю отмашку остальной группе. Парни броском преодолевают открытое пространство и занимают позиции в ельнике. Подходит Карат, и под его прикрытием я тоже преодолеваю дорогу. Группа собирается, опять разворачивается в боевой порядок, и движемся дальше.

Передовые позиции элэнэровцев уже должны быть близко, поэтому командир выходит на связь и начинает запрашивать Войну. Паша Война и ещё несколько наших ребят специально оставлены встречать нас, чтобы луганские «мобики» со страху не долбанули в нашу сторону, приняв за укропскую ДРГ. «Дружественный» огонь — на этой войне явление настолько частое, что опытный командир всегда старается перестраховаться. Как обычно, в самый ответственный момент качество связи резко падает. Сквозь шум статики пробивается искажённый голос Войны, отдельные обрывки слов и фраз. Группа наша в это время сидит, настороженно выпасая сектора. Сейчас мы реально находимся между молотом и наковальней: ни вперёд, ни назад. Наконец Карат докричался до Войны, определили точный сектор нашего выхода, согласовали ориентиры.

Командир даёт отмашку, и группа продолжает движение. Укропских миномётов больше не слышно, лишь в отдалении погромыхивает что-то крупнокалиберное. Мы теперь двигаемся по самой кромке леса, почти вплотную к обочине дороги. Командир предупреждает, что дорога может быть минирована, поэтому выдерживаем дистанцию и стараемся шагать след в след. Неестественные бугорки, земля другого цвета, куски проводов, изоленты и укупорки — я внимательно осматриваю то место, куда собираюсь поставить ногу. Шаг, ещё шаг, и вдруг я замираю на месте — песчаную ленту дороги пересекает цепочка из выложенных в ряд ТМ^[10]. Мины лежат прямо на земле, некоторые прикрыты сверху дощечками. Взрыватели вкручены, повёрнуты в боевое положение. Четыре мины перегораживают дорогу и ещё по пять штук в ряд уложены в сторону от каждой обочины.

Вся группа останавливается, Карат вопросительно смотрит на меня. Показываю ему на «таблетки» и шёпотом спрашиваю: «Наши?!» Командир опять вызывает Войну, тот начинает искать кого-то из местного командования, кто в курсе. Время идёт. Наконец приходит ответ: мины наши.

Двигаемся дальше. Подхожу к ближайшей мине и, задержав дыхание, аккуратно переступаю через зелёный кругляш. В голове вихрем проносится всё, что знаю о минных ловушках: комбинированная установка, сюрпризы и т. д. Но, к счастью, настолько фантазия «союзников» не распространилась, и вся группа без проблем проходит линию минного заграждения.

Установка противотанковых мин в этом месте вполне понятна: не первую неделю ходят слухи о паре укропских танчиков на этом направлении.

Проходим ещё метров пятьдесят, и среди молодой еловой поросли становится видны бруствера наших окопов. Паша высунулся по пояс наверх и машет нам рукой. Логист и Зима рядом с ним, из траншеи торчат одни головёнки. Этих ребят нельзя назвать совсем уж трусами, но когда их не берут на выход, то они не очень грустят по этому поводу. Из проёмов амбразур высовываются стволы автоматов и блестят возбуждёнными взглядами «мобики». Отстранённо замечаю среди привычных дульников «калашей» одну высокую мушку от карабина Мосина. Мы доделаем до бруствера, я отхожу в сторону и пропускаю ребят вперёд. Заодно осматриваю группу, считаю людей и оружие.

Усталые, напряжённые лица парней блестят от пота. Пороховая гарь на коже, камуфляж весь в грязи и саже. Истинное лицо войны… Спрыгиваю в окоп, группа вся собралась, построились. Несмотря на усталость, все довольны: работу сделали, потерь нет. Ещё раз пересчитываем оружие и по ходам сообщения бредём на точку эвакуации. Как всегда, когда после возвращения адреналин спадает и наваливается усталость, начинаю чувствовать каждый грамм снаряжения, которое сейчас на мне. Хочется засунуть гудящие ноги под холодную воду, снять броник, плотно поесть и провалиться в сон. Привычно загоняю эти мысли обратно: пока в ПВД^[11] не вернулись, расслабляться нельзя.

Траншея сужается, становится всё более мелкой и окончательно выходит на поверхность в сосновой роще за нашими позициями. Отдыхаем под прикрытием леса, впереди открытое шоссе. Дорога с неба просматривается, поэтому лучше бы пересечь её бегом. Но… гудения «птички» в воздухе не слышно, и усталость побеждает чувство опасности. Двигаемся быстрым шагом, не бежим. По пути привычно ищу взглядом возможные укрытия. Вдруг «бродячий» миномёт сработает или ещё что — паранойя на войне спасает жизнь!

Под «Старой сосной» — конечной точкой эвакуации — песок перепахан техникой. Под широкими кронами старых деревьев расположились БТР местных разведчиков и пара танков. Танчики окопаны, по броне и капонирам не спеша бродят экипажи. Машем им, они в ответ салютуют нам. Что характерно, трезвыми танкистов не видал ни разу. Сами танки трофейные, на броне заметны крупные пиксели укроповского камуфляжа. Водила завел БТР, с пробуксовочкой развернулся.

Трофейный танк

Мы привычно и споро запрыгиваем на броню. Беру у Макса его «граник», у Скифа — портплед с выстрелами. Ребята рассаживаются вдоль бортов, передаю им оружие, осматриваюсь. Карат машет мне рукой: «Ф…, залезай!» Наши все погрузились, теперь и моя очередь. Автомат за спину, ногу на колесо, руками за скобу, подтянуться. Братские руки помогают, втягивают наверх. Все разместились, и Карат стучит по броне: поехали! Старенькая «семидесятка» (БТР-70) ревёт дизелем и мчит нас к деревне. По обочинам шоссе мелькают брошенные укропские блиндажи и окопы, сбитые огнём провода и столбы.

Деревня встречает нас видом разбитых и сожжённых крайних домов. Осколки кирпича и шифера с дороги убраны, но обочины просто завалены обломками. Развёрнутый в блин плоский лист закопчённого железа — это автобусная остановка после прямого попадания.

Наконец подъезжаем к нашему дому. Группа спешивается, сгружаем БК^[12], БТР сигналит нам и уносится по направлению к штабу.

Пинком ноги распахиваю ворота, заходим внутрь. Выскакивает из дома Швед, начинает расспрашивать и суетиться. Ни сил, ни желания разговаривать нет. Молча сгружаем неиспользованные «одноразки»^[13] и выстрелы к РПГ в углу прихожей, туда же ставим и цинки с БК. Стаскиваю с себя плитник и сажусь на скамейку, вытянув ноги.

Над лесом за Северским Донцом садится солнце, смотрю на закат. В голове пустота, нет никаких мыслей, планов, даже воспоминания пока исчезли. Время остановилось, есть только настоящий момент. Сколько так просидел, не шевелясь и не думая, не знаю точно, но усталость немного отпускает. Мысли возвращаются в свой привычный круг, вспоминаю, что обязательно надо успеть почистить оружие и набить магазины, прежде чем поем и усну. Перехватываю поудобнее лежащий на коленях автомат, встаю и иду в дом. Ещё один день этой войны позади, и слава Богу!

Нож на войне

«…Широкий чёрный клинок «Фулкрума»^[14] с хрустом вспорол консервную банку. Несколькими движениями я вырезал крышку, и вскрытая жестянка с мясом цыплёнка — наш ужин — пошла по кругу. Нож, весь перемазанный жиром, в ножны убирать было не вариант. Поискал глазами, чем бы обтереть клинок, но под рукой не было ничего подходящего, а лезть в рюкзак за салфетками было откровенно лень. Немного подумал и просто вонзил нож в брёвна перекрытия блиндажа. С утра железка снова пригодится, будем открывать банки с тушёнкой на завтрак. Попутно подумал, что режущая кромка клинка уже стала, как у отвёртки, а ведь перед самой поездкой я заточил «Фулкрума» до бритвенной остроты…»

«…Наступившее затишье нужно было использовать с максимальной пользой. Быстро поменял магазин и решил хоть немного окопаться. В который раз уже успел пожалеть о том, что не взял с собой лопатку. Пришлось достать нож и начать копать им. Лёжа и постоянно посматривая в сторону, откуда противник вёл по нам огонь. Клинком рыхлил землю, руками отбрасывал её в стороны. Сначала нагрёб вал перед собой, потом стал насыпать бруствер сбоку. Нож легко входил в сырой песок, и работа продвигалась очень быстро. Щёлкающие в деревья пули добавляли мотивации, и вскоре окоп был готов. Мимоходом подумал, что не учат в войсках ножом окапываться, а зря…»

«…Закинул во вражеский окоп РГД^[15], следом ещё одну. Грохнули взрывы, поднялось и рассеялось облако серовато-чёрного дыма, и стрельба затихла. Тут же перекатываюсь через бруствер и сваливаюсь в укроповскую траншею. Теперь всё решает скорость. Вижу развороченные стенки, осыпавшуюся землю — здесь разорвались мои гранаты. Неподвижное тело в серо-коричневой пиксельной форме валяется в метре от пятна взрыва. Контролю врага короткой очередью и бегу дальше по траншее. Окоп изгибается, быстро выглядываю из-за угла. Никого не видно, бегу дальше. Справа замечаю темнеющий вход в блиндаж. В подсумке попадается Ф-1^[16], кидаю внутрь её. Удар взрыва, из блиндажа в окоп вылетает земля и тело в камуфляже. От неожиданности даю по укропу очередь, тело дёргается и остаётся неподвижным. Остаток магазина разряжаю в блиндаж. Быстро перезаряжаюсь, бегу дальше.

Неожиданно из-за поворота траншеи прямо на меня выскакивает укроп. Просто бежит изо всех сил вперёд и врезается в меня на полном ходу. В памяти отпечатались его вытаращенные глаза и искажённый, безумно оскаленный рот.

С глухим стуком лязгают магазины в подсумках, когда противник впечатывается в меня. Рефлекторно успеваю прижать подбородок к груди, поэтому вражеская каска бьёт меня по лбу, а не в лицо. От удара делаю шаг назад, но остаюсь стоять на ногах. Хохол тем временем вцепляется обеими руками в мой автомат и рвёт его на себя. Я инстинктивно удерживаю оружие, и некоторое время мы перетаптываемся, держась за мой АК. Оружейный ремень я вытянул на всю длину и перекинул через шею, поэтому меня качает в сторону противника. Отпускаю оружие, и враг рефлекторно прижимает его к себе. Левой ладонью упираюсь ему в лицо под каской, а правая рука нашаривает рукоятку ножа, который я ношу на груди бронежилета. Тихий щелчок ножен из кайдекса — и клинок вырывается на свободу. Тут же, без замаха, бью укропа ножом под нижнюю челюсть. Отстранённо успеваю удивиться, что лезвие зашло глубоко, по самую гарду.

Сотни раз отрабатывал этот удар на тренировке и представлял, но никогда раньше по-настоящему не приходилось так делать. В голове — полнейшая пустота, никаких мыслей, рассудок замер. Выдёргиваю клинок и начинаю быстро и беспорядочно колоть врага в лицо. Нос, щёки, глаз, губы — куда попаду. Противник отпускает мой автомат, прижимает ладони к своему лицу и со стоном падает на дно окопа. Тут же каким-то невероятным, с места, корявым прыжком отскакиваю назад и левой рукой нашариваю свой АК, вскидываю, даю очередь.

Четыре выстрела, одна пуля попадает лежащему укропу в каску, две бьют в броник и одна пуля взбивает фонтанчик песка — промах. Правой рукой с зажатым в ней «Фулкрумом» поддерживаю автомат под магазин. Мелькает мысль, что в тире так стрелять не учили. Сзади слышу крик: «Ф…, свои, свои!» Поворачиваюсь и вижу Монтану, бегущего ко мне. Он останавливается, что-то говорит в рацию и берёт на прицел изгиб траншеи. Я киваю ему, показываю большой палец и перевожу взгляд на нож, который по-прежнему сжимаю в правой руке. Мой клинок чёрного цвета, поэтому кровь на нём не видна, но всё лезвие покрыто какими-то сгустками, и тёмные капли падают с него вниз, на песок…»

Чёрный лес

Нож на войне нужен постоянно. Отрезать верёвку, вскрыть консервную банку, срезать трофейную разгрузку, выкопать лунку под мину, настрогать растопку — даже на современной «высокотехнологичной» войне у ножа тысяча есть применений. Мне кажется, что даже когда боевые действия будут вестись в космосе, за новые планеты, — даже тогда нож не утратит свою актуальность. Поэтому, как и любое другое снаряжение, боевой нож нужно выбирать грамотно, ясно понимая ту работу, которую придётся делать с помощью него.

Только цельнометаллическая конструкция.

Никаких хвостовиков в рукояти, переходников и т. д.

Нагрузка на излом в месте соединения лезвия и рукоятки будет постоянной — что-то приподнять, отжать и т. д. Поэтому толщина клинка и общая конструкция ножа должны быть такими, чтобы выдерживать работу «в режиме ломика».

Форма лезвия.

Клинок придётся постоянно использовать для хозяйственных операций и, возможно, боевой работы, поэтому форма лезвия должна быть универсальной. Режущие и колющие качества должны быть сбалансированными. Очень важно, чтобы клинком можно было копать. Хорошо зарекомендовали себя ножи с клинками «танто» и «листовидные». Тантоидом можно легко настрогать растопку или порезать хлеб, а при необходимости — нанести мощный укол в тело. Кинжальные узкие клинки и стилеты по тем же причинам не подходят: ими удобно врага колоть, но в быту очень проблематично что-то делать.

Рукоятка.

Понятно, что материал рукоятки — это очень субъективный вопрос. На наш взгляд, только современные синтетические материалы могут нормально переносить все превратности военной жизни. Хорошая цепкая современная резина или пластик — лучший выбор. Такой материал не гниёт, легко моется и стоек к истиранию. Форма рукоятки должна обеспечивать надёжное и безопасное удержание ножа при самых сильных и размашистых ударах с учётом того, что на руках будут перчатки. Развитая гарда или надёжный упор обязательны!!! Если на торце рукоятки есть острый шип, его надо немного сточить. Иначе об этот острый выступ постоянно цепляется снаряжение и руки — неприятно и в самый неподходящий момент.

Заточка и сталь.

Сейчас на рынке присутствует огромное количество самых разных ножевых сталей. С различными показателями твёрдости, вязкости, коррозионной стойкости и т. д. При выборе стали необходимо помнить, что клинок вряд ли получится нормально обслуживать. Заточка и правка режущей кромки с помощью наждачной бумаги или случайно найденного оселка — норма на войне. Поэтому материал клинка должен допускать заточку подобными примитивными способами. То же самое касается высоты спусков и угла заточки режущей кромки (РК). Лучше клинком с «ломоподобными» спусками нарезать продукты ломтями, чем иметь бритвенное лезвие, которое выкрошилось до состояния пилы. Желательно также избегать моделей с чёрным или камуфляжным покрытием клинка. Предпочтительнее покрытие клинка «сатин» или «стоунвош». Ножом обязательно придётся что-то быстро копать и открывать консервные банки, а при такой работе любые красочные покрытия очень быстро и неравномерно сдираются с клинка. Важную роль играет коррозионная стойкость клинка. Нож обязательно будет намокать под дождём или после хозяйственных работ, наспех протёртый, убран в чехол. В общем, возможностей покрыться ржавчиной у боевого ножа будет множество. Поэтому предпочтение отдаём нержавеющим сталям.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

«Шмель», РПО — российский реактивный пехотный огнемёт одноразового применения. Представляет собой термобарическую реактивную гранату, начинённую огнесмесью.

2

Плитник — сленговое название облегчённого бронежилета, чехла для бронеплит.

3

«Шайтан-труба» — сленговое название любых реактивных гранатомётов.

4

Портплед — брезентовый чехол для транспортировки запасных выстрелов к РПГ-7.

5

ПК, ПКМ — 7,62-мм единый пулемёт конструкции М. Т. Калашникова.

6

СВД — самозарядная снайперская винтовка Драгунова, принятая на вооружение Советской Армии 3 июля 1963 года вместе с оптическим прицелом ПСО-1.

7

РПГ-7 — ручной противотанковый гранатомёт 7-й модели, предназначен для борьбы с танками, самоходными артиллерийскими установками и другой бронетехникой.

8

«Морковка» — сленговое название выстрелов к РПГ-7.

9

Подствольник — сленговое название подствольного гранатомёта.

10

ТМ — противотанковая мина.

11

ПВД — пункт временной дислокации.

12

БК — сокращение от «боекомплект», носимый запас дополнительных боеприпасов.

13

«Одноразка» — сленговое название семейства одноразовых реактивных грантомётов.

14

Фулкрум — боевой нож Extrema Ratio Fulcrum.

15

РГД — противопехотная наступательная ручная граната.

16

Ф-1 — ручная противопехотная оборонительная граната.