Ночь накануне

Уэнди Уокер, 2019

Лора Лохнер – влюбчивая и невезучая, а это плохое сочетание. После очередных неудачных отношений она просто сбегает из Нью-Йорка и переезжает к сестре, в пригород Коннектикута. Роузи Ферроу всю жизнь переживает за сестру. Бесстрашная, но хрупкая Лора всегда как будто бы шла по натянутому канату, а Роузи всегда была рядом, чтобы ее поймать. Но даже она не в силах отговорить сестру от идеи снова построить отношения – теперь с таинственным человеком из интернета. Когда Лора уходит на свидание и исчезает, Роузи начинает поиски. Она с ума сходит от беспокойства. Но волнует ее не только то, что этот человек мог сделать с Лорой. Она беспокоится о том, что Лора могла сделать с ним…

8

Лора. Ночь накануне. Четверг, 8 вечера.

Бренстон, Коннектикут

Что-то не так с машиной Джонатана Филдза. Да, это «Тойота», а не «БМВ», однако что-то еще не дает мне покоя.

— Ты любишь музыку? — спрашивает он, когда мы остановились на светофоре. И смеется — наверное, над собой. — Ну и глупости. Конечно же любишь. Я хотел уточнить, какую именно? Я могу поискать что-нибудь на радио.

Вот в чем дело! Машина оборудована радио. Самым настоящим, с кнопками и ручками. Звук переключается поворотами вправо-влево. Каналы на длинных белых стрелах ищут рычажком, вверх-вниз. Радио с частотной и амплитудной модуляцией. Без спутниковой связи. Без разъемов для айфона и флешек, беспроводной связи. И все же это не допотопная развалина. Машина пахнет как новая. Будто только что из салона.

Джонатан ищет канал и останавливается на какой-то ерунде вроде «Сорок хитов чего-то там», и я снова чувствую себя четвероклашкой, едущей с бабушкой в машине.

— Подойдет? — спрашивает он. Смотрит на меня и улыбается. Загорается зеленый свет. Он поворачивает направо с бульвара Шаффер на Гранд-стрит.

Я колеблюсь, но мне все труднее сдерживать себя. Гранд-стрит не по пути, если мы едем на побережье, и, скажем так, это не самый живописный маршрут. Мы едем по районам, наиболее уязвимым во времена экономического спада.

— Ты знаешь тайный способ подрезать путь? — интересуюсь я. Не самый удачный вопрос, но все же лучше, чем «Какого хрена ты делаешь?». А именно он вертится у меня на языке.

Он невозмутим.

— Нет, — протягивает он с вопросительной интонацией.

На что я выдаю заготовленный ответ:

— Просто Шаффер спускается прямо к берегу. Проходит под железной дорогой и шоссе. — Повернувшись, я указываю верное направление, от которого мы только что отклонились.

— Я еду так, чтобы не стоять на светофорах, — заявляет он. В уме ему не отказать. Только светофоров на этом пути тоже предостаточно, к тому же приходится ехать медленнее, потому что богом забытые подростки, ночами наводняющие тротуары, могут шагнуть прямо под колеса, не обделавшись со страха. Это их район, и они вытворяют здесь все, что вздумается. В старших классах мы наведывались сюда за марихуаной, и в этом отношении сейчас ничего не изменилось. Не стоит даже соваться сюда, если ты не местный или не желаешь прикупить травки.

Наверное, дело именно в этом, решаю я. Возможно, он слишком пристрастился к курению конопли и завернул сюда по привычке. Это я еще в силах пережить.

По радио заиграла Адель, и я снова обращаю внимание на приемник. Дело не только в нем. Вся панель в духе прошлых времен. Копия. Красно-белая. С кнопками и ручками, которые нужно крутить или жать не только чтобы настроить радио, но и включить обогреватель, дворники, сбросить пробег. Рядом с этим даже машина моей сестры покажется космическим кораблем. Сиденья обиты синей крапчатой материей. Подлокотники сделаны из дешевого пластика. За руль такой тачки добровольно не сел бы ни один крутой парень. Тем более Джонатан Филдз.

Разговор не клеился. Он оказался тягостным для меня, напомнив о дистанции, которую нам предстоит преодолеть, чтобы перестать быть чужими друг другу. И о том, насколько отчаянно я желаю пройти ее хоть с кем-нибудь. Однако ситуация выглядит безнадежной.

Возможно, это все навеяно Адель. Черт побери, Адель, что тебе нужно для счастья? Я трогаю ручку поиска, чтобы приглушить ее.

— Ты говорила, что вернулась совсем недавно, — он поддерживает разговор.

— Ага.

— Из Нью-Йорка?

Я говорила ему об этом по телефону.

— Ага.

Я знаю, это выглядит по-детски. Так отвечает прежняя Лора, а новая требует от нее заткнуться вместе с Адель и ее льющимся из эфира отчаяньем и завести милую беседу. Я говорю себе, что способна проделать долгий путь к любви, если буду следовать правилам, одному за другим, а начать нужно с нормального ответа на его вопрос.

— Я была финансовым аналитиком. Уставала постоянно ходить в офис. Я могу делать то же самое и дома, тем более что есть спрос на независимых специалистов. — Он притворяется, будто ему интересно. — Я работаю только в одной отрасли — химической, и с фармацевтами. Однако приходится также следить за смежными отраслями, торговой политикой, общим состоянием в экономике, курсами валют… Ох, я тебя утомила, да?

— Вовсе нет, что ты. Я сам занимаюсь чем-то подобным, слежу за инвестициями, — заверил он. — Я ездил на работу в Нью-Йорк. Потом моя компания открыла филиал в Бренстоне, это казалось более разумным, тем более я тогда был женат и верил, что у нас будет хорошая семья.

— А теперь ты застрял здесь? Они не собираются возвращать тебя обратно в Нью-Йорк? — Очевидный вопрос, верно? Но дается он мне нелегко.

— Я пока не думал об этом. Просто пытаюсь вновь встать на ноги, понимаешь?

Сочувственно киваю. С другой стороны, он развелся больше года назад. Детей нет. Интересно, неужели он все еще любит жену. Точнее, свою бывшую жену.

— Твоя сестра до сих пор здесь — и ничего, не жалуется, — замечает он.

— Роузи может быть счастлива где угодно, — парирую я. Она счастлива с мужем, ведь мы вместе выросли, ну и потому что это Джо. Она была счастлива, уехав за ним в Университет Коннектикута. Радовалась возвращению в родной город и работе административным помощником (читай — секретаршей), чтобы помогать мужу оплачивать юридическое образование. Теперь счастлива сидеть дома с Мейсоном. Она всегда была такой.

Иногда я хотела бы быть как Роузи. Хотела бы получить ее волшебный эликсир счастья.

Я бы хотела, чтобы существовал такой рецепт. И опять же — я точно была бы единственным человеком на свете, перепутавшим все пропорции ингредиентов.

Джонатан Филдз сворачивает влево, и мы наконец проезжаем под железной дорогой и шоссе. Теперь нам предстоит еще один поворот налево, чтобы вернуться на бульвар Шаффер, с которого началось наше путешествие. Мы просто проехали по большому треугольнику. Однако я молчу. Он не водит как старожил, проживший в Брестоне год. А так, будто недавно сюда переехал.

Мы паркуемся за четыре квартала от улицы с барами и ресторанами по соседству с жилыми домами на набережной. Это вход в пролив Лонг-Айленд, не совсем океан. Больше похоже на реку. Однако тут есть и лодки, и закаты, и все остальное. Запах океана. Шум волн. И это достаточно далеко от той части города, где живут люди вроде моей сестры, что привлекает сюда молодых и одиноких.

И разведенных папаш со всей округи, мечтающих с кем-нибудь переспать.

Возможно, и к лучшему, что он не знал кратчайшей дороги в порт.

Иначе у меня было бы больше поводов для беспокойства.

На Джонатане Филдзе темные дизайнерские джинсы и свободная рубашка, заправленная под ремень. Лоферы. Темные носки. Две верхние пуговицы расстегнуты — этого достаточно, чтобы увидеть клок волос на груди. Никаких украшений. Слава богу.

Я обожаю мужчин с волосатой грудью. Истинные самцы. Мужественные. Не понимаю, зачем кто-то из них делает восковую и лазерную эпиляцию. Мне нравятся настоящие мужчины. В их присутствии я могу сложить свой щит и меч, не опасаясь попасть в засаду в ночи, так как есть кому охранять периметр. Приятно быть частью армии, пусть и маленькой.

У Ослиной задницы на груди были настоящие заросли. У меня вошло в привычку запутывать в них пальцы. И вдруг я понимаю, что невыносимо соскучилась. Вспоминаю его имя — настоящее, и чувствую объятия. Ощущаю его кожу на своей, переплетение рук и ног, слияние тел. Чувствую теплое дыхание на шее, когда его губы ищут путь к моим. Долгий поцелуй. Стон.

Когда, утомленные, мы неподвижно лежали рядом, он сказал: «Я люблю тебя».

И я поверила. Впервые в жизни я позволила себе довериться.

Это была ошибка. Больше такое не повторится.

Теперь же… Я должна начать все заново, проделать очередной долгий путь из незнакомки в любовницу. Я так устала, а ведь мы еще даже не начинали, Джонатан Филдз.

Он вытаскивает ключи из зажигания и с улыбкой смотрит на меня. Говорит банальности вроде «Не соблаговолить ли нам?», отчего процессор в голове заклинивает как при конфликте программ. Сначала машина. Теперь — это соблаговолите. С другой стороны — классные джинсы и волосатая грудь. Я сбита с толку, поэтому спешу улыбнуться и открыть дверцу. Мне нужно проветриться.

— Куда мы пойдем? — интересуюсь я. Честно говоря, никогда здесь не ела. Хотя и приезжала в порт с сестрой и племянником любоваться корабликами. Тут огромная игровая площадка с аттракционами, и далеко от дома — чем не прекрасный повод для пикника. А Роузи обожает их устраивать. Теплая волна накрывает меня с головой при мыслях о сестре, Мейсоне и Джо, своей работе и будущем. В моей жизни столько хорошего.

Вспоминаю, как малыш коверкает мое имя. Ляля!

Слышу голос сестры. Тебе не нужен первый встречный.

И я думаю, наблюдая за Джонатаном Филдзом, что именно такой мне и нужен.

— Я знаю место, — говорит Джонатан. Пропуская вперед, он кладет руку мне на талию. От его прикосновения меня бросает в дрожь: прилив душевного тепла сменяют мурашки по коже и ощущение неловкости. Так не ведут себя, собираясь вести благопристойную беседу. Или, по крайней мере, промочить горло. Впрочем, возможно, именно так другие люди и делают, только я не в курсе и не понимаю, какого черта творю…

В дальнем углу свободный столик, и я сажусь лицом к стене, потому что он сел первым. Мне говорили, что именно так поступают джентльмены. Что-то о контроле и наблюдении происходящего за нашими спинами. Однако, в самом деле, будем честны. В баре столько молодых и красивых, что яблоку негде упасть. Кажется, я знаю другие причины, почему он специально сел лицом к посетителям.

Наверняка из-за женщин, которые могут узнать его, окликнуть и броситься в погоню после нашего поспешного отступления к выходу.

Он отправляется за выпивкой, а мне она нужна как рыбе вода.

Прежде я считала, что слишком много думаю. Ищу ответы там, где нет вопросов, нахожу решения несуществующих проблем. Делаю из мухи слона, по выражению своей мамочки. Она и Дик. Они оба постоянно это говорили.

Потом я бросила это неблагодарное занятие, и догадайтесь, что случилось. Я врезалась прямо в отвесную скалу.

Честное слово. Просто дайте мне волшебную пилюлю, чтобы это все исчезло.

Или коктейль, тут же возникший передо мной.

— Спасибо, — говорю я Джонатану Филдзу, когда он садится. Я незаметно подглядываю за ним, проглотив большую часть напитка, ожидая, что он уже успел присмотреть себе кого-нибудь помоложе, более темпераментную, сексуальную. Однако нет. Он смотрит на меня и только на меня.

Неожиданно мне хочется стать женщиной его мечты. Собою новой.

— О’кей, — произносит он, откинувшись на стуле. Теперь ему вполне удобно, не так как было за рулем или еще в первом баре. Словно он только что вернулся домой после напряженного рабочего дня и скинул ботинки. — Давай начнем с самого начала. Я страшно смущаюсь на первых свиданиях. Не знаю, о чем говорить, что спрашивать. Такое ощущение, будто ходишь по минному полю.

В самое яблочко. Я тоже сбрасываю туфли.

— Я знаю, — говорю с таким облегчением, которое только могу выразить одной мимикой. — Чувствуешь себя просто ужасно, верно?

Он воодушевленно кивает и подается вперед:

— Знаешь, хуже всего знакомиться в Интернете. Когда встречаешься с кем-то, кого знаешь по работе или еще откуда-нибудь, есть хотя бы отправная точка. Общие темы. А если знакомишься где-нибудь в баре, то это только флирт и прочее, для этого существует свой кодекс правил. Или методичка — ты понимаешь, о чем я?

— Да! — выпалила я. — Это мое первое подобное свидание. И это отвратительно! То есть нет, не ты… Я не тебя имела в виду. Ты не внушаешь мне отвращения. Просто трудно понять, с чего начать. — Все как ты говоришь, Джонатан Филдз. За небольшим исключением: ни один из способов знакомства не давался мне легко. Никогда. Даже с Ослиной задницей.

Я сохранила последнее сообщение от него. Он написал, что все кончено и не надо искать встреч с ним. Иногда я даже перечитываю его, чтобы в лишний раз напомнить себе о слонах.

— О’кей, — повторяет он. Это его любимое слово. — Спроси меня о чем-нибудь. Что тебе интересно?

— Честно? — спрашиваю я.

— Да. Все что хочешь! — Он снова откинулся на спинку стула. Он тянется к пиву, и на этот раз быстро пробегает взглядом по залу. Это совершенно нормально, напоминаю я себе. Он контролирует. Он защищает меня от диких зверей, способных наброситься в любую секунду. Его внимание, ни на ком не задержавшись, возвращается ко мне и моему вопросу.

— О’кей, — начинаю я, потому что раз Джонатану Филдзу нравится это слово, то и новой мне тоже. Люди всегда чувствуют себя увереннее, если к ним приспособиться стилем жизни и манерой речи. Именно поэтому хозяева часто похожи на своих собак. Я узнала это на уроках психологии. — Честно говоря, я хочу знать о твоем разводе. Как ты познакомился с женой. Почему вы поженились. Что пошло не так. Вопрос не слишком личный? Если да, то все в порядке. Однако на самом деле это интереснее всего.

Это ложь. Больше всего я хочу знать, что случилось с «БМВ», или почему Джонатан говорил, что у него есть эта машина, когда на самом деле нет. Даже если он соврал, чтобы пустить мне пыль в глаза и заманить на свидание, такую тачку он мог выбрать только под дулом пистолета.

Еще и женщина из первого бара, которая звала его по имени… и почему мы добирались сюда, в гавань, окружным путем…

— О’кей, — начинает он со своего любимого выражения. — Мы познакомились в колледже. В Суортмортском.^[11] На последнем курсе. Но вышло не так, как ты могла подумать. Мол, просто больше не расставались, а потом поженились. После выпуска мы расстались. Я вернулся домой, в Бостон. Стыдно сказать, но я около года жил у родителей, пока искал работу. А она переехала сюда, точнее, поближе к Нью-Йорку. И только через несколько лет, когда нам было лет по двадцать восемь, мы связались на Фейсбуке!

Он говорит так, словно это чудо, поэтому я показываю величайшее изумление.

— Невероятно! — восклицаю я. Вот это чудо!!!

— Вот-вот. Мы начали перезваниваться, потом я ездил к ней, она — ко мне, некоторое время мы пожили в Бостоне, а потом переехали сюда. Мы действительно хотели создать семью.

Теперь он погрустнел — теперь и я унылая как серое небо.

— Прости. Можно спросить, что между вами произошло?

Он говорит целых десять минут, рассказывая о совместном лечении от бесплодия, эндометриозе жены и так далее, и тому подобное, кучу всего, в общем. Я напоминаю себе, что мы пытаемся пройти ту громадную дистанцию со скоростью света. Я само сочувствие. Да. Именно так.

Но я хочу знать о машине. И почему он не вернулся в Нью-Йорк.

Это нечестно по отношению к Джонатану Филдзу, что мне скучно. Он просто отвечает на заданный мной вопрос.

Наконец он останавливается. Он поднял наши отношения на ступеньку выше. Я смотрю, как он встает и уходит, и думаю, что мне нравится его походка и что он хороший мужчина. Он любил свою жену. И хотел воспитывать детей. Его родители любили его настолько, что разрешили ему жить с ними после окончания колледжа. Он хороший человек, и я из кожи вылезу, но постараюсь увлечь его.

И вдруг мысли перескакивают на другое. Я думаю о сестре и о том, что встреть я ее сейчас, то ни за что бы с ней не подружилась. Не то чтобы она мне не нравилась, но мы настолько разные, что раздражали бы друг друга. Она осуждала бы меня, а я — ее, у нас начались бы девчачьи разборки и все в таком роде. Но она — моя семья, родная кровь, и я никогда не брошу сестру. Даже через миллион лет. То, что могло бы раздражать меня в ней, я нахожу милым. Не знаю, чувствует ли Роузи ко мне то же самое, хотя надеюсь на это. Даже если я снова уеду, частичка меня навсегда останется с ней, а ее — со мной.

Ей первой я звоню, когда дело пахнет жареным. Как я поступила меньше двух месяцев назад. Она примчалась как молния.

Так как же насчет любви между чужими людьми? Что заставляет людей, не членов семьи и не родственников, быть вместе и не расставаться? Просто лишь потому, что они так решили? Глотают ли они свои обиды от того, что вместе, когда хочется разбежаться? Жить с Роузи — не лучший выбор. Как и любить ее.

Потом я думаю о Джонатане Филдзе, его жене и всех тех годах, прожитых ими вместе. Неужели после всего она просто решила уйти? Вот так запросто. А может быть, нет. Может, я не знаю всей истории. Это только пока, полагаю.

— О’кей, — возвращается он. — Теперь моя очередь. — Он ставит напитки.

Я застенчиво улыбаюсь:

— О’кей. Пли.

— Тот парень из Нью-Йорка, о котором ты говорила по телефону… с ним у тебя было серьезно? Вы тяжело расстались?

Я стараюсь понять, что он хочет выяснить на самом деле. Способна ли я на длительные отношения? Люблю ли до сих пор другого? Или по-прежнему пытается узнать причину моего возвращения?

И отъезда.

— Да и нет, — начинаю я. — Мы встречались не так уж долго. У меня действительно были к нему чувства. Да, мне пришлось несладко, когда он порвал со мной. Думаю, что мы в похожих лодках, только моя, очевидно, меньше.

Он изучающе смотрит на меня.

— Ты говорила по телефону, он отправил тебе сообщение, что все кончено, а потом попросту исчез. Перестал звонить и писать. Ты пыталась выяснить, почему?

Я качаю головой.

— Нет. По-моему, если кто-то одним сообщением бросает тебя как кучу хлама, а потом испаряется, как он, думаю, это показательно. Что помешает ему поступить так снова? Уходить — плохая привычка, но если это уже привычка, от нее трудно избавиться.

Я жду от него разглагольствований на эту тему, глубокомысленных замечаний. Но тот цепляется лишь за мое поведение.

— И ты даже не пыталась выяснить? Хотя бы в социальных сетях? Не попыталась спросить кого-то из его друзей?

Вот теперь я загнана в угол. Ответить на этот вопрос, не признаваясь, что меня нет в социальных сетях, как и того, что не знакома ни с кем из друзей бывшего, я не могу. Мы всегда были вдвоем. Для меня этот опыт был в новинку. Новым и прекрасным.

Я только пожимаю плечами.

— О’кей, знаешь что? — заявляет он. — Не бери в голову. Мы оба плыли на своих суденышках, а теперь мы здесь, и это здорово. Звучит банально, но я правда в это верю. Важно лишь происходящее здесь и сейчас или что будет завтра. А сейчас я вижу перед собой невероятно красивую, умную женщину и считаю, что мне безумно повезло, потому что тот парень оказался полным ничтожеством, поэтому сейчас ты со мной, а не с ним.

Сказано абсолютно чистосердечно. Даже мои отточенные с годами навыки восприятия не уловили ни йоты фальши.

Вновь накатывает прежняя теплая волна. Он нашел кротовую нору.

Мы развиваем эту тему. О жизни и ошибках, и том, как трудно ждать будущего или жить настоящим. Он рассказывает о семье в Бостоне. Мать умерла в прошлом году. Его родители были вместе сорок четыре года. Рассказывает о сестре, переехавшей с семьей в Колорадо, а я — о Роузи, Джо и Мейсоне. Джонатан не спрашивает, хочу ли я детей, поэтому мне не приходится лгать, и разговор течет плавно, как вода за окном, устремляющаяся в океан — только я уже не имею понятия, о чем идет речь. Но мне нравится. Мне нравится все это.

Он не сводит с меня глаз. Когда Джонатан наклоняется отхлебнуть из стакана, я чувствую запах его кожи, и запах пива, когда он выпрямляется. Эти запахи смешиваются с водкой, которую я пила, в великолепный коктейль притяжения.

Я борюсь с собой. Сопротивляюсь пустякам, приходящим в голову и пополняющим список источников беспокойства, которым я еще воспользуюсь, когда буду делать из мухи слона. В него входят фрагменты, которые не укладываются в общую картину. Промежуток между колледжем и переездом в Бренстон. Компания, в которой он работает, не имеет ничего общего с теми, которые еще сохранили филиалы в Коннектикуте. Он говорил о хедж-фонде, но все крупные давно ушли из Бренстона. Я знаю, потому что сама работала в этой сфере.

Есть и другие противоречия: выражения лица, косвенные вопросы о моем прошлом, детстве. Не знаю, нормально ли это, потому что я не отношусь к обычным людям. Как ненормальны и мое обостренное восприятие. И слоны из мух. Руки, сжатые в кулаки.

Я доводила родителей до безумия. Я знаю это. И они говорили. Меня было трудно любить. Даже невозможно. Вероятно, до сих пор.

Отметаю все сомнения прочь. Джонатан Филдз — хороший мужчина, и он склоняется над своим стаканом, но на самом деле хочет ненароком приблизиться ко мне. Я чувствую это. Это неправильные мысли. Опасения беспочвенны. Замечая противоречия, я отталкиваю славных мужчин, как Джонатан Филдз, которые хотят полюбить меня. И все так же нахожу подлецов, которым я не нужна.

Я хочу плакать. Чувствую подступающие слезы, но мне удается сдержать их.

Знание — сила, верно? Я не дам разразиться катастрофе. Именно поэтому я вернулась домой. Теперь в этом моя работа. Не дать прежней Лоре разрушить мою жизнь.

Выхожу в туалет. Брызгаю на лицо холодной водой. Беру себя в руки и возвращаюсь к столику.

Джонатан Филдз встречает меня улыбкой до ушей. Он тут же затевает новую беседу. Хотя и не совсем новую. Он пытался поговорить об этом весь вечер.

— О’кей. Так почему же ты раньше не приезжала домой?

Что происходит?

Почему его так интересует мое прошлое?

Похоже, он знает о моих подозрениях. И не хочет, чтобы я смогла продолжить его. Но именно этого он и добивается своим поведением.

— Знаешь что? — неожиданно предлагает он. — Давай-ка выберемся отсюда, прогуляемся на свежем воздухе у реки.

Говорю себе, что это ничего не значит. Это муха, а не слон. Я не могу полагаться на свои инстинкты. Не могу доверять никаким навыкам. Только решимости.

Я открываю рот, и с языка слетает его любимое слово:

— О’кей.

Примечания

11

Суортморский колледж — высшее учебное заведение в одноименном городе в штате Пенсильвания.