У входа в Шахрай

Ураз Баева, 2022

Аян Монке, старший сын Министра покоя подземного города Шахрай, как и все его жители, даже не подозревал, что на поверхности есть жизнь. Сотни лет, проведенные под землей, убедили шахрайцев: кроме выжженной земли и отравленного воздуха там ничего нет.Но проснувшись в степи в окружении гор, Аян поменял свое мнение. Деревни выживших, древние заброшенные города и племена мутантов-кочевников – все это доказало молодому Монке, что от Шахрая прячут огромный мир свободы, полный приключений. Но кто это делает и зачем? И не связано ли это с таинственным попаданием Аяна на поверхность?

Глава 1

Здание Министерства Покоя стояло на одном этаже с величественным Домом Совета. В отличие от административного центра Шахрая, что раскинул крылья на несколько улиц, Министерство скромно расположилось в неприметном сооружении, облицованном гранитной плиткой со вставками серебряных пластин.

Сразу за ним врастали в городской камень дома шахрайских чиновников и богачей. Они устроились с тем простором, что вызвал бы жгучую зависть у жителей мегаполисов древних времен. Массивные колонны, лепнины под высокими крышами. Дорогие хрустальные люстры выглядывали из арочных окон. Тяжелые золотые венки сочных картофельных листьев украшали входы и выходы домов, как главный символ достатка Шахрая.

Эти строения упирались крышами в следующий уровень разномастного зодчества. Еще выше, между пролетами и мостами, шумными улицами и переходами, выше рынков, заводов и фабрик поражал своим великолепием золотой потолок подземного города. В центре потолка блестел круглый диск диаметром в несколько десятков метров. Он был исписан текстами из книги Шанша — главной книги Шахрая. Кто-то называл диск Солнцем, однако холодный метал не грел и имел лишь декоративное назначение.

Тяжелый маятник министерских часов пробил девять. Напротив здания остановился трамвай, чьи пути опоясывали Шахрай снизу доверху, составляя конкуренцию редким лифтам. Из передней двери-гармошки вышел Аян Монке. Длинный сутуловатый юноша с темными, убранными в хвост волосами. Густые брови, что оформляли высокий лоб, сейчас были нахмурены. Карие глаза смотрели вперед, однако не видели всего, что происходит вокруг. Аян поджал губы, выставил вперед и без того солидный подбородок, поправил мятую рубашку и, то и дело натыкаясь на горожан, поспешил в Министерство.

Аян вошел в здание. Служащие, завидев его, поднимали головы и уважительно приветствовали. Он ответил лишь пару раз коротким кивком, обошел колонну в центре людного зала и поднялся на второй этаж. У высоких дверей в конце коридора Аян остановился, перевел дыхание и вошел в отцовский кабинет.

Сейт Монке сидел за столом и разбирал кипу бумаг. Весь вид Министра Покоя говорил о сосредоточенности — рукава наглухо застегнутой рубашки аккуратно подвернуты; волосы, чуть короче, чем у сына, собраны на затылке в тугой пучок. Даже короткая борода, острым клином смотревшая на бумаги, словно говорила: «Аян, сейчас не время». Аскетичная обстановка в кабинете отражала характер Сейта: стол, три кресла, стеллаж. Только самое необходимое, никаких излишеств. Лишь семейный портрет напротив высокого окна украшал холодную комнату.

В два шага Аян пересек кабинет.

— Что это значит? — Он швырнул на стол клочок бумаги. — Так ты сообщаешь мне о моей помолвке?

Сейт, не глядя на записку, взял один из документов, скрепил его с другим и положил поверх уже проверенной стопки. Пробегая глазами следующий, он ответил:

— Аян, это большая честь для нашей семьи.

— Честь? — Аян прищурился. — Так ты хочешь погреться под боком Молодого Губернатора? Отец, зачем тогда использовать меня? Ты сам можешь жениться на его дочери! И продлить мой договор с Алсу, как я и просил! — Он уперся руками в стол с мраморной столешницей, задев аккуратную стопку. Сейт невозмутимо вернул ее на место.

— Я не давал тебе обещания, сын. — Он вгляделся в документ, нахмурился, затем сложил его пополам, прижав сгиб, и медленно разорвал на две части. Затем снова сложил и опустил под стол. «В мусорке они тоже лежат по алфавиту» — подумал Аян про выброшенный лист.

— Стандартных трех лет было достаточно для этого брака. Алсу не родит тебе наследника, Аян. А дочь Губернатора идеальная для этого партия.

— Копатели, я даже не знаю имени той, с которой сегодня обручусь! — Аян зашагал по комнате, измеряя ее от угла до угла.

— Девушку зовут Рания. Единственный ребенок Губернатора, и перестань называть его Молодым, — пожурил его Сейт, отложив работу и впервые взглянув на сына.

— Да пусть он хоть трижды Губернатор и Шанша в одном лице, я не хочу жениться на этой девушке! — вышел из себя Аян. — Почему ты не спросил? Почему ты все решаешь сам, даже когда это касается меня? Будто я не человек, не мужчина, не будущий Министр! — Он перевел дыхание. — Я придаток к твоей репутации! Я и Мирас. Все в нашей жизни зависит от тебя!

Аян замолчал, тяжело дыша. В наступившей тишине было слышно, как по улице с грохотом пронесся трамвай.

— Успокойся и сядь, — холодно произнес Сейт. Аян рухнул в кресло. Его грудь вздымалась от возмущения.

Сейт встал, тяжело опираясь на стол, и повернулся к забитому папками стеллажу.

— Эту дев… Ранию — ее ведь хотели отдать за Рому Эрна, разве нет? — спросил Аян у отцовской спины.

— О помолвке должны были объявить сегодня, ты прав, — ответил отец. Он провел рукой по исписанным корешкам и потянул за один из них.

— Ну и? Что случилось? Почему вдруг Монке в глазах Губернатора стали предпочтительнее, чем семья Министра Ресурсов? Мы не ровня Эрнам и… что это еще?

Внимание Аяна привлекла серая папка на столе отца. Он не видел ее раньше — плотная, без подписи. Она не была похожа на те, что обычно вел Сейт.

Тот резко обернулся.

— Верни папку на место, Аян! — Резко скомандовал отец. Так, что Аян удивился: Сейт, обычно спокойный и уравновешенный, редко позволял себе повышать голос.

— Так что это? — спросил Аян, не преминув тут же нарушить приказ отца. Он развязал веревку на обложке папки и раскрыл ее. Сейт тяжело вздохнул, словно смирившись с непослушанием сына, и тяжело опустился в кресло.

— Хорошо, смотри. Возможно, это и будет ответом на твой первый вопрос.

— О чем ты? — с подозрением спросил Аян.

— Взгляни и поймешь, почему со вчерашнего дня Эрны не в чести у Губернатора. — Сейт откинулся на спинку кресла. — Маргар Эрн сдулся, допустил ошибку. Просчитался.

Документы в папке были строго организованы, подписаны убористым почерком, разложены по датам и темам.

— Вот здесь, читай внимательно, — отец ткнул пальцем в один из отчетов. — На рудниках не досчитались взрывчатки. Это не спад удоя или неурожай картофеля, — добавил он. — Дело куда серьезнее.

Аян углубился в папку. Страницы пестрели сносками на полях и тонкими стрелками от листа к листу. Отчеты с горного предприятия не совпадали с отчетами по рудникам. На первый взгляд разница была незначительной, однако в сумме оказалась пугающей: исчезли сотни тротиловых шашек, килограммы динамита и смесевых взрывчаток.

— Что, если на шахтах сделали больше зарядов, чем должны были? — спросил Аян.

— Взрывные работы проводили только на новых месторождениях, — ответил Сейт. — А ты знаешь, что в последнее время их становится все меньше — наши источники обмельчали. Взрывчатка должна остаться в излишке, а не наоборот. Мои люди допросили бригадиров, те клянутся Шанша, что отчеты верны. — Сейт забрал папку, остановился взглядом на одном листе, затем на следующем, захлопнул ее и со вздохом вернул на место. — Вчера я разговаривал с Губернатором — все слишком серьезно.

Аян переваривал информацию. Кому понадобилось столько взрывчатки? Если кто-то тайно освоит новые рудники и воспользуется добытым, его поймают — сложно утаить в подземном городе такое богатство. О том, что заряды могли использовать в более жестоких целях, Аян боялся и думать. Со времен Перехода шахрайцы пережили несколько революций, но упавшая рождаемость и короткая продолжительность жизни научили их решать вопросы мирным путем.

— Что теперь будет с Эрнами? — спросил Аян, заранее зная ответ.

— Если Губернатор решит осветить эту историю, то ничего хорошего. Эрна отстранят от должности, перестанут принимать в обществе, — ответил Сейт. — Скоро деньги закончатся, придется сменить хоромы на что-нибудь поскромнее. Заживет, как обычный горожанин.

— А Рому?

— Никто не выдаст дочь за отпрыска опального чиновника. А этот балбес и пальцем не пошевельнет, чтобы очистить репутацию семьи. Ваше поколение не думает о будущем, — заметил Сейт. От этих слов Аяну стало не по себе.

— Но отец, — осторожно начал он, возвращая разговор к волнующей теме. — Причем здесь женитьба? Неужели мое имя первым пришло Губернатору на ум?

Сейт сделал паузу и Аяну показалось, что тот не хотел выкладывать все подробности.

— Я нанес визит Губернатору вчера вечером. Понимаешь, он оказался в неловкой ситуации из-за отмены помолвки — все ждут объявления. На удачу, Губернатор вспомнил, что у меня есть сын!

— И, конечно же, ты согласился, — кисло добавил Аян.

— Разве я мог отказать Губернатору? Потомку Шанша и Сулу? — Сейт покачал головой. — Он был так рад, что догадался обручить тебя и Ранию. Я должен был гордиться, а не уговаривать заменить жениха. Аян, у Молодого Губернатора все еще нет наследника мужского пола. Ты ведь понимаешь, что это значит?

Аян невольно кивнул.

— Если его так и не появится, что конечно невероятная редкость, следующим претендентом на пост Губернатора станет сын его дочери.

— И можешь ли ты, Аян, отказать Шахраю в чести стать отцом будущего Губернатора? Сможешь ли взять на себя такую ответственность? Ведь если Эрны займут такое положение… нет, нашему обществу не пережить это жадное семейство.

Аян, чувствуя поражение, поджал губы и взглянул на отца, впервые заметив, как тот постарел. Когда-то широкие плечи опущены, волосы припорошило серебром, смуглую кожу оплели паутинки морщин. Он не мог вспомнить, сколько Сейту лет. Тридцать восемь? Сорок? Уже старик. Аян вдруг понял, как скоро придет его очередь принять пост министра.

— Аян, ты будущий глава семьи Монке, — озвучил его мысли отец. — Этот контракт обеспечит нам стабильное положение. А Алсу… ты даже не перевез ее в наш дом, оставил у родителей. Разве это можно назвать браком? Нет, сын. Твоя задача — сделать все возможное для благополучия семьи. Я в тебя верю — ты поступишь правильно и оправдаешь наши с матерью надежды. Что скажешь?

Аян, сдаваясь, кивнул. Упоминание матери было запрещенным приемом. Он почувствовал, как опускается ему на плечи тяжелый груз ответственности.

— Прекращай убиваться, — сказал отец, посмотрев ему в глаза, — сегодня у нас праздник. Утром я помолился святой Сулу за плодородие вашего брака. А теперь, — он снова углубился в документы, — возвращайся домой. Да, и навестите мать перед выходом.

***

Аян отправился домой пешком, ему нужно было подумать. Проходя по длинному мосту, он смотрел вниз на площадь Копателей. Самая многолюдная площадь во всем городе. Окруженная цепочкой различных заведений, она пестрела ярмарочными палатками. Запахи выпечки, сырости, пыли и редкого уличного мусора смешивались в неповторимый букет и тянулись снизу вверх через весь город. Там их подхватывали потоки очищенного воздуха и уносили наружу. На Поверхность.

В школе Аян изучал строение Мира. В книге Шанша Мир был описан подробно и тщательно, но ученым все равно приходилось прикладывать много сил, чтобы перевести сложные тексты на понятный современный язык. Образы и метафоры, которыми пользовался Шанша, устарели, и нужно было подобрать им равные по значению слова. К счастью, к настоящему времени шахрайцы далеко продвинулись в познании тайн Мира.

Школьникам говорили, что Мир на самом деле велик и безграничен. Но маленькому Аяну было сложно поверить в то, чего он не видел и даже не мог представить. В Небо — потолок, подобный шахрайскому. В подвешенный под потолком гигантский фонарь, который назывался Солнце. Иногда Солнце пропадало и тогда Небо освещалось миллионом маленьких лампочек.

Аяну всегда казалось, что Мир был построен неверно, с техническими ошибками и инженерными неточностями. В нем часто что-то ломалось. К примеру, с Неба могла начать падать вода — это прорывались гигантские резервуары. Иногда вода могла упасть на пол в виде холодных кристаллов льда — так плохо работала система охлаждения воздуха. А порой вода превращалась в пар и летала над городами в виде серых облаков. Неудивительно, что люди прошлого хотели исправить ситуацию и наладить работу систем, потому и совершали разные глупости, одна из которых стала роковой.

Он перешел мост, ступил на вымощенный мрамором тротуар и поднял голову. На нескольких домах вдоль дороги меняли указательные таблички. В Шахрае любили таблички: с портретом Губернатора, религиозными цитатами из Книги Шанша, с отчетами заводов и праздничными поздравлениями. Иногда на них наносили имена отличившихся шахтеров и рабочих. Чем больше, дороже и ярче была табличка, тем значительнее указанное на нем событие.

Аян размышлял о предстоящей помолвке. Брачный контракт с Алсу закончился в прошлом месяце. И если бы не желание насолить отцу, он не стал бы настаивать на продлении. Аян мог бы перевезти Алсу в дом Монке и раньше. Или в случае беременности, когда брак из стандартного трехлетнего стал бы постоянным. Но обе стороны относились к женитьбе как к чему-то временному, поэтому шансы на беременность были малы. Аян учился, помогал отцу по делам Министерства и редко вспоминал о супружеских обязанностях.

Однако новый контракт обещал это изменить. От Аяна будут ожидать особой старательности. Ему никогда не занять место Губернатора, ведь в нем не было ни капли крови Святых Копателей, но вот их возможный будущий ребенок стал бы наследником. И Аян обязан будет во что бы то ни стало перевести этот брак из статуса временного в постоянный.

Трехлетние браки были одним из способов увеличить рождаемость, и он неплохо работал. Усилия свах, тетушек, организаторов «вечеров знакомств» и прописанные в Книге Шанша брачные условия поддерживали демографическую ситуацию. Конечно, были и тяжелые времена, когда из-за голода и политических неразберих население значительно уменьшалось, но горожанам удавалось выкарабкаться. Сейчас брачная система работала слаженно.

Однако, отсутствие беременности могло создать определенную репутацию у шахрайской девушки. На первый бесплодный брак никто не обращал внимания, после второго начинались разговоры. После третьей неудачной попытки предложений могло и не поступить. А потому перед Аяном будет стоять задача не подпортить репутацию Губернаторской семьи своим несерьезным отношениям к супружескому долгу.

Он подошел к дому Монке, что стоял на пересечении улицы Памяти и переулка Добродетели Сулу. Определить его высоту не представлялось возможным — нижняя половина здания уходила под землю. Там городские этажи переплетались с подземными реками и огибали озера и шахты. Архитектура дома была простой — такие строили сразу после Перехода, надеясь вместить как можно больше людей. Тогда выжившие после Великой Вакцинации не могли и подумать, что в безопасном оазисе их ждет упадок рождаемости, и готовились возродить человеческий род, практически полностью загубленный в борьбе со своей же гордыней. Тогда были возведены общежития, многоквартирные дома, большие просторные школы и другие здания, многие из которых до сих пор пустовали.

Аян открыл тяжелую дверь, прошел через холл и оказался в главном зале. Полупустое помещение редко использовалось по назначению — Монке не часто принимали гостей. Обычно Аян с братом ели на кухне, вместе со старой домоправительницей. За редкими семейными ужинами Сейт вместе с сыновьями садились за чересчур длинный стол, накрытый тонкой шерстяной скатертью.

Вдоль стен зала пылились пузатые кадки с желтоватыми папоротниками, а на высоком потолке, освещенная лампами в затертых канделябрах, тускнела пыльная фреска. Она показывала сакральный для шахрайцев Переход. Центр картины занимали Святые Копатели и их последователи. Вокруг них клубилась густая серая туча — так художник представлял Великую Вакцинацию. Тут и там из ядовитого облака торчали части человеческих тел. Самые близкие к туче беженцы мало походили на людей: у одного — длинные, до пола, руки. У другого — четыре ноги или две головы. И почти у всех — красная бугристая кожа и изуродованные лица.

Святой Копатель Шанша и его жена Сулу вели толпу в подземные тоннели Шахрая. Сулу держала на руках младенца в кислородной маске — будущего Первого Губернатора. Беженцы несли семена, инструменты и книги, вели за собой коз, овец и других животных. Шахрайцы гордились своими предками, сумевшими сохранить знания о науке и устройстве Мира.

Великая Вакцинация стала мифическим монстром, о котором слагали страшные сказки. Она была одновременно и конечной точкой существования старого мира, и началом Шахрая. Что из событий Перехода было правдой, а что суевериями, Аян не знал, но в нем глубоко укоренился ужас его предков перед Поверхностью.

***

Аян и Мирас, по указу отца, спустились навестить мать. Оба юноши склонились перед статуей Лии Монке в семейной усыпальнице, что находилась под домом, в сырой горной ложбинке. В ногах выстроенных скульптур стояли урны с прахом. С потолка свешивались переливчатые сталактиты, а бирюзовое озерцо отражало скорбные лица почивших предков.

— Думаешь, свадьбу скоро сыграют? — спросил Мирас.

Аян раздраженно покосился на него. Братья походили друг на друга внешне, но в чем-то сильно отличались. Мирас пошел в мать и обещал вырасти не высоким, но широкоплечим. Коротко стриженные волосы были такими же темными, как у брата, глаза чуть светлее, а черты лица мягче.

— Уж отец постарается, — фыркнул Аян. — Тем более, Рании уже пятнадцать, как и тебе.

Он не злился, но текст молитвы святой Сулу все равно вышибло из памяти. «…страдание мое и скорбь моя, да вознесутся к Миру над Мирами, где…» Только он настроился, как Мирас снова его прервал:

— Отец поступил так, потому что…

— Потому что он не помнит себя на моем месте! — огрызнулся Аян. — Когда дед запрещал ему жениться на матери, он поступил по-своему. А скоро, — он повернулся к брату, — отец займется и тобой, если еще этого не сделал.

— Да я и не против, — Мирас пожал плечами.

— Нет, Мир, когда он заставит тебя взять в невесты глупую навязчивую пустышку, тогда и поговорим.

— Но Рания совсем не глупая, — обронил Мирас.

— Ты видел ее? Где? Она что, тоже изучает музыку? — удивился Аян.

— Н-н-нет, мы вместе ходим на уроки истории Шахрая.

— Зачем это девушке? Она что, собралась работать в Министерстве? Да и зачем эти уроки тебе, ведь это из меня отец штампует собственную копию. Иногда я даже тебе завидую: ты хотя бы можешь выбирать, чем заниматься в жизни. — Аян поджал губу, задумавшись. — Это ты на урок ездил сегодня утром, пока я был у отца? Слушай, если он узнает, что ты тратишь свое время…

— А ты ему не говори. Что по поводу Рании… она спокойная. И милая, — Мирас вдруг покраснел.

Аян пожал плечами.

— Ну и отлично. Значит, будет покладистой и не станет надоедать. Хотя, вряд ли так можно сказать о дочери Губернатора. Больше похоже, что это меня как породистую собаку посадят ее охранять.

Мирас молча кивнул. В наступившей тишине было слышно, как тяжелые капли, падая со сталактитов, ударялись об озерную гладь. Она из них медленно сбежала по каменной щеке Лии Монке.

— А ведь им повезло, — вдруг сказал Мирас. Аян проследил за его взглядом и посмотрел на застывшее лицо матери, тонкие черты которого умело повторил скульптор. — Они любили друг друга. И родили двоих сыновей. Неудивительно, что отцу все еще предлагают невест.

— Бесполезно, он до смерти не выйдет из траура, — покачал головой Аян. В отличии от брата он помнил время, когда была жива мать, и отношение отца к супруге.

Для Лии брак с Сейтом стал третьим. После двух неудачных попыток ей подыскивали мужа среди торговцев и фермеров. Но ей повезло — она встретила Сейта. Вопреки запрету отца, Рахима Монке, Сейт сделал ей предложение.

Браку суждено было стать постоянным — спустя год после свадьбы родился Аян, еще через пять лет — Мирас. Третье зачатие стало редчайшей удачей. Учитывая почтенный для рождения ребенка возраст — Лия уже достигла тридцати двух лет — беременность проходила легко. Сейт обустроил еще одну детскую — Министр ждал, что родится дочь. Но его мечтам не суждено было сбыться: для Лии и малышки роды оказались смертельными.

С тех пор в доме воцарился траур. Сейт с головой окунулся в работу. Детскую перекрасили и перенесли туда вещи Аяна, жившего до этого с братом. Каждый остался наедине со своим горем. Мирас, почти не помнивший мать, видел в Аяне единственного друга и побаивался угрюмого отца. Аян же разрывался между ролью ответственного старшего брата и послушного сына, и своими собственными желаниями.

Когда Мирас ткнул его локтем в бок, Аян с трудом оторвался от мыслей. Братья закончили молитву, вернулись в дом и разошлись по спальням готовиться к предстоящему празднику.