Инвинди

Ульяна Сысоева

Каждый из нас встречался с необъяснимой болью или странными чувствами… Но задумывались ли вы, в чем их причина? Болезнь, травма… Нет! Лишь юному Максиму удалось узнать причину столь странных проявлений в его жизни – проклятие, наложенное на древний народ, живущий когда-то в «параллельном мире», угрожающее смертью тем, кто связан этой тайной! Но тогда перед мальчиком встал вопрос: остаться в стороне и жить неведении дальше или разрушить проклятие и спасти людей и зверей от мучений? Несомненно, молодой человек выбирает трудный путь спасения, но сам он не догадывается, какие опасности ему предстоит преодолеть, каких необычных и опасных животных он встретит в путешествии по «миру, где царствует зверь», и какие тайны мироздания ему удастся узнать. Один необычный случай изменил его жизнь на «до» и «после». Знал бы Максим, что загадочная встреча в тот момент откроет для него новый мир. Мир, где все привычное становиться чужим и необычным, страшным и загадочным… С этим миром его связывает проклятье, которое ему предстоит разрушить, чтобы спасти себя и всех, кто ему дорог. Но скольким ему предстоит рискнуть и пожертвовать? Какие тайны навсегда останутся не раскрытыми?…

Глава 2

— Ты серьезно переживаешь из-за этого? — равнодушно спросил Денис. Его беспокойные руки как всегда что-то теребили. На сей раз это была змейка-головоломка. — Должен же знать что такое «учитель». Постоянные нервы, работа…. Ты у него не первый и не последний…, — отрешенно говорил мальчик, глядя на работу пальцев. Тусклый свет старых люминесцентных ламп поблескивал на линзах его очков обрамленных в толстую черную пластмассу.

В его руках появилась угловатая кобра.

— Пс-с-с, — по-змеиному прошипел Денис и приставил игрушку к лицу Максима. В нем частенько проявлялось подобное ребячество, но за рамки оно не выходило.

— Хватит, — поморщился угрюмый парень и отвел игрушку прочь от лица. — Это глупо. Ясное дело нервы, но меру-то знать надо. Как бы за живое человека задевает.

— Дело твое, но уже через месяц вы будете обниматься на Выпускном. Эти люди, к счастью, быстро все подобное забывают.

— Нет. Это вряд ли. Тебе легко говорить о том, что тебя не касалось. Все. Прошу, больше не задевай эту тему. Уже и так ужасно мерзко на душе от всего…

Денис все понял и развернулся к парте.

— Слушай, — немного виноватым голосом перевел тему Максим. — С тобой случалось такое, что внезапно становилось больно в каком-то месте, а на деле там ничего нет — ни ран, ни синяка. Если даже не обо что не ударялся.

— Ну-у…. Я не знаю. Не припомню такого. Только бывает, резко что-нибудь зачешется, заколет. Я такой «Оп!», а там ничего нет. Думал, что комар.

— Ха-ха…. Ну да, да. И такое бывало.

— Болит что-то? — поинтересовался Денис.

— А? Нет, нет. Просто странная штука утром произошла…. — Раздался звонок. — Ну, пускай.

Начался урок.

Отвлечение другой темой разговора не дало положительно результата. К сердцу мальчика снова подперла тоска, и мерзко-болезненное бессилие проникло в мышцы.

Минуту за минутой Максим сдерживал себя. В конце концов, к середине урока он упал на парту, подложив руки под голову. Хорошо, что учитель не делал по этому поводу замечания, так как понимал, что ученик все равно его слушает.

Веки вверх, веки вниз. Вверх-вниз, вверх-вниз…

«Тоска… Разве сложно солнцу хотя бы на минуту выглянуть и озарить светом эту унылую коморку? Каждый уголок класса приелся до тошноты. Белый потолок, уныло-зеленые стены, противно-коричневый пол. День за днем, день за днем…. Может по этому еще буду тосковать в будущем, но чтобы скучать по чему-то, от этого нужно уйти хотя бы на милю, хотя бы на год…».

Его взгляд поднялся и Макс понял, что ошибался насчет отсутствия света. Прямо перед ним сидела капелька солнца, упавшая на землю где-то 17 лет назад. Изящные локоны ее волос спускались по спине. Глазки то озадачено смотрели на учителя, то в тетрадь. Как бы она не скрывала, утаить утомленность от скучного урока Лизе не удавалось. Этому лучу нужна была свобода! Ей бы выбежать на улицу да расплескать тепло и радость по лужайке и деревьям, чуть оросив прохожих.

Максиму, глядя на нее, стало чуть теплей и приятней. Что-то в ней безутешно манило и очаровывало. Потаенное чувство интереса вызывала девушка, а потому молодому человеку было достаточно поглядеть на нее, чтобы в душе что-то затрепетало, а глаз отвести не мог.

— Это странное чувство — интерес. Казалось бы не любовь, но…. А может все-таки любовь? — взывал внутренний голос. — Эх, пацан, успокойся! Это лишь игрушки! Но играть хочется, да? А не думал, что ей не хочется? Даже не думай подходить. Не хватало, чтобы еще больше потом мучился….

— Да заткнись ты уже! Дай насладится ею хотя бы взглядом…

Максим глядел на девушку и упивался сладким чувством.

— Любить можно и не взаимно. Только не закрывай мне глаза…

* * *

Все оставшиеся уроки паренек провел как в тумане. Двигался, писал в тетрадях, думал по инерции, по ранее заданной программе, которую когда-то, одиннадцать лет назад, заложили в нем.

Коридоры школы, как всегда, кишели учениками от мала до велика. В толпе каждый наступал идущему рядом на ноги; малышня шныряла под ногами старшеклассников, тем самым раздражая спокойных и уравновешенных учеников. Школьники спешили пройти из одного кабинета в другой, чтобы успеть попасть на урок до звонка.

Шум, визг и смех разнообразнейших голосов звенел по всей школе. Этот самый шум доставлял Максиму дискомфорт, вплоть до звона в ушах. После занятий, разозленный на всех и вся, он угрюмо шел по коридору в сторону выхода из школы, расталкивая, словно стадо скопившегося в одном месте скота, в стороны детей. Настроение мальчика упало до «красной отметки», и все вокруг раздражали не столько шумом, сколько тем фактом, что они радуются, смеются чему-то. Омраченное настроение мальчика вызывало у него омерзение к этим радостным лицам. Он вообще не желал видеть людей.

— Эй, Макс! — едва слышно донесся чей-то знакомый голос. Но разобрать, кто это кричал и откуда, было сложно из-за шума.

— Макси-им! — громче раздался голос, и парень обернулся, чтобы разглядеть зовущего.

Высоко поднятая рука, словно радар, указывала на человека, который призывал к вниманию. Рука махала и потихоньку продвигалась сквозь толпу школьников к Максу:

— Привет! — из толпы выпал слегка потрепанный мальчишка. На его лице сияла широкая улыбка. Длинные волосы закрывали уши и падали на глаза, которые сияли неоправданной радостью. По крайней мере Максим не находил повода радоваться и презрительно покосился на Дениса. Его рюкзак еще не «вышел» из кучи школьников и потянул растрепанного мальчишку за собой.

— Виделись, пади уж… — по-простому и без желания ответил Максим, одновременно схвативши за руку «зажеванного» парнишку, и вытянул его из толпы.

— Вух! Вовремя, спасибо, — Денис принялся приводить себя и рюкзак в порядок. Резким взмахом головы небрежно поправил волосы, распушившиеся на лбу. — А ты, кстати, почему без меня домой пошел?

— Извини, забыл… — с прежним равнодушием отвечал Макс. — День сегодня странный какой-то.

— Ты про Сипотика? — так ученики за глаза называли учителя физики, потому что тот часто болел и приходил в школу с сиплым голосом. Из-за осложнений ему приходилось срываться, отчего тон повышался и визгливый голос вызывал смех школьников. — Я же тебе говорил….

— Да!.. — Максим хотел громко выругаться на назойливого друга, который вновь задел неприятную ему тему, — …нет — весь день какой-то…странный! — выделил мальчик последнее слово.

Парни шли по улице. В сравнении с утренним ярким, предвещающим теплый, даже жаркий, день, солнцем, все переменилось. Жаркое светило спряталось за пеленою тяжелых, мрачных серых туч. Они осели низко-низко, казалось, можно задеть их рукой, выйдя на балкон многоэтажного дома. Тучи быстро бежали, затмевая своими обрывистыми, развеянными боками ясное небо. Ветер задувал за шиворот нетеплой толстовки Максима, отчего мальчик весь съежился, как воробушек, и от такой погоды еще больше помрачнел.

— Может что-то серьезное случилось? — осторожно спросил Денис, чтобы нарушить неловкую паузу, которая угнетала его. Несмотря на маленький работающий наушник у него в ухе, ему было неловок оттого, что друг молчит.

Максим в ответ лишь помотал спрятанной в воротник головой, шевельнув собачку замка. Денис не стал докучать другу и просто замолк, вернув былую тишину, в которой лишь ветер порою присвистывал.

Максим шел, позабыв о друге и о том, что Денису требовалось какое-то внимание и общение, погрузившись в мрачные мысли. Мурашки пробегали по коже. Глаза, полные уныния, уткнулись в асфальтированную тропу. Серые, отрешенные от реального мира, мысли вязкой массой болтались внутри его головы.

— Мальчик, — тихим эхом раздался приятный женский голос.

Максим обернулся: вокруг никого не было; рядом шел лишь Денис и тот, по-видимому, не услышал ничего из-за музыки в наушнике и продолжал идти, спокойно смотря вперед.

Денис и Макс шли около заброшенных двухэтажек. Место это было безлюдное и мимо проходило не много людей. Парень не думал, что это зовут кого-то другого, так как кроме них с Денисом поблизости никого не было.

— Иди сюда, — голос стал звучать отчетливей, поэтому можно было понять, откуда он исходил. — Макси-им…

Максим удивился, что назвали его имя. Значит, эта женщина знала его.

Прислушавшись, мальчик понял, что звук идет со стороны заброшенных домов. Парень очень заинтересовался этим. Макс оглянулся, но никого не нашел, тем не менее любопытство перебороло его и он решил узнать зовущую.

Покинув зазевавшегося друга, Макс направился к двухэтажкам.

Засохшая грязь дороги, ведущей за угол дома, хрустела под ногами, которые шустро перепрыгивали колдобины и колеи.

— Ма-акс! — вдруг вновь раздался крик, но теперь исходящий от Дениса.

«Потерял меня… ну и ладно», — подумал Максим, уже зайдя за угол и полностью пропав из поля зрения друга. В тот момент его больше волновал зовущий женский голос, чем брошенный друг. Макса самого удивляло такое наплевательское отношение к товарищу с его стороны, но он, забыв о принципах, шел навстречу голосу.

— Я… — вдруг чуть отчетливей раздался женский голос, но тут же был прерван.

— Ма-акс! — наперебой женскому зову кричал Денис.

Его крик помешал Максиму расслышать фразу и определиться с направлением. «Ну, помолчи, прошу! Иди спокойно домой!» — пытался мысленно докричаться до друга мальчик.

От здания веяло чем-то мрачным. Посмотрев на барак с другой стороны, Максим заметил, что люди в нем еще живут, но судя по всему неблагополучные семьи, у которых другого пристанища попросту нет. Здание старое, ветхое, того и гляди сложится как карточный домик. И как в нем люди еще живут?! Половина окон заколочено, а один подъезд вовсе заброшен. Только подростки пробираются туда, сквозь заваленные досками двери, чтобы побаловаться. Среди этих самых ребят на слуху ходят страшилки, что там кого-то убили, а труп так и не нашли. Поэтому любопытные пацанята бегали туда, наперекор запретам родителей. Максима самого как-то звали туда, но он отказался, так как не считал это интересным.

От здания несло сыростью. У основания дома доски и цемент прогнили, покрылись мхом и плесенью. Муравейники, которым тут самое место, рядком построились вдоль холодной, серой цементной основы. Первая весенняя трава уже успела высоко прорасти, забивая старую, жухлую. Вместе с ней ютились маленькие одуванчики и мать-мачеха. Но этот «живой уголок» омрачал мусор: окурки, мятые алюминиевые банки и прочая ерунда. Даже что-то из старого домашнего обихода, например, битые тарелки, оборванные куски мебели, чему тут вовсе не место. Максим оглядел каждое окно: занавески на них были потрепаны, грязные, где-то их просто не было, и поэтому виднелись неприбранные мрачные комнаты, с некрасивыми грязными стенами. В некоторых окнах не хватало стекла, местами они были просто разбиты. В общем, мрачное место, вызывающее неприятные ощущения, отвращение и некоторый страх.

В одно из окон выглядывала маленькая девочка, держащая в руках потрепанного плюшевого мишку. Вид у нее был жалкий, схожий с ее грязной игрушкой: чумазое личико, растрепанные волосенки. Сердце паренька сжалось от одного только ее вида. Ему стало жаль измученную девочку, которая не по своей воле вынуждена жить, а точнее выживать, в столь ужасном месте. Очевидно, родители ее были заняты собой, непробудным пьянством и толком не ухаживали за ней, не воспитывали ребенка. Судя по всему, она даже недоедала.

Семьи здесь, действительно, все бедные — кто же еще мог жить в таких условиях? Сразу было видно, что даже на еду им едва хватало, что уж говорить об одежде и ремонте. Особенно было жалко таких детей, как эта девочка. Максиму было жаль, что никак не может помочь ей. Что толку от его карманных денег, которые ему самому едва хватало на желаемые вещи и вкусности. К тому же, одевай этих людей, давай им деньги — ничего не получиться, если они сами не захотят изменить свою жизнь. Если они будут продолжать пить, то все это окажется пустой тратой денег и времени.

Порой мальчик мечтал стать кем-то влиятельным, не ради славы, а ради них. Он бы постарался исправить их положение. Пожалуй, каждый из тех, кто выбился в «большие люди» думал о таком, обещал и клялся стать подобным благодетелем, а стал ничтожным пожирателем денег, которых не волнует жизнь за гранью. Они забыли, а может специально плюнули на прошлые мечты. А может это даже были не мечты, а лишь что-то напускное. Макс сам не был уверен, сдержал бы он слово, если бы мечты о богатстве исполнились, поэтому обещать и говорить кому-то о подобных планах стыдился, чтобы не давать ложных надежд кому-либо.

Он стоял и смотрел на девочку, не замечая, что над ним сгущается тень. И заметил что-то странное, только тогда, когда девочка странно переменилась в лице. Улыбка на ее чумазом лице смотрелась недобро, хитро. Тонкие губки сжались к левой щеке, а глазки смотрели на что-то позади Максима. Выражение ее лица показалось мальчику подозрительным, но оборачиваться он не стал. Но когда он посмотрел на землю под ногами и увидел тень, похожую на огромного, страшного зверя, которая плавно двигалась по ямам и лужам, стал волноваться. Сердце словно ушло в пятки.

«Без резких движений! Это может напасть на тебя. Спокойно…» — наказывал сам себе Макс. Он понял, что позади стоял недоброжелатель. Был ли это зверь или страшный амбал с дубиной наперевес — неясно. Парень уже принялся ругать себя за то, что, не подумав, пошел сюда, в это мрачное место, где люди могли быть непредсказуемыми и опасными. Может, эта самая девочка знала о грядущем и отвлекала внимание парня.

Максим напрягся.

Позабыв о наказах самому себе, мальчик резко повернулся и уже собирался броситься наперекор огромному дядьке, но тут же неловко пошатнулся и убрал грозную гримасу. Перед ним стояла милая старушка. Глаза ее утомлено смотрели на юношу, а губы расплылись в улыбке, увидев реакцию Максима.

Макс почувствовал себя неловко: «Надо же было такое выдать! Это ведь простая старушка, и, похоже, очень даже добрая».

— Это ведь вы меня звали? — неуверенно спросил мальчик. Попытался разрядить обстановку.

— Да, — старушка снова мило улыбнулась и морщинки у глаз сложились в гусиные лапки.

Морщинки не говорили о ее возрасте — скорей, были ей к лицу. На секунду мальчику показалась знакомым это выражение лица… — это она тогда равнодушно наблюдала за тем, как он крючился от боли! Но не только это показалось ему знакомым… что-то еще.…

— Пойдем со мной; мне нужно кое-что рассказать тебе. Конечно, если ты не боишься. Хе-хе… — по-доброму усмехнулась женщина. Она видела, что мальчик был в смятении от всего происходящего.

— Хорошо, — серьезно ответил парень. События утром казались Максиму очень связанными с предстоящим разговором и с самой старушкой, поэтому доверился ей. Он надеялся, что получит ответы на некоторые вопросы.

Парень последовал за пожилой женщиной. Она подошла к заброшенному подъезду и слегка отодвинула доску, преграждающую вход в подъезд. Макс скользнул волной вокруг нее и интеллигентно придержал отсыревшую и наполовину покрытую мхом деревяшку.

«Неужели она действительно тут живет? Я думал, тут все квартиры брошены — пробежала мысль в голове Макса. — Возможно, она одинока, и приютить ее некому. И скудной пенсии ей наверно едва хватает на еду, не то, что на новую квартиру…».

Стенки подъезда были желтыми от сырости и протекшей воды набежавшей из старых квартир и прогнившей крыши, а застоявшейся запах гнилья заставил поморщиться Максима и затаить дыхание. «Куда же я попал…» — досадно думал юноша, но теперь ему никуда не уйти.

Квартира женщины была на первом этаже. Старушка открыла дверь. Похоже, она даже не была заперта. А от кого запираться-то? Разве кто-то мог подумать, что здесь проживают.

Парень зашел, ожидая увидеть ободранные обои, дряхлую мебель и мигающую лампочку, но оказалось совсем иначе: скромные, неброские охровые обои, хорошо сохранившиеся с прошлого века; старый, скрипящий паркет и удивительной красоты мебель. Высокий гардероб под самый потолок, покрытой светлым лаком, встречал гостя у порога. На его стенках и дверках красовались резные узоры разнообразнейших форм. Завитки, цветочки, оленята, веточки — все это разом умещалось на одном шкафу как на картине. Казалось, если открыть этот шкаф, то можно было попасть в сказку, но, кроме старой пыльной одежды и моли, внутри ничего не было. Аккуратно и изящно вырезанное дерево было покрыто лаком, от чего казалось золотым, а солнечные лучики, шедшие из окна кухни, сияли так, словно сам шкаф был солнцем.

— Нравится? — бабушка заметила заинтересованный взгляд мальчика. — Муж вырезал.

Старушка изменилась в лице: узкие глазки опустились в пол, а губы едва заметно дрогнули, словно теми словами случайно задела она давно потухшую боль. Усохшими, немощными пальцами она провела рукой по одному из узоров. С тоской старая женщина смотрела на дерево, воспоминая былые годы. Ее тяжелое дыхание — единственное, что можно было слышать. Женщина глубоко набрала воздуха и сказала, отдернув руку:

— Ну ладно, проходи на кухню, мне еще многое надо рассказать.

Да и Максиму было как-то не по себе от создавшегося напряжения.

Он прошел в маленькую кухню. Светло-бирюзовая краска и известка на стенах и потолке превращали ее в облачко. Стол, стулья, гарнитур… — все отдавало стариной.

— Присаживайся, — старушка указала на табуретку возле стола. Сама же взяла со стола почерневший от копоти чайник за кривую ручку и поставила на огонь.

— Я видела, что с тобой случилось утром, — она присела рядом с мальчиком.

— Да, я узнал вас, — по лицу Максима пробежала легкая улыбка.

— Извини, не смогла помочь. Просто не знала как. И подумала, что будет лучше, если расскажу об этом позже. Боль была внезапная, не правда ли?

Мальчик кивнул в ответ:

— Раньше такого не было. В том месте до этого ничего не болело да и сейчас раны и боли не осталось. Это было дико больно!.. — мальчик принялся оживленно рассказывать.

— Мои предположения оправдались, — кивнула женщина, перебив Максима. — Тогда я в любом случае не смогла бы тебе помочь.

Макс заинтересованно приподнял бровь.

— Да, это странные вещи. Со мной тоже это случалось раньше и сейчас порою дает о себе знать. У тебя ведь не осталось ничего на теле?

Макс опустил рукав футболки и снова убедился в том, и показал ей, что даже синяка не осталось.

— Да, да… — задумалась женщина. — Не припомню, сколько лет мне тогда было, когда впервые это случилось, может двадцать, может восемнадцать… не в том суть. В общем, так же спокойно шла, как вдруг боль резко врезалась в спину. Я упала, скрючившись от боли. Народ тогда был чувствительней — вокруг меня собралась толпа. Люди не понимали: то ли припадок у меня, то ли болезнь какая, — рассказывала женщина, вдобавок шевеля только правой рукой, а другой опиралась о колено. — Один мужчина из толпы приподнял меня и сказал, чтобы я шла за ним. Боль потихоньку начала спадать. Мы с ним разговаривали, он объяснил, в чем моя проблема. Потом попросил меня довериться ему и повел меня в дом. Не довериться ему было сложно — в его словах было столько… души. Искренне меня понимал, рассказал каждую деталь…. Потом мы просто разговорились. А какой же он был красоты, — улыбнулась бабушка. — Когда мы зашли в его квартиру, он ничего не говорил, пока не достал из шкатулки волшебной красоты камень.

Старушка прервала рассказ и ушла в другую комнату. Когда она вернулась, в ее руках был небольшой сверток. Старушка аккуратно, дрожащими пальцами развернула края синего атласа, и оттуда блеснул камень. Она отдала сверток Максу.

Мальчик осторожно взял камень и навел на свет от окна. Радужный перелив засверкал в полупрозрачном, слегка молочном по неграненым краям, минерале, похожем на аметист. Все оттенки фиолетового сияли внутри камня.

— Необычный, не правда ли? — старушка продолжила свой рассказ. — Он мне рассказал легенду.

«Однажды, в мире, где царствовали звери, и где люди не обладали возвышенной силой в природе, один молодой человек из маленького селения подружился со зверем. Дружба их была крепка, и мальчик захотел приручить животного и привести в селение. Народ, узнав об этом, взбунтовался: «Неужто человек может дружить с тем, кто его поедает?!». Люди приказали ему избавиться от зверя, но мальчик был верен другу. Он не мог его бросить. Тогда он пошел молиться в храм, надеясь на помощь Всевышнего, и случилось чудо! — Бог ему ответил: «Если дружба между зверем и человеком столь крепка, то теперь все будут жить в гармонии. Зверь будет чтить человека — человек будет любить зверя. Отныне будет так! Но если же ты, мальчик, предашь нового друга, то семья зверя будет мучиться от гнета человеческого. И муки совести будут терзать тебя вечно. Так будет с каждым из народа твоего и семьи. Ты же наказания в том же случае не избежишь: коль инстинкт предаст тебя, — обратился он к зверю, — и ты не сможешь противиться природе своей, то потеряешь «чужого брата» навсегда, и каждый из вас будет страдать. Теперь вы одна душа и ваша преданность будет храниться в этом алтаре, и пока горит огонь, вы будете жить в гармонии». — Он указал на алтарь что стоял посреди храма, в чаше которого, как по волшебству, загорелся огонь.

Когда мальчик и зверь вышли из храма, они увидели, что животные помогали людям, а люди заботились о них. Но зверя беспокоили слова Бога: «…семья зверя будет мучиться от гнета человеческого…». Зная о том, что человек может его предать, зверь удумал избавиться от угрозы и напасть на друга, совсем позабыв о том, какая кара ждет его за это. И вот однажды зверь незаметно подкрался к другу и набросился сзади. Человек же сам временами опасался и поэтому всегда носил при себе клинок, и вот, когда зверь напал на него, мальчик достал острие и пронзил «чужого брата».

Бог разгневался, узрев картину расправы: «Вы оба ослушались меня — отныне весь род зверя будет мучиться в одиночестве, а человек, забрав его самого любимого сына, будет угнетать его и мучиться сам. Вы были одной душой — ею и останетесь, но соединять вас будет единое горе и боль. А если же осознаете порочность содеянного и захотите исправиться — вы найдете друг друга и докажите, что верность ваша непокорна разлуке и ссорам». Тогда Бог отдал молодому человеку камень необычайной красоты, а каждому человеку из поселения, приручившего зверя, отдал дитя того животного, которого он приручил. «Огонь потухнет и заберет с собой души каждого из вас и объединит ваши чувства в единой душе. Вы будете зависеть до конца своих дней от второй половины души. Умрет зверь, значит, погибнет человек. И сыны, и ваши внуки будут нести это бремя».

Как ты понимаешь, Максим, он отправил того мальчика, его народ и их зверей в наш мир, — продолжала женщина, — здесь они расселились, так же, как и звери, и образовался новый мир, в котором мы живем. И теперь уже мы властвуем над животными…

Тот мужчина сказал мне, что я предок одного из переселенцев и что где-то там, в параллельном мире, бродит вторая половинка моей души, мой зверь, с которым я теперь одно целое и чувствую каждое его ранение, его боль. Иногда внезапно становится грустно или неприятно на душе без причины, и мне кажется, что в этот момент грустит мой зверь. Мужчина сказал мне, что я должна избавить себя, мой будущий род и род зверя от этих мучений… даже весь мир. Для этого мне надо было отправится в параллельный мир и там найти мою половинку души, дойти до того самого храма и разорвать наши узы, бросив этот камень в огонь. Еще он рассказал мне (и можно было догадаться по самой легенде), что тот мир не такой как наш. Там почти все наоборот: в том мире властвуют животные, огонь холоден, снег горяч, вода всегда тепла…. Как он утверждал, все это рассказывал его прадед, тому рассказывал его дед, и вся их династия передавала эту легенду из уст в уста, а самый первый отец был предком одного из переселенцев.

— Выходит, я тоже из рода тех самых переселенцев? — спросил Максим, после рассказа женщины.

— Да.

— Но в моей семье никто этим не страдает.

— Ты уверен? — с легкой улыбкой спросила старушка.

Парень задумался: «Не замечал, чтобы кто-нибудь до меня так крючился…. Разве случалось что-то подобное у мамы, у…».

— Папа… — вдруг блеснула озарение, смешанное с болью и грусти давно забытой потери. — Он погиб, когда я был совсем маленьким…. Я его почти не знал. И мама не говорит о нем, будто не хочет, чтобы я помнил о своем же отце….

Старушка понимающе кивнула головой.

— А ведь я его знала, хорошо знала…. А потому и знакома с тобой, — по лицу пожилой женщины пробежалась улыбка. — Но тогда ты был, конечно же, совсем малюткой. Извини за вопрос, но мама тебе не говорила от чего он умер?

— Вроде, от какой-то тяжелой болезни.

— Я не должна тебе этого говорить, но все же. Он умер от того, что погибла его вторая душа. Болезней он не имел, был очень здоровым мужчиной. Если чувствуешь боль той души, значит, можешь и умереть так же как она. Боюсь вот, что мой зверь скоро погибнет. Ведь и я, и он не молодой. Жаль я тогда не послушала того мужчину. Теперь уже поздно. Видимо он живучий, мой зверь-то! — посмеялась старушка. Но ей было не до смеха — она чувствовала реальную угрозу, и этот смех показывал ее почти полное смирение с возможностью внезапной гибели.

Максим из уважения тоже чуть посмеялся, но слова старушки его напугали: «…тоже умрет…». А что если и Макс тоже? Кто знает? А почему он вообще должен ей верить. Может она сумасшедшая? Хотя это не похоже на бред.

— Ты не хочешь мне верить? — женщина заметила чувства Максима, которые выдавало его лицо. — Ну да, я тоже не верила тем словам, поэтому и не пошла. Чем взрослей я становилась, тем больше понимала, что все сказанное им правда, — привстала старушка и подошла к плите. Чайник вовсю пыхтел клубами пара. — Но сразу говорю, — продолжила она из-за спины, — это может быть опасно, так что решай сам. Если не хочешь мучиться и обрекать других на мученье, то в дальний путь, ну, а если желаешь не рисковать, то дело твое, я не настаиваю.

Кипяток разливался по кружкам.

— Но помни: если пожелаешь остаться, то риск все равно есть, причем не только для тебя — ты рискуешь своей жизнью, жизнью твоих будущих сыновей, — старушка поставила перед Максимом две старенькие фарфоровые чашки, с красными полосками и цветочками. Потянулась за сахарницей и чайником-заварником. — Кстати, ведь мы так и не познакомились, я — Вера Павловна, — женщина переменила тон и протянула руку для рукопожатия. Макс протянул в ответ. Рукопожатие было не крепким — руки старушки были слабыми, кожа морщинистая, пальцы холодны, а ладонь, несмотря на это, горяча.

— Но, а как же я уговорю моего зверя пойти со мной? — задумался Макс, почти не скрывая истинного сомнения в достоверности ее слов. Подтянул чашку к себе. — Ведь он не поймет меня.

— Ой, совсем забыла сказать: да, ты сможешь с ним говорить, но только если этот камень будет одновременно у вас двоих.

— Он же один? — парень вновь приподнял камешек со стола.

— Надеюсь, ты что-нибудь придумаешь. Ты же вроде умный мальчик?

Наступила пауза. «Что же это за бред? Боже, я еще сижу тут? Хотя… Лучшего объяснения утренней ситуации найти невозможно. Да и не в моих правилах отказываться от веры волшебство, ха-ха! До сей поры я в него верил, а теперь, когда оно почти реально передо мной появляется, отхожу назад? Нет, пока это только ее слова…», — думал паренек, тем временем наливая заварку и насыпая сахар.

Вера Павловна ждала его слов.

В конце концов, не найдя подходящего ответа, Макс поднял глаза и сказал:

— Из всего уважения к вам я не могу довериться всем этим словам. Кроме этого, пожалуй, нужно что-то действительно убедительное.

— Разве тебе нужно что-то более убедительное, чем та боль в плече? Хочешь, чтобы дошло до крайности, до смерти? — гораздо серьезней заговорила старушка. — Как говорится, пока петух не клюнет…

— Да, да. Понял.

— Я тебя хорошо понимаю и стараюсь не давить на тебя. Ты наверно думаешь: «Стоит ли ей такое говорить, когда она сама струсила и не пошла на это?». И соглашусь. Но, прошу, не совершай моей ошибки — почти всю свою жизнь я живу в страхе. Только после рождения детей, я поняла стоимость моей ошибки. А после появления внуков стало куда беспокойней. И был уже случай, вину в котором себе простить не могу…, — глаза ее впали, морщинистые щеки обвисли. Непреодолимая тоска овладела сердцем. — Все это время я как на пороховой бочке — жду, когда бомбанет, — едва слышно, басисто произнесла старушка.

Максим все сильней убеждался в том, что слова ее — чистая, горькая правда.

— Я вас понимаю и, что бы там не случилось, глубоко сочувствую. Но почему именно я должен на это идти? Разве нельзя найти того, кто сильней меня, взрослей и хотя бы опытней?

— Мальчик мой, опыт здесь почти не имеет значения. А сила?… Сила ничто без смелости. Думается, ты не станешь отрицать то, что ты не трус.

Макс промолчал — он действительно не мог утверждать обратное. Малейшая доля отваги в нем все же была.

— Не думай про меня плохого. Я отправляю тебя не на гибель, а стараюсь обезопасить твое будущее. Что не говори, а в твои силы я верю. В тебе видно нечто… сильное, но даже ты этого еще не разглядел. Попробуй довериться мудрой старушке, — Вера Павловна улыбнулась. — Была бы возможность найти кого-то другого…. Найти одного из предков не совсем легко, ведь не в каждом это проявляется. Если бы и проявлялось, то они бы о каком-то проклятии и не догадались. А вообще подумай о том, что случилось с твоим отцом. Легко ли тебе живется без него? Тебя ведь мучает, сколько бы ты не любил отчима, то, что твоей кровинушки больше нет рядом…. А твоя мама? Представь, как она страдала. Хочешь, чтобы из-за тебя она сошла с ума? Это не шутки, милый. К тому же не за горами и твое отцовство. И представь что будет, если тебя, не дай Бог, вдруг не станет. Останутся жена и дети. Оставишь их, не прожив и для себя достойных лет? Да даже без семьи! Твой отец начал этим беспокоиться куда более в поздних годах, чем ты. А потому твой риск еще более велик. Не хочется ли тебе еще пожить? Не хочется ли иметь счастливую семью? Не хочется сделать благо для других страдающих? Я не буду на тебя давить — твое право выбирать, но я хочу, чтобы благоразумие в тебе победило. Подумай о близких. Представь их мучения. Совсем не исключено, что и твоя мама одна из наследников. А твоя сестра, за нее не боишься?

Внезапно, словно молнией, паренька пронзило.

— Что?! Она… она тоже подвержена проклятию? — встревожено спросил Макс.

— Не знаю. Все возможно.

— И её…

Он не знал, что больше сказать. В один момент его решение стало куда очевидней. Любовь к сестре была настолько велика и глубока, что он был готов защитить ее в любой момент. Максим не проявлял этой настоящей потайной любви открыто, но в сердце он понимал, что дороже этого милого крохотного существа нет никого. Допустить несчастного случая он не мог.

— Вижу, до тебя наконец дошло, — качнула головой старушка. — Теперь мои слова не нужны.

— Что ж, я тогда, пожалуй, пойду, — встрепенулся мальчик, не моргая и не смотря на нее.

Голова еще больше загрузилась и требовала слишком много энергии для обработки информации. Казалось бы — все на поверхности, но вихрь из мыслей не успокаивался и затягивал Макса в воронку.

— Конечно, иди. Но подумай над моими словами, ладно? Помни, их мир параллелен и портал туда так же необычен. Если потребуется помощь, приходи сюда, и я объясню тебе все, что знаю сама.

— Хорошо.

Юноша оставил чашку с чаем, из которой не было выпито и глотка, наспех обулся и вышел из квартиры.

Попрощавшись с пожилой женщиной, парень «выполз» из подъезда и направился домой.

Солнце уже полностью спряталось за толстой пеленой туч. Стало прохладно. Ветер, резкими порывами, гонял прошлогоднюю траву поверх свежей. Холодный поток остужал воду в лужах, гоняя рябь мощными порывами. Погода стала мрачной, как и настроение мальчика. На душе стало тоскливо. На той душе, что на земле…

Слова старушки поразили его. Ему не верилось, что все это происходит с ним. Казалось, что думать об этом даже не стоило, и надо бы просто забыть. Но ему предстояло сделать серьезный выбор, в котором свои минусы и плюсы. Если он останется здесь и не станет рисковать своей жизнью в мире, наполненным неизвестными и опасными животными, то он может жить спокойно… какое-то время. Совесть не оставит его в покое, ведь он один из всех людей на планете принял этот камень, как эстафетную палочку, и теперь он был избран для того, чтобы исполнить предначертанное и разрушить проклятие, тем самым спасая свою и чужие жизни. К тому же велик риск, что он сам может внезапно погибнуть, один из его детей когда-то в будущем, мама, Соня…. Ужас! Риск был очень большим.

Конец ознакомительного фрагмента.