Много шума из ничего. Перевод Юрия Лифшица

Уильям Шекспир

Изысканный юмор, остроумные диалоги, веселые песни, чудовищное предательство, безвременная смерть, чудесное воскресение и вечнозеленая любовь в новом переводе искрометной комедии У. Шекспира «Много шума из ничего». Перевод выполнен поэтом и переводчиком Ю. Лифшицем и наверняка найдет своих благодарных читателей. В оформлении обложки использована иллюстрация британского художника Маркуса Стоуна (1840—1921) к комедии У. Шекспира «Много шума из ничего» – «Клавдио обвиняет Геро в бесчестии».

Акт первый. Сцена третья

Галерея дома Леонато.

Входят ДОН ДЖОН и КОНРАД.

КОНРАД. Черт побери, милорд! У вашей тоски нет ни конца, ни края.

ДОН ДЖОН. Я объят бескрайней тоской, потому что количество причин, породивших ее, бесконечно.

КОНРАД. А если пораскинуть умом?

ДОН ДЖОН. А вдруг я прокидаюсь, пораскинув?

КОНРАД. Нисколько. Если вас совсем не покинет тоска, то, как минимум, появится терпение, с которым вы будете ее выносить.

ДОН ДЖОН. Удивляюсь я тебе: ты, рожденный, по твоим словам, под знаком меланхоличного Сатурна, — и вдруг взялся читать мне мораль! Таким бальзамом смертельную рану не исцелишь. Я — вот он, как на ладони: есть причина — грущу и не отзываюсь на чужие шутки; хочу есть — сажусь обедать, даже если некому составить мне компанию; клонит в сон — ложусь спать, и мне ни до кого нет дела; а уж если мне весело — хохочу во всю горло, нравится это кому-то или нет.

КОНРАД. Да, но, пока вы под надзором, вам приходится сдерживать себя. Несмотря на ваш недавний мятеж против вашего брата, вы снова в милости у его светлости. Но, чтобы вторично расцвести, вам следует постоянно находиться на солнечной стороне. Ну, а со временем вам представится удобный случай собрать свой урожай.

ДОН ДЖОН. Лучше гнить на корню, чем цвести под солнцем его светлости. Так уж я устроен: скорее буду терпеть ненависть окружающих, чем украдкой добиваться чьей-то любви. Если я в глазах общества и не выгляжу притворно честным человеком, то за глаза меня не могут не считать законченным мерзавцем. На меня надели намордник, привязали к поводку, после чего открыли кредит доверия. Вот и вся свобода. Но петь в клетке я не буду, так и знайте! Снимите намордник — даже если я начну кусаться. Дайте мне полную свободу — даже если я примусь ходить на голове. А до той поры отстаньте от меня: я таков, каков есть, и меняться не собираюсь.

КОНРАД. А нельзя ли вам как-нибудь воспользоваться вашим раздражением?

ДОН ДЖОН. Я и так пользуюсь, хотя пользы мне от этого никакой. А вот и Бутыльо.

Входит БУТЫЛЬО.

Ну, что там?

БУТЫЛЬО. Ужин просто чудесный. Леонато потчует вашего брата как короля. А вот вам последняя новость: скоро свадьба.

ДОН ДЖОН. Какой же кретин совершил помолвку с неприятностями? Вот бы подстроить ему какую-нибудь пакость.

БУТЫЛЬО. Что вам сделала правая рука вашего брата?

ДОН ДЖОН. Что такое? Это щеголь Клавдио?

БУТЫЛЬО. Собственной персоной.

ДОН ДЖОН. Кавалер каких мало! Но кто же, кто она? На кого он положил глаз?

БУТЫЛЬО. Хотите верьте, хотите нет, но это Геро, единственная дочь Леонато.

ДОН ДЖОН. Ай да граф! желторотый, но шустрый. Расскажи подробней, как и что.

БУТЫЛЬО. Мне поручили проветрить дом. В одной из самых затхлых комнат я едва не наткнулся на принца и Клавдио. Они шли рука об руку и были совершенно поглощены беседой. Я успел шмыгнуть за ковер и услышал, о чем они уславливаются. Принц самолично попросит руки Геро, а при согласии невесты сдаст ее с рук на руки жениху.

ДОН ДЖОН. Вот как! Надо будет этим заняться. Здесь моя злоба найдет чем поживиться. Из-за этого молодого да раннего подлипалы нанесен урон моей чести. Я бы ходил окрыленный, если бы сумел подрезать ему крылья. Мне придется прибегнуть к вашей помощи. Могу ли я вам довериться?

КОНРАД. До самой смерти, милорд.

ДОН ДЖОН. Мое унижение только улучшает им аппетит. Эх, если бы повар думал по-моему! Впрочем, и нам не мешает чудесно поужинать. Идемте, посмотрим, что там к чему.

БУТЫЛЬО. Располагайте нами, ваша сиятельство.

(Уходят.)