Дом в Порубежье

Уильям Хоуп Ходжсон

В глуши Западной Ирландии, на самом краю бездонной пропасти, возвышаются руины причудливого старинного особняка. Какую мрачную тайну скрывает дневник старого отшельника, найденный в этом доме на границе миров?.. Солнце погасло, и ныне о днях света рассказывают легенды. Остатки человечества укрываются от порождений кошмаров в колоссальной металлической пирамиде, но конец их близок – слишком уж беспросветна ночь, окутавшая земли и души. И в эту тьму уходит одинокий воин – уходит на поиски той, которую он любил когда-то прежде… или полюбит когда-то в будущем… Моряк, культурист, фотограф, военный, писатель и поэт, один из самых ярких и самобытных авторов ранней фантастики, оказавший наибольшее влияние на творчество Г. Ф. Лавкрафта, высоко ценимый К. Э. Смитом, К. С. Льюисом, А. Дерлетом и Л. Картером и многими другими мастерами – все это Уильям Хоуп Ходжсон!

Глава XIII

Люк в Большом Погребе

Должно быть, я потерял сознание, потому что вновь открыл глаза, когда было уже темно. Я лежал на спине, скрестив ноги, а Рыжик лизал мне ухо. Я ужасно окоченел, ноги мои онемели ниже колен. Несколько минут я оставался в этой же позе, стараясь прийти в себя, а потом с трудом сумел сесть и оглядеться вокруг.

Ливень уже прекратился, хотя с деревьев вовсю капало. Со стороны Ямы доносилось непрестанное журчание бегущей воды. Мне было холодно, и я дрожал. Одежда моя промокла насквозь, тело ныло. Очень медленно, позволяя жизни вернуться в онемевшие ноги, я сумел встать. Но с делом этим, однако, справился со второй попытки… ноги мои ослабели, я ощущал ни на что не похожую слабость. И, подумав, что заболеваю, нетвердыми шагами направился к дому. Я то и дело оступался, голова кружилась. С каждым шагом острая боль пронзала мои суставы.

Наверно, я одолел таким образом шагов тридцать, когда голос Рыжика привлек мое внимание, и мне пришлось повернуть обратно. Старый пес стремился следом за мною, но не мог шагнуть — веревка, на которой я поднял его наверх, все еще охватывала его тело, а другой ее конец по-прежнему был привязан к дереву. Какое-то время я пытался развязать узлы, однако веревка намокла, и я не мог с ними справиться. Потом я вспомнил про нож, и через минуту справился с прочной пенькой.

Не знаю, как я добрался до дома… еще менее того помню о последовавших днях. И только в одном я уверен: если бы не любовь сестры моей, не ее непрестанный уход — не писать бы мне эти строки.

Очнувшись, я обнаружил, что провел в постели около двух недель. Еще одна неделя потребовалась мне, чтобы окрепнуть и выбраться в сад. Но я ослабел настолько, что не мог еще добраться до края Ямы. Мне хотелось попросить сестру проверить, насколько поднялась в Яме вода, однако я посчитал за лучшее не тревожить ее упоминанием об этих событиях. Вообще с тех пор я взял за правило не заговаривать в ее присутствии о странных вещах, происходивших в огромном старинном доме.

Еще через пару дней я сумел добраться до края Ямы. Оказалось, что за эти несколько недель там произошла удивительная перемена. Передо мной оказалось на три четверти затопленное ущелье; я увидел большое озеро, гладь которого отливала холодным блеском. Вода поднялась настолько, что до края Ямы оставалось всего лишь с дюжину футов. Лишь в одном месте поверхность озера была неспокойной — как раз там, где под толщей воды зиял вход в подземелье, ведущее к огромной подземной Яме. Там вода бурлила, а иногда из глубин с рыданием вылетало странное бульканье. О том, что творилось внизу, нельзя было и догадаться. И пока я стоял, в голову мне пришла мысль о том, как чудесно сложились все обстоятельства. Ход, выпустивший в наш мир Свинорылов, оказался теперь запечатанным, и притом столь надежно, что впредь можно было не опасаться их нового появления. Тем не менее, было чуточку жаль, что мне уже не суждено узнать о месте, из которого явились ужасные твари. Теперь оно было навсегда укрыто от людского любопытства.

Зная, что таилось в той адской преисподней, можно было только дивиться точности этого имени — Яма. Если представить, как и когда возникло это ущелье, учесть его форму и глубину, более уместное наименование было бы сложно найти. Разве не вероятно, что имя это таило в себе более глубокий смысл, намекая на подземные глубины, на ошеломляющую бездну, разверзшуюся в недрах земных под моим старинным домом. Под моим собственным домом! Даже теперь я в сущности не могу примириться с этой мыслью. Хотя уже, вне сомнения, доказал, что прямо под домом разверзлось бездонное жерло, не прикрытое прочным скальным сводом.

Тогда я решил снова спуститься в подвалы — в то огромное подземелье, где находится люк. И посмотреть — все ли на месте.

Оказавшись там, я медленно прошел в середину погреба, к самому люку. Куча камней, как прежде, была навалена на него сверху. Теперь со мной был фонарь, и я решил посмотреть, что же таится за огромной дубовой плахой. Поставив фонарь на пол, я своротил с крышки камни и вновь потянул за кольцо. И как только я это сделал, в погреб ворвался далекий ропот. Влажный ветер дунул мне прямо в лицо, оросив его брызгами. И я торопливо выронил крышку — с испугом и удивлением.

На какое-то время я просто застыл в размышлениях. Особого страха я не испытывал. Ужас перед Свинорылами давно оставил меня, но я, конечно, был изумлен и обеспокоен. Тут в мою голову пришла некая мысль, и нервным движением я приподнял громадную дверцу. Откинув ее в сторону, я схватил фонарь и, став на колени, опустил его в отверстие. Влажный ветер и капли некоторое время не позволяли мне даже смотреть, но и когда глаза мои очистились от влаги, я не увидел внизу ничего, кроме мелких капель, взмывавших из мрака.

Осознав, что так я ничего не увижу, держа фонарь перед своими глазами, я поискал в карманах кусок шнура, чтобы опустить фонарь пониже. Но пока я возился, светильник выскользнул из моих рук и полетел во тьму. Какое-то мгновение я провожал его взглядом, и наконец внизу мелькнула белая пена — футах в восьмидесяти или ста подо мною. И свет погас. Догадка моя оказалась правильной, я угадал, откуда взялась влага и шум. Большой погреб сообщался с Ямой через люк, располагавшийся прямо над нею, а брызги поднимал поток, рушащийся в глубины.

В одно мгновение я получил объяснение всему, что меня озадачивало. Теперь я понял, почему в ночь нападения звуки, казалось, доносились прямо из-под моих ног! А то хихиканье, что слышал я, открывая люк! Должно быть, кто-то из Свинорылов прятался в темноте прямо подо мною.

Тут мне в голову пришла другая мысль. Утонули эти твари или нет? Да и можно ли вообще утопить их? Я вспомнил, что не сумел отыскать доказательств смертельного исхода своих оборонительных действий. Живые ли они… наделены ли привычной для нас жизнью? Что, если я имею дело с призраками? Мысли эти вспыхивали в моей голове, пока, стоя во мраке, я пытался нащупать в кармане спички. Отыскав коробок, я немедленно засветил одну спичку и, шагнув к люку, закрыл его. А потом снова завалил камнями — теперь можно было выбираться наверх.

Я полагаю, что вода до сих пор так и течет, низвергаясь в эту бездонную адскую дыру. Иногда я испытываю необъяснимое желание спуститься в огромный погреб, раскрыть люк и глядеть во влажную тьму. Временами желанию этому трудно противиться. Но не любопытство гонит меня туда; нечто необъяснимое заманивает меня в подземелье. Впрочем, я не сдаюсь и намерен бороться со странным стремлением и одолеть его, даже если дойдет до крайности — до самоубийства.

Нельзя позволять себе думать, что несгибаемая сила воли может ослабнуть. Тем не менее инстинкт твердит мне, что это не так. А в подобных материях следует доверять не разуму, а инстинкту.

Еще одна мысль не расстается со мной. Нечего сомневаться: я живу в странном, поистине жутком доме. Но куда, куда же деваться мне, где еще найти уединение и ощущение присутствия ее^[5], только и делающего сносной мою постылую жизнь.

Примечания

5

Явная бессмыслица. До сих пор в Манускрипте не упоминается о других женщинах, кроме сестры рассказчика… может быть, смысл этих слов станет понятнее из дальнейшего изложения. — Прим. английского издателя.