Обезьянья лапка

Уильям Джейкобс

Таинственная обезьянья лапка, зачарованная некогда в Индии могучим факиром, исполняет три любых желания владельца. Но, увы, очередной заполучивший ее в руки легковерный бедолага не подозревает, какую цену придется заплатить за их исполнение… В сборник вошли и другие произведения Джейкобса, объединенные мистической темой, как серьезные и по-настоящему пугающие, так и ироничные, дразнящие читателя намеками на сверхъестественное, в итоге получающее неожиданное, но вполне реалистичное объяснение; а также озорные, принадлежащие к любимому автором жанру «моряцких баек о чудесах океанских глубин».

Колодец

I

Двое мужчин, двоюродные братья, беседовали в биллиардной комнате старинного загородного дома. Унылая игра подошла к концу, и теперь они сидели возле открытого окна, глядя на раскинувшийся внизу парк, и вели праздный разговор.

— Осталось недолго, Джим, — произнес один из них. — Недель через шесть тебе все это наскучит, и ты будешь проклинать того, а точнее ту, кто выдумал медовые месяцы.

Джим Бенсон вытянул длинные ноги, устраиваясь в кресле, и что-то проворчал в качестве возражения.

— Никогда этого не понимал, — продолжал Уилфред Карр, зевая. — Такое мне не по нутру: на себя-то вечно денег не хватает, что уж говорить о двоих. Будь я богат, словно Крез, быть может, я придерживался бы иного мнения.

В последних словах заключался особый смысл, поэтому кузен предпочел воздержаться от ответа. Он продолжил смотреть в окно и медленно курить.

— Я не так богат, как Крез… или ты, — подытожил Карр, наблюдая за ним из-под прищуренных век, — я устремляю свою одинокую лодку по реке Времени и, привязывая ее у дверей то одного, то другого приятеля, вкушаю их обеды.

— Будто в Венеции, — заметил Джим Бенсон, по-прежнему глядя в окно. — Вот и славно, Уилфред, что у тебя есть эти двери, обеды… и друзья.

Карр хмыкнул.

— А все-таки, если серьезно, Джим, — медленно произнес он, — повезло тебе, очень повезло. Будь на свете девушка лучше Олив, хотел бы я на нее посмотреть.

— Да, — тихо согласился его собеседник.

— Она необыкновенная, — продолжал Карр, уставившись в окно. — Добрая, нежная. Думает, что ты — сочетание всех возможных добродетелей.

Он искренне и весело рассмеялся, но Бенсон промолчал.

— При этом она четко различает, что хорошо, а что — плохо, — задумчиво добавил Карр. — Знаешь, мне кажется, что если бы она узнала, что ты совсем…

— Что «совсем»? — с ожесточением переспросил Бенсон, поворачиваясь к нему. — Что «совсем»?

–…не такой, каким кажешься, — закончил его кузен с ухмылкой, которая противоречила словам, — думаю, она бы тебя бросила.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — тихо предложил Бенсон. — Твои шутки порой не отличаются хорошим вкусом.

Уилфред Карр поднялся и, взяв кий со стойки, сделал парочку излюбленных ударов.

— Единственное, о чем я в данный момент могу говорить, так это о своих финансах, — медленно произнес он, огибая стол.

— Давай поговорим о другом, — резко повторил Бенсон.

— А эти две темы связаны, — заметил Карр и, положив кий, присел на краешек стола и поднял взгляд на кузена.

Последовала долгая пауза. Бенсон выбросил окурок сигары в окно и откинулся на спинку кресла, прикрыв веки.

— Понимаешь, о чем я? — наконец спросил его Карр.

Бенсон открыл глаза и кивнул в сторону окна:

— Хочешь отправиться вслед за сигарой?

— Ради твоего же блага я бы предпочел уйти обычным путем, — невозмутимо отвечал Уилфред. — Если я выйду через окно, люди начнут задавать разные неудобные вопросы, а ты ведь знаешь, я человек разговорчивый.

— Пока речь не заходит о моих деньгах, — возразил Бенсон, с видимым усилием сдерживаясь, — можешь говорить, сколько тебе угодно.

— Я в затруднительном положении, — медленно произнес Карр, — чертовски затруднительном. Если в течение двух недель не раздобуду полторы тысячи, то буду вынужден подыскивать новое жилье, причем лучше бесплатное.

— И что изменится? — спросил Бенсон.

— Комфорт будет не тот, — пояснил кузен, — да и адрес похуже. А если серьезно, Джим, одолжишь мне полторы тысячи?

— Нет, — коротко ответил Бенсон.

Карр побледнел.

— Это спасло бы меня от разорения, — хрипло произнес он.

— Я тебе так часто помогал, что мне надоело, — заявил Бенсон, поворачиваясь к нему лицом. — Все было без толку. Если запутался — сам и выбирайся. Не будешь в следующий раз направо и налево раздавать расписки.

— Глупо, признаю, — согласился Карр. — Больше не буду. Кстати, есть у меня кое-какие расписочки на продажу… Нечего усмехаться. Они не мои.

— И чьи же? — полюбопытствовал его кузен.

— Твои.

Бенсон встал с кресла и подошел к нему.

— Это что? — тихо спросил он. — Шантаж?

— Называй, как хочешь, — сказал Карр. — Я собираюсь продать несколько писем, цена — полторы тысячи. Более того, я знаю, что один человек выложит за них эту сумму, лишь бы получить хоть какой-нибудь шанс увести у тебя Олив. Первое предложение я делаю тебе.

— Если у тебя есть письма, подписанные мной, то будь любезен их вернуть, — очень медленно произнес Бенсон.

— Они принадлежат мне, — беспечно возразил Карр. — Получил их от особы, которой ты писал. Должен признать, что не все они выдержаны в рамках приличий.

Бенсон вдруг рванулся вперед и, схватив его за воротник, пригнул к бильярдному столу.

— Отдай письма! — выдохнул он прямо в лицо Карру.

— Они не при мне! — Тот попытался высвободиться. — Я же не дурак. Отпусти, а то подниму цену.

Бенсон приподнял его своими могучими руками над столом, намереваясь, по всей видимости, размозжить братцу голову. Его хватка внезапно ослабла, когда в комнату вошла испуганная служанка с почтой. Высвободившись, Карр поспешил сесть.

— Вот как это произошло, — произнес Бенсон, разыгрывая сцену перед служанкой и забирая у нее письма.

— Теперь меня не удивляет, что за такой поступок ему пришлось заплатить, — подхватил Карр.

— Отдашь письма? — с нажимом вопросил Бенсон, едва девушка покинула комнату.

— Да, по названной цене, — подтвердил Карр, — но я живой человек, и, если ты еще раз вот так схватишь меня своими ручищами, я ее точно удвою. Что ж, оставляю тебя на время, обдумай все хорошенько.

Он взял из коробки сигару и, неторопливо прикурив ее, вышел. Его кузен дождался, пока за ним закроется дверь, и в приступе тихой и оттого еще более ужасной ярости сел у окна.

Воздух из парка, напоенный ароматом свежескошенной травы, был нежен и свеж, теперь к нему добавилась нотка дыма сигары. Глянув вниз, Бенсон увидел, как двоюродный братец не спеша уходит прочь. Он встал и подошел к двери, а затем, будто передумав, вернулся к окну и продолжил наблюдать, как фигура Карра медленно удаляется в лунном свете. Затем он снова поднялся и стремительно вышел, после чего комната на долгое время осиротела.

Она была все еще пуста, когда немного позже миссис Бенсон по пути в свою спальню вошла к сыну, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Она медленно обогнула стол и, остановившись у окна, стала безучастно смотреть в него, пока не увидела фигуру Джима, который быстрыми шагами приближался к дому. Он поднял голову и взглянул на окно.

— Спокойной ночи, — произнесла миссис Бенсон.

— Спокойной ночи, — глухо отозвался сын.

— А где Уилфред?

— О, он покинул нас, — сказал Бенсон.

— Покинул?

— Мы обмолвились парой слов; он снова хотел денег, и я дал ему понять, что́ думаю по этому поводу. Не уверен, что мы снова его увидим.

— Бедный Уилфред! — вздохнула миссис Бенсон. — Вечно у него какие-то неприятности. Надеюсь, ты не был с ним слишком резок.

— Не больше, чем он заслуживал, — твердо ответил ей сын. — Доброй ночи.

II

Колодец, давно пришедший в негодность, прятался в густых зарослях кустарника, буйствовавшего в этом углу старого парка. Его частично закрывала усохшая половина крышки, и ржавая лебедка издавала над ним скрип, сопровождаемый музыкой сосен, когда дул сильный ветер. Солнечный свет никогда не проникал сюда; земля вокруг была влажной и зеленой, в то время как другие части парка томились от жары.

Два человека не спеша шли через парк в хрупкой тишине летнего вечера, направляясь в сторону колодца.

— Чего ради продираться через эти заросли, Олив? — спросил Бенсон, останавливаясь у кромки сосновой рощи и с некоторым недовольством глядя во мрак.

— Это лучшее место в парке, — воскликнула девушка. — Ты знаешь, что это мой излюбленный уголок.

— Я знаю, тебе нравится сидеть там на самом краю, — произнес он, — и не одобряю этого. Однажды ты наклонишься слишком низко и упадешь.

— И познаю Истину, — легкомысленно бросила Олив. — Идем же.

Она опередила его и скрылась в тени сосен; под ее ногами зашелестел папоротник. Ее спутник медленно последовал за ней и, выйдя из полумрака, увидел, что Олив изящно расположилась на краю колодца, спрятав ноги в окружающей густой траве. Она жестом пригласила Бенсона занять место рядом и ласково улыбнулась, почувствовав, как он крепко обнял ее за талию.

— Обожаю это место, — прервала она долгое молчание, — оно такое мрачное… такое жуткое. Знаешь, Джим, я бы не отважилась сидеть здесь в одиночестве. Мне бы мерещилось, что за этими кустами и деревьями прячутся всевозможные чудища, готовые броситься на меня. Бр-р!

— Лучше позволь проводить тебя домой, — с нежностью предложил Бенсон. — Порой рядом с колодцем может стать дурно, особенно в жаркую погоду. Давай уйдем отсюда.

Девушка упрямо покачала головой и устроилась поудобнее.

— Кури спокойно свою сигару, — тихо сказала она. — Здесь самое место для неторопливой беседы. Об Уилфреде что-нибудь слышно?

— Ничего.

— Какое неожиданное исчезновение, не находишь? — продолжала она. — Полагаю, у него снова неприятности, и скоро ты получишь от него письмо в прежнем ключе: «Дорогой Джим, выручи меня».

Джим Бенсон выпустил облачко ароматного дыма и, зажав сигару зубами, стряхнул пепел с рукавов пиджака.

— Интересно, что бы он без тебя делал, — задумчиво произнесла девушка, с нежностью погладив его руку. — Думаю, давно оказался бы на самом дне. Когда мы поженимся, Джим, я непременно возьму на себя обязанность читать ему нотации. Он настоящий дикарь, но у бедолаги есть и хорошие качества.

— Никогда их не замечал, — с удивительной горечью признался Бенсон. — Видит Бог: никогда.

— Он враг лишь самому себе, не больше, — возразила девушка, пораженная этой вспышкой.

— Ты плохо его знаешь, — резко отозвался тот. — Он готов был опуститься до шантажа, разрушить жизнь друга ради собственной выгоды. Бездельник, трус и лжец!

Девушка с серьезным видом посмотрела на него, но затем робко взяла его за руку, не говоря ни слова. Они молча сидели, наблюдая за тем, как вечер сменяется ночью и лучи лунного света, пробивающиеся сквозь ветви сосен, окружают их серебристой сетью. Олив опустила голову на плечо Бенсону, но вдруг с пронзительным вскриком вскочила на ноги.

— Что это? — задыхаясь, спросила она.

— О чем ты? — переспросил Бенсон, вскакивая и крепко сжимая ее руку.

Она вдохнула полной грудью и попыталась рассмеяться.

— Джим, ты делаешь мне больно.

Его хватка ослабла.

— Что случилось? — ласково спросил он. — Что тебя так взволновало?

— Я испугалась, — проговорила она, обвивая руками его плечи. — Должно быть, те слова, что я сейчас произнесла, еще звенели эхом в ушах, но мне померещилось, будто позади нас кто-то прошептал: «Джим, выручи меня».

— Померещилось, — повторил Бенсон, и голос его дрогнул. — Твоя впечатлительность не идет тебе на пользу. Ты… напугана… темнотой и мрачностью этой рощи. Позволь мне проводить тебя домой.

— Да нет же, мне не страшно, — заверила его девушка, возвращаясь на прежнее место. — Мне вовсе нечего бояться, пока ты со мной, Джим. Сама удивляюсь, как могла быть такой глупой.

Мужчина ничего не ответил. Его крепкая, окутанная полумраком фигура замерла в нескольких метрах от колодца, и он словно ждал, когда Олив пойдет за ним.

— Не изволите ли присесть? — в шутку крикнула она ему, похлопывая маленькой белой ручкой по каменной кладке. — Можно подумать, что вам не по душе моя компания.

Он нехотя подчинился и сел возле нее, с такой силой вдыхая дым сигары, что огонек освещал его лицо при каждой затяжке. Он оперся ладонью на камень позади Олив, чтобы она могла прильнуть к его сильной и твердой, как сталь, руке, словно к спинке.

— Тебе не холодно? — заботливо спросил он, когда Олив слегка поежилась.

— Еще как! — Она вздрогнула. — В это время года не должно быть холодно, просто из колодца тянет сыростью.

Едва она произнесла эти слова, из глубины донесся слабый всплеск, и второй раз за вечер она спрыгнула с кромки колодца с тревожным вскриком.

— А сейчас что? — спросил Бенсон изменившимся голосом. Он стоял рядом и глядел на колодец, словно ожидая, когда же оттуда появится то, что ее испугало.

— О, мой браслет! — горестно воскликнула Олив. — Браслет моей бедной матушки. Я уронила его в колодец.

— Твой браслет, — монотонно повторил Бенсон. — Твой браслет! Тот, что с бриллиантами?

— Тот, что принадлежал моей матери, — сказала она. — Но мы его, конечно же, достанем. Нужно осушить колодец.

— Твой браслет! — тупо повторил Бенсон.

— Джим! — с испугом в голосе окликнула его Олив. — Джим, милый, да что с тобой?

Он смотрел на нее с ужасом. Лунный свет, озарявший искаженные черты его лица, не был единственной причиной его бледности, и Олив испуганно отшатнулась к самому краю колодца. Заметив ее страх, он с немалым усилием вернул себе самообладание и взял ее за руку.

— Бедняжка, — пробормотал он, — ты перепугала меня. Я не смотрел на тебя, когда ты закричала, и я подумал, что ты выскальзываешь из моих объятий и падаешь вниз… вниз…

Голос его дрогнул, и девушка бросилась к нему и судорожно стиснула его плечи.

— Ну, ладно, будет тебе, — произнес он с нежностью. — Не плачь, не надо.

— Завтра, — пообещала Олив, смеясь сквозь слезы, — мы принесем сюда леску с крючком и выудим его. Это будет довольно необычный вид спорта.

— Нет, нужно найти какой-нибудь другой способ, — возразил Бенсон. — Но ты получишь его обратно.

— Каким образом? — спросила девушка.

— Увидишь, — ответил Бенсон. — Браслет вернется к тебе не позднее завтрашнего утра. А пока пообещай мне, что никому не скажешь о своей потере. Обещай.

— Обещаю, — удивилась Олив. — Но почему нет?

— Во-первых, браслет очень дорогой, а еще… еще много причин. К тому же это моя обязанность — достать его для тебя.

— Ты не собираешься прыгнуть в колодец за ним? — лукаво спросила она. — Послушай…

Она наклонилась, подобрала камешек и бросила его вниз.

— Представь, что очутился там, где он сейчас, — произнесла она, глядя в черноту, — представь, что плаваешь кругами, как мышь, тонущая в кадке, цепляешься за склизкие стены, вода проникает в рот, а ты смотришь вверх, на маленький клочок неба над головой.

— Пойдем-ка лучше домой, — предложил он очень тихо. — У тебя развивается вкус к болезненному и ужасному.

Девушка взяла его за руку, и они медленно пошли к дому; миссис Бенсон сидела на веранде и поднялась, чтобы встретить их.

— Не стоило тебе утомлять ее такой долгой прогулкой, — упрекнула она его. — Где вы были?

— Сидели у колодца, — ответила Олив с улыбкой. — Обсуждали планы на будущее.

— Не нравится мне это место, — решительно заявила миссис Бенсон. — Мне кажется, колодец нужно засыпать, Джим.

— Хорошо, — медленно ответил ей сын. — Жаль, что его не засыпали давным-давно.

Когда мать вместе с Олив ушли в дом, он присел на стул и, безвольно свесив руки, погрузился в раздумья. Через некоторое время он встал, поднялся в кладовку, отведенную для спортивного инвентаря, отыскал рыболовную леску и несколько крючков и, тихо крадучись, спустился. Он быстро пересек парк, направляясь к колодцу, и обернулся посмотреть на освещенные окна дома, прежде чем исчезнуть в тени деревьев. Затем, привязав к леске крючок, он сел на край колодца и с опаской стал опускать ее вниз.

Он сидел, поджав губы, то и дело испуганно озираясь по сторонам, словно почти ожидал увидеть, что кто-то наблюдает за ним, прячась среди деревьев. Раз за разом он забрасывал леску, пока наконец, дергая ее, не услышал, как что-то металлическое звякнуло о стену колодца.

Он затаил дыхание и, забыв свои страхи, принялся осторожно доставать леску, боясь упустить драгоценную добычу. Сердце его учащенно билось, а глаза сверкали. Медленно вытягивая леску, он увидел попавший на крючок улов и резким движением выдернул остававшийся отрезок. Тогда он увидел, что вместо браслета выловил связку ключей.

Со слабым вскриком он сорвал ее с крючка, бросил обратно в воду и застыл, тяжело дыша. Ни единый звук не нарушал ночную тишину. Бенсон прошелся из стороны в сторону, разминая крепкие мускулы, затем вернулся к колодцу и продолжил работу.

Более часа он опускал и поднимал леску, но все безрезультатно. Увлекшись, он забыл про страх и, сосредоточенно глядя в недра колодца, медленно и осторожно продолжал ловлю. Дважды крючок за что-то цеплялся, и высвободить его удавалось с трудом. На третий раз леску и вовсе не получилось достать, несмотря на все его усилия. Тогда он бросил ее в колодец и, опустив голову, побрел к дому.

Сначала он заглянул в конюшню, расположенную на задворках, а после вернулся в комнату и некоторое время беспокойно ходил из стороны в сторону. Наконец он, не раздеваясь, рухнул на кровать и погрузился в тревожный сон.

III

Задолго до того, как пробудились остальные, Бенсон встал и неслышно прокрался вниз. Солнечные лучи пробивались в каждую щель и длинными полосами пересекали темные комнаты. Столовая, в которую он заглянул, показалась ему холодной и безрадостной в темно-желтом свете, который проникал сквозь задернутые шторы. Он вспомнил, что все выглядело точно так же, как и в тот день, когда в доме лежал его покойный отец; сейчас, как и тогда, все казалось жутким и нереальным; даже стулья, стоявшие там же, где их оставили накануне вечером, словно бы с мрачным видом обменивались между собой идеями.

Медленно и бесшумно он отворил входную дверь и окунулся в благоухание утра. Солнце освещало покрытую росой траву и листву деревьев, а белый туман, медленно рассеиваясь, дымкой клубился по земле. На мгновение он замер, глубоко вдыхая сладкий утренний воздух, а затем медленно зашагал в сторону конюшен.

Скрип ржавой рукоятки насоса и брызги воды во дворе, вымощенном красной плиткой, свидетельствовали о том, что не он один уже проснулся, и, сделав еще несколько шагов, он увидел мускулистого мужчину с песочного цвета волосами, который ловил ртом воздух, подвергая себя самоистязанию у насоса.

— Все готово, Джордж? — негромко спросил Бенсон.

— Да, сэр, — ответил тот, внезапно выпрямившись и потирая лоб. — Боб как раз делает последние приготовления. Хорошее утро для купания. Вода в колодце, должно быть, прямо-таки ледяная.

— Постарайся управиться как можно быстрее, — нетерпеливо велел Бенсон.

— Непременно, сэр, — сказал Джордж, ожесточенно растирая лицо небольшим полотенцем, наброшенным на колонку. — Боб, поторопись!

В ответ на его призыв в воротах конюшни появился человек с мотком крепкой веревки через плечо и тяжелым металлическим подсвечником в руке.

— Просто чтобы проверить, есть ли там воздух, — пояснил Джордж, проследив за взглядом хозяина. — Он в колодцах, бывает, совсем скверный, но если свеча внизу протянет, то и человек тоже.

Хозяин кивнул и побрел к колодцу, и слуга, торопливо натягивая рубашку через голову и просовывая руки в рукава куртки, последовал за ним.

— Прошу прощения, сэр, — сказал Джордж, пристраиваясь рядом, — но вы сегодня не слишком-то хорошо выглядите. С вашего позволения, я бы с радостью мог и сам окунуться.

— Нет-нет, — ответил Бенсон тоном, не допускавшим возражений.

— Негоже вам спускаться туда, сэр, — настаивал спутник. — Никогда не видел, чтобы у вас был такой вид. Вот если…

— Занимайся своим делом, — отрывисто перебил хозяин.

Джордж умолк, и они втроем пошли, шагая в ногу, по высокой мокрой траве к колодцу. Боб бросил веревку на землю и, повинуясь знаку хозяина, протянул ему подсвечник.

— Вот бечевка для него, — произнес Боб, пошарив в карманах.

Бенсон взял ее и тщательно привязал к подсвечнику. Затем он поставил его на край колодца, чиркнул спичкой, зажег свечу и стал медленно спускать ее вниз.

— Держите крепко, сэр, — быстро предупредил Джордж, придерживая его руку. — Свечку нужно спускать под наклоном, иначе веревка прогорит.

Едва он произнес эти слова, бечевка лопнула, и подсвечник упал в воду.

Бенсон выругался себе под нос.

— Я мигом принесу еще один, — сказал Джордж, собираясь сбегать обратно.

— Не стоит, с колодцем все в порядке, — заявил Бенсон.

— Это не займет много времени, сэр, — возразил слуга, оборачиваясь.

— Кто тут хозяин, ты или я? — прохрипел Бенсон.

Джордж нехотя вернулся, прикусив язык, стоило ему лишь посмотреть на лицо хозяина. Он встал в стороне, угрюмо наблюдая, как тот сел у колодца и принялся снимать верхнюю одежду. Закончив с приготовлениями, Бенсон с мрачным видом выпрямился и уперся руками в бока. Парни с любопытством смотрели на него.

— Лучше бы вы меня пустили, сэр, — набравшись храбрости, обратился к нему Джордж. — Негоже вам спускаться, у вас лихорадка или что-то навроде того. Не удивлюсь, если тифозная. У них в деревне с этим беда.

Мгновение Бенсон глядел на него со злостью, но затем взгляд его потеплел.

— Не в этот раз, Джордж, — произнес он тихо.

Он взялся за петлю на конце веревки, закрепил ее под мышками и, присев на край, перекинул одну ногу через стенку колодца.

— Что дальше, сэр? — поинтересовался Джордж, взявшись за веревку и знаком показывая Бобу сделать то же самое.

— Я крикну, как только доберусь до воды, — ответил Бенсон. — Затем быстро отмерьте еще метр, чтобы я смог достать до самого дна.

— Отлично, сэр, — хором ответили они.

Хозяин перебросил и вторую ногу через край и некоторое время сидел молча, спиной к слугам, склонив голову и глядя вниз. Он сидел так долго, что Джорджу стало не по себе.

— Все хорошо, сэр? — осведомился он.

— Да, — помедлив, подтвердил Бенсон. — Если я дерну за веревку, Джордж, сразу же тяните обратно. Начнем спуск.

Слуги размеренно травили веревку, пока глухой крик из темноты и слабый всплеск не дали им знать, что он достиг поверхности воды. Они отсчитали еще метр и остановились в ожидании, ослабив хватку и напряженно прислушиваясь.

— Он нырнул, — тихо произнес Боб.

Джордж кивнул и, поплевав на широкие ладони, крепче перехватил веревку.

Прошла целая минута, и мужчины уже стали обмениваться тревожными взглядами. Вдруг мощный рывок чуть было не выдернул у них веревку из рук, а за ним последовали рывки послабее.

— Тащи! — завопил Джордж, упираясь одной ногой и отчаянно вцепившись в веревку. — Тащи! Тащи! Он застрял, не поднимается, ТАЩИ-И-И!

Благодаря их непомерным усилиям веревка медленно поползла вверх, сантиметр за сантиметром, пока наконец не послышался всплеск, и в то же мгновение крик невыразимого ужаса эхом пронесся по колодезной шахте.

— Какой же он тяжелый! — выдохнул Боб. — Он за что-то крепко зацепился. Спокойно, сэр, ради бога, спокойно!

Туго натянутая веревка неистово задергалась под тяжестью груза на другом ее конце. Задыхаясь от напряжения, они медленно, но верно тянули веревку на себя.

— Еще чуть-чуть, сэр! — крикнул Джордж, подбадривая хозяина.

Он уперся одной ногой в стенку колодца и решительно продолжал работу; ноша была уже почти наверху. Еще одно усилие, резкий рывок — и через край показалось лицо мертвеца, покрытое грязью. За ним появилось и мертвенно-бледное лицо хозяина, но Джордж увидел его слишком поздно: с отчаянным криком он отпустил веревку и отскочил прочь. От неожиданности Боб опрокинулся на спину, и веревка вырвалась у него из рук. Раздался страшный всплеск.

— Дурень! — ахнул Боб и беспомощно рванулся к колодцу.

— Беги! — заорал Джордж. — Беги за другой веревкой!

Его помощник с диким воплем бросился бежать в сторону конюшни, а Джордж свесился через каменную кладку и громко крикнул, вглядываясь в темноту. Голос его эхом отозвался в глубинах колодца, и наступила тишина.