Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга

Уилл Сторр, 2021

Престижное образование. Дорогие автомобили и часы. Спортивные кубки. Международные научные премии. Офис на 50-м этаже. Положение морального светоча. Что общего у этих вещей? Все они символизируют статус, а без него мы не можем представить свое существование. Больше того, без понимания его природы нам не понять и саму жизнь. «Статус» – самая амбициозная книга британского писателя и журналиста, автора бестселлера «Селфи» Уилла Сторра, раскрывающая, как стремление к успеху сформировало человечество. Опираясь на достижения нейробиологов, антропологов и психологов, автор показывает, что именно мы унаследовали от наших предков-приматов, как современное общество стало полем битвы за статус и что нужно делать, чтобы преуспеть в игре в жизнь. Везде – от ритуалов микронезийских племен до психологии серийных убийц, от типичных ошибок руководителей корпораций до культуры отмены – Сторр находит признаки статусных игр, блестяще анализирует их и объясняет, почему от настоящих побед в этой игре должны выигрывать все. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

3

Воображаемый мир символов

Мы ощущаем себя не игроками, а героями разных историй. Эту иллюзию порождает мозг. Он делает каждого из нас героем, центром вселенной, вокруг которого вращаются второстепенные персонажи. Наши жизненные цели становятся увлекательными сюжетами, где мы, благородно стремясь вперед, преодолеваем обстоятельства и движемся к хеппи-энду. Эти создаваемые мозгом истории, убедительные вплоть до мельчайших деталей, возвеличивают и мотивируют нас. Они кажутся реальными, ведь и являются единственной известной нам реальностью. Но это ложь.

Никто не знает, как формируется этот опыт «сознания». Но нейробиологи и психологи единодушны в том, что речь идет о невероятно упрощенном и искаженном восприятии истинной реальности. Кажется, что мы имеем неограниченный доступ к внешнему миру, что смотрим собственными глазами на пространство вокруг. Но это неверно. Мы не выглядываем наружу — мы смотрим внутрь себя. Наши органы чувств собирают информацию о происходящем и перекодируют ее в миллиарды электрических импульсов. Мозг считывает их, как компьютер — код, и использует, чтобы сформировать наше восприятие реальности. Неприятная правда состоит в том, что все это происходит под тесным костяным сводом нашей черепной коробки. Жизнь — трехмерное кино, история, которую мы смотрим у себя в головах.

Мы создаем наш мир, галлюцинируя. Профессор Дэвид Иглмен пишет: «То, что мы называем обычным восприятием, в реальности не отличается от галлюцинаций, с тем лишь исключением, что последние не привязаны к внешнему воздействию»^[34]. За эту привязку восприятия к реальности отвечают наши чувства. Но чувствам нельзя доверять. Уши, глаза, язык, кожа, нос поставляют мозгу не звуки, цвета, вкусы, тактильные ощущения и запахи, а «вибрирующий поток электрических импульсов^[35], стремительно несущихся по пучкам переплетенных проводов для передачи данных, которые мы называем нервами». Опыт, черпаемый мозгом из этих импульсов, им же и создается.

Бóльшая часть того, что кажется безусловно реальным и подлинным в окружающем нас пространстве, на самом деле таким не является. Реальный мир монохромен и беззвучен. Звуки, цвета, вкусы и запахи существуют только как проекции внутри нашей головы^[36]. В реальности снаружи есть только вибрирующие частицы, плавающие химические соединения, молекулы и бесцветные световые волны разной длины. Восприятие нами этих явлений — спецэффекты в кинофильме, созданном мозгом. Наши чувства способны отследить ничтожно малую часть того, что находится снаружи. Человеческий глаз, например, воспринимает менее одной десятитриллионной части существующего светового спектра^[37].

Итак, мозг создает наше восприятие окружающего мира. А затем в центр этого восприятия он помещает нас, наше «я». Этот аппарат для производства героев не только фабрикует у человека иллюзию собственной личности, но и сочиняет захватывающее повествование, превращающее жизнь в дорогу к желанному пункту назначения. У этой истории даже есть повествователь — щебечущий внутренний голос, постоянно рассказывающий нашу импровизированную автобиографию. Профессор-нейропсихолог Майкл Газзанига назвал это «модулем интерпретации». Работа этого модуля состоит, по мнению ученого, в том, чтобы «обеспечивать нас сюжетной линией, нарративом» нашей жизни. Он «генерирует объяснения наших ощущений, воспоминаний, действий и взаимоотношений между ними. Так создается личный нарратив, история, которая связывает вместе все разрозненные аспекты нашего сознательного опыта в единое целое — порядок из хаоса»^[38][39]. Такие истории «могут быть абсолютно ложными». Чаще всего так и есть. «То „я“, которым вы так гордитесь, — это история, сплетенная интерпретатором, чтобы объяснить ваше поведение настолько, насколько он способен это сделать, а все остальное он либо отрицает, либо старается подогнать под правдоподобный рассказ»^[40].

Психически здоровый мозг отлично умеет дать своему владельцу почувствовать себя героем. Он делает это, упорядочивая наш опыт, перемешивая воспоминания и отыскивая правдоподобные объяснения нашему поведению^[41]. Мозг прибегает для этого к арсеналу искривляющего реальность оружия, которое заставляет нас поверить, что мы более добродетельны, придерживаемся правильных убеждений^[42] и можем надеяться на лучшее будущее, чем другие^[43]. По версии психолога профессора Томаса Гиловича, свидетельства «ясны и непротиворечивы: мы склонны льстить себе и оптимистично смотреть на мир»^[44]. Самым мощным видом оружия принято считать моральное предубеждение. Неважно, что мы делаем и насколько нечестно играем, мозг подговаривает нас прийти к выводу, что мы лучше большинства. Участникам одного из исследований предложили угадать, насколько часто (в процентах) они демонстрируют добродетельное поведение^[45]. Спустя шесть недель им снова задали тот же вопрос, но на этот раз предварительно показав средние результаты других людей. По многим пунктам респонденты оценили свое поведение как куда более высокоморальное, чем в среднем. Но они не знали, что «средние результаты» других людей были на самом деле их собственными показателями, полученными шесть недель назад. В ходе другого исследования, сравнивающего представления людей о себе по спектру критериев, выяснилось, что «большинство иррационально преувеличивают свои моральные качества». Авторы научной статьи заметили, что «большинство людей считают, что они справедливы, добродетельны и нравственны, но при этом уверены, что среднестатистический человек обладает этими качествами в явно меньшей степени». Исследователи пришли к выводу, что моральное превосходство — «исключительно сильная и преобладающая форма позитивной иллюзии».

Культура тоже причастна к созданию иллюзий о человеческой жизни. Культуры строятся на результатах деятельности миллиардов мозгов — миллиардов работающих одновременно нейронных рассказчиков. Они наполняют религии, литературу, газеты, фильмы, речи, сплетни и идеологии незамысловатыми сюжетами о высокоморальных героях и коварных злодеях. Действующие лица этих историй превозмогают всевозможные препятствия и борются со злом на пути к земле обетованной. Мы все живем в тени этой иллюзии.

Чтобы постичь скрытое устройство человеческой жизни, нам придется копнуть глубже иллюзорного нарратива сознания и заглянуть в подсознание, которое обладает несравнимо большей властью. Именно в его мистических глубинах на самом деле идет процесс обработки информации, определяющий жизнь. Вопреки нашим ощущениям, «сознательный разум не находится в центре работы мозга^[46], — пишет Иглмен, — напротив, он располагается на периферии, и до него доносятся только отголоски деятельности центральной нервной системы». Нейронные цепи подсознания, создающие полный галлюцинаций мир историй, «сформировались в результате естественного отбора как инструмент для решения проблем, с которыми сталкивались наши предки в процессе эволюции вида»^[47].

Человеческий мозг заточен под игры, которым мы обучились в ходе эволюции. Нейропсихолог профессор Крис Фрит пишет, что мозг «представляет окружающий мир как пространство возможных наград»^[48]. Он заточен на выяснение того, «что ценно для нас в окружающем мире и какие действия нужно предпринять, чтобы это получить <…> всё вокруг или привлекает нас, или отталкивает, потому что наш мозг научился присваивать всему определенные значения ценности»^[49]. Как мы уже выяснили, люди ценят связи и статус. Чтобы добыть необходимые для выживания и размножения ресурсы, мы стараемся объединиться с другими игроками; чтобы получить больше этих ресурсов, мы стремимся обрести статус. Но как мы будем оценивать этот статус? Как поймем, чего добились в жизненной игре?

Отчасти мы определяем это, присваивая различным объектам значения ценности. Часы Cartier означают вот такой статус, а Casio — вот такой. Эти «символы статуса» сообщают нам и другим игрокам, что мы представляем. Мы одержимы непрерывной оценкой. Нам это необходимо. В отличие от компьютерных игр, в человеческой жизни не существует четкой системы баллов. Мы не можем твердо знать, на какой строке рейтинга располагаются другие игроки. Мы можем только чувствовать это, глядя на символы, которым присвоили определенную ценность. Для управления этим процессом у подсознания имеется «система определения статуса», включающая в себя механизмы считывания «подсказок, позволяющих оценить статус»^[50].

Это поразительно чуткая система. Она не только использует в качестве символов статуса неодушевленные предметы, но способна проецировать ценность буквально на что угодно, в том числе на внешний облик и поведение людей. В рамках одного из исследований офисной работы^[51] действиями, символизирующими статус, считались «постоянное ношение папки», «манера ходить с целеустремленным видом, даже просто направляясь к кулеру за водой» и «демонстрация многочисленных циферблатов». Когда всем вице-президентам американской компании^[52] раздали наборы настольных принадлежностей с одной ручкой, «один из вице-президентов вскоре сменил свой на набор с двумя ручками, после чего в течение четырех дней все вице-президенты обзавелись наборами с тремя ручками». Этих людей очевидным образом заботили весьма «несущественные» вещи^[53], которые они интерпретировали как символ своего статуса, например количество апельсинового сока в стакане и «незначительные» различия в одежде. В игре люксовых брендов одежды действует общеизвестное правило: чем больше логотип, тем ниже статус и, следовательно, цена. Анализ показал, что «увеличение размера логотипа^[54] на один пункт по семибалльной шкале означает снижение цены на 122,26 доллара для сумочек Gucci и на 26,27 доллара для сумочек Louis Vuitton. Логотип на модели Hobo от Bottega Veneta стоимостью 2500 долларов вообще не видно. Он скрывается внутри сумки.

Эти вроде бы банальные символы очень важны. Во время одного из тестов участникам показывали фотографии людей, на которых была надета одежда «для богатых» или «для бедных»^[55]. Опрошенные автоматически решали, что люди в одежде «для богатых» гораздо компетентнее и имеют более высокий статус. Этот эффект не удалось ослабить даже предупреждением участников об их потенциальной предвзятости и заявлением, что одежда совершенно точно не имеет значения, а все люди на фото работают в отделе продаж «в небольшой фирме на Среднем Западе» и зарабатывают около 80 тысяч долларов в год. Ничего не изменилось, даже когда участникам предложили денежное вознаграждение за точные ответы. Их системам распознавания статуса хватило короткой, в 129 миллисекунд, демонстрации каждого фото, чтобы прийти все к тем же поразительно стойким заключениям.

Система распознавания статуса постоянно считывает символическую информацию из голоса и языка тела тех, кто играет с нами на одном поле. За 43 миллисекунды^[56] система регистрирует мимические признаки готовности доминировать или подчиняться и рассчитывает качество и продолжительность визуального контакта, который мы получаем (чем дольше, тем лучше), причем делает это постоянно, бессознательно и «с математической точностью»^[57]. Высокостатусные люди говорят чаще и громче^[58], их лица воспринимаются как более выразительные, им чаще удаются попытки перебить собеседника в ходе разговора, они встают к нам ближе, реже касаются себя руками, принимают расслабленные, открытые позы, используют больше «заполненных пауз» (таких как «м-м-м…» и «ну…»), тон их голосов ровнее (хотя что-то может отличаться в зависимости от культурных традиций)^[59]. Когда исследователи взяли реальные фото^[60] 96 пар взаимодействующих друг с другом сотрудников, вырезали их фигуры и наклеили на белый фон, чтобы удалить контекстуальную информацию, респонденты были точны в своих прогнозах относительно того, у кого из этих людей более высокий статус. Просто глядя на неподвижные изображения разговаривающих людей, участники могли сказать, кто из них главный.

Система распознавания статуса считывает даже символическую информацию, содержащуюся в звуках, которые мы слышим, но не осознаем. Во время разговора мы производим гул на частоте около 500 Гц^[61]. Когда люди встречаются и говорят друг с другом, характер этого низкочастотного гула меняется. Самый статусный человек в группе задает уровень гула, а остальные под него подстраиваются. Этот гул считают «бессознательным социальным инструментом», который помогает разобраться в иерархии статусов. Анализ интервью в «Шоу Ларри Кинга» показал, что ведущий почтительно менял уровень гула, чтобы подстроиться под Элизабет Тейлор^[62], а вот Дэну Куэйлу^[63] приходилось самому подстраиваться под ведущего.

Работа системы распознавания статуса особенно хорошо видна в поведении юных особей. Около трех четвертей споров^[64] между детьми в возрасте от полутора до двух с половиной лет происходят из-за обладания вещами. Эта цифра возрастает, если в выборке есть хотя бы два ребенка, недавно начавшие ходить. По мнению специализирующегося на возрастной психологии профессора Брюса Худа, владение — это «способ получить свое место в неофициальной иерархии детской песочницы». В тот момент, когда один из малышей заявляет свои права на какую-то игрушку, ее тут же хотят получить остальные. «Владение вещами имеет самое прямое отношение к статусам конкурентов^[65]. Эти детские конфликты — своего рода дегустация будущей жизни в реальном мире». Как и взрослых, которыми им предстоит стать, этих маленьких борцов за статус отличает лицемерие. Психолог профессор Пол Блум считает, что дети «чувствительны к неравенству, но, похоже, оно расстраивает их только тогда, когда именно им достается меньше остальных»^[66]. Малыши огорчаются, получая меньше сладостей, чем другие. Пятилетние дети стремятся к относительным преимуществам^[67], часто предпочитая отказаться от награды в виде двух призов каждому в пользу одного приза для себя, если в этом случае другие не получат ничего. Даже для детей «неравенство, связанное с относительным преимуществом, настолько привлекательно, что побеждает и стремление к справедливости, и жажду абсолютной выгоды»^[68].

То, что начинается как драки за игрушки на детской площадке, перерастает потом в грандиозные сражения взрослой жизни. Мы привыкли думать о деньгах и власти как об основных мотивирующих факторах жизни. Но на самом деле это символы, которые мы используем, чтобы измерять статус. Согласно исследованиям, в отличие от статуса, жажда власти не является базовой потребностью людей^[69]. От нее не так сильно, как от статуса, зависит наше благополучие. Более того, в отличие от жажды статуса, жажду власти можно преодолеть. «Обретя незначительную власть, большинство людей теряют мотивацию добиваться большего, — считает социолог профессор Сесилия Риджуэй. — Со статусом же дело обстоит иначе»^[70].

Аналогично не является основополагающим мотивом жажда богатства^[71]. Статус — первичная твердая валюта, наделенная определяющим значением. Исследование показало, что большинство работников готовы согласиться скорее на более статусную должность, чем на повышение зарплаты. Опрос 1500 сотрудников одной британской компании показал, что 70 % предпочитают статус деньгам, при этом представители творческих профессий хотели бы себе должность «креативный директор», а те, кто работает с документооборотом, хотели быть «специалистами по хранению данных». Эти самые специалисты по хранению данных о чем-то догадывались. Если вы не умираете с голоду, то повышение статуса, похоже, сделает вас счастливее, чем просто наличные.

К этому выводу приходили много раз. Согласно анализу данных, полученных от 12 тысяч взрослых респондентов из Великобритании, «должностной ранг предопределяет общую удовлетворенность жизнью, в то время как абсолютные и контрольные суммы дохода такого действия не оказывают»^[72]. В ходе другого исследования экономисты обнаружили, что люди чувствуют себя менее счастливыми, если соседи зарабатывают больше их^[73]. Особенно сильно это проявляется у тех, кто проводит много времени, общаясь с соседями. Эффект впечатляющий: «Повышение доходов соседей ощущается примерно так же, как аналогичное по сумме снижение собственных».

Это согласуется с нашим пониманием того, как работает мозг. Ему приходится оценивать наш статус относительно статуса каждого, только так он способен его зафиксировать. Для нейропсихолога профессора Софи Скотт «у восприятия нет точки отсчета. Не существует абсолютной истины о мире, единой меры вещей, это все относительно». А значит, система распознавания статуса работает в режиме соревнования. Исследователи считают, что наши системы поощрения активируются чаще всего, когда мы получаем относительную, а не абсолютную награду^[74]; человек устроен так, что лучше себя чувствует, достигая не просто многого, но больше, чем окружающие.

Некоторые считают, что это правило действует и на уровне государств. Отмечается, что средний уровень счастья не растет пропорционально среднему росту заработков. Это вполне соответствует логике игры: если все одновременно становятся богаче, лишние деньги не приносят вам повышения статуса. Рассматриваемое утверждение, однако, противоречиво. Отчасти потому, что государства сложно устроены и трудно выделить в чистом виде связь между экономическим ростом и удовлетворенностью населения. Судя по данным из разных стран, рост национального дохода все-таки коррелирует с ростом уровня счастья населения^[75]. Но, по мнению психолога, исследователя счастья Кристофера Бойса^[76], последний растет не слишком интенсивно. «По цифрам видно, что экономический рост коррелирует (хотя и весьма незначительно и без причинной взаимосвязи) с повышением уровня удовлетворенности. Статистически как на уровне разных стран, так и среди людей, живущих в одной стране, рост благосостояния почти всегда в какой-то степени влияет на уровень счастья. Но в незначительной. То есть, хотя деньгами и можно купить счастье, чаще всего этого не происходит или же эффект оказывается пренебрежительно малым». Между тем ученые из Центра исследования благополучия Оксфордского университета обнаружили^[77], что, как вы могли догадываться, жители менее богатых стран действительно становятся счастливее, когда общий уровень жизни подрастает. При этом для стран, где уровень благосостояния уже был на высоте, в долгосрочной перспективе деньги имеют на удивление небольшое значение. В период с 1965 по 1990 год экономика США демонстрировала рост на крепкие 1,7 % в год^[78], в то время как экономика Японии ежегодно росла впечатляющими скачками в 4,1 %. При этом уровень удовлетворенности жизнью в обеих странах изменился очень незначительно.

Деньги — символ статуса, власть — символ статуса, равно как и размер логотипа на дамской сумочке или уровень апельсинового сока в стакане. Это что-то вроде бонусов, которые собирает Пакман^[79], но в игре человеческой жизни. Люди — существа с удивительно богатым воображением, способным превратить в символы статуса практически что угодно. В 1948 году антрополог профессор Уильям Бэском опубликовал анализ статусной игры^[80] обитателей одного из островов Микронезии — Понпеи, для которой использовался ямс^[81]. Жизнь на острове была, как и везде, стратифицирована по уровням статуса. На верхней ступени стояли вожди, а те, кто находился ниже, ранжировались по наследственной и политической линиям. Продвинуться на более высокий уровень было трудно, но существовал один быстрый способ. Люди, приносившие плоды ямса на праздники, которые устраивали вожди, могли завоевать высокий статус. Но для этого нужен был крупный ямс. «Нельзя завоевать престиж, принеся на праздник много мелких клубней», — отмечал Бэском. Владельца самого крупного ямса на празднике соперники публично объявляли «номером один», а вождь награждал его за щедрость.

Бэском обнаружил, что жители Понпеи находятся в состоянии символической войны, потому что все они соревновались за статус «номера один». Каждый выращивал около 50 клубней ямса в год исключительно для праздников, причем выращивал их в секрете, где-нибудь подальше, в глухих уголках, поднимался в два часа ночи, чтобы тайно ухаживать за ямсом, до рассвета наполнял вырытые ямы почвой и удобрениями. На выращивание одного клубня могло уйти до десяти лет, он достигал длины более четырех метров, весил свыше 90 килограммов, и, чтобы отнести его на праздник на специальных носилках, требовалось 12 человек. «В том, что жители Понпеи способны выращивать ямс грандиозных размеров, не может быть никаких сомнений, — утверждает Бэском. — Информация об этом дошла по крайней мере до жителей островов Трук, в жизни которых ямс не играл значительной роли».

Вокруг этих «ямсовых войн» стала складываться тонкая система этикета. «Невежливо смотреть на ямс другого человека, и всякий, кого за этим застали, познает стыд, став объектом насмешек и сплетен», — писал Бэском.

Понпеане дошли до того, что «притворялись, будто не замечают даже ямс, растущий около дома», который рос там просто для употребления в пищу. Получив на празднике титул «номера один», «победитель не должен был вести себя горделиво или открыто хвастаться своим достижением. Когда другие обсуждают достоинства его ямса, он должен делать вид, что не слышит». Этадемонстрация скромности является частью игровой стратегии. «Тот, кого признали „номером один“, не смеет подшучивать или смеяться над тем, кто вырастил второй по величине ямс, и даже над тем, кто принес самый мелкий, из страха, что на следующий праздник они могут принести плоды, которые окажутся больше, чем у победителя <…> и если они не принесут самый большой ямс, их тоже могут подвергнуть публичному унижению».

Примечания

34

Иглмен Д. Инкогнито. Тайная жизнь мозга. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2019.

35

Eagleman D. Livewired: The Inside Story of the Ever-Changing Brain. Pantheon, 2020. C. 27.

36

для более подробного обсуждения описываемых в этой секции концепций см. Frith C. Making up the Mind. Blackwell Publishing, 2007.

37

Иглмен Д. Инкогнито. Тайная жизнь мозга. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2019.

38

Газзанига М. Кто за главного? Свобода воли с точки зрения нейробиологии. М: АСТ, Corpus, 2017.

39

Иглмен Д. Инкогнито. Тайная жизнь мозга..

40

Там же.

41

Социальные психологи Кэрол Теврис и Эллиот Аронсон считают, что мы используем «конфабуляции памяти», чтобы «оправдывать и объяснят наши собственные жизни». См. Теврис К., Аронсон Э. Ошибки, которые были сделаны (но не мной). М.: Инфотропик, 2012. Более подробно о ненадежных воспоминаниях я пишу в главе 10 книги «The Heretics» (Picador, 2013).

42

Gilovich T. How We Know What Isn’t So. Simon & Schuster, 1991. C. 78.

43

N. Epley. Mindwise. Penguin, 2014. C. 50.

44

Gilovich T. How We Know What Isn’t So. С 78.

45

Tappin B. M., McKay R. T. The Illusion of Moral Superiority // Social Psychological and Personality Science. 2017. Август. № 8(6). С. 623–631. URL: https://doi.org/10.1177/1948550616673878. Epub 10 октября 2016. PMID: 29081899; PMCID: PMC5641986.

46

Иглмен Д. Инкогнито. Тайная жизнь мозга.

47

Там же.

48

Фрит К. Мозг и душа. Как нервная деятельность формирует наш внутренний мир. М.:Астрель, 2010.

49

Там же.

50

Cheng J. T., Tracy J. L., Anderson C. The Psychology of Social Status. Springer, 2014. C. 121.

51

Там же. C. 167.

52

Anderson C., Hildreth J. A. D., Howland L. Is the Desire for Status a Fundamental Human Motive? A Review of the Empirical Literature // Psychological Bulletin. 2015. 16 марта.

53

Там же.

54

Dubois D., Ordabayeva N. Social Hierarchy, Social Status and Status Consumption // 2015. 10.1017/ CBO9781107706552.013.

55

Shafir E., Todorov A. Economic status cues from clothes affect perceived competence from faces // Nature Human Behaviour. 2020. № 4. C. 287–293. doi.org/10.1038/s41562-019-0782-4.

56

Sapolsky R. Behave. Vintage, 2017. C. 432.

57

Mlodinow L. Subliminal. Penguin, 2012. C. 120.

58

Cheng J. T., Tracy J. L., Anderson C. The Psychology of Social Status. C. 330.

59

Факт-чек, Уильям Бакнер.

60

Anderson C., Hildreth J. A. D., Howland L. Is the Desire for Status a Fundamental Human Motive?

61

Waal F. de. Our Inner Ape. Granta, 2005. C. 56.

62

Элизабет Тейлор (1932–2011) — англо-американская актриса театра и кино, трижды удостоена премии «Оскар».

63

Дэн Куэйл (р. 1947) — американский политик, вице-президент США в администрации Джорджа Буша — старшего.

64

Hood B. Possessed. Penguin, 2019. C. 53–54.

65

Hood B. The Domesticated Brain. Pelican, 2014. C. 195.

66

Bloom P. Just Babies. Bodley Head, 2013. C. 80.

67

LoBue V., Nishida T., Chiong C. и др. When Getting Something Good Is Bad: Even Three-Year — Olds React to Inequality // Social Development. 2011. № 20. C. 154–170. DOI: 10.1111/j.1467–9507.2009.00560.

68

Starmans C., Sheskin M., Bloom P. Why people prefer unequal // Nature Human Behaviour. 2017. № 1. 0082. DOI: 10.1038/s41562-017-0082.

69

Anderson C., Hildreth J. A. D., Howland L. Is the Desire for Status a Fundamental Human Motive? A Review of the Empirical Literature // Psychological Bulletin. 2015. 16 марта.

70

Ridgeway C. L. Status. Russell Sage Foundation. 2019. C. 59.

71

даже банкиры с Уолл-стрит ведут себя так, будто статус заботит их больше, чем деньги. Большую часть XX века объявления о продаже ценных бумаг публиковались в престижных финансовых газетах вроде Wall Street Journal. Банки-участники перечислялись в полностраничном объявлении, точное место, в котором указывало на относительный статус банка, а верхний левый сегмент был самым престижным. Банкиры были одержимы местом своих банков и выходили из сделок, если были неудовлетворены. В 1979 году Morgan Stanley отказались от предложения IBM, которых обслуживали 20 лет, потому что были недовольны своим положением в объявлении, отказываясь от примерно миллиона долларов. Они посчитали, что, если хотят заработать больше денег в будущем, стоит приоритезировать свой статус. Подробнее см. Podolny J. M. Status Signals. Princeton University Press, 2005. Kindle location 799.

72

Anderson C., Hildreth J. A. D., Howland L. Is the Desire for Status a Fundamental Human Motive? A Review of the Empirical Literature // Psychological Bulletin. 2015. 16 марта. Boyce C. J., Brown G. D. A. Money and Happiness: Rank of Income, Not Income, Affects Life Satisfaction // Psychological Science. 2010. № 21 (4). C. 471–475. doi.org/10.1177⁄0956797610362671.

73

Luttmer E. F. P. Neighbors as Negatives: Relative Earnings and Well-Being // National Bureau of Economic Research Working Paper Series. No. 10667. 2004. Август. https://doi.org/10.3386/w10667.

74

Isoda M. Socially relative reward valuation in the primate brain // Current Opinion in Neurobiology. 2020. 8 декабря. № 68. C. 15–22. doi.org/10.1016/j.conb.2020.11.008.

75

для аргументов против см. Pinker S. Enlightenment Now! Penguin, 2018. C. 268.

76

имейл автору.

77

Kaiser C., Vendrik M. Different Versions of the Easterlin Paradox: New Evidence for European Countries // IZA Discussion Paper. No. 11994.

78

Marmot M. The Status Syndrome. Bloomsbury, 2004. Kindle location 1505.

79

Пакман — герой одноименной аркадной видеоигры 1980 года, существо, которое передвигается по лабиринту, поедая точки и бонусы и избегая столкновения с призраками.

80

Bascom W. R. Ponapean Prestige Economy // Southwestern Journal of Anthropology. 1948. Vol. 4. №. 2. C. 211–221. URL: www.jstor.org/stable/3628712.

81

Ямс — клубневая культура, произрастает в основном в тропиках и субтропиках.