Башня Зеленого Ангела. Том 1

Тэд Уильямс, 1993

Первый том романа «Башня Зеленого Ангела». Новый полный перевод третьего романа трилогии, сделавшей Тэда Уильямса звездой эпического фэнтези. Продолжение «Скалы прощания», завершение масштабной истории «Память, Скорбь и Шип». Роман разделен на два тома. Финалист премии «Локус». Бессмертные ситхи, распространяющие зло по всему миру, готовятся погрузить короля Элиаса еще глубже в кошмарное темное колдовство Инелуки. Сила Короля Бурь растет. Границы времени стираются. Тем временем верные союзники принца Джошуа собирают свои силы у Скалы Прощания. Саймон и оставшиеся в живых члены Ордена Манускрипта предпринимают отчаянные попытки разгадать тайны забытого прошлого, зашифрованные в древних текстах. Текстах, которые содержат секрет, с помощью которого Джошуа со своей малочисленной армией сможет нанести поражение непобедимому врагу. «Те читатели, которым нравится теряться в многогранных историях эпического фэнтези, почувствуют себя в своей стихии». – Locus «Грандиозная фантазия, по масштабам ближе всего к «Властелину колец» Толкина». – Cincinnati Post «Один из самых моих любимых фэнтези-циклов, вдохновивший меня на собственный сериал». – Джордж Мартин, автор «Игры Престолов» «Новаторский подход… меняющий представление о жанре и открывающий путь множеству новых книг в жанре фэнтези. Включая мои». – Патрик Ротфусс, автор «Имени ветра» ««Память, Скорбь и Шип» – один из величайших фэнтезийных эпосов всех времён». – Кристофер Паолини, автор бестселлера «Эрагон»

Вступление

Гутвульф, граф Утаниата, водил пальцами по покрытому глубокими царапинами дереву Большого стола Престера Джона, охваченный беспокойством из-за царившего вокруг него молчания. Если не считать громкого дыхания виночерпия короля Элиаса и стука ложек по чашам, зал наполняло безмолвие — совсем не так должно быть, когда за столом собралось почти двенадцать человек. Тишина казалась вдвойне угнетающей для слепого Гутвульфа, хотя в ней не было ничего удивительного — теперь совсем немногие ели вместе с Элиасом, а те, кто оказывались в его присутствии, старались как можно быстрее сбежать, чтобы не искушать судьбу рискованными разговорами.

Несколько недель назад капитан-наемник по имени Алгарт, из Луговых тритингов, совершил ошибку, пошутив насчет слишком свободного поведения женщин Наббана. Такое расхожее мнение бытовало среди тритингов, которые не могли понять женщин, пользовавшихся косметикой и бесстыдно демонстрировавших окружающим слишком много обнаженных частей тела — по мнению жителей фургонов. Грубая шутка Алгарта осталась бы незамеченной в другой компании, а поскольку в Хейхолте было мало женщин, за столом Элиаса сидели только мужчины. Но наемник забыл — или не знал, — что жена Верховного короля, погибшая от стрелы тритинга, была родом из аристократической семьи Наббана. К тому времени когда подали сладкое в завершение ужина, голова Алгарта уже висела на роге седла стражника-эркинландера, который направлялся к воротам Нирулаг, чтобы насадить ее на один из кольев, где она стала угощением для дворцовых воронов.

Гутвульф подумал, что прошло уже много времени с тех пор, как разговоры за обеденным столом Хейхолта напоминали праздничный фейерверк. Теперь все ели почти в похоронном молчании, которое нарушали лишь вздохи потевших слуг — им приходилось выполнять двойную работу за исчезнувших куда-то товарищей — и редкие нервные комплименты аристократов и служащих замка, не сумевших отказаться от приглашения короля.

Гутвульф услышал, как кто-то тихо заговорил, и узнал голос сэра Флуирена, который что-то прошептал королю. Древний рыцарь только что вернулся из своего родного Наббана, где выступал в роли посла к герцогу Бенигарису, и сегодня ему выпало сидеть на почетном месте по правую руку короля. Старик рассказал Гутвульфу, что его дневная встреча с королем прошла самым обычным образом, но тем не менее складывалось впечатление, что во время ужина Элиаса что-то беспокоило. Гутвульф не мог этого видеть, но десятилетия, проведенные рядом с ним, создавали картинки вокруг каждого звука и странных слов короля. Кроме того, слух, обоняние и осязание, обострившиеся после того, как он ослеп, становились еще более яркими в присутствии жуткого меча Скорбь.

С тех пор как король заставил Гутвульфа к нему прикоснуться, графу стало казаться, что серый клинок почти наделен собственной жизнью, знает его и спокойно, но напряженно ждет, точно вышедшее на охоту животное, уловившее запах добычи. От одного его присутствия тело Гутвульфа покрывалось мурашками, и он чувствовал, как до предела напряжены его нервы и сухожилия. Иногда посреди ночи граф Утаниата лежал без сна, и ему казалось, будто он слышит меч сквозь толщу камня крепости, отделявшего его спальню от покоев короля, а серое сердце меча ритмично бьется, хотя слышит его только он.

Неожиданно Элиас резко встал, и скрип дерева по камню заставил всех замолчать. Гутвульф представил, как ложки и кубки замерли в воздухе и вино пролилось на стол.

— Будь ты проклят, старик, — прорычал король. — Ты кому служишь, мне или щенку Бенигарису?

— Я всего лишь сообщил вам, что сказал герцог, ваше величество, — дрожащим голосом пролепетал сэр Флуирен. — Но я считаю, что он не намеревался показать вам неуважение. Тритинги устраивают ему проблемы на границах, а вранны оказались весьма несговорчивыми…

— А какое мне до всех них дело?! — Гутвульф почти видел, как Элиас прищурился, ведь он столько раз являлся свидетелем того, как менялось в гневе бледное лицо короля, становилось землистым и слегка влажным. Гутвульф слышал разговоры слуг о том, что в последнее время король невероятно похудел. — Я помог ему занять трон, да проклянет его Эйдон! И дал ликтора, который не будет вмешиваться в его дела!

Сказав это, Элиас замолчал, и только Гутвульф из всех, кто находился за столом, услышал, как резко втянул в себя воздух Прайрат, сидевший напротив слепого графа. Элиас, который будто почувствовал, что зашел слишком далеко, слабо махнул рукой и вернулся к тихой беседе с Флуиреном.

Гутвульф несколько мгновений не мог справиться с потрясением, потом быстро схватил ложку и принялся есть, постаравшись скрыть неожиданно возникший страх. Ему стало любопытно, как он выглядит со стороны. Может быть, сейчас все на него смотрят — заметил ли кто-то, что он неожиданно покраснел? Слова короля о ликторе и вздох Прайрата засели у него в голове. Остальные, вне всякого сомнения, решили, что Элиас повлиял на выбор послушного эскритера Веллигиса, который сменил Ранессина на посту ликтора, однако у Гутвульфа имелись сомнения на сей счет. Беспокойство Прайрата, когда создалось впечатление, что король собирается сказать лишнее, подтвердило подозрения Гутвульфа: именно Прайрат организовал смерть Ранессина. А теперь Гутвульф уже не сомневался, что Элиас тоже это знал — возможно, даже приказал его убить. Король и его советник заключили сделку с демонами и отняли жизнь у Главного священника Бога.

В этот момент, сидя в небольшой компании, собравшейся за столом, Гутвульф почувствовал страшное одиночество, совсем как человек, оказавшийся на продуваемой ветрами вершине горы. Он больше не мог выносить груз обманов и страха и понял, что пора бежать. Лучше стать слепым нищим на самой ужасной помойке Наббана, чем еще хоть на мгновение остаться в проклятой, полной привидений крепости.

Гутвульф распахнул дверь своей комнаты и помедлил на пороге, позволяя воздуху из коридора остудить лицо. Была полночь. Даже если бы он не слышал печальные ноты колокола на Башне Зеленого ангела, он узнал бы более глубокое, холодное прикосновение к щекам и глазам, резкое дыхание ночи, когда солнце находится в своем далеком убежище.

Он испытал диковинное ощущение, когда понял, что теперь его глаза превратились в один из органов осязания и помогают «видеть», что происходит вокруг. Прайрат отнял у него зрение, и они стали самой чувствительной частью его тела, улавливали даже слабые перемены ветра и погоды лучше, чем кончики пальцев. Однако хотя слепые глаза оказались настолько полезными, ему было странно использовать их таким образом. Несколько ночей подряд Гутвульф просыпался, не в силах сделать вдох, в поту. Ему снилось, что он превратился в ползающее по земле бесформенное существо с мясистыми стеблями, растущими на лице, а ставшие бесполезными глаза шевелятся, точно рога улитки. В своих снах он все видел; осознание того, что он смотрит на самого себя, вырывало его из сна, он начинал задыхаться, снова и снова возвращаясь к настоящей темноте, ставшей его постоянным домом.

Гутвульф вышел в замковый коридор, продолжая удивляться тому, что остается в темноте, переходя из одного помещения в другое. Когда он закрыл свою дверь, оставив за ней тлеющие угли в жаровне, холод стал сильнее. Через открытое окно до него доносился приглушенный звон доспехов стражников на стене. Он прислушался к набиравшему силу ветру, печальная песня которого поглотила скрип их обмундирования. Внизу, в городе, залаяла собака. Где-то за несколькими поворотами коридора тихо открылась и закрылась дверь.

Гутвульф, покачиваясь, несколько мгновений стоял в нерешительности, затем сделал еще пару шагов от своей двери. Он сказал себе, что если собирается покинуть замок, то должен сделать это сейчас — и нет никакого смысла торчать в коридоре. Гутвульф знал, что ему следовало спешить и воспользоваться преимуществами, которые давал ему поздний час: когда весь мир ослеплен ночью и он снова с ним почти на равных. Что еще ему оставалось? Он больше не мог переносить то, во что превратился его король. Но уйти требовалось тайно. Несмотря на то что Элиасу сейчас не было никакой пользы от Руки Верховного короля Гутвульфа, граф сомневался, что бывший друг спокойно его отпустит. То, что слепой захочет покинуть замок, где он жил и его кормили, решится бежать от старого товарища, очень сильно попахивало предательством — по крайней мере, для того, кто сидит на Троне из Костей Дракона.

Гутвульф долго размышлял, прежде чем принял это решение, даже составил маршрут. Он спустится в Эрчестер и переночует в соборе Святого Сутрина, который практически опустел, и монахи с радостью принимали всех, кто осмеливался остаться на ночь в городских стенах. Утром он смешается с толпой людей, покидающих город по Старой Лесной дороге и направляющихся на восток, в сторону долины Асу. А оттуда… кто знает? Может быть, дальше в луговые земли, где, по слухам, Джошуа собирает армию повстанцев. Возможно, в аббатство в Стэншире или какое-то другое место, где он укроется, по крайней мере, до тех пор, пока невероятная игра Элиаса не уничтожит весь мир.

Все, хватит предаваться раздумьям. Ночь скроет его от любопытных глаз, а днем он спрячется в соборе Святого Сутрина. Пора уходить.

Но в тот момент, когда Гутвульф сделал несколько шагов по коридору, он почувствовал легкое, точно перышко, присутствие — дыхание, неопределенное ощущение, что рядом кто-то есть. Он повернулся и выставил перед собой руку. Неужели кто-то пришел, чтобы его остановить?

— Кто?..

Никого. Или, если рядом кто-то и находился, он стоял очень тихо, насмехаясь над его слепотой. Гутвульф ощутил странную потерю равновесия, как будто пол у него под ногами резко стал наклонным, сделал еще шаг и вдруг почувствовал могучее присутствие серого меча, и его со всех сторон окружила необычная сила. На мгновение он подумал, что стены расступились, колючий ветер промчался над ним и внутри него, но тут же исчез.

Что за безумие такое?

Слепой и напуганный. Он едва не заплакал. Потом выругался.

Гутвульф взял себя в руки и пошел дальше, оставив за спиной безопасность своей комнаты, однако его преследовало необычное чувство дезориентации, когда он пробирался по бесконечным коридорам Хейхолта. Его пальцы натыкались на странные предметы, изящную мебель, гладко отполированные, диковинной формы перила, непохожие на те, что остались у него в памяти. Дверь комнаты, в которой прежде жили горничные, была не заперта и раскачивалась на петлях, и хотя он знал, что внутри никого нет — Рейчел тайно вывела девушек из замка перед тем, как напасть на Прайрата, — он слышал где-то в глубине едва различимый шепот. Гутвульф вздрогнул, но не стал останавливаться; еще до того как он лишился зрения, Гутвульф понял, что Хейхолт стал странно переменчивым и непостоянным местом.

Гутвульф продолжал считать шаги. За предыдущие недели он несколько раз прошел по этому маршруту и знал, что до того места, где коридор поворачивает, тридцать пять шагов, еще две дюжины до главной лестничной площадки, затем он окажется в узком, продуваемом ветрами Виноградном саду. Еще полсотни шагов, и он снова под крышей и дальше пойдет по Прогулочному коридору капеллана.

Неожиданно стена под его пальцами стала теплой, а в следующее мгновение обжигающе горячей. Граф отдернул руку, тихонько вскрикнув от боли и удивления. По коридору пронесся слабый крик:

«…т’си э-иси’ха ас-иригу!..»

Гутвульф снова дотронулся дрожавшей рукой до стены и почувствовал только камень, холодный и сырой. Ветер трепал его одежду — ветер или бесплотная, что-то бормотавшая толпа. Ощущение присутствия серого меча было невероятно сильным.

Гутвульф поспешил вперед по замковым коридорам, едва касаясь пальцами пугающе менявшихся стен. У него появилось поразительное ощущение, что он единственное живое существо в коридорах замка. А диковинные звуки и прикосновения, легкие, точно дым или крылышки мотыльков, фантомы, убеждал он себя, его не остановят. Ведь они лишь тени магического вмешательства Прайрата. Он не позволит им помешать ему бежать из замка и не намерен оставаться пленником этого развращенного места.

Граф коснулся грубого дерева двери и, к своей огромной радости, понял, что рассчитал все правильно, с трудом сдержав возглас ликования и облегчения. Он добрался до маленькой дверцы Большой Южной двери. За ней — свежий воздух и помещения, обслуживавшие внутренний двор.

Но, когда он ее толкнул и шагнул наружу, вместо резкого холодного воздуха, как он ожидал, Гутвульф почувствовал горячий ветер и жар огня на коже. Незнакомые голоса, испуганные и наполненные болью, бормотали что-то непонятное.

Матерь Божья! Неужели Хейхолт загорелся!

Гутвульф шагнул назад, но не смог найти дверь, его пальцы скребли по камню, становившемуся все горячее под его руками. Бормотание медленно превращалось в говор множества взволнованных голосов, тихих и одновременно пронзительных, подобных жужжанию потревоженного улья. Вскоре его ноги заскользили по сырой земле общего двора, но одновременно каблуки стучали по гладким плиткам. Невидимый замок подхватило какое-то жуткое течение, он горел и содрогался, а потом вдруг становился холодным и прочным, и все это в полной тишине, его обитатели спали, не ведая о том, что в нем творилось.

Сон и реальность, казалось, полностью слились воедино, собственный мрак Гутвульфа наполняли призраки, которые что-то шептали, мешая ему считать, однако он продолжал идти вперед, полный мрачной решимости, что провела его через множество страшных кампаний, когда он служил капитаном в армии Элиаса. Гутвульф медленно шел в сторону Среднего двора и, наконец, остановился ненадолго отдохнуть около — по его подсчетам — места, где прежде находилось жилище замкового доктора. Он уловил кислый запах обгоревших бревен, вытянул перед собой руку и почувствовал, как от его прикосновения что-то рассыпалось, превратившись в гнилую пыль. Гутвульф рассеянно подумал про пожар, убивший Моргенеса и еще нескольких человек. И вдруг, словно в ответ на воспоминания, его окружило трескучее пламя. Оно не могло быть иллюзией — Гутвульф чувствовал смертоносный жар, точно могучий кулак, преграждавший ему дорогу, куда бы он ни поворачивал. Он начал задыхаться и в отчаянии закричал. Он в ловушке, в ловушке! И сгорит заживо!

«Руакха, руакха Асу’а!» — звучали призрачные голоса из-за стены огня. Присутствие серого меча уже проникло внутрь него, оно было везде. Гутвульфу казалось, что он слышит дикое пение Скорби и более тихие голоса его противоестественных братьев. Три меча. Три дьявольских меча. Они знали его.

Он услышал шорох, будто от множества крыльев, и вдруг почувствовал, что перед ним появился проход, пустое пространство в стене пламени — дверь, в которую вливался прохладный воздух. У него не было другой дороги, поэтому он накинул на голову плащ и неуверенно шагнул в коридор, где царили тихие, холодные тени.