Влюбись в меня под музыку

Тори Майрон, 2023

«Держись от него подальше! Он тебе не подходит!» – так мне говорили про Марка Эндрюза – мажора, сына влиятельного бизнесмена, бабника и обладателя одного из самых уникальных голосов. Остановили ли меня предупреждения? Нет. Я влюбилась в его голос, а когда увидела этого сероглазого красавца, пропала окончательно. Но главной моей ошибкой было не полюбить Марка, а наивно поверить, что моя любовь сможет его изменить.Увы, эгоистичные наглецы меняются только в книжках. В жизни они безжалостно топчут женские сердца и портят таких хороших девочек, как я.

Глава 10

Марк

— Мне всё ясно, но и ты тогда сделай что-то со своим настроением. Я не виновата, что ты, по всей видимости, сегодня встал не с той ноги, — с плохо скрываемой обидой выдаёт Мили, даже не догадываясь, в каком прекрасном расположении духа я сегодня проснулся.

Вчера я провёл отличный вечер с друзьями, а потом здорово потрахался с Алисой, единственной девушкой среди моего окружения, которая никогда не пилит мне мозг и не настаивает на отношениях. Ей от меня нужен только секс. Как и мне от неё. У нас с ней идеальный коннект.

Вот и вчера мы доставили друг другу удовольствие, а затем я ушёл спать в другую комнату, где всю ночь проспал как младенец. Проснулся раньше всех, принял освежающий душ и решил выйти на улицу немного проветрить голову после вчерашней небольшой попойки.

И представьте моё удивление, когда за сотню километров от Рокфорда этому глазастому ангелочку в прямом смысле удалось снести меня с ног. Вот тогда-то моё хорошее, уравновешенное состояние и улетело в жопу.

Почему?

На то есть две причины.

Первая — я больше не желал видеть эту девчонку.

Как бы Мили мне ни понравилась в вечер нашей первой встречи, я не собирался с ней больше встречаться. Потому-то я не позвонил ей ни разу, проигнорировал её приглашение в соцсетях и старался вычеркнуть из памяти кадр её залипательных глаз и пухлых губ, которые бесподобно смотрелись бы на моём члене.

Но разовый минет и перепихон с Мили стопроцентно не стоят всех последствий, что, без сомнений, ждали бы меня после. Однажды я по тупости затащил в постель такую же невинную милашку, как она. Мало того, что девчонка предсказуемо оказалась целкой и бревном, так потом я ещё почти полгода не мог от неё отвязаться. Да ну на хер мне повторять подобное. Романтичные особы, видящие во мне своего ненаглядного принца, не для меня. А судя по тому, как Мили на меня весь вечер смотрела, в мыслях она уже всю нашу совместную жизнь распланировала.

Вторая же причина моего раздражения неслабо удивила даже меня.

Лукас.

А если более точно — его неприкрытый интерес к Мили и ярое желание Кэт свести их вместе.

Накануне эта балаболка все уши Лукасу прожужжала о своей красивой, свободной подружке. Если бы я знал, о какой именно Эмилии идёт речь, я бы быстро рот этой болтливой дуре заклеил, чтобы она перестала так пылко рекламировать Мили моему другу. Не потому, что Лукас ей не пара. Нет. Ласман как раз-таки идеально подошёл бы для воплощения всех грандиозных слащавых планов, витающих в Милиной головке. Всё дело в том, что, стоило мне увидеть Мили с Лукасом, мне почему-то сразу захотелось проломить другу череп.

И это странно. Совсем мне не свойственно. Ни одну свою бабу никогда ни к кому не ревновал. И мне всегда было по хер — трахается ли, допустим, та же Алиса ещё с кем-нибудь, помимо меня, или нет.

Я знатно прифигел от вспыхнувшей во мне злости, когда Ласман подбивал клинья к испуганной милашке. Едва лицо выдержал, лишь бы не дать никому понять, что я ни с того ни сего хочу заехать другу по морде. И всё из-за кого? Из-за девчонки, которая в общем целом даже не в моём вкусе?

Слишком милая. Слишком невинная. Слишком запавшая на меня. И слишком тощая. Я люблю по сочнее, чтобы было за что потрогать. Хотя, нужно отметить, сиськи у неё — очуметь можно. Слишком большие для её дохлой фигуры. Однако это «слишком», как и большие глаза и губы Мили, я определённо отношу к её достоинствам. Когда остальные пацаны увидят эти пышные красоты, они, сука, слюнями захлебнутся.

Мне кажется, и у меня вот-вот потекло бы изо рта, если бы Мили вдруг не коснулась моей ладони, плотно прижатой к её груди. Всего одно лёгкое прикосновение, а по моим венам будто разряды тока прокатываются, поднимая все волосы на теле и покалывая кончики пальцев.

Одёргиваю руку, злясь и не понимая столь острых реакций на эту сиськястую дохлю в шапке. Подумаешь сиськи большие. И что? Впервые, что ли, вижу подобные? Разумеется, нет. Но член какого-то чёрта так стоит на неё, что аж больно. И это бесит. Реально вымораживает. Однако Мили права. Мне нужно взять под контроль свой неблагополучный настрой. Как-никак, я ведь сам вызвался в баню пойти, лишь бы никто другой с ней не попёрся. И она не виновата, что действует на меня столь странным образом.

— Ого, как здесь жарко! — охает Мили, когда я следом за ней захожу в баню и плотно закрываю дверь.

— Постели полотенце на средний поло́к и садись туда. В первый раз выше не лезь. Плохо может стать.

Она без возражений следует моему совету. Усаживается на полотенце, с осторожностью прислоняется спиной к горячей стене и вытягивает ноги. Я устраиваюсь на другой стороне полка́ напротив Мили, в точности копируя её положение.

Глаза в глаза. Молчаливо изучаем друг друга несколько секунд, а затем, резко покраснев далеко не от жара, Мили не выдерживает напряжения и отводит взгляд. А я пользуюсь возможностью и откровенно любуюсь её обалденной грудью, едва прикрытой купальником не по размеру.

— Тут просторно, — оглядываясь по сторонам, спустя минуту молчания тихим голосом констатирует она. И, будто чувствуя, что весь мой фокус направлен на её округлости, скрещивает руки на груди.

Сучка маленькая.

— Да, просторно, — охрипшим голосом отвечаю я.

— Почему тогда мы здесь одни?

Потому что я попросил пацанов не заходить сюда, пока мы будем здесь.

Но вместо правды отвечаю:

— Не знаю. Все остальные пьют, наверное.

— Пьют? — озадачивается Мили, решаясь снова встретиться со мной взглядом.

— Да.

— Водку?

— Почему сразу водку? — усмехаюсь.

— Я просто слышала, что русские везде и всегда пьют её. А раз Анри с Лукасом наполовину русские, и сегодня мы в русской бане, вот я и решила.

— Про то, что русские всегда и везде пьют водку — это стереотип, Мили. Такой же, как «ежедневная еда японцев — суши» или «итальянцы едят только макароны». Пили мы вчера, причём всё, за исключением водки, а сегодня у нас, так сказать, оздоровительная программа. Ничего, кроме травяных чаёв, ты на столе не увидишь.

— Ох, ну тогда хорошо, — с облегчением выдыхает она.

— Ты сильно против алкоголя?

— Я? Нет. Я к нему нейтральна, просто испугалась, что кто-то в нетрезвом состоянии войдёт в такую жарищу. Это опасно для здоровья.

Я ничего не отвечаю. И наслаждаюсь тем, как с каждой секундой Мили всё больше нервирует мой изучающий взгляд, медленно скользящий по её ногам и щиколоткам. Я ещё днём отметил, какие у неё длинные и стройные ноги. Капитально залип на них, пока она в шортиках бегала по волейбольному полю, визжа после каждого выигранного мяча и обнимаясь с Лукасом.

Бля*ь! Как вспомню, так закипаю снова. А во время их частых объятий мне жуть как хотелось придушить своего друга. За непонятливость в первую очередь. Я же ему чётко дал понять, чтобы даже не думал подкатывать к Мили, иначе я наконец расскажу Анри о его маленькой тайне, случившейся в прошлом году у них с Кэти на одной из моих вечеринок.

Я застукал Лукаса и Кэт по пьяни трахающимися в ванной комнате, но Анри их не выдал, ибо не люблю лезть в чужие дела. Тем более Лукас тоже мой друг. И рассказывать о его случайной ошибке — меньшее, чего мне хотелось. И я ни за что об этом никогда Анри не расскажу. Пусть я далеко не хороший человек, но я точно не трепло и не предатель. Однако Лукаса сегодня пришлось убедить в обратном, лишь бы он не лез к Мили.

И он не лез, однако лишь тогда, когда я наблюдал за ним. Стоило же мне отрубиться на берегу озера, как он тут же тереться об неё начал. Ушлёпок. Пришлось во второй раз ему напоминать о проблемах с братом, которые я ему якобы устрою, если он ещё хоть раз посмеет ослушаться меня.

— Ты меня побьёшь? — неожиданный вопрос Мили вырывает меня из мыслей в реальность, в которой я до побелевших костяшек сжимаю кулаки.

— Что? — кидаю на девчонку недоумённый взгляд.

— Веником… Побьёшь? Или мне самой это сделать? Ты только покажи как.

Ах! Точно. Веник. Почти вылетело из головы.

— Ложись, — бросаю и иду за пучком берёзовых веток.

— Что?

— Ложись, говорю. На живот.

Когда я возвращаюсь в баню с распаренным веником, вижу, что Мили уже справилась с недоумением и вытянулась на полке́, уместив голову на свои руки.

— Будет больно? — взволнованно спрашивает милашка и тут же взвизгивает от проверочного удара веником по заднице.

Ох, чёрт… Мелочь, а приятно.

— Так больно было?

— Нет. Просто неожиданно. Ты хоть предупредил бы, что бить собираешься.

— Так неинтересно.

— Зато мне спокойнее.

— Спокойнее — это не со мной, Мили.

Следует второй удар и женский ох. От его звука вся кровь в теле превращается в лаву и огненным сгустком стекает вниз к паху. Стискиваю зубы, выдыхаю сквозь них и начинаю размахивать веником над телом девчонки. Чуть позже прижимаю к пояснице, медленно скольжу к лопаткам и вновь приподнимаю ветви вверх, развевая горячий воздух.

Только когда Мили полностью расслабляется и покрывается испариной, я наношу по ней несколько ударов. Несильных, но хлёстких, оставляющих листья берёзы на её коже. Такой фарфоровой, словно у куколки. Без единого изъяна, шрама или волоска. Видно, что девчонка следит за собой.

Интересно, лобок у неё тоже гладко выбрит? Я не любитель зарослей. Как и татуировок на женской коже, хотя у самого их до хренища. Но почему-то на женщинах их не люблю. И у Мили я пока ни одной не заметил.

— Ты как? Не слишком жарко? Ещё можешь тут находиться?

Спокойно веду веником по её ногам, попке, спине и обратно, пуская слюни на каждый сантиметр тела — разгорячённый, румяный, нежный. Стопроцентно нежный. Невооружённым глазом видно. Но мне становится мало просто смотреть на неё. Мне хочется потрогать. И, чёрт побери, я не привык отказывать себе в желаниях.

Одно дело — не звонить ей, чтобы предотвратить ненужные мне любовные тёрки, или игнорировать, тусуясь со всеми. И со-о-о-всем другое — находиться с ней, практически голой, в жарком полутёмном помещении, чувствуя, как ещё немного — и член взорвётся от перевозбуждения.

Я мазохист, что ли? Нет.

Получив от Мили ответ, что с ней всё отлично, откладываю веник в сторону и умещаю руки на её плечи.

— Что?.. Что ты делаешь? — вмиг напрягается милашка.

— Тихо. Не шуми. Я делаю всё, как надо, — наклонившись к её уху, шепчу я и вдыхаю женский запах, смешанный с берёзовыми нотками.

— Массаж тоже входит в программу русской бан-ь-и?

— Разумеется. Без него нельзя, — вру и не краснею.

— Ты не лжёшь?

— Конечно нет. Мы, русские, обожаем тактильный контакт. Ни одна баня не проходит без массажа, Мили.

— Мы? Ты что, тоже русский?

— Наполовину, как и Анри с Лукасом. Моя мама русская.

— И тоже из Латвии?

— Нет, — усмехаюсь. — Моя мама родилась и выросла в Санкт-Петербурге.

— А как ты познакомился с братьями?

— В школе. Там же познакомились и наши мамы на одном из родительских собраний.

— А вы…

— Хватит разговоров, — резким полушёпотом сворачиваю попытку Мили разбавить разговорами звенящее напряжение в бане. — Не забивай ничем голову и расслабься.

И, наивно доверившись мне, она расслабляется. Не сразу, но при помощи массирующих движений мне удаётся успокоить крошку. В то время как сам будто в дерево превращаюсь. Каждая мышца наливается свинцом, каменеет и болезненно ноет. Особенно та, что прикрыта чёрными шортами.

Медленно, с какой-то маниакальностью поглаживаю её плечи, спускаюсь по рукам к ладоням и уделяю внимание каждому пальцу. Они у неё длинные, тонкие, изящные. Дьявол! Я обожаю красивые женские руки. А у Мили они идеальные. Опять по-жёсткому штырит от прикосновения к ним. Кажется, даже жёстче, чем от взгляда на её шикарные сиськи.

Чтобы совсем не слететь с катушек и не отыметь девчонку прямо тут (а я могу, уж поверьте), перемещаюсь с рук к спине. Поглаживаю вверх-вниз, очерчиваю невыразительную линию талии. Сильнее надавливаю ладонями чуть выше лопаток, до блаженного стона Мили, и круговыми движениями массирую разогретую кожу. Такую бархатную, что не передать словами. Она ещё нежнее, чем я предполагал. Обалденная.

— Тебе нравится? — уж лучше бы не спрашивал. Не узнаю своего голоса. Хриплый, глухой, еле живой. Как и мой здравый разум.

— Да, — с новым стоном блеет она и тяжело выдыхает со мной в унисон.

— А так?

Нащупываю проступающие сквозь кожу позвонки и пересчитываю подушечкой пальца, один за другим, всё ниже и ниже.

— Да, — следует ещё более тихий ответ, больше похожий на мычание.

— И так тоже? — касаюсь сексуальной ямочки над ягодицами. А дальше и до них самих добираюсь, с наслаждением сжимая два маленьких полушария.

Несмотря на стоградусную жару, Мили покрывается мурашками и на сей раз даже не отвечает. А, может, я просто уже ни хера не слышу от тотального перегрева.

Пот катится по лицу и телу, в висках долбит, жар со зверской похотью лишает кислорода, а я всё щупаю и щупаю, не в состоянии оторвать руки от этой попки. Мне жесть как нравится происходящее. И чувствую, что Мили тоже в экстазе. Её блаженные мычания и стоны, которые она отчаянно пытается сдержать, говорят красноречивее тысячи слов.

Милашка тоже хочет. И хочет сильно. Так почему бы всё-таки не послать всё к чёрту и не сделать друг другу приятно?

Сердце мотает из стороны в сторону, мозг в последний раз взвешивает все «за» и «против», а слух накрывает не то чтобы шумом, а каким-то одуряющим писком. Он оглушает и выводят все предохранители из строя.

Короче, похер на всё. Хочу её. С последствиями разберусь позже, а сейчас я тяжело выдыхаю и с высокой колокольни плюю на благоразумие. Под мелодию очередного женского стона ещё сильнее сжимаю ягодицы Мили, раздвигаю их и юрко проскальзываю пальцем под трусики, касаясь нежной плоти. Там горячо, чертовски влажно, и да, бля*ь, всё гладко, как я обожаю.

Однако насладиться её идеальной промежностью дольше секунды не получается. Как, впрочем, и защититься, когда Мили как ошарашенная вскакивает с полка́, поворачивается и со всей дури залепляет мне оплеуху. Сильную. Звонкую. Увесистую. Обжигающая боль поражает всю левую сторону лица, а в глазах ненадолго темнеет.

Очухиваюсь, лишь когда звон в ушах проходит, и вижу, как маленькая, истерзанная моими пальцами попка спешно скрывается за дверью.