Гильзы в золе (сборник)

Тихон Астафьев, 2017

В книгу известного прозаика, заслуженного юриста РСФСР Тихона Даниловича Астафьева (1925–1998) вошли рассказы, материалом для которых послужили наблюдения и отдельные случаи из его многолетней работы следователем. Разные герои, по-разному складываются их судьбы. И в первую очередь это те сотрудники правоохранительных органов, кто, несмотря ни на что, нередко рискуя собственной жизнью, днем и ночью стоит на страже общественного порядка, предупреждает или раскрывает преступления, помогает сделавшим неверные шаги выйти на правильную дорогу, вновь обрести доброе имя советского человека. В некоторых рассказах («Куда исчез Макаров», «Гильзы в золе», «Карьера Степана Шмыги», «Дипсоман», «Тридцать страниц дневника») сохранены подлинные фамилии работников милиции, следователей.

Оглавление

Из серии: Сделано в СССР. Любимый детектив

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Гильзы в золе (сборник) предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

ТРИДЦАТЬ СТРАНИЦ ДНЕВНИКА

Александр Марков считал, что подготовка была безукоризненной. Сведения о старухе они получили из первых рук. Ее племянник Иван Евлахов, недавно освободившийся из заключения, захлебываясь, рассказывал, что, придя однажды к бабке, он не мог долго достучаться и заглянул в окно, поверх занавески. На теплой, в меру остуженной плите бабка просушивала полмешка денег. Заслышав стук, она поспешно ссыпала их в мешок.

Дом старухи располагался вблизи рынка-толкучки. Бабка с дедом много лет шили на продажу кустарные шапки. Работали они ночами, завесив окно одеялом.

Если все сойдет хорошо, то у нее можно будет «позаимствовать» не одну тысячу. Быстрота — залог успеха. Марков знал об этом из переводных романов. Особенно он ценил один: «Западная марка продолжает падать». Книгу они читали вместе с Михаилом Козловским, недавним другом Маркова. Шагая вечером по широкой Ленинградской, они часто напоминали друг другу наиболее захватывающие места. Марков знал их наизусть.

Теперь они мчались в голубой «Волге» на окраину города, где была нужная улица. Марков сидел рядом с шофером такси, сжимая в кармане влажную ручку пистолета. «Капитан Флинт боится только призраков», — подсказывала ему память фразу, не то вычитанную из какой-то книги, не то выдуманную самим. Но чувство волнующей приподнятости, которым он был охвачен в минуты обдумывания замысла, теперь исчезло.

За стеклом машины мелькали не выдуманные, а реальные витрины, киоски, здания, люди, предстояло преодолеть не вымышленную, а реальную опасность. И невозможно было заранее сказать, чем все это кончится. Будь Марков один, он вышел бы из машины на полдороге и трамваем проделал бы обратный путь. Но за спиною сидел Козловский, которому час назад Марков расписывал во всех подробностях план нападения. И поэтому Александр молчал.

Такси мчалось вперед.

Почти все произошло именно так, как Марков и Козловский рассчитывали. Старуха оказалась одна. Ее оглушили ударом рукоятки пистолета и сбросили в погреб. Но дальше их ждало разочарование. Обшарив все щели, ящики и шкафы, они нашли только две измятые рублевые купюры. Денег в доме не было.

В тот день, когда Ивану Евлахову передали просьбу Маркова и Козловского прийти вечером к зданию Дворца культуры, он понял, зачем его зовут.

Он расщепил чернильный карандаш, наскоблил с оголенного стержня кучку порошка, развел чернила.

«Мама, — написал он. — Если я не возвращусь, в моей смерти виновны Александр Марков и Михаил Козловский. Адреса их знает Коля Егоров. Целую тебя, мама, крепко-крепко. Ваня». Он вложил записку в паспорт и сунул его в ящик стола.

В комнате дежурного не умолкал телефон. Сегодня он снова принес весть: ограбили магазин на Бессарабской. Преступников было двое. Оба в масках. Пока один стоял с пистолетом около перепуганных насмерть покупателей, другой обшаривал ящики прилавка. Захватив выручку, преступники скрылись. Подобного не помнили уже три года.

— Как в дурном детективе, — невесело говорил начальник уголовного розыска, сухой, подвижный мужчина. Он сердито вышиб из мундштука окурок сигареты.

Через месяц случай повторился в другом магазине. На этот раз при нападении был серьезно ранен продавец.

Грабили небольшие, удаленные от центра города магазины.

Продрогшие и злые возвращались по утрам после безрезультатных засад оперуполномоченные и дружинники. Шагая гулкими пустынными улицами, каждый из них мучительно думал: «Кто они? Какие? Молодые или старые? Новички или матерые?»

Склонялись к мысли, что орудуют рецидивисты.

Но Марков и Козловский не были рецидивистами.

Марков окончил среднюю школу и учился на подготовительных курсах в строительный институт, а Козловский состоял студентом-заочником факультета журналистики университета.

Марков жил в переулке, где, как сказано в его дневнике, «нет фонарей, шумят тополя и целуются пары на скамейках».

Его отец был инженер-строитель, мать работала в продовольственном магазине.

Об отце Александр в дневнике писал: «Милый отец, ты уже стар. Никогда ты не мог разговаривать властным тоном. Не потому ли ты не стал ну хотя бы начальником СМУ, а работаешь тридцать лет инженером? Никогда ты не носил, насколько я помню, дорогих костюмов. Еще бы, ведь у тебя нас четверо. Мы любили слушать твои рассказы о том, как ты учился в институте в 30-е годы, как вы жили еще до Первой мировой. Ты помнишь смерть Ленина — времена для нас совсем далекие. Конечно, ты иногда бил нас, не без этого, но быстро отходил, и мы прощали тебе порку…»

Александр рос как все: упивался книгами, восхищался подвигами героев, мечтал о дальних странствиях. Страницы его дневника пестрели изображениями скрещенных стрел и сабель, парусов, наполненных ветром. Пират капитан Флинт и отважный Спартак были в его глазах одинаково необычайными и героическими. Пора любви и грусти нежной наполнила его душу свежими неизведанными чувствами, и он исписывал целые тетради неумелыми стихами о голубых глазах, сиреневом закате и чарах луны. Он зашифровывал записи дневника о первых встречах и мальчишеских поцелуях нехитрой тайнописью и ходил целый день, веселый и шальной, в ожидании вечера, обещавшего ему новую встречу.

Когда семья жила на строительстве атомной электростанции, он вынужден был учиться в вечерней школе: первые месяцы на стройке не было дневных классов. Стал учеником слесаря.

Но, вступив в настоящую жизнь, Александр продолжал жить вымышленной. Скоро он разглядел вокруг себя то, что, как строительный мусор, лежало на поверхности. Он увидел, что иные с получки пьют, что в компании подчас рассказывают неприличные анекдоты, что многие знакомые курят.

Не без ущерба для школьных принципов и родительских заповедей он с головой окунулся в это.

«1 декабря. В воскресенье был пьян. Ничего не помню. Сегодня сдавал литературу. Пил все время с Валеркой.

6 декабря. Вечером ходили на танцы. Выпили по бутылке “Волжского” на брата».

Так проходили вечера, заполненные бутылкой красного перед танцами.

Семья переехала в город. Александр переменил место работы и школу, но жизнь его оставалась прежней, с тою лишь разницей, что перед ним были открыты двери не одного клуба, а многочисленных парков и дворцов.

Завязал знакомство с несколькими развязными девицами.

Скоро в дневнике появилась стихотворная запись:

Я теперь в любовь не верую,

О ней говорю с усмешкой,

И даже любовь свою первую

Вспоминаю с гадкой насмешкой.

Слова не были позой.

Александр начал посещать секцию бокса. Через полгода он раздался в плечах и уже не походил на юнца. Дневник вести продолжал. Исписал две клеенчатые тетради стихами под Есенина об увядших цветах и отзвеневшей юности, которая тем временем только начиналась.

Когда по вечерам над городом зажигались огни, Александр встречался с друзьями у входа в парк.

— Итак, джентльмены, скинемся?

— О чем речь, — отвечал хор голосов.

Они откомандировывали одного из компании в ближайший гастроном. Посланный вскоре возвращался с бутылками. Подходили к киоску «Газводы», где можно было добыть стакан. Александр вступал в переговоры с продавщицей. Непреклонная женщина меняла гнев на милость, как только ей обещали порожнюю посуду.

«Среда. Сегодня развлекались: в садике устроили охоту на кота. Как только потомок тигров был замечен, Джон и Кукуй, ломая кусты, с гиканьем взяли его в клещи, а Толик схватил за хвост и зашвырнул в публику. Все, конечно, врассыпную.

Воскресенье. Подошли ребята. Генка начинает:

— Ну что, ты в парке был смелее, а сейчас притих? Смирненький?

— Какой есть. — Нащупал финку, но молчу. Постоял около них немного.

— Пока. — Пошел домой. Думал, что начнут. Особенно хотелось полоснуть Митрошку.

Понедельник. Было скучно. Зашли в барак. Свистнули примус. А на черта он нам? Бросили по дороге.

Четверг. Пошли вечером на Ленинградскую. Одному чуть не дали, но Гусь узнал его — какой-то Витька с Монастырки. Потом ходили по парку, пугали парочки. Перевернули уборную. Грохоту было на всю улицу. А вообще — скука. Ребята — недоросли. И все глупо».

Так шли дни. Выпивка, танцы. Драка. Снова выпивка. Поцелуи в подъезде. Иногда писал стихи. Больше про туманы, закаты, лунные ночи. Иногда мечтал. В мечтах готовил себя для необычайного, чистого, выдающегося. Посмеивался над собой, полагая, что компанию джонов и кукуев он сможет покинуть в любую минуту, что он духовно богаче их и что их привычки и склонности к нему не прирастут.

«3 августа. Давно не писал. Отсидел пять суток за драку. На работе даже не спросили, где был. Сказал, что болел, и обещал сдать больничный лист. Вот бы сдать им бумагу судьи — рты бы разинули.

Понедельник. Пришел Саша с друзьями. Пошли ко мне. Бычок принес спирту. Выпили. Васька свалился. Король с Кукуем пошли воровать на мясокомбинат. Я с ними не пошел».

Пока не пошел, но пил с ними, сидел рядом, слушал хвастливые рассказы об удачных ночных набегах.

«Суббота. Дни однообразны. Скука. Родители гонят в институт, а у меня другое в мыслях. Хотел поступить в учебный комбинат на слесаря-сантехника. Пять месяцев учебы — и посылают в Сибирь. Когда заикнулся об этом, дома такой шум поднялся — хоть убегай. А может, они и правы? Может, “больше денег и теплее угол” не так уж плохо? Может, остальное — только звон? Во всяком случае, без денег ни здесь, ни в Сибири не светит. А сейчас они бы были кстати. “Колов” тридцать. Много задолжал».

По-прежнему шли дни, похожие один на другой. Александр уже не находил, что компания джонов и кукуев плоха. Возвращаясь навеселе домой, он пел, перебирая струны гитары:

Цыганка с картами,

Дорога дальняя…

Прежние помыслы найти себя казались плоскими.

«28-е. Среда. Видел Володьку Черного. Он говорил, что грабит пьяных. Это он называл ловлей карасей. Берут только деньги. Интересно!»

Скоро судьба свела Маркова с Михаилом Козловским. По возвращении из армии Козловский работал на шинном заводе машинистом электрокара. Михаил тяжело привыкал к гражданской жизни, где не было старшины, который кормил бы его, обувал и одевал. Козловский был натурой переменчивой. На протяжении одной минуты его настроение могло меняться от слащавой сентиментальности до необузданной жестокости. Вспышке такой чувствительности был обязан своим спасением Иван Евлахов, вызванный друзьями для объяснений после неудачного нападения. Мир тускнел или загорался в глазах Козловского по мере истощения или пополнения денежных запасов. Стихи он писал либо торжественные, либо мрачно-безнадежные, впрочем, в обоих случаях одинаково малограмотные. В лице Козловского Александр нашел себе удачного напарника.

«Суббота. Сижу за столиком в кафе, пью коньяк и нахожусь в слегка розовом настроении. На улице дождь. Я сижу близко к окну и вижу, как ползут по стеклу холодные капли. Через столик сидит молодая девушка. Она такая красивая. Я пригласил ее за свой столик. “У вас такое красивое имя — Нелли, меня зовут Флинт, капитан Флинт. Флинт боится только призраков”. После второй рюмки мы сидим с ней и мирно разговариваем. Закуривая сигарету, я оглядываю кафе. Удобный момент для ограбления. Я стряхиваю эти мысли с пеплом сигареты в пепельницу, но, словно из тумана, выплывает картина… Я первым открываю дверь. Мы быстро входим в магазин. “Руки вверх!” — говорю. Я вижу глаза Мишки из-под черной маски. Поздний покупатель застывает с рукой, протянутой за сигаретами. “Извините, Нелли, я вспомнил кое-что…”»

В январе тайно от родителей Александр завербовался на Дальний Восток. Позади остались и Михаил Козловский, и многочисленные знакомые, о судьбе которых нам известно лишь то, что сказал о них Марков в дневнике. Но поехал он туда уже не тем, каким был когда-то. То, что он считал временным и наносным, стало постоянным и привычным.

«Живем с другом на квартире в километре от Японского моря. Оно совершенно зеленого цвета с добавлением синего. Сам поселок на сопках, и кругом горы, тайга, дубняк, кустарник. Живу, как пан: одни штаны, одна рубашка и одна старая куртка. Все продал в дороге на “Рябиновую”: часы, пиджак и остальное».

Следователь мыслит урывками: по дороге, в бане, в кино, иногда в кабинете. Наиболее плодотворные мысли приходят утром, когда он бреется, завязывает ботинки или ведет сына в детский сад.

Мысль о том, что дом старухи указал грабителям ее племянник Иван Евлахов, явилась капитану Колядину не сразу. Она зрела постепенно и превратилась в уверенность после того, как из спецотдела поступила справка о прежней судимости Евлахова. Меры были внезапными и энергичными…

Однажды, когда ярко светило солнце и волны набегали на берег, Марков услышал, что его зовут. Он поднял голову от кучи гравия, которую разгребал лопатой, и увидел перед собой местного участкового. Тот спрашивал насчет паспорта. Паспорт Марков в прошлое воскресенье разорвал пополам во время пьяной ссоры. Александр сказал, что паспорт не имеет нужного вида. Участковый пригласил его с собой. Марков лениво поплелся за блюстителем порядка. Он не видел, что поодаль за ними неотступно следует скучающий мужчина в сером костюме. Когда Александр с милиционером прошли в отделение, этот мужчина вслед за ними вошел в комнату и попросил участкового оставить их одних. Он неторопливо взял стул, поставил его рядом со стулом Маркова и, опустившись, произнес:

— Познакомимся. Капитан Колядин из Воронежа.

Шестимесячный труд капитана завершился.

Александр тупо глядел на кучу бумаг, лежавших на столе. Среди них он видел небрежно брошенную маску из черного сатина. Когда Марков уезжал, маска оставалась в кармане старого пиджака. Он забыл ее выбросить…

В ожидании этапа Марков днями лежал на нарах. Со второго яруса в окно были видны белые сопки, кусок города, зеленое Японское море. Сверху он видел улицу. Море сегодня было бурным, словно в романе, прочитанном год назад. Маркову казалось, что с того времени прошел не год, а десять лет. Море, которое он видел когда-то в мечтах, теперь шумело за стеной. Но оно было более далеким, чем прежде. Мираж романтики кончился. Только теперь Марков вдруг понял, кем он стал.

Оглавление

Из серии: Сделано в СССР. Любимый детектив

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Гильзы в золе (сборник) предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я