Сотая казнь

Тимур Евгеньевич Суворкин, 2012

Неспокойные времена наступили в Норнберге. В темных переулках огромного, девятитысячного города охотится на людей демон именуемый Черным поваром, а вся вина за убийства свалена на личного чернокнижника герцога, брошенного в тюрьму и приговоренного к казни. Теперь Мэрган, молодой девушке, только заступившей на должность городского палача, придется не только заниматься своими прямыми обязанностями, но и вместе с опальным чернокнижником раскрыть темные тайны столицы и начать охоту на демона.

Глава вторая. Четырнадцатое февраля

Утром в деревне люди просыпаются от криков петухов. В столице кажется от криков людей просыпаются петухи. В невыносимую рань уже орут друг на друга возчики с товаром, ругаются купцы и перекликиваются стражники. Молоты кузнецов стучат без устали, скрипят двери и ставни.

Не в силах больше зажимать уши, Мэрган продрала глаза, оделась и прихватив меч сошла по лестнице, заставив испуганно замолкнуть собравшийся в трактире, дабы пропустить кружку перед работой, мастеровой люд. Не говоря ни слова и изобразив на лице вежливую улыбку, вид которой чуть не заставил трактирщика нырнуть под стойку, палач вышла на задний двор. Распугав очередь посланных за водой кухарок и ежась зимнего холода девушка быстро умылась возле колодца, обжигая кожу ледяной водой.

Закончив с умыванием Мэрган отошла к стене и принялась натачивать свой меч. Камень весело завжикал по и так острому, без единой зазубринки лезвию: таким мечом не преступникам, а статуям головы рубить можно…

Не отрываясь от работы Мэрган окинула двор взглядом. Служаночки и кухарки во все растущей очереди перед колодцем испуганно кидали на нее короткие взгляды. Подмигнув им, Мэрган последний раз лихо вжикнула точильным камнем и убрав меч в ножны отправилась обратно в трактир.

Быстро позавтракав, палач выспросила дорогу к тюрьме и прихватив свои деньги, инструмент да не расставаясь с мечом вышла на улицу. А собственно, что палачу еще надо брать с собой? Все остальное выдаст город.

Что ни говори, а Лис Седьмой был сегодня не в духе. Вообще с жизнелюбивым герцогом это происходило в двух случаях: когда был пост и когда он плохо высыпался. Сегодня произошло и то и другое, а потому он угрюмо косился то на стоящего в дверях начальника охраны, то на лежащий на блюде бобровый хвост (слава священникам, после долгих просьб и угроз знати они наконец признали такую очевидную вещь, что если бобр живет в воде и у него хвост покрыт рыбьей чешуей, то значит он сам рыба).

Чуть подумав, будто решая с кем расправляться в первую очередь: с хвостом или пришедшим с утренним докладом охранником, он наконец жестом разрешил стражу говорить.

— Мой герцог, ночь прошла без происшествий, разве что горожане пожгли дом пекаря вместе с ним самим…

— А что так? — герцог наконец принялся за бобра, разрывая мясо зубами.

— Да как всегда, ржаной хлеб продавал как белый.

— Опять рыбьей костью отбеливал, мошенник?

— И костью и мелом… Так если б только отбеливал, он еще и мух, да букашек всяких под видом изюма запекал.

— Ты не мог бы перестать слушать доклады, когда мы завтракаем? — сидящая рядом с мужем герцогиня с опаской отложила хлеб, взяв сушеную грушу.

— Любимая, у меня и так нет времени… — герцог принялся есть сделанное из перемешанного с приправами рыбьего фарша подобие яйца и вновь посмотрел на главу охраны, — Гилберт, что еще?

— Черный повар вновь охотился. Под утро на окраине нашли дочь гончара с вырезанными легкими. Убита судя по всему прошлым вечером. Добавлю, что есть и следы зубов, равно как и выгрызенные куски мяса на ногах и руках, но мне кажется это собаки…

— Нет ну это уже слишком! — герцогиня отшвырнула тарелку с плавающей в бульоне курицей (тоже уместной во время поста, ибо как говорил архиепископ Норнбергский, отец Фогель, сотворена птица с рыбами в день один, и как можно есть рыбу плавающую в море, так и курицу что в бульоне плавает в пост есть благословляется).

— Октавия, потерпи, он уже заканчивает, ведь так? — герцог хмуро уставился на главу охраны, но тот к его недоумению так и остался на месте.

— Еще минуту мой герцог. Я хотел сказать, что придумал решение проблемы с вашим бывшим чернокнижником.

— Да неужели? — герцог красиво изогнул бровь, отставляя тарелку с густым соусом, — Весь внимания.

— Этой ночью я посещал таверну, где имел интересный разговор…

— Гилберт, мне казалось, что я плачу тебе за мою охрану, а не за прогулки по трактирам.

— Я нашел палача, для чародея.., — не смутившись продолжил начальник охраны.

— Не ври… Настолько глупые люди, обычно не могут держать не только меч, но даже ложку.

— Она с границ герцогства и вряд ли знает, кто таков этот чернокнижник. Ну а я позабыл рассказать о том, что те несчастные священники, которые пытались допросить его каленым железом, не успев войти в камеру, покрылись коростой и струпьями, да сгнили на руках своих любящих братьев через пару дней, пожираемые изнутри кошмарными червями.

Раздался шелест платьев, и прижимающая руки ко рту герцогиня вскочила из-за стола, выбегая за дверь. Лис Седьмой горестно вздохнул и тоже прервал трапезу, погрузившись в размышления.

— Ладно. Жалко ее, да что же поделаешь. Убивать то чародея как-то надо, — наконец нарушил молчание герцог, — Казнь проведи сегодня. Если выживет, назначить ей пособие.

Зал где трапезничал герцог подернулся рябью и исчез, вновь сменившись дном заполненной не слишком чистой водицей деревянной миски.

Потерев руки, чернокнижник зашагал по камере, кутаясь в дранный, черного шелка плащ. Голубые, полные ярости глаза невидяще смотрели на влажные стены.

Что ни говори его характер с детства оставлял желать лучшего. Ну а когда он стал чародеем, характер испортился окончательно. А когда через несколько лет он занял место личного чернокнижника герцога его знакомые поняли, что до этого он вел себя просто образцово. Ну а когда чернокнижника заточили в сырой тюремной камере, туда старались не забираться не то что тюремщики, но даже крысы.

Только что подслушанный разговор о собственной казни, доброты колдуну не добавил. И похоже он уже знал на ком выместит всю накопившуюся за время заключения злобу.

Вот уже добрую сотню лет, как пузатые башни главной тюрьмы герцогства подпирали небо. Сотню лет крепость из дикого камня штурмовали толпы народа, пытались жечь и рушить, сотрясали бунты, но все это проходило, а тюрьма так и стояла, лишь ширясь и распухая во все стороны.

Стараясь ставить сапожки в кучи помоев (так как остальная часть проулков была заполнена вещами гораздо более худшими) Мэрган наконец подобралась к самому ее фундаменту и пошла вдоль стены разыскивая ворота. Раньше когда тюрьма стояла за окраиной города, в чистом поле, это было бы проблематично, и ее бы давно окликнул бдительный часовой, но теперь бедные кварталы разрослись, точно гангрена охватывая Норнберг и стоявшая наособицу тюрьма внезапно оказалась в осаде жмущихся друг к другу косых халуп.

Наконец она нашла ворота с калиткой. Постучала. За крепкими досками не произошло никакого оживления. Мэрган стукнула сильнее. И еще сильнее. Когда от ее ударов с крыш домов начали подниматься вороны, окошко калитки наконец распахнулось, и на нее уставился налитый кровью глаз.

— Хто? Хто бесы тебя дери? Совсем совести нет, мало вас сюда притаскивают, так теперь сами вздумали приходить, прохиндеи? Пошла вон!

Мэрган, чьи руки и ноги уже ныли от ударов, с трудом удержалась от того чтобы не ткнуть пальцев в бдительное око закона, но все же предпочла диалог.

— Палач нужен? Если нет, так ты не сомневайся я уйду.

— Палач? Что ж ты молчала? — загромыхали замки и перед Мэрган появился заросший щетиной стражник, опирающийся на алебарду. При его пузе, эта предосторожность была явно не лишней, — Нужон конечно, камеры переполнились, ни допросить, не выпороть, ни повесить… Только я думал этим только мужики занимаются, ну да ладно главное чтоб дело знала.

Оставив ворота на попечении напарника, стражник потянул ее к одному из строений, судя по чистому виду и наличию суетящегося вокруг важного люда: обиталищу коменданта.

— Мы ж без палача как без рук… — грустно бурчал стражник, — Народ уже лютует, спрашивает когда же мы сволочи казним кого-нибудь, а то скука смертная в городе. Да и заключенные злятся, большую часть из них по хорошему надо плетьми высечь, да по домам распустить, а они в камерах уж какую неделю зябнут.

— А с прежним палачом что случилось, ушел на отдых?

— Помер он, сердце не выдержало.

— Приступ?

— Да нет, кинжалом его в сердце пырнули, разве оно такое выдержит?

Меж тем он провел ее по заполненному тюремщиками, судьями и дознавателями коридору и распахнув перед Мэрган одну из дверей, первым проскользнув внутрь.

Сидящий за массивным столом комендант был рыхлым мужчиной, чье красное, покрытое оспинами лицо сильно контрастировало с синей тюремной формой.

— Так, это у нас кто? — комендант прищурил гноящиеся глаза.

Провожатый Мэрган склонился к его уху.

— Палач? — будто не поверив переспросил комендант, — Ладно, ты иди. И позови сам знаешь кого. А что до тебя, то садись и жди.

Стражник тут же скрылся с глаз.

— Да садись ты говорю. Откуда прибыла?

— С границы, — Мэрган протянула коменданту верительную грамоту и записку от учителя.

— Не близкий путь, — бросив взгляд на печати, комендант отложил бумаги в сторону, — Я конечно не знаю, как там обстоят дела у вас в приграничье, но тут хотел бы напомнить столица, оплот законности, а потому если хочешь работать, то вести ты себя должна будешь соответственно, по принятым нами правилам.

Комендант встал со стула и пройдя к тяжелому шкафу взял с полки несколько исписанных листов. Для порядка сделав вид, что читает, он принялся говорить навеки выученный текст, ибо изучением такой бесполезной науки как чтение он себя не обременял.

…Вести себя скромно, на улице уступать дорогу честным людям, в тавернах не подходить к гражданам города и другим честным людям, не пить и не есть рядом с ними без особого на то приглашения. Нигде и ни с кем не играть в азартные игры, не держать никакой"бедной дочери", под коей понимается служанка, работающая за харчи, не быть сварливой, но быть с людьми повсюду мирной.

Комендант замолчал, вопросительно взглянув на Мэрган, точно пытаясь понять все ли ей ясно.

Палач лишь закивала, услышанное было не ново. Разве, что на границе пока еще разрешали держать служанок, но и это послабление собирались запретить в ближайшее время.

— Ну вот и отлично. Считай себя принятой. Жалование получишь, как месяц отработаешь, одежду форменную прямо сейчас выдам. Только тебе потом еще в ратушу нужно будет зайти, для присяги, ну да это мелочи… Это повременит. Сейчас главное работать, как старый палач на нож наткнулся, так дел поднакопилось. А пока садись и изволь ждать, они скоро придут, — комендант отложил листы и с удовольствием потянулся.

— Кто, они? — потянула время Мэрган, которой не слишком хотелось портить одежду о грязное, покрытое подозрительными пятнами дерево.

— Святые братья. Тебе одной туда верная смерть пойти. Черный Повар, он знаешь ли шутить не будет.

— Кто?

— Черный Повар.

— Это прозвище?

— Что? Какое прозвище? Неужто ты могла ничего не слышать о нем?

— Ни единого слова. Я с границы, туда слухи доходят медленно.

— Ничего себе слухи. Да у нас какое столетие тут такое творится, а ты не слышала… — комендант вздохнул, видимо думая с чего начать свой рассказ, и наконец после долгих кашляний в кулак, поведал:

Был у герцога Лиса давным-давно повар, да не у нынешнего, а у Лиса Первого, что династию основал. Ну был и был, что с того, да вот только своему ремеслу всю жизнь отдал. Сам поесть не мог, пока господ не накормит, даже спал он на своей кухне с котлами в обнимку. И все на этого повара нарадоваться не могли, и вся прислуга у него вышколена и готовит он год от года все лучше, и гости уж простого пира у герцога ждали сильнее чем Рождества. Что творил! Пряности из-за южных стран заказывал, корабли ему из-за морей животины везли не счесть, павлиньи ножки герцог уже собакам бросал… А повар готовит и готовит… Все лучше и лучше…

И все бы хорошо было, да вот однажды город наш враги пожгли подчистую, все кто спасся те у герцога в замке укрылись, да замок тот сразу ж враг и осадил, мало ему было богатств из разоренного Норнберга… Да не просто осадил, а на целый год. Страшная говорят пора была. Все что на четырех ногах, все поели, траву и ту в котелках варили. Герцог исхудал весь.

И вот тогда, когда под стенами уже год стоял лагерь врага, а снаряды требушетов выбивали камни из стен, настал день двадцатой годовщины восшествия герцога на престол. Что ни говори, осада осадой, голод голодом, а отметить надо.

Пригласил герцог повара и говорит так мол и так, запасов и нет почти, но уж что-нибудь сварганить изволь, а повар то и рад, наконец смог к любимой работе вернуться. Взял пару-тройку стряпух да и заперся на кухне, три дня не выходя прочь… И надо сказать справился отменно.

Был пир! Самый настоящий пир. Сам герцог, что недавно по пустым закромам ходил, удивлялся откуда столько еды да еще такой аппетитной изыскалось. Мяса такого вкусного отродясь даже король не вкушал, ливер, что на языке тает, паштет из печени пальчики оближешь, почки рубленные, сосиски отменные. В который раз самого себя повар превзошел.

Ну а вот когда пир закончился и слуги отправились спать, тут и заметили, что все стряпухи, что повару готовить помогали делись куда-то.. Ну а когда еще и мусор кухонный осмотрели…

В общем герцог, когда его наконец перестало выворачивать наизнанку рассвирепел не на шутку и сам засунул любимого повара в котел, залил маслом да и велел варить на самом медленном огне, да крышку не прикрывать, чтоб неровен час не задохнулся.

Повар говорят еще долго в том котле плакал, пока масло закипало, да ладно бы к милости взывал, просил все зелени нарезать туда и овощей, целый рецепт озвучить успел. В общем насилу его сварили.

Все б хорошо, но только душа его говорят попала прямо пред очи темные, Люциферовы. Столь тому понравились дела повара, что он обратил его в демона, в лютую тварь в насмешку имеющую облик обычного человека и вновь отправил на землю.

Из года в год созданье тьмы вредит людскому роду всеми своими силами. Но раз в двадцать лет, в февраль високосного года, а именно тогда повар тот пир злосчастный и устроил, демон занимается особой забавой. Каждую третью ночь он выходит на охоту, отлавливая себе девушек. И из каждой пойманной что-то да вырезает. Сердце, печень… Чтоб потом самому Люциферу трапезу из этого приготовить. Вот такая история, которой нет конца уже три столетья…

— Это же сколько же девушек он убил? — Мэрган попыталась сосчитать, но сбилась.

— Очень много, поверь. На охоте он необязательно убивал одну девушку. Порой счет жертв доходил до четырех за ночь. Демон очень придирчив к тому материалу который нужно извлечь.

— И что этот маг действительно Черный Повар? — Мэрган поежилась вспомнив, что на дворе сейчас как раз стоит февраль. И год как назло високосный.

— Тихо ты! — комендант вздрогнул судорожно оглядываясь на дверь, — Церковь колдуна обвинила. А ты знаешь что с теми делают, кто в решениях церкви сомневается?

— Знаю и даже представь себе не один раз принимала в этом участие.

— А ну да… Забыл с кем говорю. Ну в общем не знаю я демон он или нет… Герцог то своей рукой указ о казни подписывал, а он человек справедливый, — последние слова комендант почти прокричал, ибо дверь в его кабинете была довольно толстой, после чего вновь перешел на шепот, — А с другой стороны убийства то после ареста чернокнижника не прекратились. Но ведь я разумею, коль он демон, то что ему стоит ночью, когда ослабеют святые оковы на его теле, покинуть темницу для своих мерзких дел. А потом под утро вернуться обратно. Он то думает что в тюрьме ему безопасней всего. Вон сколько месяцев с его ареста прошло, а дураков ему голову рубить так и не нашлось до этого дня. Ой… — комендант сконфузился и примолк.

К счастью его выручила открывшаяся дверь, пропустившая троих немолодых мужчин. Двое были похожи как братья и носили белые рясы. В руках они держали короткие посохи с острыми окованными железом концами. Третий вошедший, постарше и посуровей лицом, тоже был в такой же рясе, но повязка зеленого цвета — официального цвета инквизиции, отлично давала понять кто перед Мэрган.

— Ну наконец-то. Наконец-то, — инквизитор довольно потер руки, — А я то думал, что он успеет сгнить в застенках, до того как город предоставит палача.

— Могли бы и своих умельцев взять, — Мэрган скрестила руки: тон речей ей не нравился.

— Издеваетесь? Нет теперь у нас в инквизиции палачей. Указом архиепископа между прочим. Все! Уже в столице никого не жгем который месяц. А скоро и по всему герцогству так будет.

— Да они теперь только судят, а потом уже нам передают приговор, — подтвердил комендант, кидая на святого отца злой взгляд. Его было легко понять. Теперь то дрова закупала тюрьма, а не церковь.

— Все хватит препирательств, Черный Повар и так заждался.

— Вы правы святой отец, я думаю нет смысла тянуть время, — Мэрган поднялась. Девушка всегда старалась сделать все неприятные вещи как можно быстрее.

Инквизитор одобрительно улыбнулся ее рвению. Надзиратель же не изменился в лице. Лишь когда Мэрган с тройкой церковников скрылись за дверью он помрачнел и выпил вина, явно обдумывая кого из них он потом увидит живым.

Путь к колдуну затянулся. Мэрган не смотря на важность миссии не преминула оглядеть попавшиеся на пути столичные камеры, которым посвящал немало восторженных речей ее учитель. И надо признать узилища палача не разочаровали. Сразу видно, что к подготовке преступника к допросу тут относились тщательно. Были тут и сложенные с огромными щелями камеры для зимы, и покрытые свинцовыми листами летние камеры, что раскалялись так, что капли металла вполне могли потечь за шиворот. Были всегда полные гнилой воды узилища глубоко под землей, в которые спускались узкие каменные лестницы. Эти принесли людям особо много боли… Особенно тюремщикам которые постоянно оскальзываясь на влажных ступенях долго кувыркались вниз. Мэрган наверняка провела бы за осмотром всего этого целый день, но суровый инквизитор наконец с силой ухватил ее за рукав, рывком возвращая ее к действительности.

— Вы еще успеете этого насмотреться! Лучше сосредоточьтесь на деле. Запомните, чернокнижника сдерживают заклятья и ошейник из освященного серебра не дающего хода большей части его магии…

— Большей части? — Мэрган напряглась, но тут же сунула руку под куртку, стискивая золотые монеты.

Оптимизм начал возвращаться.

— Если вам дорога жизнь… — продолжил меж тем инквизитор, — Нужно быть бдительной и осторожной! Ни в коем случае не смотрите в его глаза. Ничего не делайте, без нашего приказа.

Святой отец погладил подбородок и дождавшись кивка Мэрган отпер крепкую, хоть и покрытую плесенью дверь тяжелым ключом, которым при желании можно было проломить кому-нибудь череп.

Первыми в камеру скользнули двое молчаливых монахов. Послушно опустив глаза, Мэрган вошла следом. Инквизитор чуть задержался, пряча ключ и замкнул шествие.

— Ну наконец то, я уже заждался, — донесшийся голос был настолько сух, что Мэрган нестерпимо захотелось вылить на его обладателя ведерко воды.

— Вы знаете зачем мы пришли? — инквизитор зашелестел рясой извлекая пергамент с приговором.

— Даже не представляю.

— Мы пришли покарать вас, злобное отродье нареченное народной молвой Черным Поваром. Вас принесшего смерть множеству невинных девушек.

— И наверняка имеете тому целую гору доказательств? Нет? Странно.

— Есть ли смысл в доказательствах, когда правда и так на лицо? Кроме того вы обвиняетесь в занятие темным ведомством, погаными черными искусствами, якшаньем с Люцифером, призыве демонов…

— Я три года был на должности личного чернокнижника герцога, чем же еще с вашей высочайшей точки зрения я должен был заниматься?

— В ваших подвалах во множестве найдены людские останки… Вы пожирали девственниц в темноте залов…

Не выдержав Мэрган кинула взгляд на столь примечательную фигуру. Стоящий у окна мужчина пренебрежительно скривил губы. Тощий, вряд ли старше тридцати, с длинными каштановыми волосами, он не произвел на нее особо серьезного впечатления.

— А куда мне было еще девать трупы недругов герцога? Его Светлости под ложе стаскивать? А насчет пожирания девственниц, то разве только взглядом. И то они не долго ими оставались, когда приходили ко мне.

— Замолкни! Приговор вынесен, обжалованию не подлежит, — инквизитор наконец кивнул палачу, намекая на то что можно приступать.

Мэрган в ответ лишь скрестила руки.

— Как вы себе представляете казнь? — палач кивнула на скрывающий шею колдуна широкий ошейник испещренный фразами на латыни.

— Освященное церковью серебро сдерживает его черное умение, — святой отец задумчиво посмотрел на свои руки, — Сила дарованная мне Создателем велика, но стоит ли рисковать? Может сменим вид казни? Повесим например?

— Еще лучше.

Инквизитор задумался.

— Что если оглушить, потом снять ошейник, а затем отрубить голову?

— Святой отец никак боится, что Господь не убережет своих чад? — колдун раздраженно подергал серебро на шее, — Что ж правильно делает.

— Не ставь под сомнение силу Господа, — слова колдуна явно уязвили святого отца.

— А я и не ставлю. Это вы тут не уверенны в его защите. Не хватает-то поди веры, ваше священство? — колдун скрестил руки и довольно улыбнулся.

Сжав крест и протяжно вздохнув инквизитор снял с пояса сложный ключ.

Долгие манипуляции, кряхтение и вот шея колдуна освободилась от серебра, являя беззащитную плоть. Мэрган вытащила меч из ножен, давая чернокнижнику последние наставления:

— Встаньте на колени. Так будет удобно и вам и мне. И можете помолиться, если верите во Всевышнего.

Чернокнижник лишь ожег ее мрачным взглядом.

— Сейчас помолюсь. За ваши души, — миг и неведомая сила резко толкнула Мэрган в грудь, откинув в угол камеры, а рука колдуна еще в воздухе перехватила выпущенный ей меч.

Никто не успел даже шелохнуться, когда клинок резко засвистел ссекая голову одного из монахов. Нелепо задергавшееся тело обвалилось на пол, выпуская посох. Белые одежды заалели.

Второй монах меж тем шагнул к колдуну, успев поднять налившиеся светом руки к потолку, но колдун уже отбросил меч в сторону, сомкнув свои кисти на кистях противника. Короткое противоборство и монах всхлипнув, отшатнулся, неверяще глядя на свои посеревшие руки. Руки которые медленно опадали невесомым пеплом.

Единственный оставшийся противник — инквизитор тут же отступил назад, произнося что-то по латыни. В тот же миг на колдуна обрушились гремящие потоки ослепительно белого света. Ущерба впрочем они не принесли, так как небрежный жест чародея обратил их в ничто. А дальше заклятья сорвались с их губ одновременно.

Воздух кипел и искрился. Даже вечно влажные камни стен просохли и растрескались. Свет, тьма, гром, вой, все смешалось в крохотном пространстве. Шум в камере был такой, что наверняка его слышала вся тюрьма. В коридорах уже стоял топот надзирателей. Вот только судя по тому как быстро он удалялся, спешили они явно не на помощь.

Дуэль закончилась тогда, когда уже казалось, что поединок будет продолжаться вечно. Ветвистая молния сорвавшаяся с рук колдуна и все-же пробила защиту святого отца, впиваясь в его плечо, кидая на колени. Сразу же вслед за этим оглушенный болью инквизитор прекратил свое земное бытье, смятый волной огня.

Меж тем ослепшая и оглохшая от магии Мэрган шарила рукой по полу, нащупывая свой меч. Оружия она так и не нашла, но зато в руки попал посох одного из монахов, заканчивающийся острым, обитым железом наконечником. Не раздумывая Мэрган вскочила, вонзая оружие в живот только что покончившего с последним врагом колдуна.

Вздрогнув всем телом чернокнижник безмолвно рухнул на колени. Изо рта потекла ниточка крови.

— Дура… — чернокнижник сплюнул сгустком густой крови, — Вот дура… Я тебя и с того света достану…

— Улица Угольщиков, трактир «Барсук и желудь». Буду ждать с нетерпением, — Мэрган отпустила посох монаха и подняла меч.

Через минуту она медленно выходила из камеры, оставляя на полу затянутый в черную мантию обезглавленный труп.

Комендант пил. Трясущиеся руки оставляли на столе целые винные озера, но он не обращал на это внимания, продолжая наливать себе кружку за кружкой. Гноящиеся глаза мелко дергались, с каждой минутой становясь все бессмысленнее. Впрочем его можно было понять: таких происшествий в его тюрьме не было никогда.

— Это просто чудо, чудо что вы остались в живых, благодарить можно только Господа, — суетящийся рядом тюремный священник отобрал бутылку у коменданта и выставил перед Мэрган кружку.

Палач впрочем отстранила ее рукой. Ей хотелось оставить ясным то, что осталось от рассудка.

— Дитя мое, Господь обязательно запомнит твое деяние! Теперь когда поганое тело лишено главы и предано земле, хотя по мне, колдун погребения не заслуживал, горожанки наконец будут в безопасности, да и все мы сможем вздохнуть спокойно, позабыв о морах и порчах которые Черный Повар на нас насылал, — священник сам опустошил кружку и заметно раскраснелся, — Я немедленно отправлюсь в город, чтобы на площади рассказать всем о совершенном тобой подвиге.

Комендант одобрительно хрюкнул и свалился на стол. Священник поморщился. Мэрган же наконец молча покинула кабинет. Она была полностью погружена в свои мысли. Все же не каждый день она проходила в одном шаге от смерти. Пообещав себе, что отныне никогда не польстится на награду не вызнав сперва все детали, палач неспешно вышла прочь.

— Простите, ваша Светлость. Я не смог появиться раньше… — человек тенью проскользнул в комнату, не забыв запереть дверь на щеколду.

— Ничего… Я все равно еще не разобралась с прошениями. Всем, что-то нужно, все что-то требуют… — герцогиня наконец отложила бумаги и выжидательно посмотрела на осведомителя, — Какие новости в городе?

— Помните вы велели выплачивать деньги родственникам убитых Черным Поваром?

— Помню. Но по моему я только позавчера дала золота.

— Только что было убийство. На окраине найдена девушка со вспоротым животом. С виду работа Черного Повара. Но стражники заподозрили неладное и немного порыли. Оказалось девушку убили ее родственники, чтобы получить те самые золотые.

— Какая мерзость, — герцогиню передернула, — Их за это повесят.

Герцогиня не спрашивала, утверждала.

— А денег пострадавшим семьям вы бы впредь поменьше, во избежание…

— Что еще?

— Новостей много, всяких, что вас интересует?

— Ты знаешь.

— Его казнили, несколько часов назад.

Герцогиня вздрогнула, щеки побелели. Но длилось это лишь на мгновение, осведомитель был не тем человеком перед которым она позволяла себе слабость.

— Ты же уверял меня, что в тюрьме ему ничего не грозит!

— Клянусь я и сам так думал. Это же были обычные инквизиторы и палач!

— Как это случилось?

— Трудно сказать, я был в застенке, но там полный хаос: оплавлены камни, изжарены крысы, монахов изуродовало до неузнаваемости. Говорят лишь палач вышла оттуда без царапины. Более того добивала чернокнижника она уже в одиночку, проткнув тому грудь монашьим посохом и лишь затем срубив голову.

— Господи… Ну почему женщины всегда приносили ему одни несчастья?

— Вы не виноваты.

— Что? — Октавия прищурила глаза, по новому рассматривая осведомителя, — Что ты сказал?

— Я… То есть… — осведомитель вздрогнул, предусмотрительно отступая к двери, — Простите.

— Пшел вон! И чтобы я тебя больше не видела! — рука герцогини начала слепо шарить по столу.

Осведомитель был проворен, а потому тяжелая, бронзовая чернильница оставила глубокую вмятину на спешно захлопнутой двери, а не на его затылке.

Работы было много. По вечерам она мела дом и мыла полы. По утрам таскала воду. Слава Богу, после пробы ее стряпни хотя бы готовить ее Гийом не заставлял. Впрочем и другой работы по утрам и вечерам хватало и потому дни Мэрган любила больше всего. Дни которые проходили в прохладной полутьме палаческой лавки.

Просто удивительно сколько всего может предложить людям палач кроме услуг своих золотых рук: полки заставлены зельями, что заботливо приготовлены из частей тел казненных. С потолка спадают веревки на которых висели убийцы. Спросом они пользовались огромным, ведь без них не может творить обряды ни один приличный чародей, да и от зубной боли это наипервейшее средство. По углам разложены высушенные руки воров держащие свечи из их же жира, способные по поверью скрыть их обладателя от чужого взгляда. Рядом горшки с жиром висельников (лучшее лекарство от ревматизма — каждый ребенок знает). Ну и конечно здесь имеются и менее экзотичные товары — сапоги, ремни, да штаны (как объяснил Мэрган Гийом, кроме денежной платы палачам отдают и все, что было одето на казненных ниже пояса).

Обычно покупателей было много. Уже за первую неделю девочка свела знакомство с алхимиком, двумя чародеями и бесчисленным количеством простого и не очень люда.

Сегодня впрочем город тонул в густой пелене дождя и с самого утра в лавку не ступил ни единый покупатель. Мастер Гийом тоже не показывался — отсыпался. После того как во время облавы в лесах схватили очередную разбойничью банду, он несколько дней просидел в застенках без перерыва на сон и еду.

Петли взвизгнули хуже свиньи которую режут тупым ножом. Дверь тяжело бухнулась о стену.

Вбежавший с улицы был бел словно не успевший коснуться земли снег.

— Палача! Палача! Зови палача! — человек кинулся к Мэрган, отчаянно встряхивая ее за плечи, — Горе! Страшное горе!

Опасаясь как бы гость в истерике не опрокинул полки с дорогими зельями, Мэрган поспешила на второй этаж, где спал мастер. Будить его впрочем не пришлось, привлеченный криками он уже слезал с большого, накрытого матрасом сундука на котором до этого почивал и сейчас сонно нащупывал рукоятку лежащего у изголовья топора.

— Что там? Пожар? Бунт?

— Какой то сумасшедший, требует вас. Судя по одежде из купцов, притом богатых.

— Купцов? Ладно пошли посмотрим на него поближе, — палач быстро спустился по лестнице, появляясь перед нежданным гостем. Мэрган шла по пятам.

— Мастер Гийом, хорошо, хорошо что вы здесь! — купец нервно носился по комнате, беспрерывно взмахивая руками. На толстых пальцах весело блестели многочисленные перстни, — У нас такое горе! В одну из моих дочерей вселился дьявол! Этой ночью был жуткий припадок. Она билась в корчах, хрюкала как дикий зверь и насылала хулу на Господа!

Не мешкая, Мэрган быстро усадила несчастного на лавку и подала вина, а то купец дрожал и метался так, будто дьявол сидел в нем самом.

— Ужасно, все это ужасно… — купец перешел на всхлипы, — Зрачки шире глаз, вся кровать в поту, слюне и моче. Вы уж помогите, я побоялся к священникам идти, я ж их знаю дармоедов, только и умеют, что золото с торгового люда тянуть…

Купец оросил одежду новой порцией слез, скорбя то ли о дочери, то ли о своих деньгах.

Дорога заняла совсем немного времени, впрочем собственно сам город можно было пройти из конца в конец всего за полчаса. Купец привел их к солидному, каменному дому, что уже само по себе говорило о богатстве. А уж виднеющиеся в одном из окон стекло окончательно дорисовывало картину роскоши.

Вооруженный слуга распахнул дверь и повел через комнаты.

— Сюда на второй этаж, господа, — слуга указал на лестницу. Совершенно обычную — со ступеньками. Похоже купец настолько полагался на охрану, что решил пощеголять перед знакомыми. Ведь все нормальные люди у себя дома лезут на второй этаж по лестницам приставным, которые можно в случае нападения лихого люда втянуть за собой, оставшись наверху в полной безопасности.

К их удивлению перед комнатой в которой заперли одержимую были не только члены семьи. Недалеко от двери, закутанный в форменную черную одежду полагающуюся гильдии врачей, стоял немолодой мужчина, постоянно водящий из стороны в сторону хищным ястребиным носом.

— Что то запашек какой-то пополз… Сдохло что-то? А это вы Гийом! — врач небрежно прислонился к стене.

— А, Мэри, ты смотри, сам глава гильдии лекарей мастер Адриан, только у кого беда, он тут же как стервятник прилетает, — Гийом поднимался по лестнице как ни в чем не бывало, — И признаться толку от него ровно столько же.

— Мясничек, решили помочь несчастной карнанием головы? — врач скрестил руки с неприязнью глядя на появившегося конкурента.

— Ну уж не буду отпаивать ртутью, как ты ту торговку шелком.

— Кто ты такой, чтобы критиковать мои методы невежда! Убирайся отсюда!

— Что? — Гийом упер руки в бока, — С каких это пор врачи лечат одержимых?

— Я осмотрел больную, она чиста от духов и лишь страдает Геркулесовой болезнью, иначе говоря эпилепсией!

— Помолчи, ты вообще бубонную чуму от перелома не отличишь, — палач кивнул родственникам и те убрали толстый чурбак подпирающий дверь. Лекарю осталось лишь зашипеть, помешать он все же не осмелился.

Комната была маленькой и вмещала лишь грубую кровать рядом с которой сжавшись в комок сидела молодая, чуть старше Мэрган девушка.

— Ну что мастер Гийом? — стоящий за их спиной отец семейства пугливо глядел на дочь.

— Она одержима. В этом нет сомнений. Закройте дверь. А этого шарлатана спустите с лестницы.

Авторитет Гийома был непререкаем, — хлопок двери совпал с ударом чего-то мягкого о ступени. Они остались втроем — Гийом, Мэрган и девушка.

— Музыка… — блаженно улыбнулся Гийом слушая падение тела по ступенькам.

— Мастер но как вы узнали, что она одержима?

— Так, Мэри, смотри и запоминай на будущее как отличить одержимость бесами от этой самой Геркулесовой болезни… Хотя не дай Господь чтоб тебе это понадобилось в жизни. При Геркулесовой болезни зрачки расширяются, а не становятся красными. Да и к лицу кровь приливает. И еще больной не пытается выколоть тебе глаза! — это палач произносил перехватывая у своего лица скрюченные пальцы кинувшейся на него девушки. Минута поединка и палач уже швырял одержимую на узкую постель, усевшись ей на живот.

— Что молчишь Мэри? Ори.

— Что?

— Бесы не любят громких звуков. Давай, — Гийом меж тем начал произносить фразы на латыни.

Мэрган исполнила его просьбу настолько качественно, что палач едва сам не выпустил одержимую чтобы зажать себе уши.

— Теперь кувшин из сумки, — на миг прервался Гийом.

— Этот?

— Да. Выливай ей на лицо.

Одержимая задергалась. Из носика кувшина потекло сильно пахнущее благовонное масло.

— Что не нравиться? Ничего, лечиться полезно, Мэри, доставай кисет с солью. Сыпь весь, — Гийом с силой разомкнул челюсти одержимой, — Соль она против беса самое то.

Бес похоже считал точно также, поэтому девушка отчаянно забилась, завращала глазами, но рот в который потек белый ручеек соли зажать так и не смогла. Разом высыпав из кисета последние остатки соли, Мэрган отпрянула в сторону. Как оказалось очень вовремя. Скинув палача с постели бес заметался по комнате. Бес, потому что дочерью купца его назвать уже было трудно: кожа приобрела трупный цвет, черты лица отекли став злыми и гротескими. Искаженный в дикой гримасе рот выплевывал дикие богохульства.

Не зная что делать, Мэрган резко кинулась вперед пытаясь ухватить тварь за ноги с шишковатыми коленями и повалить на пол. Сильный пинок нарушил все ее планы, отбрасывая в угол комнаты.

Бес щерясь и рыча кинулся следом, однако на его пути встал Гийом встретив тварь парой тяжелых ударов. Снаружи меж тем послышались возбужденные споры и скрип чего-то тяжелого пододвигаемого к двери. Похоже на помощь семейства можно теперь было надеяться лишь в случае похорон.

— Мэри, достань плеть! Секи его пока из тела не уйдет! — палач отчаянно боролся с бесом крепко удерживая его руки и стараясь не дать тому сдвинуться с места.

Мэрган распахнула сумку судорожно принявшись рыться в ее содержимом. Плетей обнаружилось целых три. Первая простая кожаная, вторая тоже из кожи но уже с железными шипами чтобы сдирать плоть при экзекуции, третья и вовсе состояла из одних железных цепей и было страшно подумать, что она может натворить при ударе.

Выбрав простую плеть, Мэрган нерешительно сжала ее в руке и подойдя к хрипящему бесу ударила его по спине. Вышло слабо и плеть разочарованно опала даже не повредив сорочку. Мэрган вновь вскинула руку, но удар опять вышел плохо, и плеть не смогла причинить бесу вреда.

— Сильнее, сильнее! — Гийом побагровел от натуги, но все еще удерживал скрюченные руки беса.

Скрипнув зубами Мэрган вновь занесла плеть и закрыв глаза ударила резко, со всей возможной злостью. Засвистел рассекаемый воздух, завыл бес. В лицо брызнуло что-то теплое. Мэран продолжила наносить удары, поневоле раскрывая глаза.

Спина беса превращалась в одну сплошную рану прикрытую кровавыми клоками сорочки. Не смотря на это Мэрган не остановилась, хотя и чувствовала, как начинают подкашиваться ноги.

Она нанесла еще не один десяток ударов, пока внезапно, Мэрган даже не смогла определить момента, визг сидящий в теле твари не сменился заливистым криком купеческой дочери.

Мэрган вновь не верила своим глазам: кожа одержимой разгладилась возвратив свой розовый цвет, лицо вновь имело милые женские черты, а зрачки обрели глубокую черноту, больше не напоминая две прорези заполненных раскаленным металлом.

— Вот так Мэри, так и работаем… — Гийом подмигнул утирая пот с широкого лба, после чего уложил пострадавшую животом на кровать и поднял выпавший из сумки горшок с мазью.

— Хорошее же ты бедного беса угостила… — Гийом зацокал языком и принялся обрабатывать раны, — Ты же раньше поди не секла ни кого? Ну надо же какие удары сильные. Долго еще бедняжке на животе спать. Прямо жалко что такой талант пропадает.

Мэрган промолчала, сейчас ее слишком мутило от проделанного, чтобы открывать рот.

— Нет, а я не шучу. Ну что с тобой будет коль я помру? Кому ты без приданного то, да не умея работать нужна будешь? Да еще мне городской совет давно пеняет, что я ученика не держу, — палач смотрел на Мэрган уже новым взглядом, каким ювелир смотрит на не ограненный камень.

Мэрган тоже смотрела на мастера Гийома. Она понимала, что от дальнейших слов будет зависеть ее судьба.

— Хорошо, мастер. Я согласна.

— Ну и славно, — Гийом вернулся к лечению жертвы экзорцизма, — Только учти Мэри, многому тебе научиться придется, годы отдать…

— Неужто годы?

— А ты что думала? У нас профессия из серьезных, тут же ответственность какая. Вот недавно в соседнем городе бывшего бургомистра казнили, так не смогли палача найти и взяли первого попавшегося солдата. Так тот барон после двадцать девятого удара мечом по шее еще вырывался, пытаясь от этого неумехи сбежать. А вешать людей думаешь легко? Там мороки столько… Например ты знаешь почему аристократам головы рубят, а простых людей в петлю суют?

— Ну вообще-то отец говорил, что если сдавить горло, то душе придется искать другой путь из тела и выходить через противоположное отверстие, а в таком непотребном виде являться перед Всевышним человеку знатному негоже.

— Своеобразно, — Гийом побагровел, явно с трудом сдерживая смех, — Но в общем теорией тебя нагрузить тоже придется.

— Где она? Где она?

Было уже далеко за полночь, и посапывающий трактирщик с трудом оторвал щеку от клейкой, щедро политой пивом стойки. Нависшая над ним фигура мгновенно прикрыла лицо рукой, будто опасалась, что взгляд пробьет непроглядную тьму под капюшоном.

— Кто мил господин? — трактирщик безуспешно попытался оторвать сильную руку схватившую его за ворот.

— Палач? Комната? — зловещий гость закачал непомерно большой головой.

— Второй этаж. Крайняя комната от лестницы, — трактирщик понял что сейчас в пустой таверне припираться с незнакомцем не стоит.

Впрочем, с этим господином он не желал бы встретится и в караулке стражи.

— Я быстро. Если услышишь визг, мольбы, предсмертные крики, то лучше не появляйся. А то к ним прибавятся и твои.

Откинув трактирщика к стене, фигура быстро взлетела по лестнице, устилая ступени длинным черным балахоном.

Палача никто не любит. К палачу все имеют свои счеты. Его могут избить. А могут и убить. Поэтому в любой момент дня и ночи нужно быть наготове.

Вот и сейчас заслышав подозрительный шорох в коридоре, Мэрган чуть приоткрыла глаза. Рука скрылась под подушкой, нащупывая кинжал.

Дверь которую она сама вечером закрыла на засов, скрипнула, безропотно пропуская высокую фигуру. Сапоги смяли лежащую на полу солому. Идти бесшумно нежданный гость даже не пытался, спокойно приближаясь к кровати. Не скрытые тканью кисти словно два белесых паука заплясали во тьме выводя странный, колдовской узор. Больше не раздумывая, Мэрган резко приподнялась выбрасывая кинжал вперед.

Черный силуэт дрогнул так и не успев отвратить нырнувший в черноту капюшона нож. Голова разлетелась с сухим треском, будто кинжал врезался не в череп, а в пустой горшок. Хотя… Если посмотреть на осколки на полу… Фигура зло пнула черепки и неторопливо подошла к вскочившей с постели Мэрган. Остановившись в одном шаге от палача, обезглавленное тулово распахнуло балахон снимая что-то с пояса. И это что-то смотрело на девушку крайне нехорошим взором.

— Не чувствуешь угрызений совести? — голова повисла на длинных волосах, медленно покачиваясь то вправо, то влево.

Мэрган лишь клацнула зубами. Мертвец довольно оскалился. Рука медленно приблизила голову к ее лицу.

— Ты утонешь в боли прежде чем я позволю тебе умереть. Я выну твое сердце из груди и сожру. И это только за то, что я прошел пол города с дырявым горшком на голове.

— Вынуть ты сможешь, по глазам вижу. Но вот сожрать вряд ли. Если только изжевать, — тихо заметила Мэрган, нащупывая прислоненный к стене меч.

Лицо чернокнижника стало таким, что впечатлительным людям, к коим правда Мэрган себя не относила, в пору было бы сушить штаны. Рука тулова с силой ударила по столу переламывая его пополам. Вторая отвесила Мэрган звонкую пощечину, в результате чего выпавшая голова мага покатилась по грязному полу, собирая в волосы сено и крысиный помет.

Рухнув на колени тело спешно поползло за яростно ругающей всех и вся головой.

Воспользовавшись моментом Мэрган наконец вырвала меч из ножен, готовясь завершить начатую еще днем казнь.

Впрочем заметив это голова страшно завертела глазами и тулово кинулось на палача, валя ее на пол. Меч отлетел в сторону, а холодные руки обхватили ее шею. Мэрган хрипло выругалась, ей ответить аналогичным ходом было довольно сложно. Валяющаяся в стороне голова чернокнижника, что-то кричала видимо болея за свое туловище.

До скрипа сжав зубы Мэрган с трудом скинула с себя наседающего мертвеца, вновь хватая меч и вскакивая на ноги.

Голова, увидевшая, что большая часть чернокнижника все еще только пытается встать, выразилась крайне нецензурно и мигом растратила свой боевой пыл.

Мэрган молчала, подходя все ближе.

— Может не надо? — колдун смотрел на ее оружие без всякого воодушевления.

— Это будет лучше для тебя.

— Прокляну. Гнить будешь всю жизнь, ты и все твои родственники, от матери до дальней тетушки! — лежащая на полу голова проводила взглядом взлетевший под потолок меч.

— Некому кроме меня больше гнить.

— Деньгами одарю!

В ответ меч Мэрган упал вниз. Вместе с самой девушкой. Зашедшее за спину палача туловище довольно отряхнуло руки с которых только что сорвалась крошечная трескучая молния, после чего бережно подняло голову чародея.

Зашипев, Мэрган осторожно ощупала свою шею. Обожженная кожа отозвалась болью. Оторвав щеку от необструганных досок, палач с трудом приподнялась на локте осматриваясь. Чернокнижник обнаружился в шаге от нее. Голова чуть дальше — наблюдала с обломков стола.

— Ну как самочувствие? Учти, это только задаток. Только задаток. Ночь для тебя будет длинная, — голова усмехнулась, с откровенным любопытством наблюдая за палачом.

Отчаянный стук в дверь был столь неуместен и неожидан, что палач с колдуном недоуменно переглянулись.

— Пошли вон! — черный маг сжал кулаки, зло косясь на дверь.

Стук не смотря на его крик не прекращался, сопровождаясь все усиливающимся женским рыданием. Помяну бесов и зло пнув табурет, чернокнижник быстро подхватил свою голову, бережно ставя ее на шею, и отошел в самый угол.

— Что разлеглась? Вставай, — колдун говорил почти не разжимая губ, чтобы голова ненароком не покинула свое место — Узнай что им нужно и выпроводи их! Расправа над тобой будет происходить под твои крики, а не под ор постояльцев. Только бежать не пытайся бежать, все равно молнию не обгонишь.

Мэрган кивнула и медленно-медленно, чтобы не получить заклятье промеж лопаток подошла к двери. Впрочем она и так знала что может понадобится людям от человека ее рода деятельности в середине ночи.

Странная профессия палач. Он стоит на границе жизни и смерти, невольно познавая и то и другое. Палач может убивать, но может и лечить. Он не медик, который словно голодный упырь вынужден шастать по кладбищам выкапывая гниющие трупы, дабы отточить свое умение. У палача мертвые под рукой каждый день. Да и живые тоже… Ведь кто лечить человека после пытки будет? Конечно палач. Всю жизнь проводя экзекуции палач получше врачевателя узнает тайны организма, знает куда нажать чтоб вызвать боль, а куда, чтобы ее снять.

Вот и сейчас стоящая на пороге девушка смотрела на Мэрган со смесью страха и надежды.

— Что у тебя?

— Трактирщик говорит, что тут палач живет, — девушка размазывала слезы по лицу, не в силах продолжит разговор.

— Я тут палач, — Мэрган бесцеремонно встряхнула гостью, — Повторяю, случилось что?

— Вам бы спустится надо. Там у нее жених помирает, может поможете чем, — отстранивший девушку трактирщик с любопытством заглянул в комнату, но увидев страшного гостя ойкнул и вновь исчез в коридоре.

Мэрган в ответ прикрыла дверь и покосилась на стоящего в углу чернокнижника с немым вопросом.

— Выпроводи их!

— Но там человек умирает!

— А тут сейчас будешь умирать ты!

— Если я откажусь они пошлют за священником. И может не одним.

Колдун задумчиво потер подбородок.

— Ладно, осмотри его. Что я не человек, сам умирал в конце то концов…

Не ожидая пока он переменит решение, девушка быстро кинулась к своим пожиткам и достав тубус с инструментами, да сумку с травами, быстро вышла прочь. Маг миг помявшись пошел следом, обеими руками держа шею, будто желая себя удушить. Впрочем ни ждущая палача девушка ни трактирщик не сказали не слова. Колдуны могут позволять себе и не такое.

Вид сидящего в зале парня Мэрган не нравился совершенно. Бледный, покрытый холодным потом, он шипел от боли при каждой попытке лечь на лавку. Невеста вновь начала причитания, проклиная лягнувшую парня лошадь.

Руки палача заскользили по его ребрам. Так и есть — целы, да только вот радоваться тут нечему.

— Вот здесь, под ребрами болит? — слабый кивок.

— А здесь? А тут? Тоже? Так… Прокипятите тряпок, и побольше. И самого крепкого вина. А потом пошли все вон.

— Уже распорядился. Скоро принесут, — трактирщик все еще с жадным интересом смотрел на умирающего, но лицо Мэрган заставило его быстро скрыться за одной из дверей.

— Жуй, — Мэрган извлекла из сумки несколько кореньев, пахнущих прелой листвой и почти силой впихивая их в рот жертвы, — А ты колдун иди сюда.

— У меня есть имя.

— Эка новость… Магией помочь сможешь?

— Я чернокнижник, и ты сильно ошибаешься¸ коль думаешь что древнее и благородное темное искусство предназначено для лечения. Понадобится жизнь задуть это я запросто, разжечь — нет.

— Ну хотя бы заражение потом снять сможешь? — Мэрган аккуртно приняла кипяток и тряпье от испуганной служанки.

— Убивать мое мастерство позволяет. Что человека, что заразу. Но больше уж точно не проси.

— Еще будешь держать края раны, — Мэрган уложила жертву на стол.

— Какой раны?

— Вот этой, — палач извлекла из сумки изумительно наточенный стилет и щедро окатив его и кожу на животе виноградной водкой, сделала аккуратный разрез. Ушедший в наркотические грезы мужчина даже не дернулся, что в принципе было вполне понятно, отведавшие ведьминой погибели, даже на костре сгорали с легкой улыбкой.

Отложив голову на стол, тулово колдуна приняло крюки и развело края раны в стороны, позволив Мэрган заняться своей работой.

— Что там? — голова скосила глаза, но ясное дело ничего не увидела.

— Разрыв селезенки, как я и предполагала. Помнится два года назад, в застенках у одного барона тоже с допрашиваемым такое было. А я им говорила нельзя людей ногами бить когда пытаешь. Я им говорила, что для этого умные люди давно инструменты изобрели. Так нет же, им только дай волю… — Мэрган перестала углубляться в воспоминания, поскольку настала пора углубиться в пострадавшего, — Да тут и селезенки то нет, это как же надо было ударить. Смяло все… Одни сгустки… Ты как хочешь, но тебе потом ему еще и кровь восстанавливать ему придется.

— А больше ничего не надо? Я чернокнижник, а не белопосошник.

— Молчи, — Мэрган достала вымоченные в том же виноградной водке шелковые нити, — Бери зажим. Теперь пережимай здесь. Сумеешь чудо безголовое?

— Убью, — тихо пообещала голова, но тулово мага послушно взялось за инструмент.