Хроники города. Аспекты бытия

Тимофей Царенко, 2020

Мир лишь чудом не скатился в пропасть, но никто так и не понял, кто стоял за так и не случившейся катастрофой. С трудом пережившие покушение Кот и Рыжик, едва оправившись от полученных ран, затевают свою игру, в поисках ответа на главный вопрос: "Что это, мать его, было?" Ну а мы узнаем, зачем Рыжику танки, кто такой отец Никодим, почему он образец целомудрия и благочестия, в чем смысл карательной системы высшего образования и в чем главная опасность преподавания русского языка в школе для талантливых детей. И да, это все еще добрая сказка!

Глава 3

Храм всем религий представлял собой целый архитектурный комплекс. В центре необычного парка, в котором живые растения соседствовали с порождениями механики и электроники (с живыми порождениями механики и электроники), прямо перед величественным зданием в готическом стиле возвышалась стелла памяти. Хрустальная колонна почти двух сотен метров высотой, в которой кружились едва видимые искры. Нужно было подойти к ней и приложить ладонь к одной из неровных граней. И тогда в хрустальных глубинах начинали оживать тени, в пляске и искрами они рождали лица. Звучал шепот. Едва различимый голос называл имя, после чего лицо в толще хрусталя истаивало и его место занимало новое.

Ночью, когда ветер усиливался, шепот становился громче. Шумела листва, ветер гудел в ажурных конструкциях. Имена звучали громче, и хоровод искр кружился внутри колонны, создавая причудливые картины. Иногда искры покидали пределы хрусталя и кружились в воздухе, в бесконечном танце.

Колонна памяти хранила всех. Всех, поименно, умерших после ее создания. Всех умерших за всю историю человечества, чьи имена сохранились хоть в каком-то письменном виде.

Чем прозрачнее была колонна, тем меньше новых искр вспыхивало в ней. Сейчас стела памяти была почти черной. Люди обрели бесконечную жизнь, но не обрели бессмертия. Идеалы трансгуманизма стали в обществе доминирующими, но природа человеческая не изменилась. Всегда находились причины конфликтов.

В комплекс вело множество входов, которые увенчивали символы различных религий. За входом начинался псевдо-лабиринт, вдоль дорожки была стена, на которой были фрески. На фресках изображалась история религиозного воззрения, от ее создания до момента, когда появился храм.

Был один центральный проспект, который назывался «Аллея познания». Там, на фресках вдоль широкой дороги располагались истории научных открытий. Лица, письмена, абстрактные картины, изображающие сложные научные термины. Эта аллея была единственной, которая перестраивалась, примерно раз в двадцать лет.

Рыжик в сопровождении Модестовны вышла к храму приблизительно через час после того, как громада пирамиды «Темных Небес» скрылась за поворотом. Девушка шла, ловя лицом потоки теплого ветра. Сандалии, подошва которых была сделана из специального материала, единственным предназначением которого было предохранение от острых камушков, не чувствовались при ходьбе. Девушка ощущала все неровности покрытия улицы и температуру отдельных камней. Словно шла босая по камням мостовых.

Минуты для девушки свернулись в тугую пружину, она впитывала каждое мгновение покоя. Не стрекотал над ухом пулемёт, не отсчитывал секунды таймер взрывного устройства, не падали с неба разогнанные вольфрамовые снаряды.

Женя открывала себя миру, сама становясь его частью. Пронизанная светом, умытая ветром, обласканная небом. Сливались в цветные пятна здания, проходящие люди начинали походить на драгоценные камни. И уже нет земли под ногами, и разум сияет огромным пульсирующим комком. Можно прикоснуться ко всему, стать частью любого объекта, или процесса…

Резкая пощёчина заставила голову девушки мотнуться. Щеку обожгло болью и мир вновь стал обычным. Девушка непонимающе уставилась на свою телохранительницу и шокер в ее руках.

— Женечка, скажи что-нибудь вразумительно, — голос Модестовны был крайне напряженным.

— Что случилось?

— Моя система детекции пси-активности вышла на пиковый режим. Если вы планируете использовать психические силы такой интенсивности, полностью отключаясь от внешних раздражителей, то предупредите об этом заранее.

— Я не знаю, что на меня нашло, мир стал меняться…

— Ох, юная леди, не надо так пугать старушку. Я ведь смотрела отчеты экспертов. То, что вы погасили всяческую электрическую активность в боевом роботе как-то связано с вашим психозом?

— Да, я это не контролировала, я про шагоход узнала уже в больнице…

— Теперь понятно, а то я, как прочла бриф миссии, так сразу поинтересовалась, от чего я могу защитить столь талантливую молодую девушку? У меня отсутствуют средства борьбы с орбитальным оружием, а всё остальное для вас не представляет опасности.

Женя смущенно пожала плечами.

"Блин, Рыжик, нехорошо получилось! Если ты можешь перекинуться на ровном месте, может ну его?"

"Ну его что? Говори прямо!"

"Женя, ты можешь сорваться и устроить бойню! Тебя выпустили только потому, что не было данных, позволяющих предполагать возможность повторения психоза! А теперь выясняется, что ты способна провалиться в него вообще на ровном месте!"

"Я не сумасшедшая!"

"Ох… Да пойми ты, родная, стоит кому-то из тех людей, что тебя сейчас контролируют, хотя бы заподозрить тот факт, что ты можешь перекинуться в любой момент, и тебя тут же пристрелят или погрузят в кому, во избежание!"

Женя стиснула зубы и решительно зашагала в сторону Библиотеки-Храма.

"А кто им скажет?"

"Женя, черт побери, ты понимаешь, что такого требовать от меня с твоей стороны просто преступно? Это ведь теперь не только твоя или моя жизнь под угрозой! Если бы ты могла это контролировать…"

"Я могу это контролировать! Меняется само восприятие, я делаю всё то же самое, что и в нормальном состоянии! К тому же те самые проверяющие примерно то же самое думают о тебе! Ты точно так же опасен!"

"Чтобы устроить то, что можешь устроить ты, мне потребуется как минимум некоторый инструмент! А не просто ассоциативный ряд, который триггернет психоз!"

"А мне нужно два тюбика «мертвой петли» и боевой коктейль в крови, чтобы забустить способности до того уровня, чтобы начать отключать боевую робототехнику! Не передергивай!"

Тем временем Женя дошла до одного из входов храмовой территории.

Небольшие ажурные ворота были раскрыты, и над ними висел чуть светящийся белый крест. Идущая следом за ней Модестовна остановилась и под удивлённым взглядом девушки перекрестилась.

— Мне нравится христианство, вернее его традиционалистическая ветвь конца двадцатого века. Согласно его канонам, все те люди, которых я убиваю, — голос телохранительницы вновь стал визгливым, — попадают прямо в ад! Атеисты! Колдуны проклятые! Гордецы! Мужеложцы, сквернословы! Богохульники! Нет в них любви и смирения! — визг стал тоньше. — Они все будут гореть в АДУ! ГОРЕТЬ!

Крик перешел в ультразвук. Немногочисленные прохожие тревожно обернулись, тут же отводя взгляд. Слишком уж угрожающе смотрелась бывшая учительница. Испуганно взмыла в воздух стая зеленых попугаев.

Женя с силой потерла лицо, едва не содрав клей.

"Кот, ты тоже это видел?"

"Ээээ… Что именно?"

"Как мой телохранитель объясняет свою религиозную парадигму. Просто если сейчас ничего не произошло, а вся сцена мне приснилась, вызывай-ка скорую, боюсь мне все же нужна помощь".

"Спокойствие, в смысле — не дергайся, это действительно только что произошло. Ну, может, все же скорую вызвать Модестовне? Классная ведь бабка".

— Клавдия Модестовна, а с вами все хорошо?

— Женечка, извините, что напугала. Просто религия для меня очень важна. Я истовая христианка, и могу оглашать свои верования, в том числе и во время работы. Рада, что вы тоже испытываете интерес к моей вере. Хотите, я вас просвещу? Христианское учение можно считать образующим для современной цивилизации. А еще оно очень гуманистично: где еще, в какой вере, можно найти глубинный тезис о том, что Бог есть Любовь? Где еще можно найти столь глубокую мысль о том, что вся наша вселенная, звезды, вся структура мироздания, в которой разум — одна из высших форм существования материи, — является одним непрерывным актом божественного созидания, в основе которого лежит любовь?

Женя подвисла. В очередной раз.

"Котик, скажи, пожалуйста, что я брежу! Ты точно это слышишь? Просто это ведь многое объяснит!"

"Нет, Рыжик, ты не бредишь. Хотя у меня есть версия: брежу я! А ты и Модестовна мои галлюцинации, возникшие из-за сенсорной депривации. А я просто лежу на операции с препарированным мозгом и пытаюсь остаться собой, но иллюзии разъедают мое сознание, уводя меня в какие-то дебри и давая разумное объяснение тем изменениям, которые приносит в мою голову скальпель хирурга. Инструмент задевает нейроны, отвечающие за чувство тревоги и вот, я вижу, как ты сползаешь в психоз. Вмешательство делает меня шокированным и тут начинает говорить твоя телохранительница. Утром врачом был затронут центр удовольствия и я подключался к тебе напрямую, когда ты мастурбировала в ванной…"

Теперь Рыжик подвисла надолго.

— Евгения Владимировна? С вами все в порядке?

— А, нет… да… Просто когнитивный диссонанс. Извините, сейчас мы продолжим…

"Рыжик, ответь что-то, ты что, обиделась?"

"Ой, да иди ты в задницу!"

"Женя, ну, извини, пожалуйста!"

"Кот, просто молчи! Просто молчи хотя бы полчаса! И что мне там делать в этом храме?"

"Рыжик, блин, ты понимаешь, что я не могу одновременно молчать и объяснять?"

"А ты талантливый, попробуй!"

Кот замолчал.

Женя вошла в распахнутые ворота, не оглядываясь. Сразу за оградой был поворот направо с указателем «Иудаизм». Что логично — видимо, там идет ответвление.

Девушка шла, с интересом рассматривая историю возникновения христианства, от появления Библии до первых Вселенских Соборов. В какой-то момент времени на дороге возникла развилка с разделением церкви на Западную и Восточную.

— Лучше идите в сторону Восточной, если пойти в сторону Западной, то под конец можно заблудиться! — Подсказала Клавдия Модестовна откуда-то из-за спины и Женя решила воспользоваться советом.

Женя шла, а каменные картины продолжали перед ней развертывать историю религии, плотно переплетенную с историей нескольких государств. Мелькали лица и лики, истории заблуждений и ересей. Прорывов и затуханий. Вот церковь сливается с государством, и вот она снова гонима и почти забыта.

Через деревья и изгибы участков стены появился просвет. А фрески изменились. Появились первые вставки, больше присущие миру современному. Смотрелось все настолько интересно, что Женя даже остановилась почитать.

На фреске среди расступающихся людей шел закутанный в бесформенную мантию человек. Голова его была лыса, а лицо не позволяло узнать пол. Шел человек к священнику и тот с радостным лицом поднимал крест в благословляющем жесте.

«Первый бесполый христианин.

В совершенстве освоив гендерную трансформацию, и уничтожив границы между социальными ролями, что раньше определялись полом, человек продолжал оставаться вместилищем души, человек жаждал божественной благодати и церковь делает шагнавстречу. Примиряя свое воззрение с тем фактом, что дух первичен относительно плоти. И что только разум решает — в какой гендерной форме будет существовать тело».

На следующей картинке сюжет был схожим, только идущего через толпу сложно было назвать человеком. Четыре глаза, чешуя на коже с легким отливом, длинные когти на пальцах, выступающие клыки.

«Первый трансгенный христианин.

Дух свободы сломил диктатуру тела. Разум, обусловленный природой, сменился природой, обусловленной разумом. Покинув бесконечную цепь эволюции, человек перешел в пространство свободного творчества. Этим он вносит новую мелодию в бесконечную симфонию божественного созидания, всецело раскрывая в себе искру Творца».

Женя с любопытством перешла к следующей фреске. И вновь толпа, и вновь кто-то следует через нее. Простой мужчина, в брюках и рубахе. Никакого металла, никаких выдающихся частей или биологических имплантов.

«Первый искусственный человек, принимающий христианство.

Природный регламент, творящий человеческих существ, утратил свою уникальность. Любая часть мира, претендующая на статус человека, обретает душу и искру Творца Мира, минуя базовый божественный сценарий».

Следующая фреска и схожий сюжет. Но теперь через толпу двигался робот. Восемь конечностей, шарообразное тело, утыканное сенсорами, массивный элемент питания, напоминающий брюшко насекомого. Девушке показалось или теперь выражение лица священника было самую малость ошарашенным?

«Первый робот, принимающий христианство.

Разум не существует в границах познанного. Рост ойкумены вынуждает разум ищущий уходить за пределы бытия. Обретя трансцендентное обоснование, разум окончательно освобождается от диктата форм, и в этом обосновании он находит то самое зерно божественного, обретя любовь и желание созидать, присущее самой материи более, нежели отдельному, пусть и совершенному виду».

Женя, уже не на шутку заинтригованная переходит к следующему участку стены. На нем изображен силуэт человеческой головы, в которой можно увидеть окруженный высокими деревьями небольшой, но очень красивый храм.

«Храм, возведенный внутри разума.

Локальность созидания обусловлена местом расположения органов чувств. Расширяя площадь соприкосновения с миром, увеличивается сфера субъективного и теряется пространство индивидуального. Если для мыслящего стерлась граница между внутренним и внешним, так она стирается и для Божественного, и нет разницы, где воздвигнуто место поклонения, если молитва, из него исходящая — истова».

До схода с аллеи остается буквально пару фресок. Девушка подходит к предпоследней.

На ней изображен все тот же храм. Но на амвоне (место с которого читают проповеди) стоит черный цилиндр, мигающий диодами.

«Первый робот-священник.

Мир несет в себе отпечаток Бога.

Изречения священника несут в себе отпечаток истины.

Колебание воздуха есть равноценное воплощение сути веры, даже если ему предшествовали колебания электромагнитные в недрах электронного разума».

Последняя фреска, на первый взгляд, была пуста. Млечный путь, висящий над пустой дорогой, что словно сливается с горизонтом, уходя в бесконечное небо. Но на этом пути не было странников, лишь следы.

«Отрицание постулата конечности бытия земного.

Аксиология неприменима к миру, лишенному атрибутов необратимости и уникальности. Любое сознание и явление становятся суммой имманентных аспектов, подконтрольных разуму. Рождение и смерть возводятся в ранг традиции. Познание раздвигает горизонты, лишая разум возможности истинной смерти. Небытие — лишь один из вариантов выбора».

Слегка дезориентированная культурологическим шоком, Женя вышла к храму, огибая по широкой дуге стеллу памяти. На девушку эта конструкция нагоняла жуть, а еще она боялась услышать имя одного из убитых ею людей.

Створки храма беззвучно отворились, пропуская девушку внутрь.

Внутри храм был пуст. Свет лился через многочисленные цветные витражи, и тьму разрывали цветные всполохи. В пронзающих тьму потоках солнечного света кружилась разноцветная пыль.

Под ногами девушки мягко засветился камень. Женя последовала за указателем, мимо висящих в воздухе абстрактных фигур, оставив за спиной двери в зал, покрытые странными узорами. В какой-то момент она устало прикрыла глаза, избегая всего встреченного калейдоскопа.

Где-то впереди раздались женские стоны. Женя ускорила шаг, прислушиваясь и напрягая способности.

При приближении к стонам прибавились возгласы. Услышав которые Женя споткнулась на ровном месте.

— Ох… Да, отче! Да! Дааааааа!