Никому тебя не отдам

Тиана Тон, 2007

Четыре героя столкнулись не просто с трудностями, они тонули в трясине предательства и боли. Каждый из них бежал от прошлого, но упрямо хранил в памяти свою историю. Аня – убежденная ненавистница красивых женщин, и Алёна – ранимая девушка, уверенная, что лучшее ждет её впереди. Дмитрий – человек гордый и независимый, живущий одним днем; и Кирилл – замкнутый и загадочный. Их клубки судеб распускаются, выпуская наружу неприглядные подробности. Зависть, ревность, коварство. Всё это придется пережить, не теряя веру в себя, чтобы получить в награду любовь. Только она способна отразить каждую из сторон жизни, стремления, надежды, мечты.

Глава 5

Автобус, скрипя и покачиваясь, двигался медленно. В салоне было нестерпимо душно, а в открытый люк вместо свежего воздуха попадала серая пыль. Она оседала на ресницах, забивала нос и скрипела на зубах.

Алёна в очередной раз почесала кончик носа и тихо чихнула. Она сидела с правой стороны и с интересом смотрела в окно. Солнце палило и сквозь стекло припекало её веснушчатое лицо.

Глафира сидела по другую сторону, то и дело прикладывала салфетку к влажному лбу и тихо молилась, чтоб они преодолели-таки путь и добрались как можно скорее. Она опасалась, что от жары они могли получить тепловой удар.

Солнце приближалось к зениту, и жара становилась невыносимой. Воздух был душным и спертым. От малейшего движения поднималась пыль, отливавшая серебристым блеском в солнечных лучах. Это привлекало внимание, но не давало вздохнуть полной грудью.

Алёна, обмахиваясь тонким носовым платочком, взглянула на женщину и хотела заговорить, но заметив сосредоточенное лицо путницы, едва заметно улыбнулась. Она перевела взгляд в окно и посмотрела на лесополосу, растянувшуюся вдоль дороги.

Аня же за всё время пути не взглянула на бабушку. Она с грустью смотрела на поле подсолнухов, показавшееся за поредевшим лесом. Затея ехать в деревню девочке не нравилась, но и в городе оставаться не было смысла. Из-за пережитого шока она так и не вспомнила лица надругавшихся над ней людей. А что их было несколько, пострадавшая узнала из подслушанного разговора. Болтливые медработники обсуждали новости на ходу, рассматривали результаты анализов, взятых при поступлении непростой пациентки. Но даже после этого известия, Аня не смогла сообщить следователю ничего вразумительного. Её память молчала, а изверги ходили по земле безнаказанные, ели, пили, дышали, смеялись; может, совершили очередное насилие; и новая жертва тоже молчит. Не помнит. Или боится. Тоска разъедала девочке сердце, а слёзы — глаза. Совсем недавно у неё была целая жизнь, а теперь только половинка. От светлого будущего осталась горстка пепла в душе.

«Так и сгнию в этой деревне, — не столько горестно, сколько озлобленно подумала Аня».

«Может, на новом месте я обрету своё счастье? А возможно, что любовь. Есть же в этой деревне порядочные мужчины?! Будь что будет; по крайней мере, пока я ни о чём не жалею. Уехала, значит, так надо, — размышляла Алёна, потирая кончик носа, который щекотала въедливая пыль».

Мало-помалу путницы перестали замечать ухабистую дорогу, покрытую серебристой пылью. Перед их глазами возникли пышные зелёные рощи, обдуваемые разгоряченным ветром, поросшие молодыми лесочками долины и глубокие овраги. Поля, которые каждое утро заволакивало туманом.

— Девочки, посмотрите вперёд! — неожиданно для всех воскликнула Глафира. — Видите вдали очертания церкви?

— Где? — Встрепенулась Алёна, привставая с места.

— Ну и что?! — фыркнула Аня, неодобрительно покачав головой.

— Вон там, Алёна, смотри левее, — улыбнулась Глафира Елисеевна. Она вытянула руку в сторону, указывая пальцем вперёд.

— Вижу. Красиво! — восхитилась Алёна, всматриваясь вдаль сквозь запыленное лобовое стекло.

— Анют, я это к тому говорю, что мы будем туда ходить. Мы станем молиться и ставить свечи святым. И они нам обязательно помогут, — обратилась бабушка к внучке, примирительно коснувшись её плеча.

— Чем? — Грубо оборвала девочка, стряхнув бабушкину ладонь. Её голова раскалывалась от боли.

Почувствовав себя слишком утомленной от бесконечных волнений, Аня потерла виски.

Алёна с интересом посмотрела на неё и села на своё место.

— А тем, Анют, что святые облегчат боль душевную, искоренят зло и утихомирят дурные помыслы. Я тебе там книги куплю, ты почитаешь и всё сама поймёшь, — продолжила пожилая женщина, вглядываясь в побледневшее лицо внучки.

— Ба, не старайся ты так, я никуда не пойду, — девочка бросила короткий взгляд на Алёну, прямо посмотрела на бабушку из-под опущенного на лоб козырька бейсболки, холодно улыбнулась и отвернулась к окну.

Аня скрестила руки на груди, удобнее устроилась на жестком кожаном кресле, всем своим видом давая понять, что дальнейшее развитие темы её не интересует.

Алёна снова посмотрела на девочку и поджала губы. Столько злости и боли было в голосе этого совсем ещё юного создания.

«Кто-то её сильно обидел, — подумала девушка. — Губы улыбаются, слова — жженый сахар, а глаза холодные, оценивающие. Такая в один миг станет самым опасным врагом, если не будешь ей полезна».

— Пойдешь! — грозно произнесла бабушка, тем самым поставив точку в их споре.

Дальше ехали в тишине, пока вдалеке не показались дома.

— Это наша деревня? — С надеждой в голосе спросила Алёна, поворачиваясь к Глафире. Она продолжала обмахивать раскрасневшееся лицо платочком, что не спасало от надоевшей пыли и духоты.

— Нет, деточка, — покачала головой Глафира Елисеевна, коснувшись влажного лба салфеткой. — Это маленькое село «Ракита». А наша деревня за мостом.

— А где мост? — С волнением в голосе не унималась девушка.

Аня повернула голову, зыркнула на неё из-под широкого козырька бейсболки и громко хмыкнула.

— Уже скоро, милая, — спокойно ответила пожилая женщина, не обращая внимания на выходку внучки. — Вот ещё несколько домов проедем.

Алёна крутила головой. Всё это ей было в новизну. Она разглядывала коз, овец, которых пасли на лугу в стороне от дороги; смотрела на доярок, которые посреди высокой травы доили коров. Она заметила несколько женщин в конце села, которые отошли от колодца с вёдрами в руках. Рядом с ними бежали две рыжие кошки и чёрная крупная собака.

Вскоре у путниц исчезли мысли о городе за густыми зарослями деревьев. Ольха с резными листьями и изумрудными серёжками, ивы, отливающие серебром от солнечного света, с обеих сторон клонились к широкому мосту. По обеим сторонам от него шумела и пенилась глубокая чистая река. Её прозрачная вода открывала взору сновавших рыбок. Водная гладь шла бликами под солнечными лучами и манила разгоряченные от жары тела окунуться в её живительные недра. Именно здесь, далеко от цивилизации, у человека рука не поднимется портить такую красоту. В воде резвились дети, а по берегу с веселым лаем носились собаки. У одного берега раскинули свои широкие лохматые ветки ивы, к которым были привязаны прочные канаты с качелями. Раскачиваться и лететь над рекой, задевая воду босыми ногами и разбрызгивая теплые капли, представлялось занятием особенно приятным в такую жару.

По другому берегу несколько высоких ив склонили головы в поклоне. Привязанные к их упругим веткам канаты детвора использовала для раскачивания и прыжков в воду. Ребята устраивали там настоящие аттракционы, соревнуясь в ловкости и способности дальнего прыжка.

Чуть дальше отбрасывали узкие тени стройные лозинки. Их тонкие станы сверху охватывали ветви могучих дубов. Среди них возились взъерошенные воробьи. Сам бережок у речки был покрыт притоптанной травой, на которой валялись полотенца.

На поверхности воды мелькали надувные матрацы и круги, которые больше служили дополнением к этой упоительной картинке, нежели средствами необходимости и повышенной безопасности.

У Алёны перехватило дыхание от такой первобытной и наивной красоты. В воображении она уже рисовала себе картину, как медленно погружается в прохладу реки и плывет на другую сторону, где у лохматых дубов расстелено пушистое полотенце. Там-то она сможет полежать и отдохнуть. А как будет прекрасна иная картина: темнеющая река на заходе солнца, тёмные ветви склоненных ив и тихий шелест в камышах. Ей захотелось побыстрее попасть в те места. Возможно, там её дожидается счастье — в той далекой деревушке, чьи жители не знают её истории, и они уж точно не станут тревожить душу расспросами, довольствуясь тем, что она сама пожелает о себе рассказать.

Девушка повернулась к Глафире.

— Баба Глаша, а в нашей деревне есть речка? — Поинтересовалась она.

— А как же, — улыбнулась женщина. — Эта река тянется вдоль всей нашей деревушки, и почти из каждого дома можно дойти до неё. Не поверишь, но в ней много рыбы, что жители приспособились ловить её руками.

— Так искупаться хочется, — мечтательно протянула Алёна, прищурив взгляд.

— Искупаешься, милая. Обживешься немного, и будет тебе легче. Тогда и накупаешься вдоволь, и рыбы наешься, и ягод. Я уверена: не пожалеешь, что решилась на переезд!

— Я так волнуюсь. Всё-таки практику проходить — это одно, а работать по-настоящему — совсем другое.

— А ты, Алёна, не пугайся, чувствуй себя уверенно, и тогда точно всё получится.

— Спасибо за поддержку. Вы даже не представляете, как мне нужна помощь. Одной трудно и страшно.

— Ты теперь не одна. Вот и с Анютой подружитесь, — добродушно произнесла бабушка, не глядя на внучку.

Девочка посмотрела на рыжую красавицу, та глянула на неё и открыто улыбнулась.

— Ну, чего вы, девочки, стесняетесь? — Спросила Глафира, переведя прищуренный взгляд с Алёны на Аню, но те молчали. — Ничего, обвыкнитесь.

Аня хмыкнула и отвернулась к окну. Алёна перевела растерянный взгляд с девочки в окно автобуса и тут же заворожено вздохнула: показались домики следующей деревни, а это значит, что пассажиры почти у цели.

Алёна с замиранием сердца всматривалась в силуэты одинаковых домишек, расположенных по обеим сторонам дороги. Каждый дом, выкрашенный на вкус хозяина, был обнесен рядами деревянных заборчиков, и со стороны это выглядело очень даже гармонично. В каждом дворе расхаживали куры, гоготали гуси, а в песочницах копошились босые малыши и радостно молотили друг друга пластмассовыми совочками.

— Вон там, Алён, видишь большое здание? — Спросила Глафира, приподнимаясь с места. — Это наш местный спирт-завод. А рядом продуктовый магазин.

Алёна кивнула в ответ, продолжая тревожно озираться.

Автобус медленно вползал на пригорок, после чего свернул влево и поехал по узкой дороге вдоль небольших домиков.

— А вот то здание белое — местный клуб. Здесь по выходным до утра веселится молодёжь. Вот сейчас проезжаем парикмахерскую.

— О! — только и смогла произнести Алёна.

— А вот и пожарная станция. Рядом, вон там справа, больница.

— Ясно. Ух, какой красивый храм! — восхитилась Алёна, подскочив к противоположному окну. — Большое здание. Мы его видели издалека?

— Нет, Алёна. У нас здесь три церкви.

— Ничего себе! Я думала еду в глушь, а тут всё иначе.

— Да, — гордо изрекла женщина, поправив косынку. — Вот теперь начинается ряд магазинчиков. Дальше — столовая и кафе. Там библиотека. По другую сторону — рынок. Вон там аптека. А вот и автостанция. Прямо за ней по субботам устраивают ярмарку.

— Приехали, да? — Алёна нервно подскочила, схватив чемодан.

— Я не смогу показать тебе почту и сельсовет, но кого-нибудь попрошу о помощи, — поделилась мыслями Глафира Елисеевна, повернувшись к Алёне.

— Спасибо.

— Да не за что, деточка.

Пассажиры расплатились и вынесли багаж на улицу. Жара сделалась ещё крепче. Глафира смахнула со щеки выбившуюся из-под косынки прядку седых волос и покрутилась по сторонам, выглядывая кого-то.

— Семён! — неожиданно громко выкрикнула женщина, и помахала кому-то рукой.

— Аюшки? — Откликнулся мужчина, вышедший из аптеки.

— Семён, здравствуй!

Мужчина остановился и, прищурившись, всмотрелся в лицо женщины.

— Не узнал, старый пенёк? — Хихикнула Глафира Елисеевна, кокетливо проведя ладонью по плавной линии сарафана.

— Глашка, ты чё ли? — Приложив ладонь к глазам, заслоняясь от слепившего солнечного света, удивился мужчина. — И какой же я старый? В самом расцвете лет…

— Я, Сёмушка, я, — улыбнулась женщина.

— Каким ветром?

Загорелое лицо мужчины внезапно озарила искренняя щербатая улыбка, и он, отгоняя от лица муху, тряхнул головой с короткими седыми волосами.

— Попутным сквознячком, Сёмушка.

— Это хорошо, а то Клавдия одна совсем. Да и женихов у нас хоть отбавляй, а бабы все замужние, даже глаз кинуть некуда.

— Болтун ты, — рассмеялась Глафира Елисеевна. — Мы с внучкой к Клаве перебираемся, вместе жить будем.

— А я подумал: погостить, — поведал Семён, рассматривая молодых девушек, стоявших за спиной Глафиры.

— Нет. Сёмочка, дружок, я тебя попросить хотела…

— Вещи довезти? — Перебил мужчина, отмахнувшись от осы. — Завсегда, пожалуйста.

— Нет. Семён, тут с нами приехала девушка Алёна, её надобно до сельсовета проводить.

— Провожу. Чего ж не проводить?! Такие красавицы к нам пожаловали, глаз не отвести, — улыбался Семён, подмигнув собеседнице.

— Только не бросай девочку одну, прошу тебя, — строго взглянула на разговорчивого мужичка Глафира. — Она дорогу не знает. Приехала к нам доктором работать.

— В районную больницу? — Переспросил Семён.

— Нет. В наш медпункт. Местным фельдшером будет.

— А, понятно, — протянул Семён, почесав лысеющий затылок. — Это хорошо, а то давеча Любкин паренёк с лестницы свалился и нос разбил. Она в слёзы, а делать нечего, зелёнкой разрисовала его, да он и дальше побежал гулять.

— Любка Степанчук? — Спросила Глафира, обернувшись на Аню, топнувшую ногой от нетерпения.

— Ага, она самая, — переминался с ноги на ногу Семён.

— Семён, извини, некогда болтать, скоро вечереть начнет. Мы с утра на ногах, да и день жарким оказался. Да и сельсовет, не ровен час, уже закрыли, — взволнованно тараторила Глафира, перехватив ремешок объемной сумки влажной ладонью.

— Ну, тогда побежали, красавица, — подскочил на месте Семён.

— Бегите, — кивнула Глафира. — Алёна, я тебя сама найду. Ничего не бойся!

— Спасибо, — ответила девушка. Она нервно потрогала сумочку, а та соскользнула с плеча и упала под ноги. Алёна быстро её подняла и поспешила за Семёном.

Глафира проводила их взволнованным взглядом, подхватила вторую сумку и направилась в противоположную сторону.

***

Глафира взглянула на внучку, хмурившую брови и ковыляющую впереди, и поняла, что та сильно обозлена.

— Анют, ты почему всю дорогу молчала? — Бабушка решилась заговорить, покряхтывая при ходьбе.

Ответ прозвучал сухо, хотя и после некоторого колебания:

— А что я должна тебе говорить? Ты вон как с этой девкой пела. Конечно, она же лучше меня. Ты возьми и удочери её!

— Анют, как тебе не совестно? — Глубокое контральто бабушки придавало особое обаяние её речи. Она с обидой отреагировала на гневные выпады внучки. — Девочке тяжело одной. У тебя есть я. Я тебе помогу, буду всегда защищать, а ей только на себя рассчитывать приходится, да ещё в чужом краю. И работа ответственная.

— Она знала куда едет! — высокомерно и с презрением проговорила Аня.

— Внучка, не злись, прошу тебя. Чем тебе не понравилась Алёна? По-моему, она очень милая и добрая девочка.

— Алёна, — передразнила Аня. — Девочка милая и добрая. Какая прелесть!

— Перестань, прошу тебя. Не превращайся в молодые годы в брюзжащую старуху, — спокойно произнесла Глафира, догоняя внучку. Она пристроилась рядом и смотрела впереди себя.

— Прости меня, ба? — Вмиг смягчилась девчонка. Она с жалостью посмотрела на уставшую родственницу.

— Да всё, Анют, не стоит.

Бабушка после этих слов замолчала, и внучка не решилась нарушить их тишину. Она все силы отдала предстоящей им дороге и созерцанием деревенской красоты.

Они шли минут тридцать. Всю дорогу пейзаж поражал палитрой красок. Деревня просто утопала в зелени, а по пути им не встретился ни один автомобиль. Воздух был до того густым и сладким. Так свободно дышалось на далёких просторах, будто за спиной расправились крылья, и можно взлететь от блаженства слияния с природой прямо как бабочки и насекомые, мельтешащие вокруг. Неожиданно тишину нарушили птицы, устроившие гвалт на невысоком деревце боярышника, росшем у дороги.

Поравнявшись с первым домом, путниц оглушил крик петуха.

Прямо перед ними перешла дорогу лошадь с двумя жеребятами и направилась к заросшему высокой пижмой лугу, где паслись несколько коз. У калитки невысокого кирпичного дома стояли несколько овец и корова.

Аня перевела взгляд на обочину дороги, что тянулась запыленным покрывалом между растительностью, где распластались лопухи. Кое-где между ними тянулись своими упругими стеблями разнообразные цветы.

— Ба, несмотря на крики животных и птиц, здесь без людей тихо, даже как-то страшно. Будто всё замерло, — неожиданно поделилась переживаниями Аня.

Глафира остановилась.

— Да, Анют, в деревне жизнь идет своим ритмом, и время отмеряет другие шаги. Здесь встают в четыре утра, доят коров и отгоняют их в стадо, а по возвращении убираются в загонах. Люди с раннего утра хлопочут, а позже идут в магазин за свежим хлебушком. В местный магазин его привозят не каждый день, поэтому народ закупается по многу. После уже остается время на обработку огорода, а кто-то идет в стадо, чтоб подоить корову. Отдыхают обычно днём в самое пекло. А если сенокос, то и до темноты на ногах. Вечером каждый встречает своих животных из стада. И знаешь, деточка моя, здесь всё успевают. Это же не город, не его суетный ритм. Анютка, а как сладко замирает сердце от свободы, а душа, так и норовит воспарить вместе с этими бабочками и шмелями.

— Столько дел, как на это сил-то хватает? Я бы так не смогла. Ба, а ты у меня романтичная натура! — неожиданно для самой себя восхитилась девочка.

— Есть такое. Устала, милая? — Всполошилась Глафира, глядя на запыленное бледное лицо внучки.

— Не особо. Нога разболелась, но терпимо, — призналась Аня, и в подтверждение своих слов потерла нывшее бедро.

— Потерпи, солнышко, — попросила бабушка, ласково погладив внучку по щеке.

— Я стараюсь, ба. Пойдем?

Глафира кивнула и медленно пошла дальше.

— Вот Клава обрадуется, — произнесла старушка через некоторое время.

— Ага. Сюрприз ей обеспечен, — иронично вторила Аня.

— Я так рада, что мы приехали сюда! — с восторгом произнесла бабушка, не замечая сарказма внучки. Она не подавала вида, что дрожит от усталости, норовя подбодрить внучку и быть для неё примером.

— Ба, я считаю, что все твои порывы, это пустые хлопоты, — хмыкнула девчонка, отставая от бабушки.

— Аня, перестань меня обижать. Я всё для тебя делаю, а ты…

— Ба, прости, я больше не буду. Обещаю. Я постараюсь, чтобы у нас всё стало хорошо, — без энтузиазма произнесла Аня, ковыляя за бабушкой.

— Я надеюсь. Ой, Анютка, смотри, школу-то нашу отремонтировали, да так нарядно выглядит теперь!

— Да. Ба, а там вон, — пальцем указала Аня, — чей дом? Домина прям! Богач залетный построил?

— Ой, деточка, даже и не знаю. Когда я позапрошлой зимой приезжала, сестра говорила, что дом у них в деревне какой-то бандит купил. Она ещё так боялась его. Вот он-то видно и отстроил хоромы. Долго ли на воровские деньги?! Это тут затеешь ремонт в одной комнате, так лет десять будешь его тянуть.

— Бандит? — Удивилась девочка. Она инстинктивно съежилась.

— Деточка, ты чего, испугалась? — Спросила Глафира, обернувшись.

— Устала просто, — безразлично пожала плечами Аня, отводя испуганный взгляд.

— Скоро уже дойдем. Ещё три дома пройти.

Вскоре путешественницы свернули с дороги, спустились с пригорка по извилистой тропинке и подошли к калитке.

— Никого не видно на улице, — заметила Аня. — Я в шоке: вообще ни единого человека, как на необитаемом острове.

— В огороде теперь народ. В деревне как: день год кормит.

— Ба, ну ты скажешь тоже.

Глафира не ответила. Она поддела крючок, толкнула калитку и пропустила внучку. Они остановились и огляделись. Аня принюхалась. Возле дома распушились кусты пионов и источали приятный глубокий аромат. Она наклонилась, и ладонь обхватила крупную благоухающую шапку бордового цвета.

Вдруг из-за яблони выскочила маленькая собачонка, виляющая покрытым репьями хвостом.

— Белка, привет! — Воскликнула Аня, разгибая спину.

Глафира наклонилась и потрепала рыжую собаку за короткое ухо.

— Где твоя хозяйка? — Спросила она у неё. Собачонка тявкнула и убежала обратно. — Анют, деточка, посиди на лавке, отдохни, а я пока за сестрицей схожу.

— Как скажешь, ба.

Глафира пошла в обход дома. Она надеялась найти сестру в огороде, и пока внучка не слышит, поведать той о несчастье. Как и предполагала Глафира, Клавдия стояла на коленях перед грядкой и пропалывала морковь.

— Клава, сестричка, здравствуй! — приближаясь, позвала Глаша.

— Ой, батюшки! — громко вскричала женщина, торопливо поднимаясь на ноги.

Ей недавно исполнилось шестьдесят лет, но об этом мало кто знал. Невысокая и тонкая, прямая как струнка, она гордо несла свою поседевшую голову с тонким задумчивым профилем, обтянутым загорелой кожей, которая сохранила свою красоту, несмотря на годы. В её стройном теле, в выражении светлых глаз, в нервном всплеске рук и в решительной складке губ, читалось упрямство.

Женщина рванула вперёд, не обращая внимания на хруст в суставах.

— Сестричка моя, ты ли это? Уж не обманывают ли меня слух и зрение? Так долго ты не приезжала, — заплакала Клава, кидаясь на грудь сестре.

— Родная моя, я приехала. Мне так много нужно тебе рассказать. Ты сейчас не перебивай меня, я быстро всё тебе объясню. А поговорим после.

Клавдия кивнула и ослабила объятия. Тут же она отскочила и побежала к деревянной кадке с водой, чтобы помыть руки. Глафира встала рядом и быстро объяснила ситуацию. Клава побледнела, но мужественно дослушала рассказ до конца. Повесив узкое маленькое полотенце сушиться, она посмотрела на сестру.

— Я всё поняла, — произнесла она, — не волнуйся, я помогу вам. Вместе легче преодолеть барьер, который воздвигла внучка. Это же надо, бедная деточка! Как земля таких отморозков держит? Я правильно тебя поняла, Глаша, что вы приехали на длительное время? Навсегда?

— Правильно, — кивнула Глафира, — если ты не возражаешь.

— Боже мой, сестричка, что ты говоришь? Я о таком и не мечтала, я же буду только счастлива.

— Вот и хорошо, родная моя. А позднее я продам городское жильё. Главное, как всё сложится.

Женщины обнялись, но в этот момент они услышали шаги позади.

— Бабушки, вы где? — Позвала Аня, приближаясь. — Я сейчас рухну и не встану. И что хотите тогда, то и делайте.

— Идем, девочка, — отозвалась Клавдия, — подбадривающее сжав сестре плечо.