Мы встретимся снова

Тиана Тон, 2022

Яс – с рождения слепой представитель племени юна, никогда и думать не смел, чтобы жениться и обзавестись семьей. Из-за порока, в народе его считали никчемным и никому не нужным. Однако, расположения парня добивается уважаемая в племени девушка. Она решает вопрос об их обручении; и спустя день, они становятся мужем и женой. Кимиш вселяет в Яса веру в лучшее будущее, будит в нём надежду, что всё возможно. Она дарит ему свою любовь и мудрость. Их счастье было ярким, и таким же быстрым, как вспышка молнии. В жизни всему приходит конец: Кимиш погибает от руки неприятеля, а Яс срывается со скалы, спасая тем самым народ племени. Спустя столетия, муж и жена встречаются в современном мире, но столь непривычном и непонятном для них. Всё случайное – не случайно. Их любовь предопределена свыше, и она преодолевает все сомнения и препятствия. Но и новая встреча не будет долгой. Вот только жизнь продолжается…

Часть 1. Взгляд назад

Глава 1

245 год н.э.

Тамахумба — древний город поселенцев юна на полуострове Юнахан в Мекистаки, и постройки в центре него из гладкого серого камня, скрывала густая растительность. Нагромождения из камня хранили в себе множество тайн, удерживая в стенах тысячи рвущихся наружу голосов, желающих поведать о предках местных поселений. Издалека город казался большой, даже величественный. На равнине стояло много низких домов, что с первого раза было сложно их сосчитать. В отдалении виднелись холмы, покрытые выжженной солнцем сухой травой, среди которой проглядывалась желтизна почвы. Между холмами, извиваясь, текли мельчающие реки. Именно туда бегали собаки во время засухи, лая и устраивая бестолковую возню из-за объедков и добычи. Но всему приходит конец!

Пять лет засухи сменились затяжными ливнями. Наводнения и ветры изрезали холмы и скалы. Реки пенились и шумно текли, выбрасывая за свои пределы неисчислимое количество рыб и водяных крыс, прокладывая путь через горы и равнины, покрытые высокими травами, густыми кустарниками и деревьями, поглощая ручьи и родники. Берега не могли их сдерживать. Вода неслась по равнинам, гнала вперёд плывшие стволы деревьев; кустарники, вырванные с корнем сильным ветром; трупы животных; гнилую листву и траву. Она расширяла долины в озёра и разливалась болотами; заливала рощи орешника; с корнем вымывала фисташковые деревья и каштаны. Неутомимые грозные волны накрывали собой муравейники, норы кротов и полевых мышей. Вода падала с неба, заливая всё земное пространство; подтачивала скалы и уносила на многие мили вперёд камни, песок, глину; она рычала и стонала, забираясь в щели, где скрывались маленькие насекомые; причинив много бедствий всему живому, которое не могло без неё обходиться, уходила под землю. Водопады ревели, ударяясь о пороги. В складках гор скапливалась глинистая вода, и эти горные потоки размывали гранит, песчаники, известняк. Это значительно усложнило работу по строительству высокой полукруглой башни. Её спешили завершить до того, как Венера совершит очередной виток и войдет в сложенный звёздами знак, предрекавший большую битву. Юна возводили её, готовясь к сражению. Как предсказал их жрец У-Кодиш-Ум: «Больше не будет возможным строить что-либо ещё. В жизни племени намечаются перемены!» Суеверный древний народ с замиранием ждал решающего часа.

Время перемен ещё не настало: женщины занимались привычными делами, а мужчины налаживали быт, пошатнувшийся с наступлением дождливого сезона. Год для поселенцев джунглей выдался трудным. Потоки грязной воды текли с гор, размывали холмы и заполняли овраги, где паслись стада карликовых овец и ослов, диких лошадей и отощавших быков. Дожди вымывали семена из почвы, оставляя голодными не только травоядных животных, но и сотни семей без урожая.

Выжить любой ценой! Народ не знал, как справиться с такой задачей. Отражать атаки нападающих голодных племен стало сложно, а охотиться вовсе не было возможности. Стада диких коз и кабанов разбегались, оставляя охотников утопать в скользкой жиже. Прежде чем метнуть длинное копьё, охотники юна падали и кричали от злости, норовя обвинить в неудаче другого. Початки кукурузы чернели на корню, а их тяжёлые листья сыпались на землю. Игуаны особенно расплодились и, шипя, сновали под ногами, пожирая оставшийся в поле урожай. Людям ничего не оставалось, только ловить эту юркую живность и питаться ею, пока ливни и наводнения, наносящие им серьезный урон, не прекратятся.

Рано утром солнце выскользнуло из-за туч. Его жаркие лучи потянулись к земле, проникая в болота и покрывая грязь сухой коркой. Свежесть утра, когда вода, ручейками струившаяся по земле, казалась легкой и не опасной, и покрывала растения жемчужными каплями, обрадовала народ. Небесный водный поток совсем недавно стих, превращаясь в едва накрапывающий дождь, что позволило мужчинам завершить привычные дела до обеда и ближе к вечеру уйти на охоту. Остальным жителям Тамахумба поутру следовало приняться за работу по возведению крыши главной башни. Башня! Сквозь заросли высокой ивы её не было видно, но зато проникал острый запах реки, над которой неспешно плыл туман. За ним хорошо просматривалась водная поверхность, где сверкали тонкие нити водорослей, белые кувшинки и крупные багровые лилии. В камышах, не страшась себя обнаружить, наводили шорох крупные пестрые утки. Берег густо порос жёлтыми мелкими лютиками и бледным диким льном. В зарослях заячьей капусты, как ни странно, копошились чибисы. Над ними, трепеща тонкими прозрачными крыльями, летали стрекозы. Хлопая крыльями, над водой резвились журавли. Пробегая по берегу реки в сторону зарослей кустарника краснолиста, оленёнок остановился и прислушался. Он заметил, что в тихой рассветной дымке два человека вели неспешную беседу, но не испугались их.

— Яшиш-Пуйло, почему нам нельзя улететь обратно? — Задал вопрос молодой мужчина с застывшим взглядом. Он будто пытался разглядеть своё будущее, молчавшее за тяжёлой темно-зелёной завесой лиан. За уютной видимостью мира в любую секунду могло произойти что угодно: от набега чужаков до огненного удара молнии.

— Парень, вот ты слеп с рождения, но не безнадежен, как считают немногие. Со временем ты познаешь истину, а пока уясни одно: у времени нет начала и нет конца. Не нам его менять. Наша миссия здесь. Несколько потопов уже случились, случится и следующий, но и тогда мы не вернемся на свою планету. Мы никогда туда уже не улетим. — Шаркая по кривой утоптанной тропинке, поросшей остролистом и идущей через рощу, ручей, кедровый лес и крутой подъём на холм, старец повел коротким носом и вдохнул запах влажной травы. Его тяжелые тёмные косы свисали до пояса. Намокшие от дождя, они напоминали жирных змей, которых он то и дело неосознанно касался узкой худой ладонью с потрескавшейся на ней кожей. — Венера уже не для нас. Наш дом здесь, как и миссия, с которой мы прибыли на Землю. Мы должны научить людей жить, любить, страдать и умирать без страха, с достоинством глядя на врага и небеса. Мы можем научить землян строить не только величественные дома, но и каменные города, наблюдать за звёздами и просчитывать затмения. Этому способствует климат, где нас высадил крылатый бог жизни — Адэххи. Здесь тепло и красиво, и это вдохновляет нас на большие дела!

— Расскажи ещё раз: что вокруг нас? — Попросил слепец, прислонившись спиной к шершавой коре толстого дерева.

— О, парень, это дивное место, где равнины покрыты зелёными джунглями, над которыми ровным седым слоем плывет туман. Иногда он рассеивается, либо опускается в озёра, которые глубоки и чисты, как глаза нашей Великой матери — богини Мати. На этом полуострове много полноводных рек, вмещающих столько рыбы, что ею кормится не одно племя. За густыми лесами прячутся широкие покрывала морей, по которым ходят наши плоты и каноэ индейцев. Торговля, мальчик мой, между всеми жителями юга, только первый шаг к процветанию. Вот на днях наши мужчины вымостили широкие тропы. И эти дороги будут ещё лучше! Уже поверь мне! Нет, Яс, мы не улетим. Великий отец — Адэххи ждёт от нас большего. От пленных индейцев-изгоев мы узнали, что по полуострову много известняка; а значит, мы научимся добывать его и использовать в нужных целях. Мы оставим после себя красивый развитый город, храмы, а в главной башне сохраним несколько плоских широких камней с начерченными картами полуострова с его ценными дарами. На стенах наши умельцы напишут множество картин с изображением наших богов и нашей жизни. Они опишут всё, чего мы добились своими силами. А у главной, выбеленной стены, на постаменте мы составим сундуки с разноцветными каменьями и золотыми камешками, которые станут передаваться нашим народом из поколения в поколение. Мы оставим предкам письмена, куда занесем важные открытия, находки и впечатления, и величайшие вожди нашего племени обязательно напишут послания новым, не менее могущественным и умным правителям, которые придут после нас. Восседая на тронах, те станут с гордостью рассказывать народу о нас — их предках. Они поведают и о том, как мы развили врачевание. Яс, ты даже не знаешь, насколько мы продвинулись в этом вопросе, — шелестел сухими губами старик, фанатично перечисляя слепому мужчине обо всех премудростях бытия. — Мы научились лечить без боли, Яс! Наши мудрецы дотумкали, что молоко кактуса пейот облегчает участь больных, а особенно когда лекари шьют раны человеческим волосом. А помнишь, мальчик мой, как лечили зуб твоей Кимиш? Крепкая серая пломба дала ей успокоение и ясную улыбку. Нет, мы уже не улетим. Прошло много времени, и мы научились жить здесь. К тому же, в этих местах захоронения наших предков. Мы не имеем права гневить богов дурными, неблагодарными мыслями. Они о нас заботятся и многое нам дают.

— Боги давно разгневаны! — воскликнул собеседник, шагнул вперёд и оступился на лунке, вырытой игуаной.

— Молчи, Яс. Слышишь меня? Молчи! Не смей так говорить! — прикрикнул старец. Он видел боль в замерших зрачках Яса, и знал, что его молодую душу раздирает тоска, но даже в таком случае он не имел права хулить богов.

Религия — основное развитие народа юна. Их набожность не имела границ. Ритуалы и церемонии играли решающие роли в жизни дикого народа. Но всё-таки отношение людей к богам осложнилось после перехода от кочевого образа жизни к оседлому, вот только старики племени не поддавались доводам. И сейчас один из древних представителей юна простер руки, захватывая ладонями тяжелые капли с широких листьев молодого деревца. Старец умылся этой водой и повернулся к собеседнику, который присел на широкий камень у подножия холма. В лесу пахло побегами растений и червями, которые выползли на поверхность и кишели под ногами. Яс задумчиво чертил круги тонкой веткой по мокрой почве, раня извивающиеся тела.

— Ты обижен. Я всё понимаю, — заговорил Яшиш-Пуйло, потрясая едва сжатым от старческой слабости кулаком, — но это наша жизнь, в которой мы не знаем устали и покоя. Наше призвание — воевать и опустошать поля неприятеля, чтобы освобождать земли для своего народа. Каждая новая победа дает выход к новым торговым путям, а каждая война — новых пленников для тяжелых работ в поле и в горах. Нас убивают белые и индейцы, они отнимают наши земли, пытаются стереть наш народ с лица земли, потому как осталось от нашего племени не так много, но и мы не сидим, а прокладываем себе путь для новой жизни. Да, мы вышли на свет божий из землянок, стоявших у подножия диких гор; да, мы разместились на территории индейского народа; но мы имеем право на существование в этом мире. С величавой Венеры, когда там сделалось слишком жарко, наших прародителей спустил в горы сам крылатый бог Адэххи. И теперь мы должны жить здесь, защищать наших детей и женщин, продолжать наш род. Да, недавно на нас напали, от этого пострадали не только дома, украшенные письменами камни, но и люди. Поверь, я любил Кимиш. Её невозможно было не любить. Её нам даровал сам Адэххи в час, когда солнце спрятала тьма. Я скорблю с тобой, парень, но такова жизнь. Бог даровал, он и забрал.

— А малыш? — Застонал Яс. В его глазах мелькнула ненависть.

— Тем более, малыш. Он сейчас рядом с великим богом, прячется среди его могучих крыльев и улыбается, глядя на тебя. Вспомни писание старого монаха Маннухи. Я не раз рассказывал сагу о храбром монахе, который погиб совсем молодым. Так вот я снова тебе перескажу, — пообещал старик, и уселся рядом с Ясом. Их скрыла завеса склонившихся от влаги ветвей, и о присутствии людей говорил едва различимый шёпот. — Так вот, во времена, когда небо было тёмным и сырым, молился парень день и ночь о своём народе, без устали молился, и забыл об осторожности. Недруги в то время напали на племя, под защитой которого находились эти священные люди. Они захватили в плен молодого монаха, который не успел спрятаться. Привязали тогда его к дереву, намереваясь позже выменять на какой-нибудь товар, и ушли, а мимо проходила дочь вождя. Ей глянулся пленник, она подошла ближе и заговорила с ним. Монах в этот момент запел молитвенную песнь, от которой девица заплакала да и отвязала паренька. Вождь выгнал дочь из племени, и она ушла искать того монаха. И отыскала! Позднее парень погиб, нарушив обет. Он спешил сообщить радостную весть вождю своего племени о рождении сына Аллисто, но неожиданно упал как подкошенный и перестал дышать. Осветились в тот момент небеса ярким кустарником, который скинул с себя тонкие огненные ветви. Упали горячие веточки на землю, прогрели почву и согрели народ. Пока народ дивился таким переменам, кустарник соединился оставшимися ветвями да превратился в шар. Время шло, и сын монаха вырос и стал умелым воином. Когда дед Аллисто пришел воевать с народом племени его отца, чтобы отобрать их урожай, то внук сразу же сразил его копьём. Народ остался тогда с богатым урожаем, а мальчишка мигом поднялся в потемневшее небо и превратился в бледное облако, окруженное множеством дрожащих светлых точек. Поговаривали, что Аллисто накануне приснился сон, будто бы явился ему отец и пояснил, что пригодился он богу, дабы стать солнцем. Стало быть, стали отец и сын — солнцем и луной. Один просушил землю после многолетних дождей, а второй — позволил народу отдохнуть в темноте да тишине. Так-то, парень! Выходит, что твой малыш понадобился богу. И теперь он выполняет новую миссию.

— Мало ему тех, кто воюет? — Вскричал убитый горем Яс. — Они идут на жертву осознанно. Для них великая честь путем войны попасть в рай, ведь они защищают свой народ, а мои родные люди должны были жить здесь.

— Замолчи, Яс, — старик вскочил с камня, забросив тяжёлые косы за спину. — Я желал разделить с тобой боль, но тобой правит гнев. Это плохой знак. Воротись домой и отдохни. Больше мне нечего добавить.

Яшиш-Пуйло прошел немного вперёд и обернулся. Яс сидел, обхватив голову руками. По красивому лицу текли слёзы. Священная влага из глаз юна говорила о его раненой душе. Молодой мужчина дрожал, сжимая голову ледяными пальцами. Стиснув зубы, он скулил. Старик тяжело вздохнул и пошел дальше.

— Поспеши, — крикнул Яшиш-Пуйло, удаляясь. — С первым лучом солнца мы предадим земле умерших на нашей территории чужаков, тем самым продляя священные дни жизни богов среди нас. В этот раз мы не будем у них просить милости, а просто похороним воинов, вместо того, чтобы сбросить их тела со скалы.

Услышав новость, Яс застонал. Сползая с влажного камня, он упал на колени прямо в грязь, упираясь лбом в землю.

— За что? За что? За что? — Шептал парень, стоя на коленях в вязкой жиже и ударяясь лбом о пучок травы.

Чуть позже Яс вернулся в город. В его спутанных волосах застряли тонкие веточки и листья. Он остановился поодаль и заслонил лицо мокрой ладонью, после чего медленно открыл глаза, не различая ни единого образа. Юна слышал голоса, а по витавшей в воздухе гари определил, что уже разгорелся большой огонь на главной площади. Его разводили у подножия каменного храма, у входа которого стояла фреска с изображением бога Адэххи. Крылатый бог наводил на племя юна благоговейный страх, и часто правитель устраивал для него жертвоприношения, но не ему сегодня был предназначен жертвенный дар. Правитель города Тамахумба решился отдать должное богине Мати и умилостивить Дижи — бога дождя, чтобы он даровал народу временную передышку от ливней и позволил собрать остатки урожая.

Для ритуала Яшо-Чен-Ен нарядился в просторное светлое платье. Одеяние было расшито светлыми узорами, а развевающийся за спиной лёгкий плащ состоял из длинных дивных перьев горного орла. Правитель следовал по вымощенной тропе, проложенной меж священных озёр, за карателями — группой высоких, крепких мужчин племени, чьи лица скрывались за чёрными масками в виде морд оскаленных пум. Их смуглые тела были раскрашены узорами с изображением ярких молний. Глядя на восковые морды масок, страх пробирал до костей. В племени эти люди считались не просто жестокими — они были безжалостны. Каратели играли в племени незавидную роль. Они пытали пленных, под пристальным наблюдением правителя и народа приносили жертву богам, наказывали провинившихся и участвовали в захоронениях. Каратели бросали пленных, отказавшихся работать, в одно из священных озёр, которых в городе было два. Водные воронки разделяла главная дорога, по которой шествовала процессия. Правителю, перед тем как захоронят чужаков, предстояло окропить своей кровью их тела, дабы доказать великой богине Мати, что он готов на всё, ради своего племени. Стоя над скрытыми под чёрными лентами телами чужаков, Яшо-Чен-Ен принял из рук одного карателя длинный узкий нож, которым быстро рассек себе запястье, и, взмахнув окровавленной рукой, окропил трупы.

Когда над рукой правителя стали колдовать лекари, наложив ему на место пореза тугую повязку, смоченную в настое дикой орхидеи, каратели провели обряд захоронения воинов чужого племени. Позднее, уже во сне, они услышат голос богини Мати, которая нашепчет им о том, что она на их стороне, и всегда следит за их подвигами.

Жрецы, которые постоянно следуют по обе руки правителя, тоже в ту ночь увидят сны. Благодаря жертвенному действию, которое совершил их правитель, они узнают от богини Мати, когда именно нужно собрать урожай и засеять новый; когда развести большой огонь и устроить праздник кукурузы. Основным блюдом юна, как в прочем и индейцев, проживающих по соседству, была именно кукуруза, которой они страсть как любили лакомиться.

Эпос юна «Юхху», гласил: по мифологии — бог творец Адэххи создал их прародителей именно с початков кукурузы, которые упали с Венеры на этот дивный полуостров. Бог заметил, как горяча стала Венера, раскаляясь сильнее день ото дня, и принял решение сбросить початки в дикие горы Бадакумби, что находятся на полуострове Юнахан, близ Аргусского океана. Там уже их дожидалась богиня Мати, которая из кукурузного теста создала четырёх человек, затем были сотворены для них женщины. Вместе с мужчинами они разошлись на четыре стороны света и зачали людей больших и малых племён. Но не всё шло хорошо, и по верованиям юна, уходящим корнями в глубину, мир создастся тоже четыре раза, потому как трижды уже разрушался потопами. Первым был мир мелких людей с тёмной кожей, и существовали они ещё до того как было создано солнце. Они ходили по земле в темноте, но это нисколько не мешало им жить и рожать детей. Когда же солнце появилось на небосводе, всё живое охватили лесные пожары. Засуха погубила много растений и животных. Жаркая погода оказалась губительной не только для леса, животных и людей. Вулканы выбросили в воздух отравляющие газы, температура резко возросла и уничтожила остатки цивилизации. Как только погиб последний человек, солнце превратилось в камень и упало на землю. Тогда небеса выплеснули ледяную воду. Вулканы шипели, корчились обугленные деревья, реки вышли из берегов, а с гор побежали бурные потоки. Природа обновлялась… Второй мир был заселен преступниками и невеждами, которых за деяния их смыло следующим потопом. Третий же мир был заселен уже юна, но и они готовились когда-нибудь утонуть. Народ племени верил, что после этого будет создан ещё один мир в результате смешения трех предыдущих, и его также ожидает потоп.

Пока не сучилась беда в виде потопа, юна готовились следующим вечером принести несколько жертв, предназначенных именно богу дождя — Дижи.

Костёр, зажженный юна, растревожил всё живое. Дрова трещали, красные языки огня стремились лизнуть небо, рыжеватый дым и яркий свет разлились над городом. Собаки сразу же разбежались по кустам, с которых с криком взлетели птицы. Они перелетели озеро и расположились в густой кроне ивы. Животные и птицы знали силу людей и жало огня, потому норовили удалиться подальше от собравшегося на площади племени. Народ также знал свою силу. Кровь воинов бурлила, а женщин — закипала при виде этих воинов, и у каждого была надежда. Каждый верил в силу инстинкта и навыкам. Гибель для них не имела объяснения. Она страшила и увлекала одновременно; пугала, как и жизнь, полная борьбы, голода и холода, болезней и стихийных бедствий. Как только опасность отступала, народ веселился, отгоняя душевную боль и страх в глубину своих сил; радовался, одаривая своих мнимых богов за ещё один подаренный день, за пищу и кров, за возможность дышать, идти вперёд и защищать своё племя.

Правитель в том же одеянии, что и в предыдущий раз, сидел в стороне от костра на широкой скамье. Его глаза сверкали при свете факелов, но сам он равнодушно взирал на происходящее. Яшо-Чен-Ен скрестил руки и ноги и смотрел на пленников, которые были тяжело ранены и не представляли возможным использовать их для работ в поле и в горах, потому было решено принести их во славу Дижи. По велению Яшо-Чен-Ена раненых пленных следовало сбросить в священное озеро, тем самым умилостивив Дижи. Народ юна верил, что если сбросить в озеро пленника, бог дождя пощадит их и не нашлет на поля засухи. Если не далее как прошлым вечером их правитель жертвовал свою кровь, прося у Дижи остановить дождь, то сегодня народ станет молить о том, чтобы бог не насылал засуху. Тем самым юна надеялись получить передышку, воспользовавшись неким балансом природы.

Три воина, стонущие от боли и истекающие кровью, лежали связанными на притоптанной траве у священного озера. Над ними уже склонились каратели, занеся свои руки для проведения ритуала.

Жрецы стояли рядом с ними и одобрительно кивали. Через мгновение раздался вскрик пленника под громкие крики народа, а затем его тело свалили в воду. За всплеском раздался второй.

— Во имя солнца! — Закричал жрец, простирая руки к небу.

— Во имя бога! Во имя жизни! — Воскликнул второй, всплеснув руками. Широкие рукава опустились ему на локти, открывая взору худые кисти рук, разрисованные тёмной хной замысловатыми узорами.

После второй жертвы наступила тишина. Народ замер, дожидаясь жеста правителя. Тот встал со скамьи, повернувшись лицом к своему народу, поднял руки вверх, будто благословляя их, приложил пальцы ко лбу и груди, и после этого, шелестя роскошным одеянием, удалился.

Люди одобрительно загудели и начали плясать у подножия высокого каменного храма, где дымили факелы, и пылали костры. И только один человек не разделял всеобщего веселья. Яс стоял в стороне. Он вдыхал запах гари и зажимал уши руками, не желая слышать крики и пение своего народа. Его мысли терзали воспоминания. Прошло несколько дней с момента гибели его беременной жены, а боль потери только нарастала, причиняя ему душевные мучения. Мужчина старался запечатлеть в памяти как можно больше моментов их жизни, любви и радости. Он вспоминал, чтобы помнить…

Глава 2

Её имя означало «тайна». Кимиш всегда была полна загадок. Яс писал мысленный портрет жены прикосновениями к ней, и полюбил этот образ душой. Потеряв её, он, роняя слёзы, вспоминал её шепот. Она часто что-то бормотала, даже во сне, когда видела богов. Жена казалась ему дивной бабочкой, которая всего на миг залетела на огонёк.

Кимиш была храброй и заводной девушкой племени юна. Она легко уводила отряд женщин за собой на охоту, подбадривая и воодушевляя их на подвиги. Случался ливень, так она первая спешила на поле, чтобы собрать как можно больше кукурузы, бобов и мелкой репы. Во время жертвоприношения, которые случались не часто, потому что правитель не жаловал такие действия, сохранившиеся со времён их далеких предков, Кимиш стояла в первом ряду и шептала: «Темно». Иногда Яс думал, что его жена знает больше, чем жрецы, каратели, монахи, и даже боги, и от этого ему делалось боязно. Ведь если его подозрения верны, то Адэххи захочет забрать эту дивную женщину себе. В минуты тихой паники, Яс сильнее сжимал жену в объятиях и гладил её вспухший живот; а она целовала его в кончик носа и с придыханием шептала: «Мой». Кимиш говорила мало, предпочитая заниматься делами. Даже во время вечерних плясок, она сидела в кругу детей и учила их различным символам.

До замужества за девушкой ходили самые знатные мужчины племени, ежедневно принося к порогу её дома всевозможные дары, но девушка не принимала их, давая понять, что не одобряет ухаживаний и отсылает женихов. Девушка понимала, что ни один из этих мужчин не сможет подарить ей счастье, каким она рисовала его для себя. Уже тогда Кимиш наблюдала за Ясом. Она понимала, что он ничего не сумеет ей дать, кроме протянутой ладони. Но девушка была готова сама вести его за собой: он ничего не будет обещать, а она не станет выпрашивать; но, тем не менее, представляя их вместе, юна едва сдерживала лёгкую улыбку.

Однажды Кимиш отправилась в джунгли за спелыми плодами айвы и увидела его — одинокого и задумчивого юна. Парень сидел под остролистом и перебирал смуглыми гибкими пальцами листья папоротника. К нему приближалась змея, а он прислушивался к воплям мартышек, скакавших над его головой, и вздрагивал. В два шага Кимиш преодолела расстояние между ним и змеёй и полосонула жирную тварь ножом. Ловко подхватив её за хвост, девушка забросила добычу в корзину. Яс уловил движение и втянул носом всколыхнувшийся воздух. Запах женского тела окутал его сознание. Он схватил девушку за руку и потянул на себя.

— Что тебе нужно? — Спокойно задал он вопрос.

— Ты же слышал её! — упрекнула Кимиш, усаживаясь рядом. Низкий женский голос прозвучал неожиданно громко, на что юна повернул голову в её сторону, хотя не мог её видеть.

— И что? — Пожал плечами Яс, отводя пустой взгляд.

— Ты трус!

— Не думаю, — возразил Яс, и с удивлением глянул на девушку.

— А я говорю — трус. Ты нарочно дожидался, когда она доберется до тебя. Жить надоело? — Уже спокойнее спросила Кимиш, заметив пустой взгляд Яса, и то, как он смотрит мимо неё. Он будто что-то вспомнил и отвернулся, перебирая пальцами длинную ветвь папоротника. — Отвечай!

— Я просто искал приключений, — спокойно и уверенно ответил Яс, и повернул голову на звук женского голоса. Его бездонные дымчатые глаза устремились мимо собеседницы.

Кимиш смотрела на него, слегка склонив голову. Она заметила, что Яс не желает показаться ей безвольным. Этот его отчаянный порыв поразил девушку, и она погладила парня по щеке своей шершавой тёплой ладонью.

— Мой! — шепнула она.

— За что? — Удивился Яс, накрывая девичью ладонь своими прохладными пальцами. Его лицо помрачнело, а голос сел от волнения, а от того, что она сказала далее, душа у него ушла в пятки.

— За то, что ты теперь мой. Я так хочу! — пожала плечами Кимиш. Она ни на минуту не сомневалась в своих словах. — Ты что, не хочешь?

Девушка отдернула руку и вскочила на ноги. На неё с ветки прыгнула мартышка и дернула за волосы, после чего завизжала и поскакала прочь. Это немного остудило гнев девушки, и она перевела взгляд на избранника. Он шарил руками по траве и крутил головой.

— Куда ты ушла? Вернись, прошу. Ты словно ветер, что дует с горы во время дождя. Я не успел тебе ответить.

Кимиш молчала. Она стояла рядом и рассматривала Яса. Чёрные волосы парня, собранные в хвост, вились у висков и на кончиках. Словно наконечники стрел, к кудрявым прядям тянулись густые брови. Широко посаженные большие дымчатые глаза поражали тоскливым взором, направленным вдаль. Широкие скулы плавно переходили в заостренный подбородок, который покрывал рисунок в виде змеи: крылатого змея наносили острым ножом всем мальчикам племени сразу после рождения. Прямой нос с раздутыми крыльями ноздрей венчал смуглое лицо; а завершала образ волна упрямо поджатых губ.

— Мой! — шепнула Кимиш, наклоняясь к парню для поцелуя.

Яс не успел ухватить её за подол расшитой накидки, где каждый узор — карта мира её снов, как девушка едва ступая по влажному мху, ушла. Она удалялась, обещая себе, что сделает всё возможное для спасения этого парня, а он пытался осмыслить то, что случилось ранее. Считая себя безнадежным, юна впервые почувствовал теплоту в груди. Он словно получил поцелуй богини Мати. С одной стороны — девушка открыла ему мир женской ласки, а с другой — материнской заботы. Но тут же все его мысли захлестнул страх. Липкий ужас окутал сознание, а в области груди потянуло холодком. Яс понимал, что не может взять в жены не только эту девушку, но и любую другую. Слепота не позволяла ему охотиться, заниматься строительством домов, украшением сундуков, работой с камнем и нанесением на него специальных символов. Содержать семью ему не по силам. Обреченность медленно убивала мужчину — как думал он сам. С юных лет он избегал девушек племени, которые вовсе не противились соединиться с ним. Он мог взять себе жену, но предпочел этого не делать. Его недостаток казался ему слишком унизительным, чтобы обзаводиться спутницей жизни. Он не знал, сможет ли через день прокормить себя, не говоря уже о членах семьи.

В то время как Яс только рассуждал о несправедливости судьбы, Кимиш уже дожидалась справедливого решения вопроса от жреца Ихи-Хин-Уппох. Именно он занимался обрядами женитьбы. Девушка прямо выдала, что немедленно желает обручиться с человеком, которого все мужчины племени считали никчемным. Кимиш уважала свой народ; её же в племени любили. Она не боялась гнева высших сил и вожаков, отстаивая непростые вопросы. В племени девушка занимала высокий пост: наносила символы на широкие плоские камни, составляла письмена для потомков, вносила записи в кодексы из бумаги древесной коры и отвечала за эти книги. К тому же, Кимиш следила за пополнением запасов воды и провизии в убежище храма. Теперь же всеми уважаемая девушка юна взяла опеку над никчемным парнем, желая помочь ему поверить в себя и вознестись в глазах племени.

Жрецы пожимали плечами на отважное заявление девушки, но отговаривать не решались. Оба благословили молодых на брак, но предупредили, что обряд состоится через день.

Перед свадьбой молодые женщины племени несколько часов расчесывали густые волосы Кимиш, а после нарядили её в платье из светлой мягкой кожи гепарда.

Вечер благоухал ароматами распустившихся ночных орхидей и фиалок. Воздух был влажным, но тёплым. Посреди города пылал большой костер, гул труб и напевы чудного языка обволакивали слух. Дикий ритм барабанов стал быстрым. Юна танцевали вокруг костра под звуки языческой музыки. Их чёрные волосы свободно ниспадали на плечи и при каждом движении колыхались, словно крылья загадочного бога Адэххи. Мужчины были одеты в мягкую кожаную одежду светлого цвета. Рубахи, искусно расшитые узорами по рукавам, и узкие штаны, были так же красивы, как и наряды женщин, состоящие из длинных платьев желтоватого оттенка, расшитые замысловатыми узорами по подолам. Обувь всех без исключения юна шнуровалась до колен, и походила на мокасины индейцев.

Кимиш стояла, отыскивая Яса в толпе округлившимися глазами. Он медленно подошел сбоку, ничем не выдавая своего волнения и состояния полностью слепого человека, взял её за руку и повел в круг юна на определенное церемонией место, усадив её рядом с собой. Сразу же в руки Кимиш дали чашу, но она отказалась принимать пищу. Ясу тоже было не до еды. Он до конца не осознавал, что этот обряд происходит именно с ним, и не притронулся к пище.

Кимиш понимала, что Ясу неловко. Она не стала тянуть время, разделяя радость с соплеменниками, взяла его за руку и повела от праздничного костра в свадебный дом. Его ноги заплетались. Некоторые мужчины заметили это. Они начали посмеиваться над ним, отпуская неприличные замечания, слыша которые, многие из женщин хихикали и зажимали уши.

Молодые, не оборачиваясь и не обращая внимания на шутливые советы, шли вперёд. Гул голосов и топот ног стал тише, и Яс почувствовал себя увереннее. Он не заговорил с Кимиш, и она предпочитала в столь ответственный момент молчать. Как только они переступили порог свадебного дома, стоящего в самом конце города, за стенами которого вилась река и начинались непроходимые джунгли, считалось, что они стали мужем и женой. В эту минуту они потеряли статус парня и девушки, ставши мужчиной и женщиной.

Женщины племени к тому времени заботливо разложили на земляном полу душистый шалфей, а по стенам развесили лианы дикой орхидеи, аромат которой, по мнению народа юна, вызывал желание и страсть. Меха были свернуты мягким ложем, а от сосновых веток, расставленных по углам дома, шёл приятный запах.

— Муж мой, разреши за тобой поухаживать? — Тихо обратилась Кимиш к Ясу, и опустилась перед ним на колени.

— Не стоит, — голос мужчины звучал так же напряженно, как и голос новобрачной.

— Почему? — Удивилась Кимиш, обратив взор на мужа, когда он осторожно снял с себя нарядную рубаху. Она замерла, невольно залюбовавшись его гордыми движениями.

На груди Яса рельефно выделялись выпуклые мышцы. Когда он стянул с мускулистых сильных ног узкие штаны, набедренная повязка едва прикрывала ягодицы и выступ тела внизу живота. Кимиш смело рассматривала мужа, блуждая взором по его телу.

— Я умею обслужить себя, как видишь, — тихо ответил Яс после длительного молчания. В его голосе звучала сила и властность, на что Кимиш приняла угрожающий вид.

— Теперь у тебя есть жена. И советую не забывать об этом. Мой статус обязывает заботиться о тебе, любить и помогать во всём.

— Я учту, — тихо ответил Яс, направив взор в сторону гневного голоса молодой жены. — Тогда я так же обязан помогать тебе во всём, и я желаю немедленно освободить твоё тело от одежды. Ты не находишь, что в доме душно?

— Яс! — Кимиш улыбнулась и подошла к мужу. Она погладила его по щеке и нежно обняла за шею. — Я понимаю и разделяю твоё волнение. Со мной тебе не нужно защищаться и выглядеть стойким. Я принимаю тебя таким, какой ты есть, и горжусь тем, что мы стали мужем и женой. Если ты захочешь, мы не станем соединяться телами именно сейчас, этой ночью. Я робею пред тобой, как и ты сам. А народ не узнает о нашей маленькой тайне, я тебе обещаю.

Мужчина прерывисто вздохнул и зарылся лицом в сладко пахнувшие горной акацией волосы Кимиш. Они стояли тесно прижимаясь друг к другу и молчали. Постепенно внутренняя дрожь отпустила Яса, Кимиш почувствовала, что он расслабился в её объятиях, и вздохнула с облегчением.

— Ложимся спать? — Спросил Яс, выпуская жену из тесного кольца рук. — У нас было напряженное время.

— Как скажешь, муж мой, — шепнула Кимиш, отступая от юна.

Новобрачные улеглись на меха и, обнявшись, неожиданно быстро заснули.

Солнечный свет, проникавший сквозь дымовое отверстие, падал в глаза Кимиш, настойчиво освобождая от сновидений. Она потянулась и, повернув голову, обнаружила, что мужа рядом нет. Вскочив с ложа, женщина быстро оделась и вышла из дома. Её обволокло свежестью утра и взбодрило. Направившись в сторону реки, Кимиш заметила купавшегося Яса. Он только вошел в воду, оказавшуюся холодной. Омыв тело, мужчина почувствовал себя бодрее. Намереваясь провести время в одиночестве и подумать о дальнейшей совместной жизни с Кимиш, он вздрогнул, осознав, что она присоединилась к нему.

Юна тихо вошла в реку и окунулась головой в воду, после чего промыла волосы песком. Через несколько минут её тёмные пряди заблестели на солнце, но Яс не мог этого видеть. Он осторожно приблизился к жене и обхватил её за талию. Кимиш замерла, и её руки застыли в воздухе. Яс гладил тело жены, закрыв глаза. Она была худой: впалые щеки, тонкая шея, костлявые ключицы, плоский живот и округлые бёдра — желание пронзило мужчину, но он отступил.

— Погуляем? — Предложила Кимиш, чтобы сгладить неловкость момента.

— Можно, — согласился Яс, смущенно устремив вдаль дымчатый взор.

Юна взяла мужа за руку и повела за собой. Они шли вдоль реки по мелководью. Ей приходилось следить за Ясом, чтобы он обходил острые камни. Позже Кимиш собрала крупные листья и привязала их к ступням мужа. Ей же было приятно и легко идти по мягкому речному песку.

— Яс, ты почему молчишь? Не рад, что мы обручились? — Решилась спросить Кимиш, не глядя на мужа. Она блуждала взглядом по сторонам и заметила, как солнце скрылось за собравшимися на небе облаками. Утро сделалось мрачным. Вдали гремел гром. Тучи над головой выглядели угрожающе. Сразу же пошел моросящий дождь, через несколько минут превратившийся в ливень. Заплясали огненные зигзаги, вспарывающие пространство. Недавно обручившаяся пара стояла не шелохнувшись. Они не обращали внимания на разыгравшуюся непогоду, упоенные близостью друг друга. Яс медленно развернулся к жене и интуитивно притянул её к себе.

— Обряд случился против моей воли, но я не жалею о том, что мы вместе, — ответил юна. — Я полюблю тебя, Кимиш!

— Пойдем домой, муж мой? — Спросила женщина, вздохнув с облегчением, и повела Яса за собой.

После обручения молодые зажили в малом доме Яса. Мужчина полюбил тихими вечерами класть голову на колени молодой супруги и вдыхать запах кодексов, страницами которых она шелестела, перечитывая составленные изложения. Супругам нравилось слушать дождь за стенами их уютного, тёплого жилища. Яс обнимал супругу за талию, уткнувшись подбородком ей в макушку, а она замирала от радости. В семье царили взаимопонимание и доверие. Постепенно Яс принял такой поворот событий и полюбил жену. Он чаще давал волю чувствам, крепче обнимал и целовал Кимиш в щёку. Томительными ночами, когда в отдалении города, на крыше высокой полукруглой башни, звёздные чтецы наблюдали за Венерой, а всё селение забывалось крепким сном, Яс и Кимиш разговаривали… Женщина интересовалась науками, много знала и делилась этими знаниями и опытом с менее образованным мужем. Поначалу они предпочитали близости долгие разговоры о религии, но постепенно природа брала своё, и жар молодых тел опалял сердца, вырываясь наружу обжигающим дыханием. Кимиш смело брала в руки член мужа, а он с удовольствием мял её маленькие упругие груди. Ночи стали темнее и холоднее, а разговоры сменились на тихие вздохи — так супруги грели друг друга во время смены сезона.

В одну из таких ночей, Яс заключил Кимиш в объятия и прижал к себе. Они стояли рядом с ложем, заправленным толстой шкурой оленя. Губы жены казались мужу необыкновенно сочными. Он обвел языком контуры рта, который мог только чувствовать. Жена была ему столь сладостна, что Яс воспылал ещё больше. Он никогда не видел, как белые мужчины прижимали свои рты к телам их женщин, и как это нравилось обоим, но инстинктивно коснулся своим языком губ жены. Не знал он и того, что индейцы проводят языком по лицам возлюбленных, иногда их телам, соприкасаются и трутся носами, а соплеменники трогают губы друг друга пальцами, но накрывая губы Кимиш своим ртом, Яс решил, что такой обычай довольно приятен. Кимиш, потрясенная впечатлением, которое произвел на неё поцелуй, растаяла от блаженства, прижавшись к твёрдой груди своего мужчины. Это был первый настоящий поцелуй и в её жизни. От удивления она приоткрыла рот. У неё перехватило дыхание, глаза округлились. Молодая жена удивленно взглянула на мужа, медленно снимая плечики повседневного наряда. Яс положил руки ей на бёдра, и платье из плотной шершавой ткани соскользнуло вниз. Между супругами возникло напряжение. Яс опустился на колени и снял с ног Кимиш мокасины, норовя в этот момент успокоить дыхание. Резко он встал рядом. Через мгновение его рубаха упала на пол рядом со штанами. Кимиш судорожно сглотнула, когда обвела взглядом его великолепное в своей мужской красоте смуглое тело. Яс прижался ртом к её губам, упиваясь дыханием любимой женщины. Наслаждаясь, он осторожно пробовал сладость мягкого тёплого рта, опуская и вынимая язык. Муж застонал, будто от боли, и потянул жену вниз, на ложе, раскинувшееся у них под ногами. Кимиш задрожала, хотя ей не было холодно. Губы Яса скользили по её шее к груди. Инстинктивно посасывая, целуя, облизывая, он наклонялся то над одной грудью, то над другой. Его губы опускались всё ниже по гладкому животу. Кимиш всхлипнула, пораженная силой желания. Женщина не могла себе представить, что такое обжигающее сладострастие таится в глубинах её тела. В немом отчаянии она прижалась к мужу, скользя своими руками по его спине и плечам. Прикосновения довели её до восторга. Её ладони опустились ниже, на плотные полукружия мужских ягодиц. Муж шевельнулся между её ног, раздвигая их шире. Ласковые поглаживания Кимиш будоражили, вызывали трепет и жар во всём теле Яса, заставляя его стремиться к таинственной и неведомой цели.

Упругий член уперся Кимиш в живот. Она вытянулась, ожидая предстоящей боли. (Об этом ей поведали старшие соплеменницы перед обрядом обручения). Яс больше не сдерживал себя. Привыкая к неприятным ощущениям, появившимся при вторжении, Кимиш застонала. Страсть быстро исчезла. И сразу же стон перешел в крик боли, когда муж врезался в преграду, лишая жену невинности. Он остановился, ожидая, чтобы она пришла в себя. Но возбуждение подгоняло его, и он начал движения, быстро достигнув вершины страсти. Кимиш облегченно вздохнула, когда муж отстранился.

— Тебе было так больно? — Спросил Яс, когда совладал с бешено бьющимся сердцем.

— Да, — спокойно призналась Кимиш. Она встала и отошла в сторону, где быстро смочила небольшой кусок ткани и смыла с бёдер кровь, после чего вернулась к мужу.

Яс сразу же принялся целовать жену, возбуждая её губами, руками, языком. Кимиш хотела оттолкнуть мужа, но неожиданно её тело содрогнулось. Огонь страсти охватил её. Казалось, что-то в ней вот-вот взорвется. Приподнявшись, Яс стремительно ворвался вглубь лона жены, поражаясь тесному теплу. Кимиш задрожала, отдаваясь мгновенному блаженству. Реальность покинула обоих, а как только Кимиш пришла в себя, то увидела склонившегося над ней Яса. Таинственная улыбка изогнула уголки губ юна. Он и припомнить не мог, чему он когда-то радовался, как в тот момент. А Кимиш ошеломленно смотрела на мужа, впервые увидев, как он улыбается. Она коснулась ладонью его щеки.

— Очаг нашей совместной жизни только начинает разгораться. У нас много времени впереди, чтобы ещё ближе узнать друг друга, — шепнула Кимиш, нежно улыбнулась и закрыла глаза.

— Обручившись с тобой, я стал мечтать. Я хочу видеть твоё лицо, когда обнимаю тебя, — неожиданно признался Яс, укладываясь рядом с женой. — Хочу видеть, как солнце встает и заходит. Хочу охотиться и добывать то, чем кормит народ земля. Я много хочу?

— Нет, Снег, — ответила жена, — это слишком мало.

Кимиш нравилось называть Яса Снегом, как переводилось его имя на наречии юна. Мужчина не произнес ни звука. Попробовав опереться на локоть, он нахмурился и вновь откинулся на спину.

Луч лунного света, проскользнувший сквозь оконное отверстие в дом, был единственным свидетелем произнесенных шёпотом слов.

Глава 3

День был гнетуще жарок, что предвещало грозу. К вечеру с холмов подул обжигающий ветер. В короткой рубашке из оленьей шкуры, но без рукавов, темнокожая девушка вошла в воду, освежающую после утомительного дня. Она с наслаждением плескалась, не замечая тёмных глаз, жадно наблюдавших за ней с берега. Женщина уже собралась выйти из воды, как почувствовала опасность. Её кожа покрылась мурашками, когда она босыми ногами ступила во влажную высокую траву. Оглядевшись, она не заметила ничего подозрительного. Распутав пальцами короткие мокрые пряди, с которых бежали капли на плотно облегающую тело материю, она отжала с волос влагу, подобрала с земли вторую рубашку и медленно пошла в сторону города. Оглянувшись, юна передернула плечами и ускорилась. Она знала, что никто из своего народа её не тронет, ведь изнасилование соплеменницы тяжко наказывалось, но тревога подгоняла её к дому. В округе могли сновать боевые отряды индейцев, которые особенно жестоки по отношению к пленным женщинам. Девушка ловко скользила от дерева к дереву по дорожке лунного света, освещавшей лес, и быстро скрылась из вида в густых зарослях.

— Светлая заря, ты снова ходила к реке одна? — Обратилась Кимиш к женщине из своего племени, когда та торопилась домой, и в сгустившейся темноте не заметила соплеменницу.

Юна резко остановилась, отыскивая взглядом смуглое лицо Кимиш.

— Пойми, Светлая заря, вокруг бродит столько враждебно настроенных отрядов. Они так и норовят притеснить наш народ, согнать нас с этой территории. Им недостаточно делить землю с нами. Они хотят завладеть всей землей вокруг, и нашим городом. Я точно понимаю их намерения, дабы загнать нас в клетки, как зверей. И начнут они это делать именно с женщин. Я прошу тебя: не ходи ты купаться одна. Это становится опасно! — воскликнула Кимиш, схватив Светлую зарю за руку.

— Я поняла тебя, Кимиш, — хрипло ответила женщина, и засеменила вдоль широкой улицы.

— Ничего ты не поняла, глупая, — сокрушенно покачала головой Кимиш, погладила живот и пошла домой.

Только она закрыла дверь жилища и скинула с себя пыльную одежду, торопясь возлечь рядом с мужем, как услышала крики и звуки борьбы.

Не успела заря охватить тонкими лучами влажную прохладу земли, как случился набег соседнего племени индейцев. Их правитель решил, что груз, полученный при переправе торгового плота юна тем днём, не был столь точен, и тогда они вернулись забрать своё. Выкрикивая ругательства на гортанном языке, они начали свирепые боевые действия, после которых всегда высились горы черепов, а кровь лилась рекой прямо на выжженное поле.

Не говоря ни слова, Кимиш быстро надела платье и побежала в дом правителя. Она торопилась забрать важную книгу из его жилища, чтобы та не попала в руки царя другого племени, а тем более, чтобы она не досталась индейцам. Женщина самоотверженно прорывалась сквозь толпу воинов, заметив, как один уродливый мужчина на коротких кривых ногах тащил за волосы Светлую зарю. Он сжал сильные челюсти и торопился в сторону от сражения, сверкая глазами, затемненными волосатыми дугами бровей.

Рассвет едва окутал округу, пробуждая ото сна всё живое. Нежная розовая кайма украсила горизонт, пряча за тонким кружевом месяц и тусклые звёзды. Крону высоких деревьев причесывали поющие птахи, перескакивая с ветки на ветку и теребя листву крыльями. В озерах плескались мальки. Воздух наполнил пьянящий аромат распустившихся крупных алых бутонов, истекающих сладким нектаром, на который сразу же отреагировали дикие мелкие пчёлы. Стрекозы волновались в воздухе, метясь среди низкорослых кустарников, испуганно трепеща прозрачными тончайшими крыльями. Предчувствовали?

Кимиш бежала, не разбирая дороги. Преодолев расстояние, когда на доме правителя пылала соломенная крыша, она забежала внутрь строения в тот момент, когда верх обвалился. Среди воплей нападающих и раненых, стука деревянных мечей и треска пожарища, раздался душераздирающий вопль.

Прикрытый лишь набедренной повязкой, Яс находился в гуще сражения, и тут же упал, сраженный ударом боевой дубины. Различив крики жены, он пытался ползти, получая удары ногами.

— Я горю, — отчетливо выкрикнула Кимиш. — Ааа…

Яс попытался встать, и снова получил удар в живот. По удаляющимся крикам он понял, что жену куда-то волокут. Кимиш звала его, своего мужа, а он так и не сумел подняться на ноги. Его топтали словно пыль под ногами, а Кимиш отбивалась и кричала. Когда на неё обрушилась крыша, она потеряла сознание. Спустя время, женщина открыла глаза, несколько раз моргнула и, когда образ не исчез, испуганно закричала. Индеец, который склонился над ней, наводил ужас своим разрисованным телом и грозным выражением лица. Полностью обнаженный мускулистый торс казался почти чёрным. Индеец был высоким и худым, выпуклые мышцы перекатывались под гладкой кожей груди. Его фигура заслонила обзор, когда он одним резким движением овладел Кимиш, изнасиловав её. Когда обездвиженная юна издала особенно страшный вопль, Яс получил удар по уху и потерял сознание.

Одним из последних оставил поле боя Дикий енот, который управлял тем злополучным плотом и напрямую участвовал в торговле. Уверовав в победу, он развернулся, чтобы отыскать правителя, но удача изменила ему, и его ранили. Торговец юна решил спастись бегством в тот момент, когда положение Кимиш становилось всё более отчаянным, потому что на смену одному чужаку спешил второй. Грубый мужчина с длинными сильными руками, большими кулаками и толстой шеей, с едкой ухмылкой приблизился к ней. Она резко повернулась и, размахнувшись, худым локтем ударила его по рёбрам. Потеряв равновесие, индеец попытался схватиться за перила крыльца, но завалился на спину и с глухим стуком упал на нож, выпавший из его рук. Женщина стиснула зубы и отползла в сторону, где на неё обрушилась горящая стена деревянной постройки. В этот момент мимо бежал торговец, норовя скрыться от преследователей в карликовом лесу. Он заметил, что Кимиш загорелась. Понимая, что ничем ей уже не поможет, торговец юна побежал дальше. Один из преследователей остановился, взглянул на загоревшееся женское тело и одним резким движением выдернул её за ногу из адского плена пожара. Сбив пламя, он ухватился за ноги и куда-то поволок беременную женщину.

Впереди на холме виднелся карликовый лес, переплетенный длинными упругими лианами. Торговец мчался на пределе своих возможностей. Сердце бешено колотилось, а дыхание вырывалось болезненными толчками. Он был готов к смерти, но продолжал требовать от себя неимоверных усилий, чтобы попытаться спастись и позднее указать неприятелю на его ошибки. Лицо мужчины юна, приближавшегося к лесистому холму, не дрогнуло. За ним следовали озлобленные индейцы, словно за диким зверем. Их горячее дыхание обжигало его шею. Когда он уже нырнул в прохладный лесной полумрак, стрела попала ему в бедро. Торговец юна вскрикнул и заскрежетал зубами от опалившей его боли, но не замедлил бега. Прилагая усилия, воин промчался, огибая деревья, вверх по склону холма к джунглям, и оторвался от преследователей, которые затерялись в зарослях карликового леса. Мужчина ловко скатился в укрытие уже в тот момент, когда начался дождь. Находясь в безопасности, он мог только предположить, что происходило в городе.

За пылающими крышами Тамахумба проглядывались верхушки деревьев, сквозь которые, окутанное едким дымом, виднелось небо с набухшей тучей. Там, вверху, мелькали быстрые тени птиц, а внизу лилась кровь, изрыгался гнев, множество ног поднимало облако пыли. Мгновение назад просвистела стрела. Тут же раздался страшный крик, преходящий в бульканье, и на землю с грохотом упал индеец с перерезанным горлом. Это был уродливый низкорослый мужчина с многочисленными шрамами на лице, что говорило о его многочисленных участиях в набегах. Он не знал устали и страха, но на территории юна всё же обрел покой.

В облаках трепетал ветер, а над землей нависли чёрные, пухлые тучи. Небо дрожало от грома, извергая потоки воды. Благодаря ливню, город юна не выгорел дотла; но не спасла тогда народ от смерти потоками несущаяся влага.

Погасив солнце и разбудив луну, ночь накрыла джунгли, словно одеяло. Торговец юна чувствовал, как всё тело охватывает жар. С трудом стряхивая наплывающее забытье, он шёл пошатываясь. Вскоре после наступления темноты мужчина выбрался из глубокой норы и остановился ненадолго у ручья, чтобы промыть рану и, обвязав её мокрыми листьями, уменьшить кровотечение. Стараясь отвлечься от боли, он стал думать о своём народе. Луна стояла уже высоко в небе, когда он покинул карликовый лес, где его не нашли неприятели. Но не мог он там спрятаться от себя, укрыться от реальности бытия. Чем дальше он шёл, тем ужаснее становилась боль. На распухшую ногу едва можно было ступить. Мужчина был близок к обмороку. Рассвет окрасил небо серовато-сиреневыми переливами, когда он наткнулся на убитую женщину, скрюченную под деревом в немом молчании. Через несколько шагов он заметил старца, укутанного в грязные лохмотья своей изорванной накидки. Тот умер совсем недавно. Торговец потрогал его запястье и вздохнул. Старик шёл к своей дочери, которая лежала под деревом, но не рассчитал старческих сил. А может, старый юна умер от горя, когда понял, что его единственная дочь мертва.

Чуть позже, когда обессиленный торговец свалился рядом с Ясом, их обнаружил парень юна среди груды мертвых тел. Торговец ненадолго пришел в себя, и прежде чем его унесли врачевать, рассказал всё, что видел, когда убегал от индейцев. Молодой парнишка подтвердил и поведал Ясу жуткую правду. Сражаясь, тот заметил, как издевались над Кимиш, но не успел помочь. Изуродованную женщину насильники сбросили в священное озеро.

Поднять тело Кимиш было невозможно из-за дождя: небесные потоки заполнили озеро до краёв, укрывая собой жертвенный алтарь и тела погибших.

Убитый горем супруг, сердце которого гулко ударилось о рёбра, когда он осознал страшную правду, больше ничего не услышал, кроме своих воплей отчаяния.

Глава 4

— Никчемный, чего застыл? — Обратился подошедший сбоку юна, больно ткнув Яса локтем под ребра. Он резко вырвал тоскующего человека из пелены ярких воспоминаний, жестоко вернув в реальность; вернув туда, где происходило жертвоприношение богу дождя Дижи. — Смотри сколько ныне жертв, а ты стоишь и скулишь.

— Бычий рог, иди куда шел, — огрызнулся Яс. Он замер, почувствовав, что юна остановился рядом. Тонкое обоняние подсказало ему, что собеседник был один. Его ноздри уловили запах соломы и выделанной кожи. Будучи слепым, он хорошо различал голоса и запахи соплеменников.

Бычий рог часто издевался над Ясом. Он не упускал возможности кинуть слепому под ноги кишки и фекалии животных, которых тащили в город после охоты. Яс терпел с верой, что наступит день, и он навсегда покинет полуостров. Но случилось так, что он женился на всеобщей любимице Кимиш, и глупые насмешки мужчинам пришлось сдерживать в знак уважения женщины их племени. Как только Кимиш не стало, издевательства возобновились.

— А что так? Зануда, что, я мешаю тебе? — Не унимался Бычий рог, скалясь и обнажая прескверные зубы.

Яс не выдержал. Впервые в жизни ему захотелось драки, да не до крови, но до последнего вздоха. Он накинулся на обидчика и повалил его. Бычий рог не ожидал такого развития событий и обескуражено ударил Яса в ухо. Народ юна перестал приплясывать, радуясь всплеску воды, когда жертва с глухим шлепком о воду, скрывалась под ней. Они расступились, образуя круг. Народ переводил взгляд с озера на тех, кто вёл борьбу, но потасовку явно не собирались разнимать — по этой части юна были вспыльчивее и свирепее, чем индейцы.

Ежедневно народ юна вёл борьбу не только с соседними племенами индейцев, но и внутри своего города. Всё чаще стычки случались со своим же народам. Конфликты вспыхивали из-за неосторожного слова, взгляда, толчка. Правда, несколько сезонов назад, юна всё же прекратили межличностную борьбу. Произошло это, когда вспыхнула эпидемия из-за отравленной индейцами воды. Тогда они объединили силы против жестокой болезни и выстояли. Плечом к плечу они стоят и во время племенной войны, а после — порознь. Ни любви, ни жалости, ни дружбы; и при этом одним отрядом. Совместная охота, строительство, пляски, — все вместе, но каждый одинок.

Между тем, Яс бил противника головой о землю и не собирался разжимать рук. Бычий рог ослаб, а из его носа хлынула кровь. Но даже когда он перестал сопротивляться и двигаться, Яс не разжал пальцев. Он намертво вцепился в волосы соплеменника и продолжал бить. Внезапно в круг наблюдающих прорвался один из звёздных чтецов. Юмул-Яб-Дувос схватил Яса за плечи и одним рывком поставил его на ноги. Яс тащил за собой мертвое тело Бычьего рога и дрожал. Было заметно, что мужчина находится в состоянии оцепенения. Он крутил головой, будто высматривал кого в толпе, и улыбался. Забрызганный кровью, с кривым оскалом разбитых губ, он перепугал стоявшего рядом ребёнка, и тот с воплем запрыгнул отцу на спину, хватаясь за его уши. Родитель не оценил поступок сына. Скинув мальчика, он дернул его за руку и выставил перед собой, вынуждая того наблюдать за происходящим.

Несколько мужчин разжимали ледяные пальцы Яса, трепавшие безвольное тело соплеменника. Когда им это удалось, народ потерял интерес к происходящему. Люди увлеклись зрелищем жертвоприношения сразу же, как только унесли Бычьего рога. Яс тем временем уселся на землю и сжал кулаки. Вокруг кричали люди, плясали и радовались, а для него время замерло. Его лицо хранило отпечаток душевной боли, с которой он, молодой и сильный, справиться не мог. Мужчину не смущали вопли и пинки; не заботило и то, что кто-то поднимает его и ведёт за собой. Он следовал как во сне, спотыкаясь и медленно переставляя ноги. На улице поднимался ветер, гоняя по небу вздувшиеся чёрные облака. Ветви на деревьях исполняли свой ритуальный танец, подчиняясь порывам с изморосью.

Путники вырвались из толпы ревущих соплеменников, и пошли по шуршащей насыпи. Юмул-Яб-Дувос знал, куда вести Яса, чтобы он мог прийти в себя. Мужчина уверенно двигался вперёд, слегка пригибаясь под колким дождём. За городской площадью ещё слышались крики, но уже не мельтешили люди. Путники достигли молодой рощи с дикими карликовыми яблонями, за которой виднелась высокая, но ещё недостроенная башня. Звёздный чтец уводил Яса за собой по узкой просеке, которую проделали сразу, как посадили деревца, вырубив переплетенные кусты дерна.

— Сейчас, парень, ещё немного, и ты отдохнешь, — заговорил сиплым голосом Юмул-Яб-Дувос. — Я займусь делом, а ты подумаешь в тишине. Конечно, если есть чем думать.

Старец свёл брови, грозно зыркая на Яса из-под лохматых чёрных дуг.

— Я никого не трогал, — глухо ответил Яс. — Никому не мешал. Я лишь тень. Тогда почему всё так?

Звёздный чтец остановился, разглядывая башню из толстого слоя серого камня.

— Небовидец! — Произнес он. — Здесь три окна.

— И что? — Удивился Яс, поворачиваясь на голос.

— А то, парень, что посмотрев в одно, я иду ко второму, а после — к третьему. И только тогда нахожу ответы. Что ты видишь в своих окнах? У каждого человека их по три. Если не видно в двух, третье оконце точно покажет свет, — рассуждал старец, посматривая на тёмное небо.

— Я понял тебя, вот только в моих окнах всегда тьма. Она окутала меня со всех сторон, а в третье — проникает холод. Моё сердце мертво! Оно окаменело. А душа покинула меня вместе с женой. Так что, и в это окно я ничего не увижу, — пожал плечами Яс. — Веди. Куда ты там меня приволок?

— Ты молод и глуп, Снег! Но нет в этом твоей вины. Ты родился во время стужи, терзая мать нежеланием появиться на свет. Ты уже тогда знал, что пойдешь иным путем — снежным. Ты забрал жизнь матери со своим первым криком, оглашавшим нападение на племя, и вскоре погиб твой отец. Ты даришь людям холод. Поразмышляй над этим!

Звёздный чтец устремился вперёд.

— Да! Получается, что я убиваю всех своей жизнью! — крикнул вслед Яс. — Я мешаю людям жить. Может мне убить себя?

Юмул-Яб-Дувос обернулся.

— Ничего-то ты не понимаешь, дурной, — ответил старец, качая косматой головой. Его длинные волосы трепал ветер, скрывая тёмное лицо с длинным крючковатым носом. — Я призывал тебя заглянуть в свою душу и поискать там ответы, но никак не к самоубийству. За это тебя никто не осудит, но точно такое действо не изменит положения и не решит твоих вопросов.

Старый юна отмахнулся от ночной стрекозы и пошел дальше. Яс услышал удаляющиеся шаги и попытался нагнать собеседника.

— Ишшабат будет рада мне, — буркнул Яс.

— Серьезно? Ты считаешь, что богине самоубийства нужен такой нытик как ты? — Старик рассмеялся, содрогаясь под порывами ветра тощим телом.

— А что такого? Для такого как я — это почётно! — воскликнул Яс. — И тогда никто не будет считать меня никчемным.

— Дурной ты! Добровольное жертвоприношение во славу кого ты собрался совершить? Кому это нужно? Ты удиви народ другим: женись снова и осчастливь богиню Ишенчель. Наделай орущих малышей, тогда и гордись поступками. Подбери сопли, расправь плечи и иди вперёд. Ты — юна! Ты — мужчина из свирепого и сильного племени. Так гордись этим и не позорь свой народ.

— Мне больно, — слишком тихо поведал Яс, и сел на влажную мшистую землю. — Пойми, мне тяжело. Я никогда не знал привязанности к человеку. Меня никто не любил и не жалел.

Лицо Яса посерело во тьме, и лишь белки глаз выражали боль. Его взгляд напоминал глаза загнанного зверя, который был окружен охотниками, но всё-таки надеялся на спасение.

«Он слеп и сломлен, и помочь точно никому не сможет, — глядя на Яса, размышлял старец, рассматривая его в сгущающейся тьме. Его удивила и опечалила обреченная поза молодого мужчины, его поникшие плечи, опущенная на грудь голова. Казалось, ему уже всё равно. Но он знал Яса стремительным и волевым человеком. Сейчас же в его облике ничто не выдавало этого. — Несмотря на слепоту, он верно ориентируется. Но не привыкнет этот мальчик жить в городе. Никогда не привыкнет. Слепой воин не нужен не только дикому народу, но и индейскому. Он ничего не может».

— Я понимаю, — согласился Юмул-Яб-Дувос после некоторой паузы. — Сам через это прошел, когда на глазах закололи трех сыновей и разорвали жену. Но с того момента я не знал жалости. Во время сражений я лез в гущу и рубил врагов, а в тихие дни до сих пор занимаюсь изучением высшего мира. Небо таит в себе много неразгаданного и чудного. Ты вспомни Дишпарка. Когда он женился на полюбившейся девице из другого племени, а после её заставили отказаться от него. Помнишь? Он долго болел и сошёл с ума. Он постоянно слышал зов врага, молящего о пощаде. И этот дурень пошел в горы, где разбился. Тогда его мать от горя задушила внука от первого сына, а невестка не простила её. Она страдала и умерла, не разродившись пятым младенцем. Сколько горя причинил один упрямец. Его уже нет, как и славы, что жил достойный сын своей матери. Не проще ли продолжить жить? Всё проходит, Яс, день, ночь, ветер, дождь, жара… Твои слёзы высохнут, поверь мне. Да, Яс, они оставят на твоём лице отпечаток горя, но они высохнут. Пойдем со мной.

— Что мы будем делать, когда придем в Небовидец? — Спросил Яс, поднимаясь на ноги. Его набедренная повязка вымокла и скомкалась между ног. Расправив одеяние, мужчина пошел за собеседником, понурив голову.

— Ты ничего не будешь делать, а я нанесу на твёрдый камень расположение красных звёзд, затем составлю месяцеслов. Скоро день тьмы, и следует точно сверить движение кровавой планеты.

— Я хочу туда улететь, — вдохнул Яс.

— Как знать, — пожал плечами звёздный чтец.

— Жрецы твердят, что это невозможно.

— То жрецы, а то чтецы, — хмыкнул старый юна, и с теплотой во взгляде осмотрел высокую башню. — Пойдем.

Яс, конечно же, не мог видеть Небовидец во всём величии. А меж тем, здание полукруглой формы было прекрасно, напоминая расслабленную змею с тремя глазами — окнами. Невысокий постамент возвышал её, выстроенную юна за долгих пятнадцать лет из толстого серого камня, над верхушками деревьев. Главная лестница башни соотносилась с уходом Венеры за горизонт. Из двух окон звёздные чтецы наблюдали планету в северной и южной точках, когда она проходила по небосводу. Третье окно выходило на юг. Сглаженные углы основания баши соотносились с тенью, которую на восходе и закате отбрасывала башня в дни солнцестояния. Добирались юна до этой громады по мощеной дороге, в основании которой лежали круглые камни, скрепленные между собой цементирующим раствором. Верхний слой из мелких камней хрустел под тихими шагами, которые едва разбрасывали в стороны серый щебень. В джунглях почва слишком пропитана влагой, и потому мужчины юна проложили такую дорогу сразу на главной площади, между храмами, священными озёрами, возле Небовидец и меж селениями и поселками для быстроты передвижения. Это, к тому же, позволяло стремительно развиваться торговле, а вслед за этим и религиозному центру. Для этого в ход у юна шло всё: соль, какао, ткани, перья, обсидиан для инструментов, известняк, кукуруза, бобы, репа, мясо диких коз и рыба.

— Пришли? — Перебил Яс размышления звёздного чтеца, замершего перед башней — гордостью народа юна.

— Да, на месте, — ответил тот. — Вот и тучи разогнало. Порадовали мы ныне Дижи! — О, да ты промёрз, бедолага. Вернуться бы тебе да выпить чёрной гущи из какао-бобов.

— Пойдем, мне не холодно.

Глава 5

Женский крик огласил округу. Перед глазами стояла темнота, а сердце так и норовило вырваться из груди. Он тянул руки вперёд, пытаясь ухватить её, но вопли звучали уже глуше, а его тело относило дальше. Яс очнулся в холодном поту и потёр затекшую руку. Всего лишь сон — очередное видение, где погибает его жена. Или нет? Крики повторились, и сразу же раздался топот и глухой звук падающих тел.

— Опять! — застонал Яс, вскакивая на ноги.

Недавно он вернулся из Небовидец, где просидел длительное время, пока звёздный чтец составлял карту звёздного неба и месяцеслов. Не успел он опуститься на настил, как провалился в сон, прерванный криками. Из-за слепоты Яс не мог участвовать в сражениях, но, не оставаясь безучастным, тайной тропой уводил детей в убежище.

Саблезубый енот — правитель индейского народа чироми, населяющего центр Мекистаки, повторил военный поход спустя год. Его воины безжалостно косили деревянными мечами с кремниевыми лезвиями всех индейцев без исключения, не говоря уже о мелких поселениях дикого народа. В темноте этих безжалостных воителей можно было отличить по блеску шлемов. Из индейцев только они надевали наголовья на войну. Юна же не выносили головных уборов, зато использовали щиты из древесины и кожи животных. Они ловко отражали атаку топорами и ножами. В бою глаза мужчин наливались кровью, которая после оросит ворвавшийся в джунгли рассвет. При свете дня взору явятся растерзанные женщины, разрубленные младенцы и убитые изуродованные старцы, но только не конец битвы.

Юна отбивали своих женщин, которых чироми волокли за волосы из лагеря. Саблезубый енот использовал пленных женщин на торгах. Он выменивал их на земли и города после свирепых боевых действий.

Пока одни отбивали, а вторые убивали, один на один встретились правители. С тяжёлым хриплым дыханием они стояли напротив друг друга.

— Яшо-Чен-Ен, сдавай город, и мы отпустим живыми остальных! — яростно выплюнул чироми.

— Ты немного постарел со дня нашей последней встречи, гиена, — ухмыльнулся правитель юна, обнажая подпиленные зубы, окрашенные кровью. — Не сидится тебе на месте. Всё большей власти желаешь захватить, и жить-то тебе некогда. Только строгаешь выродков между походами, чтоб было кому прикрыть твой помятый зад. Зря шёл так далеко, ведь я не сдам свой народ, не оставлю свою землю вонючим шакалам. Где строили храмы мои предки, будут приносить в жертву твоих людей мои дети. Убирайся!

Чироми оперся о деревянную рукоять меча и широко улыбнулся:

— Ты не прав. Мой народ не из шакалов. Мы не жертвуем богам людей, как это делаешь ты. Наши боги за нас, и идут об руку с каждым. Они к нам милостивы, а твои медленно убивают тебя и твоё племя. Вот с гор уже согнали твой народ. Теперь засухи сменяются ливнями. Но и эта вода уходит, и урожай сохнет до корней. Дойдет до того, что твои останки будут топтать у основания твоих хваленых храмов бизоны, которых ты истребляешь, чтобы прокормить народ. Но он уйдет от тебя, как не корми его, и ты сдохнешь в одиночестве. Помни: твой народ покинет своего неразумного правителя.

— На кой тогда тебе этот гиблый край? — Спокойно спросил Яшо-Чен-Ен. Его гордая осанка свидетельствовала о решимости противостоять врагу. На стиснутых скулах перекатывались желваки, лицо окаменело. Он резко метнул в противника копьё.

Юна угодил чироми в плечо, но тот отломил деревянный конец и кинулся на врага. К тому моменту большинство индейцев и дикого народа полегло. Остальные чироми терзали женщин. Яс слышал их вопли, когда уводил уцелевших детей.

Малыши послушно бежали за слепым мужчиной, не издавая ни звука. Они пробежали мимо поверженного воина, чьи давно немытые волосы скрывали его лицо. Грязная коричневая накидка, когда-то прикрывающая его костлявые плечи, валялась рядом. От тела и лохмотьев, служивших одеждой, несло такое зловоние, что было сложно выносить этот запах. Дети со страхом закрывали носы и рты ладошками, бесшумно следуя за Ясом. При таких набегах спасаться приходилось за выступом над водой священного озера, где когда-то их предки приносили в жертву именно младенцев. Там же теперь прятали живых детей юна. Яс полагался на инстинкт, и, учуяв в воздухе прохладную влажность, ускорил шаг. Он боялся, что враги опередят его, а то и займут место, подстерегая их. Мужчину охватил страх, но в то же время, он знал, как напуганы дети. Они были настолько привязаны к нему, считая его защитником и покровителем, что он не смел выказать своей слабости. Он шёл впереди них, но не чувствовал радости от того, что они как дерево тянется к свету, тянулись за ним. Этот факт также не вселял в него уверенность, не поднимал в собственных глазах. В душе у него была пустота.

Спускались беглецы в водоём спешно по деревянным лестницам, связанным гибкими ветками. На алтаре на тот момент находилось несколько мисок из обожженной глины. Ими пользовались на случай осады, черпая воду. Юна в этом месте не искали, потому что захватчики стремились пробраться ближе к храмам, где до недавних времен прятались люди, пока не сменили убежище.

В новом пристанище дети дрожали и жались к Ясу, заглядывая в его отрешенные глаза. Они просидели в спасительной тишине до позднего вечера, пока не услышали шорох.

— Никчемный, вы тут? — Голос ударил сверху как гром и отскочил от влажной стены. — Эй, Снег, поднимай свой трусливый зад и веди детей в город. Мы победили! Уже скоро жрецы приступят к пыткам пленных. Скорее наверх!

После такой команды потянулись по лестнице малыши. Яс завершал процессию. Уже вылезая, он почувствовал, что на пальцы опустилась нога, и вдавила пяткой его руку. Боль обожгла суставы, но мужчина, стиснув зубы, повис на лестнице.

— Никчемный, ладно тебе, не пыхти. Я сегодня добрый: увижу, как каратели будут срезать с костей чироми мясо, и бросать в огонь. Это зрелище как раз по мне — не то, что смотреть на тебя.

По голосу Яс определил, что за ними пришел Жгучий клинок, которому надоело глумиться над слепым, и он убрал ногу с его пальцев, развернулся и медленно направился на площадь. Яс подтянулся на руках и выбрался из убежища. Его разгоряченные щеки обдул теплый ветер. Он сел у края воронки и размял руку. Суставы распухли, но пальцы шевелились. Вздохнув, слепой юна поднялся на ноги и пошел в противоположную от площади сторону.

— Кимиш, моя Тайна, как я хочу к тебе, — шептал Яс сквозь зубы, пытаясь справиться с душевной болью. Даже в сумерках было заметно, как он борется с собой и переживаниями. Страдания исказили его речь, как и его лицо. — Я хочу увидеть нашего малыша. Я соскучился, ты даже не представляешь как. У меня в груди пустота, и от этого ещё больнее, ведь эта пустота разрастается и выедает меня изнутри. В тот день, когда ты погибла, умер и я. Меня уже нет в этом мире, но ещё нет и там, где ты. Это ранит сильнее. Я должен был умереть, а не ты и наше дитя. Но моя никчемная жизнь не нужна богам, иначе бы они оставили вас жить, дышать и видеть солнце. Девочка моя, моё сердце остановилось с твоим сердцем, а по земле ходит оболочка, и ждет назначенного часа. Вы ждите меня, и совсем скоро мы будем вместе. На днях намечается игра в «Перетяни лиану» на выступе скалы, и я сделаю всё, чтобы попасть в команду. Мы проиграем, и наша команда разобьется и вознесется к богам, а это значит, что я встречусь с вами.

Ответом мужчине был шелест листвы да перекличка ночных птиц, испуганных людским гомоном. Чуть дальше, где серые здания окружали центральную площадь, собрался народ юна, уцелевший после сражения. Люди торопились принести жертвы своим богам, ведь пленных было много. Пытки карателей были гораздо изощреннее в столь страшный день, потому как нападавшие погубили много воинов и женщин. Срезание плоти с костей пленников — не было по душе суеверным юна, но они понимали, что только так отомстят за погибших. Они веселились с тоской во взорах, привыкшие к жестокости жизни. Уже утром на месте сражения начнется торговля. На продажу юна выставят табак, какао-бобы, ракушки, нефрит и мешки с перьями павлинов и горных орлов. Но это позднее, а пока народ наблюдал за ритуалом и плясал вокруг пленных.

— До рая нужно дойти! — дружно выкрикивали юна, размахивая факелами, и наносили поверженным чироми удары длинными гибкими палками. Они в исступлении водили хороводы, двигаясь в пляске под громкое пение и музыку; били в барабаны и играли на флейтах, скрывая за этим терзающие их душевные муки.

Юна были сильны духом. Они не выдавали страданий и были выносливы. Народ юна был ловок в рукопашном бою, но робел перед стихией природы, хотя пользовался её дарами. Отряд лазутчиков юна постоянно приносил правителю и жрецам известия о действиях соседей, а именно — индейцев. У дружественных племен индейцев народ юна учился строить храмы из известняка; возводить арки; расписывать стены и керамику, изображая мифы, божества, змей и маски людей. Юна переняли у них умение затачивать каменные орудия для резьбы по дереву и камню и создавать инструменты из вулканического стекла. Звёздные чтецы юна научились наблюдать за движением небесных тел и на основании этого поверили в смерть. Они считали, что умершие обращаются в звёзды, потому небесные искры часто меняли местоположение, освобождая территорию вновь прибывшим.

Конец ознакомительного фрагмента.