Блики прошлого. Наследие

Тея Виллер, 2020

История полуразрушенной усадьбы корнями уходит в прошлое более чем на 200 лет назад и становится известна только благодаря новой её хозяйке Дее Мальвиль, а также руководителю бригады, занимающейся восстановительными работами, Глебу Горчевскому, как выяснится позже, потомку бывших владельцев… Высшие силы будут сопровождать пару от начала истории и до конца....

Глава 4

Когда вы исследуете неизвестное,

то не знаете, что обнаружите.

Принцип окончательного результата

Утро следующего дня удивило, неожиданно налетевшим, резким, порывистым ветром. Мгновенно заволокло тяжелыми темными тучами чудное, бескрайне лазоревое небо, которое стало похоже на темно-синий скомканный пергамент, тем самым позволив фантазии видеть причудливые образы и сцены. Потому-то, вполне уместно представлялся бессознательный рисунок ребенка, неумело водившего кистью. Не имея представления о сюжете картины, точном образе, он выводил причудливые формы.… И сравнение подходило, как нельзя более. Долгожданная влага, наконец-то, полилась на пересохшую, потрескавшуюся от жары землю, одновременно смывая пыль с растений и напитывая их водой. Дождь словно спешил воспользоваться отведенным ему временем и, стучал по крышам, да с такой неистовой яростью, что, казалось, тяжелые частые капли, вот-вот вобьют дома в землю. Ничего кроме грусти погода не вызывала, хотя, некоторые из нас с большим удовольствием посидят возле камина, глядя на танцующие яркие язычки, прекрасного в своем естестве, пламени, с классическим томиком в руке — неповторимое очарование покоя, соблазнительной тишины и ненавязчивого шума дождя одновременно. Какое разное впечатление производит одно и то же природное явление в разных местах и, особенно при различном внутреннем состоянии.… Потому-то, человеческому видению становится недоступно, то немногое, что так и остается за кулисами жизненной игры…

Угрюмый вид деревушки и отсутствие даже некоего подобия уюта, по-своему угнетающе сказывались на Дее. Глядя на плаксивую погоду, поглаживая, мирно спавшую на руках Матильду, она тяжко вздыхала. Чувство одиночества одолевало, но лишь до того момента, пока не вспомнила, что отец вот-вот появится и обнимет её.

На дороге, ведущей к усадьбе, появился человек в длинном плаще, с небольшим портфелем в руках. Он шел, чуть наклонясь вперед, боясь поскользнуться и упасть в грязь или лужу. Его опущенный глубокий капюшон скрывал лицо.

Дея просияла, когда внезапно осознала, что это Далина. Промокший до ниток, похожий на лесника, слегка сутулясь, пожилой архивариус приближался к дому, и пока хозяйка усадьбы размышляла о личности идущего, он уже был возле двери. Она, осторожно, так, чтобы не разбудить, положила Матильду в пуховый платок, который нашла Агаша среди немногих пожитков, оставшихся после пожара, и поспешила спуститься, встретить гостя. К тому моменту, когда радостная хозяйка усадьбы сбегала вниз, Далина уже открывал входную дверь, отряхивая одежду от стекающих струй.

Агаша всплеснула руками и ахнула.

— Вот уж неожиданно, ей Богу! Михал Михалыч! — подбежала и облобызала от всей души старика в обе щеки.

— Здравствуй, здравствуй, Агаша, — любезно приветствовал родственницу, улыбаясь, Далина.

— Доброе утро, Михал Михалыч, — поприветствовала старика Дея, почувствовав всё приятное треволнение Агаши. Спохватившись, она засуетилась. — Да, вы же насквозь промокли… Хорошо, что ещё в плаще.… Снимайте скорее… Присаживайтесь, отдохните…

— Доброе, Дея. Сердечно рад вновь увидеться… Приятно вас найти в добром здравии.… А я его всегда с собой беру, когда еду далеко.… Вот, видите, пригодился…

— Вы предусмотрительны, — улыбнулась старику Дея. — Я ждала вас чуть позже.

— Признаться, и сам поначалу так решил, но в какой-то момент подумал, чем раньше приеду — тем лучше… Агаша, где же Федор Никифорович?

— Ой! — спохватилась экономка, — Сейчас позову… Я скоро… — и тут же побежала звать мужа, с которым столкнулась в дверях.

Федор Никифорович, обрадованный встрече, улыбаясь во весь рот, горячо обнялся с Далиной. Он, был в таком восторге, а эмоции настолько переполняли, что речь буквально лилась, чего ранее за ним не водилось.

— Михалыч, дорогой, мой.… Как же давно мы не виделись?! Сколько лет! Молчи, и ничего больше не говори… Я так счастлив.… Как же ты давно не был у нас…

Дея, наблюдавшая всю эту сцену, испытывала ту же искреннюю, сердечную радость за близких ей людей, не думая о том, что Далина родственник чете Пучковых. Но за время их совместного проживания, они так сроднились, что такой малозначительный факт — озвучь она его — никто бы и не расслышал,…а точнее, не захотел бы услышать…

— Фёдор, дай человеку прийти в себя с дороги… — вмешалась Агаша, улыбаясь. — Михал Михалыч, садитесь за стол.

— Спасибо, Агафья…

— Мы бы встретили, Михал Михалыч. Что ж ты нам не позвонил?

— Не хотел беспокоить, да и пройтись, иногда не мешает. Кругом лес, свежий воздух…. Аромат травы и цветов смешивается буквально на вздохе…

— И проливной дождь… — сыронизировала Дея, улыбаясь.

— Не скажите. Дождь начался, когда я уже был на полпути к вам. Но, даже очутившись в мокрых объятиях природы, вы не представляете, сколько человек может получить удовольствия!

— Вот и папе с погодой не повезло сегодня. Он скоро должен с Глебом приехать.

— О, как! Что ж, замечательно! Познакомимся….

Несмотря на то, что каждому человеку даровано тело, дух и душа¹⁴, но только в одном единственном случае, допустимо владеть сильной положительной энергетикой, если эти три составляющие в гармонии. Некоторые люди обладают такой уникальной способностью притягивать к себе, вот это, что называется от Создателя, и приобрести его нельзя. В психологии разных учений описаны всевозможные способы, позволяющие достичь усиления магнетизма, но искусственному, никогда не заменить естественного природного.

Дее же нравился пожилой архивариус. Она, как-то сразу прониклась необъяснимой симпатией, хотя, ничего особенного для этого Далина не делал.

Михал Михалыч действительно был редким человеком, который практически не умел конфликтовать и старался во всем находить положительный момент. Его натура формировалась в духе жесткого реализма, но холодных отпечатков оставить ему не удалось. В итоге, получился немного философски настроенный на жизнь добряк-трудоголик. За спокойный и безмятежный вид, некоторые, поначалу, причисляли его даже в полной мере к чёрствым людям, но стоило лишь пристальнее всмотреться в его внешнюю безучастность, как она тут же сбрасывала свою ширму. Приятный, порядочный, да, что там говорить, в отношении него, можно было бы собрать все лестные эпитеты. Но этот незаурядный человек не имел семьи и какой-либо сердечной привязанности. Таковыми уж сложились его жизненные убеждения, которые не позволили ему быть ни активным представителем пиратства, плававшего на волнах влечения, со всеми вытекавшими последствиями, и ни рабом, ни господином созидательного инстинкта. Потому, надежд никаких, ни на кого не возлагал. Всегда аккуратный, в строгом классическом костюме, он умело подбирал себе благоухающий приятный мужской парфюм, своим чарующим ароматом, не переходивший грань между чувственным шлейфом и вызывающим приторным запахом, который заполняет пространство вокруг. Михал Михалыч Далина не любил рассказывать о себе и, как только разговор заходил о нем, он аккуратно закрывался. Ему было достаточно того, что он всецело отдавался любимой работе и этим был вполне счастлив…

Опрятные брюки, темно-синего цвета, сегодня были слегка забрызганы грязью, а из-под рукавов тонкого темно-серого джемпера, выглядывали, едва задетые дождем, манжеты светлой рубашки. Далина выглядел вполне довольным, в приятной дружественной обстановке, беседе за чашкой чая с Агашей и Федором. Прошло некоторое время. Согревшись, поблагодарив родственников за прием, Далина все свое внимание переключил на Дею, которая, присев на небольшой диванчик, в углу, рядом с окном, терпеливо ожидала своей очереди. Архивариусу же не терпелось окунуться с головой в ту скрытность, которой окружена была эта усадьба…

— Михал Михалыч, присаживайтесь возле меня, — заметив его нерешительную суету, предложила Дея и, дождавшись, когда Далина оказался рядом, продолжила: — Вы относитесь к тому типу людей, которые во всем видят позитивную сторону при любом раскладе?

— Без этого невозможно жить, душа моя! А как иначе?! Когда-нибудь замечали, что не возникни одна ситуация, не возникло бы и момента сыгравшего благоприятную роль для чего-то очень важного, порой нужного в дальнейшем?

Он смотрел на нее, словно ученый ворон на лекции в ожидании реакции. Дея отрицательно покачала головой, понимая его намек на невнимательность и не всегда логичное мышление.

— Во-о-от! Молодость не анализирует и не подмечает таких тонкостей, которые моему глазу видны сразу. А как выражается в такую пору человечья натура?! О-о-о, да это целая «песня»! Человеческий гений проявляет себя во всем — и в положительном, и в отрицательном смысле…

— Михал Михалыч, вам, с высоты прожитых лет, конечно, виднее. Вероятно, мне в этой области похвастать нечем.

— Да и радуйтесь, голубушка! Значит, жизнь вас оберегает…

— или подготавливает к чему-то…

— Гоните прочь подобные мысли. Коль уж, что вам и представится, то непременно одолеете. Жизнь не любит слабых духом… М-да… Такие люди, как правило, сами ее покидают, не находя себе в ней места…

— Да, вы правы. Мой отец, всегда говорит: не битый — не поймешь боли другого, а понял — еще не значит, что набрался мудрости, только познал свою боль и ее глубину.

— Ваш отец, как я погляжу, немало испытаний прошел…

— Вот это сюрприз! Михал Михалыч! А я всё утро жду звонка, — неожиданное появление Горчевского прервало их задушевную беседу. Мужчины обменялись приветствием.

— А где папа, Глеб? — глаза Деи округлились.

— И вам, доброе утро. Да уже ушел посмотреть, что сделано…

— Простите, Глеб, доброе. Я удивилась, что его рядом с вами нет…

— Не стоит волноваться….

Дверь открылась и на пороге появилась крупногабаритная фигура Николая Романовича, в темно-сером костюме поверх тонкого свитера, отряхивая зонт от дождя. Увидев дочь, расплылся в улыбке, а Дея тут же подлетела и обняла отца. Закончив церемонию встречи с дочерью, Мальвиль поприветствовал всех присутствовавших и познакомился, тут же поблагодарив Пучковых за помощь и заботу о дочери, пообещав, непременно отправить их на отдых за свой счет, по окончании восстановительных работ. На предложение Агаши позавтракать, любезно отказался, сказав, что вполне здоровёхоньким дотянет до обеда. Николай Романович, пристроился рядом с дочерью на том же скрипучем диване, заметив, что и Глеб, и Дея рады приезду Далины, не меньше, чем ему.

«Видимо, он может им помочь», — подумал Мальвиль, вслух же спросил:

— Михал Михалыч, вы, как-то связаны с усадьбой? Или владеете информацией?

Далина, в двух словах посвятил в то, чем владел, добавив, что его участие, молодые люди, сочли необходимым и оправданным.

— Я даже очень рад, что наши исследователи имеют рядом старшего товарища, на которого и положиться в трудный момент могут, и посоветоваться, — серьезно сказал Николай Романович, строго поглядывая своими жемчужно-серыми пронзительными глазами то на дочь, то на бригадира. Подперев брыластую щеку одной рукой, другой поглаживая квадратный подбородок твердо-тусклого лица, с небольшими проявлениями нитей капилляров, почти на поверхности кожи скул и привздернутого пуговичного носа. — Предоставленные только собственным знаниям и умениям, они запросто потеряются в загадках и догадках далекого времени, перед историей его необыкновенных событий, пусть даже в рамках одного этого местечка. Очень рад…

Далина кивнул в знак признательности.

— Кого-то вы мне напоминаете, Николай Романович.… Понять только не могу…

— Если только может моего отца, хотя такое знакомство — это маловероятно…

— Скажите, у вас не было сестры по имени Дарина?

— У меня — нет, а вот у отца — да. Это моя тётя.

— Вот оно что…

— Были знакомы?

— Что с ней стало? — спросил Далина, неожиданно погрустнев, и пропуская мимо ушей, вопрос Мальвиля, который немного удивился знакомству пожилого архивариуса с членом его семьи.

— Она ушла в монастырь, послушницей, когда ей было двадцать лет…

— В монастырь? — удивлению Далины не было границ. — Как могла она так поступить, ведь у неё были такие способности к математике???

— Она сильно переживала из-за разрыва с любимым человеком, насколько мне известно…

Далина молчал, потупив взор, и, кажется, совсем ушел в себя.

Дея во все глаза смотрела на двух мужчин, медленно вникая в происходящее. Она слегка коснулась локтя архивариуса.

— Михал Михалыч, что с вами?

Он очнулся.

— Она жива?

— Нет, умерла пятнадцать лет назад.

— Даже не предполагал, что это хмурое утро принесет мне столь тяжёлую весть.… Если бы я только знал…

Губы его задрожали, глаза увлажнились… Далина закрыл лицо руками. На несколько минут комната погрузилась в полнейшую тишину, и только частые тяжкие вздохи седовласого пожилого человека нарушали её.

Дея, сосредоточенная на его печали, не обратила внимания, как мужчины переглянулись. Николай Романович стал догадываться о причинах неожиданного поведения почтенного архивариуса.

— Михал Михалыч, так это вы были единственным дорогим её сердцу другом? — осторожно спросил он. — Тетя никогда не называла имени, но изредка вспоминала, даже став монахиней.

— Покинуть суетность мира, затворившись в стенах монастыря, не значит стереть в памяти черты милых людей.

Чуть помолчав, Далина, не вдаваясь в детали размолвки, объяснил, что много лет жил в неизвестности о судьбе той, которую обожал всем сердце. И надо же было приехать в Еланьку, чтобы узнать такие печальные подробности.

Всё-таки, жизнь — это такая классная штука, порой и не знаешь, как к ней относиться, но то, что с любовью и уважением — однозначно. Только она, единственная, знает, когда и кого подослать, кому помочь, где стукнуть, да покрепче, а где и вовсе одолеть, чтобы было невмоготу. Но она всегда в курсе, кому и чего не достает. И, ведь, даст! проказница! да так, чтобы и унести мог, и запомнить, а вспомнив, ещё и улыбнуться, ну, или слезу проронить…

Николай Романович, с возрастом, набрал вес, и превратился в полного мужчину, если избыточные килограммы ему вовсе не мешали быть активным в жизни, то сейчас бесполезные слои его изменившейся фигуры препятствовали комфортно расположиться возле дочери. Он чувствовал — ещё одно движение и дряхлый диван не выдержит его давления.

— Папа, тебе неудобно?

— Привык к более жесткой поверхности кресел, мягкий диван не для меня, — отшутился Мальвиль, вынужденно пересаживаясь на более твердую поверхность скамьи, рядом со столом, почувствовав некоторое облегчение. — Я вас и отсюда услышу…

Горчевский, до сих пор стоявший прислонившись к стене, пристроился на табурете возле архивариуса и Деи. Далина же, после пережитого потрясения с большим трудом взял себя в руки, и, не откладывая в долгий ящик, перешел к основному вопросу, из-за которого, в принципе, он и очутился здесь.

— Как успехи в исследовательской деятельности? — спросил Михал Михалыч, с, всё ещё, заметной грустью в голосе, переведя взгляд с Глеба на Дею.

— Нужно показать то, что нашли… — Глеб смотрел на хозяйку усадьбы. — А начнем мы с амазонита… Остальное по порядку…

— Значит это не единственная находка? — улыбнулся, Николай Романович.

— Да, мы все покажем и расскажем…

— Хорошо-хорошо, давайте, по порядку.

— Любопытно было бы взглянуть, — вставил Далина. — Для того периода весьма редкий камень, да тем более так далеко от центра.… Хотя…

— Он в изделии… — объяснил Глеб.

— Я уж хотел удивиться, — улыбнулся Далина. — Ну, и что же с ним не так? Расскажите подробнее. Со всей этой историей мое нетерпение стало возрастать, если что-то намечается узнать.

— Сейчас его принесу… — ответила Дея, и упорхнула в свою комнату.

Она ходила не долго, а потому на продолжительные беседы ни у кого времени не хватило, только Федор спросил о других родственниках, живущих рядом с Далиной. Появление Деи с подвеской в руке, которую она тут же протянула архивариусу, прервала все разговоры, не относящиеся к данной теме. Федор отошел к супруге, что-то тихо шепнув на ушко, вышел во двор. Агаша, понимая всю серьезность разворачивающегося театра действий в усадьбе, даже ходила так, словно вовсе не касалась пола.

— Ну-ка, ну-ка… Мм, — с большим любопытством принялся рассматривать его Далина. — Слишком уж не вписывается в эти края этот красивый камень… М-да… — Он долго его анализировал: крутил-вертел, приближал и отдалял от себя, смотрел на свет и, не выпуская из рук, продолжил: — А по поводу камня скажу так: амазонит преподнес любителям камней три загадки, которые до сих пор остаются неразгаданными: секрет происхождения, тайну окраски и свое название. Первые два пункта оставим геммологам-энциклопедистам. А вот тот факт, что целеустремленные, самоуверенные женщины, успешные в работе и личной жизни, на витринах ювелирных магазинов моментально подмечают этот камень, говорит в пользу легенды о женщинах-воительницах, в честь которых он, как предполагают, и был назван. Неожиданно.… Да-да, вот уж весьма неожиданно…

— Я бы не удивился, если это была финифть… — раздался голос Николая Романовича, когда вещица оказалась в его руках.

— Финифть? — как-то одновременно удивились Глеб и Дея, взглянув на него.

— Что же в ней особенного? — спросила Дея.

— А что вы так удивились? Финифть — древнерусское название эмали. Искусство, которое появилось на Руси из Византии аж в 10 веке… — вновь рассматривая подвеску, поддержал Мальвиля, умудренный опытом и знаниями архивариус. — С греческого «финифтис» — блестящий.… Выглядело бы, куда более объяснимо, естественно, что ли, так как была распространена на территории России. А, вы, тщательно осмотрели место, где нашли это украшение? — неожиданно спросил Далина, внимательно воззрясь на Глеба и Дею.

— Нельзя сказать, что тщательно, Михал Михалыч, темно уже было, а больше мы туда не ходили,…потом другие вопросы нас отвлекли… — ответил Глеб, понимая, что вероятнее всего, они с Деей, что-то упустили основательно…

— В таком случае, друзья мои, просто, необходимо еще раз исследовать это место. Не может быть такого, чтобы кто-то специально, а уж тем более случайно замуровал эту вещь.… Не может быть… — призадумался Далина.

— Давайте сходим туда вместе и изучим повнимательнее, — предложила Дея. — Вдруг найдем ещё что-нибудь, да такое, что специалистов ошеломит.

— Да, это хорошая мысль. Замечательная идея… — раздались голоса.

Далина, Горчевский и Дея тут же встали, направились, было, к выходу.

— Вам, не кажется, что сейчас немного стоит набраться терпения? Погода, просто, не даст возможности осуществить ваши намерения? — спокойно сказал Николай Романович, потерев мочку уха, продолжая оставаться на месте.

— И то верно, — отметил Далина, взглянув на Горчевского и Дею. — Правильнее будет переждать, как думаете

Глеб? Хотя, признаюсь, любопытство распирает, ох, как распирает… — улыбнулся он.

— Коль погода того требует, так мы проведем его с пользой. Вы хотите узнать, что здесь происходит — извольте. Мы расскажем всё с самого начала. Вам остается только слушать, а интересующие вопросы зададите после. Согласны?

Своей позой — скрестив на груди руки, опершись спиной о край стола, закинув ногу на ногу — Николай Романович дал понять, что также приготовился внимать.

— Кто ж, в здравом уме, от такого предложения откажется, — улыбнулся Далина.

Удобно устроившись все на том же небольшом старом диванчике, который скрипел при каждом движении, пожилой архивариус, приготовился внимательно слушать обо всем, что хотели поведать ему эти обаятельные молодые люди, к которым он проникся и доверием, и уважением одновременно, тем более что это было взаимно, а теперь ещё, как оказалось, чуть не ставший их родственником…. И успевший уже кое-что подметить…

Дея осталась на месте, слегка развернувшись в сторону архивариуса, но так, чтобы могла видеть его лицо, если придется обратиться. Глеб, пододвинул деревянный табурет, который скрылся под его огромной фигурой, и сел напротив архивариуса и Деи, не делая акцента на том, что ему бы сиденье размерами побольше, и неторопливо начал рассказ о вчерашней находке, обо всем, что предшествовало ее поискам. Дея, решила для себя, что он руководит всей их операцией по исследованию усадьбы, потому не стала представлять собой хозяйку, даже если таковой и была на самом деле. Она лишь изредка сосредотачивала, внимание Далины, на тех местах, которые, как ей казалось, заслуживают особенной заинтересованности, разбавляя свое дополнение то размышлениями, то предположениями. В целом, рассказ получился достаточно увлекательный и вполне понятный, даже если бы это слушал кто-то другой, не столь увлеченный историей этого дома, как Далина.

Николай Романович, сменил позу. Постукивая по столу средним пальцем правой руки, левую — засунув в карман, вытянув ноги, он был задумчив. Дея взглянула на отца и улыбнулась. Если она заставала его в таком положении — это значит, что он сильно впечатлен и анализирует.

Пожилой архивариус слушал сосредоточенно, иногда скрещивая руки в замок и вращая большими пальцами, иной раз сидел, потупив взор, уставившись в пол, что даже выглядел бездыханным. Пару раз тяжко и глубоко вздохнул, а к концу рассказа, вид его был достаточно красноречив.

— Не все так просто, как кажется на первый взгляд… М-да…

— Мм, согласен. Это хорошо продуманное, предусмотрительное действо нездорового воображения, — сделал вывод Николай Романович. — Если бы его замуровали при строительстве усадьбы, — он скривил уголки рта и покачал головой, — это можно было бы еще как-то объяснить. Но усадьба скорей всего, уже существовала к тому времени…

— Почему вы так решили? — спросил Горчевский. — Мы пока даты строительства усадьбы нигде не находили.

— А привезенные от Михал Михалыча документы, вчера, я не успела просмотреть, — оправдывалась Дея.

— Знаете, меня интересует вот что, — заговорил Далина. — Если Сенька Безумный был весьма безобидным существом, для чего от него избавляться, да еще таким изуверским способом? Кому мешал этот юродивый? Не-е-ет, что-то тут не то-о-о…. В тех документах, есть одна запись, которая гласит, что усадьба построена в конце 17… года.

— Погодите, — вмешался Николай Романович, так как тема строительства для него была очень близкой и родной. — Если бы Сеньку, заложили при строительстве, то, скорее всего, останки вы могли бы найти в другом месте, скажем, в каменной кладке подвала, одной из несущей стены, она, как правило, самая устойчивая и более крепкая. Да, такое жертвоприношение… не позволило бы зданию рассыпаться, даже со временем, поскольку это дар богам…

— Да-да, — Горчевский задумался. — Значит, действительно от него спешили избавиться… Теория Эддингтона в действии.

— Что вы имеете ввиду, Глеб? — с любопытством спросила Дея.

— Число гипотез, объясняющих данное явление, обратно пропорционально объему знаний о нем¹⁵ — вот что я имею ввиду, — грустно, заметил Глеб.

Мальвиль, довольный, улыбался. Его приобретение, в действительности, оказалось очень даже интересным местом…

Далина сидел задумчивый. Историей усадьбы он занимался давно. Благо, различные документы были всегда под рукой и найти, при необходимости, все, что нужно, не составляло труда. Много времени потратил Михал Михалыч на то, чтобы собрать сведения об усадьбе, о ее хозяевах и все же, информации у него было мало. Довольно значительная часть оставалась неизвестной. Увидев в первый раз Дею и Глеба, он сразу понял, что эта пара не остановится на достигнутом, и они будут копаться, рыть, пока не доберутся до конца, а вернее до начала всей истории. Его стала мучить жажда поиска, нового открытия. Он, томимый желанием присоединиться к ним, в тоже время не смел напроситься. Вообще навязываться, признак несдержанности, а Далина таковым не был. Но он хотел поучаствовать, пусть даже через скромную свою помощь. Какова же была старику радость, когда его попросили об этом. Он словно сбросил несколько десятков лет, так затрепетало все внутри. И теперь, когда эти двое столкнулись с мрачной находкой он — с одной стороны — был рад, что дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки и хоть какое-то движение началось. С другой же стороны, как всякий нормальный человек, понимал, что это далеко не единственная серьезная загадка, с которой, может статься, им не раз предстоит еще столкнуться.

— Я считал, что мы живем в чрезвычайно ужасное время, где прогресс идет в ногу с варварством, когда получаешь информацию о разрушении какого-либо памятника культурного наследия, но здесь… — Николай Романович тяжело вздохнул.

— А я предполагал различные варианты, но, чтобы так… М-м-м… даже в расчет не брал.… Думаю, Глеб, здесь скорее Закон поиска: начинать поиски надо с самого неподходящего места, — улыбнулся Далина. — Во мраке неведомого созревают плоды безграничных горестей и бесконечных радостей… М-да.… А, где сейчас Сенька?

— Мы оставили его на том месте, где нашли, чтобы вы сами могли взглянуть, — грустно сказала Дея. — Сегодня должны приехать археологи. Возможно, они еще нам чем-то смогут помочь…

— Это хорошо, что они будут. Своими приборами все посмотрят, проведут анализ…

Далина скрестил на груди руки.

— Вам необходимо встретиться с отцом Лукой, — подсказал Николай Романович. — Здесь неподалеку, я встречался с ним. Да и церквушка существует с незапамятных времен, много раньше, чем построилась усадьба. А в архивных книгах церкви должны быть сохранены интересные, для вас особенно, записи.… Так, Михал Михалыч?

— Все верно, Николай Романович…

— Да-да, мы уже наслышаны про неё. А почему ты мне раньше ничего не говорил, папа?

— Прости, Дея, закрутился со своими делами. Глеб знает, как это происходит…

— Да-да, иногда за день Николай Романович успевает в двух городах побывать.

— Не слышно шума дождя, кажется, погода нам дала зеленый свет… — послышался голос Далины. — Пора…

Все разом взглянули в окно. За разговорами никто не заметил, что дождь перестал плакать и самое замечательное, что могло явиться человечеству — солнце — давным-давно уже сияло и широко улыбалось.

— Путешествие в прошлое, это не ключ в счастливое будущее, а всего лишь возможность взглянуть на прежние ошибки, — как-то грустно подметил Мальвиль, вставая. — Ну-с, пойдемте скорей, взглянем…

Мальвиль и Далина уже направлялись к выходу, Глеб последовал за ними, Дея попросила их задержаться на несколько минут, чтобы иметь возможность принести свою кроху и передать ее в надежные руки Агаши. Когда и этот вопрос был улажен, мужчины уже перешагнули за порог.

— Дея, — позвала Агаша.

Хозяйка усадьбы обернулась и чуть задержалась.

— Я приготовлю обед, как любит Михал Михалыч, ты не возражаешь?

— Ой, Агаша! Ну, конечно, нет. Он — гость — все привилегии на его стороне, и должно у нас понравиться.

— А что любит отец?

— Все, что вкусно…

— Тогда, ладно, — заулыбалась экономка.

Этих слов Дея уже не слышала, так как бежала догонять мужчин, и застала их ожидающими её на углу усадьбы.

Несмотря на то, что пару часов подряд природа выказывала свое недружелюбное настроение, и жара ускоренными темпами набирала оборот, воздух всё ещё оставался феноменально свежим, не успевшим согреться горячим дыханием лета. Запах озона пьянил. Хотелось поглотить его и не выпускать, сохранить в себе. Птицы вновь весело щебетали. Трава, цветы, листва на деревьях и кустарниках — обрели яркие цвета. Пушистые, невообразимых размеров, облака все еще присутствовали на небе, но это уже не мешало легкому ветерку, резвясь, уносить их прочь. Лето не собиралось даже на короткий миг уступать отведенного ему времени. Воздух, только-что такой прохладный и живой, стремительно прогревался, да так, что к десяти часам утра оставались сверкать гладью мутной воды, лишь большие лужи. Хорошо пропитанная влагой земля уже высыхала. По дороге исследователи договорились, что сначала осмотрят печь, затем навестят Сеньку Безумного. Неожиданно Дея вспомнила, что Расторопнов непременно велел передать привет от него. Далина вежливо поблагодарил.

— Быть может, он нам еще пригодится, — заметил он, и туту же обратился к Мальвилю: — Николай Романович, хотел просить вас…

— Слушаю, Михал Михалыч.

— Позже, расскажете мне, подробнее о Дарине?

Мальвиль согласно кивнул.

До места шли чуть дольше, чем обычно, то и дело приходилось обходить лужи, а также намешенную, рабочими сапогами, грязь, так как работники приступили к своей задаче, как только закончился дождь. Раздавался стук молотков, скрежет и хруст отделяемых половых досок, негромкие разговоры и редкие смешки.

С последнего визита, пожилым архивариусом усадьбы прошло уже более пяти лет, конечно же, ему все было здесь любопытно. Он, отметил про себя, что здание заметно обветшало, и затраты будут значительные. Судьба имения Далину очень интересовала, хотя прямого отношения он к нему и не имел, но вся та бурная деятельность, развернутая сейчас вокруг него, находило позитивный отклик в сердце старого архивариуса. История этого места, которую он планировал собрать, была частью его плана по восстановлению уникального особняка. Но, получилось то, что получилось, и, теперь Далина, был несказанно рад, что участь имения предрешена, в хорошем смысле, и находится в надежных руках…

Они поднялись по лестнице парадного входа. Глеб шел впереди, за ним — Далина и Мальвиль, а завершала процессию хозяйка поместья.

Несмотря на то, что яркое солнце освещало достаточно, помещения, как и прежде, встретили жутковатым полумраком. Пропитанные влагой кирпичи предавали мрачноватый вид. Хотя дождь и прибил запах затхлости, полностью освежить покои природе не получилось. Видимо, даже её влиянию не хотел поддаваться разрушающийся застой.…

Когда оказались в той самой комнате, Николай Романович все окинул оценивающим взглядом, и вплотную подойдя к печи, не удержался от того, чтобы не провести по плитке рукой. Затем, ушел в другую комнату, к которой прилегала печь и, вернувшись, застал Глеба и Дею рассматривающими кладку, в том самом месте, где они нашли подвеску.

— Это тайник, Глеб, — уверенно сказал Далина.

Глеб, недоумевая, посмотрел на него.

— Михал Михалыч, я понимаю, что дом старый и скрывает в себе кучу различных секретов и тайн, но кто же будет располагать тайник за печью, от которой идет такой жар?! — спросила Дея.

— А почему вы уверены в том, что печь вообще использовалась?! — поддержал Далину Мальвиль. — Это весьма хитрый ход…

Глеб и Дея переглянулись. Эта мысль им в голову не приходила.

— Да-а, об этом мы, как-то, не подумали… — немного растерянно ответил Глеб, запустив пальцы в густые волосы, и провел ими над ухом. Дея уже не раз замечала за Горчевским этот жест, и теперь понимала — он смущен собственной недогадливостью.

— Потому-то и существует стариковская мудрость, — улыбнулся Далина.

Дея зашла с другой стороны печи и то же стала осматривать. Но каких-либо признаков, подтверждающих догадку Далины не нашла, да и выводов сделать не смогла, так как кладка была ровная и без традиционных выступов, похожих на ручку или углубление, приводящее в движение механизм. На полу лежали кирпичики, были видны пустоты от них, но ничего такого, что могло бы скрываться от глаз, она не обнаружила или, попусту, не увидела.

— Глеб, надо поискать приспособление… — услышала Дея за стеной. Она вернулась к мужчинам.

Горчевский стоял и смотрел на Мальвиля, как тот, заглядывая в щель между стеной и кладкой, пытался просунуть палец, хмурил брови, и от напряжения морщил лоб, а собственное крупное тело не пускало наклониться пониже.

— Николай Романович, а что если его нет, и мы ошибаемся?

— И это тоже может быть.… Но… Надобно кое-что проверить, прежде чем совсем отказываться от этой мысли…

Пока Мальвиль поднимался с пола, Далина подобрал небольшой прутик, сложил его вдвое, чтобы был покрепче. В верхней части печи, виднелась металлическая рама задвижки¹⁶, от которой остались лишь, выглядывавшие сломанные части. Пожилой архивариус, не раздумывая, вставил в раму сложенный прутик и с силой надавил на части задвижки. Механизм тяжело заскрежетал. Старая штукатурка осыпалась, представив глазам трёх исследователей старого дома, прямоугольник металлической дверцы, практически там, где ранее Дея и Глеб, пытались увеличить расщелину. Интересно было другое, что при движении механизма, дверца вперед не подалась, как вполне ожидаемое действо, а всего лишь очертило место нахождения ее, стряхнув при этом с себя несколько плиток. Мужчины были сосредоточены, но, ни у кого кроме Деи, это удивление не вызвало.

Глеб занялся освобождением дверцы от смеси, державшей ее и плитку. Дея внимательно наблюдала за действиями троих взрослых, пытавшихся проникнуть в секрет дома. Её существо находилось в предвкушении увидеть что-нибудь достойное внимания специалистов, и неважно, будет ли это чьим-то спрятанным дневником или сбережением кого-то из прислуги, припрятанным от глаз хозяев.

Когда вход в тайник наконец-то был очищен, возник другой вопрос — где искать ключ?

Понятно, что на глаза он не попадется. В результате принятого единогласного решения, пошли в ход те инструменты, которые имелись под рукой. Возились долго. Механизм, хотя и старый, но был весьма надежный. Мужчины, по очереди просовывая в щели то один инструмент, то другой, пытались открыть дверцу. Она не поддавалась. Поскольку загнутый конец молотка-гвоздодера в щель не пролезал, так как был значительно толще, то и не представлялось никакой возможности сделать это.

Изрядно вымотанный Глеб, предложил сходить за «болгаркой» и, не дожидаясь чьего-либо согласия, ушел. Отсутствовал недолго. Он принес инструмент и, подключив к электричеству, остальных попросил отойти подальше. Надел специальные очки и приступил к распилу капризной дверцы. Дея широко раскрытыми от любопытства глазами смотрела на то, как ловко Глеб управляется с любым инструментом, а он в это время проявлял усердие и метал искры, в прямом смысле.

Мальвиль вместе с Далиной, в ожидании пока Глеб завершит работу, прохаживались по комнате, заглянули в другую. Николай Романович подошел к дочери и встал подле неё. Далина же вышел на середину коридора, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую.

«Надо же.… Надо же…» — тихо бурчал про себя, поражаясь тому, как все это до сих пор не рухнуло, и к тому времени, когда Горчевский поставил точку с дверцей, архивариус вернулся обратно.

Изрядно съеденный коррозией, но все же качественный метал, под натиском современной техники, сдался довольно быстро. Открылось небольшое углубление с подозрительной темнотой.

Дея не слишком нагибаясь, посветила, предусмотрительно захваченным, фонариком. В кирпичной кладке находилось углубление размером с обувную коробку, как если бы она стояла вертикально. Единственной щелью было то место, где и отсвечивала подвеска. Трое исследователей усадьбы — Глеб, Дея и Далина — нагнулись посмотреть.

Внутри сейфа лежал, завернутый в черную ткань, сверток, который не сразу заметили. Вопрос вызывала ткань — то ли она почернела от времени, то ли уже была такой. Понятно, что сейфы подобного рода не будут просто так закладывать и прятать от посторонних глаз, это-то и настораживало четырех обследователей.

На какую тайну наткнулись в очередной раз? Что скрывала усадьба в своем увядшем теле?

Глеб, опасаясь — мало ли что там может быть? — мягко отодвинул Дею и извлек содержимое тайника. Аккуратно развернул ткань, и на его ладони оказался небольшой черный деревянный ларчик около двадцати пяти сантиметров в длину, около шести-семи — в ширину, и, примерно, четырех — в высоту. Ларчик приковывал внимание безукоризненно гладкой поверхностью. Не было ни единой надписи, символа или вензеля. На удивление, отсутствовал также и замок, не говоря уже о ключе. Трофей переходил из рук в руки, и каждый имел возможность полюбоваться уникальным предметом, покрутить, повертеть, даже понюхать. Не имея ни единой царапины на поверхности, он обладал притяжением огромной силы. Не выявив ничего более занимательного с внешней стороны, присутствующие, молчаливым согласием, доверили Горчевскому совершить следующее действие — открыть таинственную коробочку и удовлетворить тем самым всеобщее любопытство. Когда же крышка была отворена, то внутренняя часть оказалась, обитая черным бархатом. Но внимание сразу привлек кожаный мешочек, длинной примерно двадцать и шириной около пяти сантиметров.

— Ну, вот, находишь всегда то, что не искал¹⁷, — тихо заметил Далина.

— Интересно, что приготовила нам «эта матрешка»? — отреагировал Мальвиль.

Неведомая вселенская сила всегда эффектно исполняет наши желания, особенно сиюминутные, мгновенные. Пожелав и тут же забыв, мы, дразня, подталкиваем высшие силы к действию, но это не значит, что все остальные наши мысли им не ведомы. Да, не всё исполняется, лишь то, которое нам приносит пользу. Это волшебно и необъяснимо человеческой логикой.… Вот и негромкое желание Деи было также услышано. Она осторожно, практически двумя пальцами, достала мешочек.

Сшит он был из змеиной кожи. Находясь, длительное время, скрытой от воздействия солнечных лучей и осадков, кожа никоим образом не пострадала, напротив, имела первозданный изумительный вид. Природа, мастерица на различные проделки, и тут не поскупилась, чтобы не показать свое умение. Она удачно соединила высокую прочность кожи с ее эксклюзивностью, которая заключается в том, что уникальность рисунка неповторима. По обилию узоров и насыщенности цвета, было понятно, что это кожа питона — одного из самого восхитительного представителя мира животных. С течением времени, чешуйки раскрылись так, что ещё больше облагородили истинную изысканную красоту изделия, позволив оценить совершенство природного свойства кожи даже спустя более двух веков. Они имели форму ромба с закругленными краями, не ложась друг на друга, будто вырастали из предыдущего. Потрясающее впечатление создавали бежевые, черные, зеленые, причем, оттенка, невероятно насыщенного малахитового с примесью бирюзы, естественные вкрапления. Фантастическое мерцание глянца наполняло магией поистине чарующее своеобразие рисунка, воспроизвести который, само собой разумеется, в идеале неосуществимо. Фактура кожи была настолько эластична, мягка и самодостаточна, что совершено, не требовала дополнений, коих на ней и не было. В старину, особенно изделия из змеиной кожи придавали владельцу элегантную респектабельность, показывая его безукоризненный вкус.

Дея заметила, что при касании кожа очень быстро нагревается, появляется ощущение приятного тепла, что лишний раз доказывало естественное ее происхождение. Стянутый в верхней части утонченно плетеной шелковой тесьмой черного же цвета, дополнительно обвитой несколько раз вокруг горловины, концы ее, были залиты сургучом у основания мешочка. Каких-либо надписей и оттисков на нем так же не было.

Далина, Мальвиль, Глеб и Дея растерянно переглянулись. Теперь и вовсе было непонятно, что делать. С одной стороны — любопытство распирало так, что всем хотелось открыть и немедленно, с другой стороны — все прекрасно понимали — содержимое может иметь важное научное значение… вдруг…

— Имея огромное желание заглянуть внутрь, все же, предлагаю оставить до приезда группы из института, — предложила Дея, твердым голосом, не терпящим возражения. — Когда они будут, Глеб?

— Скоро должны уже прибыть…

— Среди них есть очень толковый парень — Гоша Губернаторов, так я вам скажу, друзья мои, он мог бы нам много интересного рассказать об этих предметах. М-да…

— Вот уж не думал, встретиться с Гошей здесь, — не удержался, удивленный, Глеб.

— Вы знакомы? — спросил Далина, а Дея уставилась на Горчевского в ожидании ответа, одновременно следя за его выражением лица. Мальвиль остался безучастным. Его занимало содержимое кожаного мешочка.

Горчевский ответил не сразу. Было заметно, что он подбирал слова.

— Да, когда-то служили вместе… Он…

— Глеб, Глеб, — прервал его Казарцев, появившийся из ниоткуда. — Там приехали эти, из института.

— Вот и прекрасно, — сказал Николай Романович. — Пойдемте, встретим их, а потом, все вместе навестим Сеньку.

— Так, а с этим, что будем делать? Покажем сразу? — осведомился Глеб, ни к кому не обращаясь, но в тоже время, направляя вопрос, собиравшимся идти в сторону выхода.

— Конечно же, берите с собой, — ответила Дея.

Глеб, подумал-подумал и решил, что лучше ларцу оставаться там, где его нашли, но хозяйке не стал говорить об этом, все равно её мысли были заняты гостями.

Последние события происходили неестественно быстро, больше напоминая страницы, какой-то старой, старой сказки. Находки следовали друг за другом, поневоле поверишь во вмешательство высших сил.

Хозяева имения и их помощники отправились на встречу с представителями археологии. Далина шел впереди, за ним Дея с отцом, только Глеб заметно отставал. Дея подметила, что он не слишком-то спешил увидеться с товарищем, да и лицо его стало каменным. Подходя ближе к более оживленной части усадьбы, все заметили стоявший микроавтобус с тремя представителями научной среды. Один из них был пожилой мужчина в шляпе. Он стоял к ним спиной и рассматривал окрестности усадьбы. Рослый, здоровяк, оживленно о чем-то говорил со стройной молодой девушкой, приходившей в восторг и весело хихикавшей от каждого его слова.

Дея не стала торопиться с предположениями. Она украдкой взглянула на Глеба. Он шел все с тем же ничего не выражавшим лицом, посматривая время от времени на стены усадьбы. Дея терялась в догадках — они друзья, расставшиеся на почве ссоры или сослуживцы, один из которых ушел со службы благодаря другому? Но, предоставив событиям развиваться по собственному плану, она переключила все свое внимание на гостей. Недаром она была дочь своего отца, как и его, её сейчас очень занимало содержимое шкатулки, тем самым подталкивая к скорейшему знакомству с группой и раскрытию секрета заветного мешочка.

— Кирил Данилович, что ж ты сам решил приехать, а не послал молодёжь? — еще издали заговорил Далина, улыбаясь. — Все рвешься в бой?!

— Господи! Михал Михалыч! И ты здесь? — мужчина, с выбивавшимися из-под соломенной широкополой шляпы серо-седыми прямыми волосами, обернулся и тоже расплылся в улыбке, пролегавшей в границе между усами и академической седой бородкой. Его маленький, слегка вздернутый нос, смешно зашевелился, утопая в пухлых щечках. На его загоревшем, приветливом, открытом лице, источавшем доброжелательность, виднелись ямочки. Широкие седые брови разлетались на переносице, как крылья птиц в полете. Из-под них смотрели большие круглые карие глаза. Взгляд их был прям и откровенен. — Не ожидал, не ожидал…

Выглядел он так, будто всецело противостоял современной моде, ну или, как если бы он совсем не хотел ее замечать, оставаясь преданным поклонником стиля 50-х годов. Это был элегантный, красивый советский мужчина. Светлый пиджак двубортного костюма, классической полуприлегающей формы, он держал в руке. Светлые широкие брюки, со складками у подчеркнуто высокой талии и манжетами внизу, сшитые из однотонной ткани, обтягивали круглый живот профессора. Темно-синие подтяжки, двумя дорожками убегали назад по рубашке голубовато-линялого цвета и соединялись между собой на середине спины. Спереди же, особенно выделялся галстук. Как и положено декоративному аксессуару, он был очень экстравагантен. Его необыкновенно колоритный «пожар в джунглях»¹⁸ — на черном фоне полыхали оранжевые, алые и желтые краски — не потерял свою актуальность для носящего его и ныне. Длина брюк, доходивших до щиколотки, обнажала светло-бежевые носочки в растоптанных, черных, запыленных ботинках. Такая глубокая преданность советской моде, вызывала и восторг, и удивление разом. Но, пожалуй, не стоит потешно реагировать и насмехаться над пристрастиями пожилого человека. Как бы странным не выглядел его внешний вид сегодня, каждый имеет право на собственные предпочтения и вкусы. Хотя, надо отметить, на его фоне Далина занимал более выигрышную позицию.

Мужчины горячо обнялись. Не отметить, что они давние и хорошие приятели, было нельзя, а вот о двух других, присутствовавших здесь же, этого не скажешь. Они, молча, обменялись взглядами, проявив при этом сдержанность, граничащую с холодностью.

— Я немногим раньше вас прибыл. Прошу любить и жаловать — мой старинный товарищ — Рожнов Кирил Данилович, доктор исторических наук, профессор, — представил Михал Михалыч мужчину. — Кирил Данилович, теперь познакомься: Мальвиль Николай Романович — хозяин этого уникального имения, его дочь — Дея, Глеб Горчевский — начальник замечательной стройки, — он показал в сторону усадьбы.

— Очень приятно… Знакомьтесь, — Игорь Владимирович Губернаторов — заведующий кафедрой древней истории, а это наша помощница, студентка последнего курса — Алёна Гец, очень, знаете ли, перспективный в будущем ученый, — представил Рожнов прибывших с ним коллег.

— Здравствуй, Глеб, — наконец, поприветствовал Губернаторов, протянув руку. — Мир тесен. Кого-кого, но тебя я никак не ожидал увидеть, тем более здесь.

— Мир слишком мал для нас двоих, — ответил Горчевский, пожав его руку, но быстро отпустив.

Все обменялись приветствием. От внимательного глаза Глеба не ускользнуло то, как Губернаторов не сразу отпустил руку Деи, отметив, что и она не торопилась ее отнять.

Так как, из-за восторженной суеты Далины, Алена оказалась между мужчинами помоложе, она совсем растерялась и разрумянилась от смущения. Дее, мягко улыбнувшись, пришлось прийти ей на помощь. Протянув девушке по-дружески руку, вежливо пригласила всех пройти в дом, и, таким образом, они возглавили шествие. Поскольку до входа было не более двадцати метров, вся группа преодолевала расстояние в кратких беседах и знакомстве. Дея, приятным голосом, завела с девушкой разговор на тему, примерно близкую той — об учебе, интересе к науке. Далина и Рожнов, переполненные счастливой встречей, засыпали друг друга вопросами и, активно жестикулируя, медленно направлялись следом. Мальвилю удавалось лишь изредка вставлять реплики. Процессию завершали Горчевский и Губернаторов.

— Давно не виделись, Глеб. Как поживаешь? Вижу, сменил профиль?

— Не могу доставить тебе радость, сказав, что жизнь моя не сложилась. Меня все устраивает.

— Зачем ты так! Хотя,…всё верно.… Ко мне относиться иначе ты теперь не можешь, понимаю…

— Вижу, что и ты сменил горизонталь…

— Глеб, не хватит слёз, чтобы смыть мои прегрешения, — пропустив замечание Горчевского, продолжил Губернаторов. — Поверь, мне досталось за все былые ошибки, так что, ты уж, будь добр, попридержи лошадей,… по возможности…

Он остановился. Горчевский замедлил шаг, но останавливаться не стал.

— Глеб, постой…

Горчевский остановился и обернулся. Губернаторов подошел вплотную.

— Прости меня,…если сможешь.… Знаю, это сложно…

— Помнится, ты любил повторять одну замечательную фразу: в действительности все совершенно иначе, чем на самом деле…

— Не забыл старину Экзюпери, — Гоша попытался изобразить подобие улыбки, но она вышла больше похожей на элемент страдальческой мины. — К чему ты сейчас ее вспомнил?

— Думаю, что ты и сейчас еще не осознаешь всего… — Глеб вспомнил, как задержалась рука Деи в его ладони…

Игорь хотел было возразить, но не стал. Вероятно, подумав о том, что бесполезно переубеждать Горчевского и благосклонности ему не заслужить, а, может, оно в действительности так и было…

— Думаю, не нова будет для тебя истина: чтобы потерять доверие к человеку достаточно одного поступка, и даже тысячи слов — прости, не помогут его вернуть, — холодно ответил Глеб. — Так что, Гоша, мне сейчас совершено не интересно ни твое раскаяние, ни попытки, заставить меня проникнуться сочувствием к тебе. Поверь, уже давно не держусь за пояс нашей дружбы и закрыл эту тему. Все что не делается в жизни, все к лучшему. В этом, убедился не один десяток раз.

— Был бы рад с тобой не согласиться, но вынужден признать правоту. Ты много не знаешь и, хочешь того или нет, а нам придется поговорить.

— Хорошо, только сейчас главное для меня — усадьба, а также все, что с ней происходило, и, поверь, обиды я ни на кого не держу, это слишком большой и тяжкий груз, а мне хочется идти по жизни налегке.

Губернаторов не нашелся, что ответить. Таким образом, осмотрительно прощупав оппонента, Глеб теперь знал, как себя нужно вести и решил, что правильным будет — обезоружить «неприятеля». Беззаботно снисходительно поведя дальнейшую речь, предположил, сколь весомы достижения Гоши в области науки, тем самым навязав тому свое верховенство.

«Диспозиция представляет собой модель надлежащего поведения в случае гипотетической ситуации»¹⁹, — вспомнил Горчевский, и на лице отразилась усмешка…

Игорь Губернаторов был чуть выше и крупнее телосложением, чем Глеб. Любой костюм подчеркивал его совершенную античную фигуру, привлекая женское внимание. Зачесанные набок, коротко подстриженные, густые, темно-русые волосы падали на высокий гладкий лоб. Из-под прямых черных бровей, слегка сросшихся на переносице, объект подпадал под гипноз красивых глубоко синих, вместе с тем сверкавших лукавством, глаз, обрамленных пушистыми длинными темными ресницами. Завершающим аккордом в визуальном портрете были его чувственные полноватые губы, правильной формы. Во все времена, именно такая форма губ служила признаком повышенной сексуальной энергии и сладострастности их обладателя. Он настолько был хорош собой, что вызывало великие сомнения земное происхождение его матери. Рождала колебания и участие природы, как художника. В его облике было столько страстности и магнетизма, что противостоять его обаянию не могли даже мужчины. Но Гоша владел не только красивой внешностью. Он не раз демонстрировал свой острый ум и разносторонность развития. Решение ряда сложных вопросов ему давалось без особых усилий и, видимо, это особенно влияло на его карьерный рост. Если в ком Губернаторов и вызывал зависть, то коллеги умело это скрывали, так как отомстить он умел также безупречно, вот потому-то и стоило бы поразмыслить о творце, приложившем руку к созданию данного уникума, вложившего в него столько любви и очарования. Как известно, чем идеальнее человек снаружи, тем больше демонов у него в нутрии. Вот и напрашивается вопрос — не сам ли Верховный правитель подземного царства, на досуге, творил это чудо, вкладывая одно, забывая другое, а, может, и… не забывая.… Служил он вместе с Глебом в секретном ведомстве и занимался изучением явлений, которые не могла объяснить официальная наука, того совершенного мира, который пугает людей своей таинственностью, недоступностью, того, что называется сверхъестественным. По большей части у каждого было свое направление. Вдвоем же они добывали информацию, расследовали, связанные между собой, непонятные, загадочные дела и тут им равных не было. Их интуитивное восприятие невидимого или же способность постигать цельность сложного, в тандеме позволяло безукоризненно исполнять свои обязанности.

Глеб Горчевский, к моменту поступления на службу Игоря Губернаторова, успешно отработал более пятнадцати лет и был у руководства, как говорится, на хорошем счету, одним из самых перспективных специалистов. Сравниться с ним по знаниям могли разве что братья Винчестеры, из знаменитого сериала²⁰… Сталкиваясь с непрофессионализмом, он всегда возмущался и просил оградить его от дилетантов, так как это всегда требовало дополнительного времени и отнимало силы. С ним соглашались, а в помощники попадали люди, иной раз и вовсе не понимавшие сути их работы. Глеб же, как человек грамотный, целеустремленный, местами упрямый, стремился свою работу сделать лучше, чем мог и потому, когда он встретился с Гошей, то безмерно был счастлив обнаружить в нем кладезь знаний и желаний добиться высшего результата. В те моменты, когда детали вызывали спор, они просто расходились по разным кабинетам, остывали и снова возвращались к тому вопросу, от которого ушли, только уже возвращались с идеями и предложениями.

Глеб придерживался того мнения, что постичь окружающий тонкий мир дано не всем, лишь предпочтенным, лишь тем, на ком остановили свой выбор высшие силы, чтобы наделить определенным даром. Позднее, он не раз скажет: «Неизведанное, таинственное — это как сыр в мышеловке. Прежде, чем получить, нужно вложить. Однажды коснувшись его, ты больше не будешь смотреть на все сквозь разовые очки обывателя». Тем вложением были знания Горчевского. Это в дальнейшем они служили Глебу исправно и щитом, и мечом, а в начале пути, он относился к источникам, как к странным символам и иероглифам, к полнейшему абсурду и фантастическим бредням. К тому моменту, когда он осознал, что и загадочное должно приносить пользу его стране, ему пришлось не раз пообщаться с ангелом-хранителем во сне, кое-кем из подземного царства. Теперь, когда Горчевский понимал, насколько тот, иной мир, сложнее, многограннее и интереснее, больше не сопротивлялся, не вел сам с собой разъяснительных внутренних монологов и принимал собственное понимание, как дар. На протяжении долгого времени он накапливал знания из старых ведических книг, древних манускриптов, интересных легенд, фактов, изучал явления, процессы и многое другое, чем располагал архив его организации. В силу специфики работы, он глубоко интересовался оккультными практиками, медитациями, заклинаниями. В результате, Глеб стал понимать, что оккультные науки определяет вера в духовные силы или существование энергий, при поддержке которых, можно заглянуть в далекое будущее, достичь успеха, возвратить здоровье или заполучить потенциальное подчинение других. Но, несмотря на то, что теперь Горчевский был посвящен в таинства, он не стремился материализовать предметы или контакты с покинувшими белый свет, и уж совсем не тщился показать свою силу знаний в этом ремесле. Ему сложно было объяснить, часто ничего не подозревающим людям, как они позволяют духам коварно влиять на их жизнь, причем сами над ними власти никакой не имея. Тот, кому предназначено Свыше заниматься определенными вещами в жизни, не будет делать иное и потому, таинственное никогда не спешит раскрывать свои объятия, чтобы позволять, кому ни попадя, получать познания по прихоти. И прежде чем, высшие силы разрешат слегка коснуться глубин своего существования, пройдет немало времени в поисках источников света — знаний. Каковым бы двигателем к этим знаниям ни было любопытство, человек находится в некоем оптимуме нагрузок допустимом природой.

Игорь же, напротив, не был официально посвящен небесами во все прелести и недостатки тонкого мира, как Глеб, и ему приходилось многое постигать в процессе их работы. Горячо и пылко указывал на то, что мир является только проекцией четырехмерного пространства в трехмерное, и люди не могут воспринимать непосредственно четыре измерения, так же, как гипотетический плоский человек, живущий в двухмерном мире, не в состоянии посмотреть вверх. Объекты четырехмерного мира, на самом деле, всегда неизменны, и при движении изменяются только их проекции, что мы и воспринимаем как искажение времени, сокращение или увеличение размеров и прочее²¹. Глеб, конечно же, не спорил, так как изучал труды Эйнштейна, читал о его экспериментах и исследованиях, подтверждавшие слова величайшего из ученых. Даже когда Глеб утверждал, что непостижимое умом человека, всего лишь невидимое его глазу — это истина, Гоша парировал: «Истина гипотетическая не есть сама истина, это лишь предположение Истины»²². Несмотря на различие подходов к работе, они были словно братья, дополняя друг друга. Даже короткие выходные дни, Глеб и Гоша, проводили вместе. Так было бы и дальше, если бы не одно событие, разрушившее отношения и перевернувшее с ног на голову их жизнь, пробив чересчур большую брешь, в человеколюбие Горчевского.

Как бы ни был хорош Игорь во всем, но оказалось, что такое явление, как дружба — для него тяжкое бремя. Его внутреннее Я не смогло противостоять зависти к успехам друга, причем, не только в работе. Гоша тяготился мыслью, что знания друга выше его собственных. Он стал частенько проявлять недовольство в совместной работе с Глебом, так как не видел того, что видел и знал Глеб. И, в конце концов, он откровенно подставил своего друга, скрыв добытую совместно информацию, заменив ее другой, менее значительной, а затем, преподнеся ту руководству, как добычу собственной инициативы, к которой, якобы, пришел благодаря длительному анализу. Более того, как выяснилось позже, возлюбленная Горчевского, длительное время была любовницей Губернаторова, при этом, совершенно не желая прощаться с кем-либо из них. Доверие резко упало до нуля, и самый значимый элемент в жизни товарищей — дружба — растворился. Глеб уволился с работы. Преданный другом и в дребезги разбитым сердцем, пропал с поля зрения практически для всех, кто его знал. Именно в это нелегкое, для Глеба, время судьба совершенно случайно свела его с Мальвилем, когда и тот переживал расставание с женой.

Николай Романович сидел в маленьком, но очень уютном китайском ресторанчике со сказочным названием «Золотой дракон». Под ненавязчивую, спокойную музыку, отрешенно глядя на красивый, местами изысканный интерьер заведения, тихо грустил о былом и силился поразмыслить над будущим, когда его взгляд упал на мужчину за соседним сто ликом, предотвратившим падение хрустального графина со стола. Графин в буквальном смысле слова завис в воздухе, что позволило, обомлевшему от неожиданности официанту, поставить его на стол. Мальвиль пришел в неописуемый восторг и полюбопытствовал, не мог бы мужчина рассказать, что это было? Глеб не видел ни агрессии со стороны пожилого человека, ни, какого-нибудь сверхъестественного испуга, сродни абсурдному «дьявольскому явлению». На любезное приглашение присесть к нему за стол, он не воспротивился и в приятной беседе они скоротали, обещавший быть скушным, конец дня. Тот вечер оказался знаковым и для Николая Романовича, и для Глеба Горчевского, который и был тем мужчиной, потрясшим столь фееричным зрелищем. Они так понравились друг другу, что после очередной встречи Мальвиль, осторожно, чтобы не оскорбить своего нового друга, предложил Глебу поработать в его фирме. Знаний Горчевскому хватало и на простые земные труды, а потому он, недолго думая, согласился, тем более что деятельность была полной противоположностью тому, чем занимался ранее. В дальнейшем, их дружба только крепла и в конце концов доросла до того момента, когда они смогли поделиться самым сокровенным, включая собственные внутренние противоречия. Ни тому, ни другому не мешала разница в возрасте, болеет того, они вполне чувствовали себя комфортно в обществе друг друга. Как трудно бывает поверить в то, что люди быстро превращаются из посторонних в близких друзей.

Но, к счастью, а иногда к несчастью, так бывает. Не наше стремление и желание играет в том роль, а провидение ведает кругом знакомств. Оно единственное решает, кому и в какой степени довериться, ибо не было бы в будущем каждого из нас, тех приключений, в которые мы погружаемся…

Прошло восемь лет. Горчевский знал, что у Мальвиля есть дочь, но никогда с ней не пересекался, ни разу не попытался приблизиться так, чтобы познакомиться, хотя фотографии ее видел много раз и не проявлял излишнего любопытства на её счет. Но, как ни странно, образ Деи часто возникал перед ним, когда Глеб находился в состоянии покоя, а губы невольно начинали шептать: «Только я глаза закрою — передо мною ты встаешь! Только я глаза открою — над ресницами плывешь!»²³ Он и сам не понимал, что происходит с ним. Тема женщин для Глеба была закрыта, как сам он был в этом уверен.…

Самой большой шуткой выглядит то, что люди превращая время в Великого лекаря, хотят сделать его ответственным, переложив на него собственное нежелание вспоминать. Ничего не выйдет! Время — не доктор медицины! Оно не применит ни одно из возможных средств анестезии, для того, чтобы удалить тот ад, который каждый носит в себе на протяжении всей жизни — собственную память. Время отвлекает, увлекает, заставляет созидать, позволяет забыть незначительное для нас, тем самым обеспечивая комфортное состояние. Но мы никогда не забудем то, что заставило проходить через терновый куст несовершенных отношений душу, и страдать от их заноз сердце. Никакое время тут не в помощь, даже если оставить в покое детали. Человек способен не думать об этом, не вспоминать, но только до определенного момента. До одного крохотного толчка.…

Вот и сейчас Глеб, скрывал за раскованностью беседы, ту бурю, которая бушевала, грозясь вырваться наружу. Он хотел быстрее проводить гостей до места и, хотя бы, с полчаса побыть в другой среде. Успокоиться… Его сознание совсем не было готово именно теперь рыться в архиве воспоминаний и поднимать то, к чему он так силился никоим образом не прикасаться, а тем более лицезреть одного из его участников.

— Вы что-то нашли серьезное? — спросил Гоша. — Кирил Данилович, так быстро нас организовал для поездки, что путем ничего не объяснил.

— Да, после покажем. А сейчас, извини, Игорь, мне необходимо проверить, как там идут дела. Подойду, чуть позже. Проходи в дом…

Губернаторов, ощутив неприятное подсасывание под ложечкой, медленно поплёлся за остальными, взглянув на удалявшегося Горчевского. Заметив отделившуюся фигуру Глеба, Дея окликнула его.

— Я проверю, как идут работы, и вернусь, — громко ответил тот, и ушел не оборачиваясь.

Завидев гостей, направляющихся в сторону усадьбы, Агаша подсуетилась и, как обычно, быстро накрыла на стол, так что, когда они вошли, то попали с «корабля на бал». Надо отдать должное Агаше, она умела, и, как следует встретить, и проводить гостей.

Пока группа Рожнова немного переводила дух после поездки, и ничто уже не способно было отвлечь их мысли, Дея, систематически поддерживаемая Далиной, посвящала их во все детали событий. Так получилось, что к тому моменту, когда она заканчивала свой рассказ, вошел Глеб, неся в руке заветный ларчик. Дея только обратила внимание, что ларца в его руках не было в момент встречи с прибывшими.

— Вы, вовремя, Глеб. Кирилу Даниловичу уже не терпится посмотреть находку. Впрочем,…как и нам самим… — послышался голос Николая Романовича.

Глеб усмехнулся.

— Обе, Глеб, обе… — поправил Рожнов, кротко, улыбаясь. — И будьте снисходительны к нашей нетерпеливости.

— Я знал, когда необходимо появиться, — пошутил Горчевский.

Явив обществу коробочку, он присел за стол рядом с Далиной. Николай Романович, скромно присевший в отдаленный уголок — на скрипучий диван, довольный, наблюдал за происходящим рядом.

— Ух, вот это чудо! — заговорил Рожнов, аккуратно крутя коробочку. — А? Игорь, как вам?

Покрутив красоту, осмотрев её со всех сторон, передал Губернаторову.

— Черное дерево… Я, конечно, пока не вижу, что внутри, но ирокезы, ритуальные принадлежности, хранили в березовых ящиках. Многие ритуалы времен Возрождения, и сегодня, рекомендуют нам хранить определенные вещи в коробочках, — ответил Губернаторов, разглядывая ларец. — Что скажешь, Глеб?

— Скажу, что коробка связана с числом четыре — по четыре угла на каждой грани. Четыре — число стихий, своего рода генератор электричества для магии.

— По крайней мере, становится понятна метафора: коробочка — это сущность всех типов превращений, — улыбнулся Гоша. Это веселое проявление было впервые с момента их прибытия.

— Ты еще больше удивишься, когда ее откроешь, — заметил Глеб с ухмылкой.

Дея обратила внимание, что прежнего напряжения уже между старыми друзьями не чувствовалось, или они умело скрывали негативное отношение перед остальными. Губернаторов открыл ларец. Все дружно встали. Теперь и Мальвиль не хотел упустить ничего интересного. С трудом поднявшись, он приблизился к остальным. Мешочек из змеиной кожи произвел еще большее впечатление на присутствующих, кроме тех, кто уже видел его ранее. Агаша всплеснула руками, в очередной раз уже за сегодня.

— Ой! Что это? — не удержалась от восторга Алёна, по всему было видно, что такого качества раритеты из глубины времен она видела впервые, между прочим, как и другие. — Господи! Вот так красота! — воскликнула она, потеряв выдержку, и густо покраснела, так как прочие, хотя и пришли в неописуемый восторг, но эмоции скорее выражались на лицах.

— Кто-то уже брал в руки это чудо? — спросил Гоша.

— Да, я взяла, но кроме тепла ничего не ощутила…

Дея, бросила беглый взгляд на Гошу, хмурившего брови. Он, в свою очередь, вопросительно глянул на Глеба.

— Ничего нет, я бы почувствовал, — ответил на его взгляд Горчевский, словно оправдываясь. — …По крайней мере, отрицательного…

Дея удивилась их безмолвному пониманию друг друга, но ничего не сказала. Далина был молчалив, и странно задумчив… Его глаза стали бесцветными и практически ничего нельзя было прочитать в них.

— В настоящее время становится понятно, — тихо сказал он.

— Что тебе понятно, Михал Михалыч? — спросил Кирил Данилович, не отрываясь взглядом от содержимого.

— Видишь ли, Кира, в одном из документов написано, что на доме проклятие и, якобы, оно досталось усадьбе от ведьмы.… За что — нигде не описано и непонятно.

— Надобно открыть посмотреть, что внутри еще таится.… Символически — змеи и магия — нередко взаимосвязаны. Одна из самых страшных порч, сказывают, Змеиная. Мы не раз на раскопках находили документы, где об этом говорилось. Суть порчи — союз Змеиной матери и Песьего Бога. Она наводится только на очень сильных людей и одним махом доводит персону воздействия до потери всего материального и социального блага, а также до алкоголизма и психиатрической лечебницы. В одном случае змея — это символ богатства, в другом — целительства. Поди ж, разбери… в каком случае она покидает свою добродетель….

— Не просто так же в змеиную кожу одели, значит, что-то скрыть хотели, спрятать подальше от глаз, Кира…

— или уберечь… — вставил Николай Романович, чем обратил на себя всеобщий взгляд.

— Прав, Николай Романович… Прав… Михалыч, так и я о том думаю.… Да, ещё, как спрятать.… Видишь ли, какая мысль приходит. Самая частая фобия — офидиофобия. Это так называемый иррациональный страх змей, когда он, имею ввиду страх, возникает не только в присутствии ядовитой змеи или змеи вообще, смотреть на нее, но и думать о ней. А здесь эдакая красота, своеобразное творение рук человеческих, хм,…тут не о страхе перед змеёй шла речь.…

— Поскольку страх иррациональный, то, мне кажется, и ответ нам придется искать в области иррационального — в магии. Как, мальчики? Вы в этих делах не новички, мне показалось, что скажите? — вопрошал Мальвиль, пристально глядя на Глеба.

Мужчины переглянулись, но промолчали. Губернаторов поднял брови, при этом скользя взглядом по мешочку, Горчевский провел рукой по волосам. Дея смотрела на бывших друзей, понимая, что она ровным счетом ничего не знает ни о Глебе, ни, тем более, о Гоше. Она последнее время только удивлялась тому, чем больше сюрпризов ей преподносила усадьба каждый день, тем интереснее и интереснее возле нее появлялись особы, весьма неординарные личности…

Никто не вымолвил, ни слова. Губернаторов взглянул на Глеба, как бы спрашивая — ты или я? Глеб, молча, кивнул — открывай. Никто из них не боялся подвергнуться заклятию. Они знали друг друга и были уверены, что произойди нечто подобное, каждый из них пустится спасать другого, не вспоминая про ранее случившиеся разногласия. Гоша аккуратно, хотя и не без усилия, оторвал сургуч, открыл мешочек, перевернул его и слегка встряхнул.

На стол выпал свернутый в трубочку старый, пожелтевший от времени пергамент. На ощупь — гладкий с обеих сторон, он был исписан красивым средневековым почерком, искусно выводившим каждую буковку.

Компания хранила молчание, пожирая глазами лежавший, по среди стола, свиток. Не решаясь, прикоснутся к нему, Гоша, как и все остальные, смотрел не отрываясь. Глеб, чувствуя неуверенность прибывших специалистов, в конце концов, набрался смелости и развернул его.

Пред глазами честной компании предстала страница из какого-то старинного источника. С одного боку виднелись неровности — было понятно, что страницу вырвали из целой книги. К находке буквально прильнули.

Откуда этот лист? О чем запись? Загадка таилась теперь в самом тексте. Требовалась расшифровка.

Горчевский и профессор, буквально касались головами, впившись глазами, теперь уже, в сам текст. Над ними, как коршун, стоял Гоша. Прочие же присутствующие, приспосабливались, кто, как может, чтобы увидеть находку целиком. Наконец, профессор выпрямился.

— Это по твоей части то же Михалыч, как думаешь, латынь?

— Она! Только перевести я не смогу.

— Это же… Бог, мой! — воскликнул, неожиданно для всех, Глеб. — Вы, даже не представляете,…что это такое?! Это же… лист из….

В недоумении присутствующие переглянулись, но никто не произнес, ни слова.

Отец и дочь настолько были поражены всему происходящему у них на глазах, что кроме, как наблюдать, ничего другого не оставалось. Дея только подмечала, насколько в Глебе мгновенно просыпается азарт к тому делу, чего касаются его руки и голова.

Профессор был удивлен не меньше остальных, так как в его руки, из области потустороннего, как он догадывался, ничего подобного не попадало.

Глеб же, не обращая внимания ни на кого, жадно вцепился в страницу. Он, словно голодный, поедал каждую строчку. Читал от начала до конца, переворачивал и вновь возвращался к началу. Снова и снова всматривался в лист, переворачивая его и так, и эдак. Если б в этот момент за ним наблюдал кто-то, не знакомый лично с Горчевским, запросто мог счесть его умалишенным и вызвать соответствующую службу. Но, оказавшись в старинной усадьбе, когда волей-неволей становишься участником необыкновенных событий внутри нее, сомнениям места не остается и в здравом уме, и в твердой памяти.

— Это то, о чем я думаю? — вопрошал Гоша, и на лице его застыла маска с повышенной степенью удивления, когда брови достигли наивысшей своей точки. — Глеб, не томи, а…

— Гоша! Гоша! Ты только взгляни! Это невероятно! Чтобы вот так… Неожиданно частица знаменитого фолианта оказалась у тебя в руке… Гоша, ты же помнишь, как я его искал?!

— Значит, я мысленно двигаюсь в правильном направлении, — улыбнулся Губернаторов, по-мальчишески почесав затылок. — Помню, помню, сколько ночей ты не спал….

— Ребятушки, никто не хочет объяснить, нам непросвещенным, что сие вы обнаружили?

Профессор выглядел немного комично, когда на его добродушном лице появилось неестественное выражение невладения ситуацией. Ухмыляющийся, Игорь кивнул в сторону Глеба.

— Его добыча. Дайте лектору пять минут на эйфорию, затем он все вам объяснит. Это как раз по его части. Латынь мы знаем оба, но в данном случае, я только его помощник.

— Подождем, — понимающе согласился профессор.

— Михал Михалыч, дорогой, я слышал или мне показалось, что вы тут что-то начинали говорить про проклятие ведьмы… — начал, было, Николай Романович.

— Так и есть, — вмешался Глеб, не дав Далине вставить даже запятую. — Так и есть. Это лист из старинной книги, о которой ходят легенды.

— Мы собираемся искать одну из копий? — понимающе спросил Гоша.

— Найти целиком — это маловероятно, а что касается ее истории — извольте.

— О какой книге речь? — спросила Дея.

— «Некрономикон» — книга мертвых.

— Я даже названия такого не слышала…

— Ужасающие легенды, связанные с Некрономиконом²⁴, ведомы человечеству уже длительный период, — начал медленно рассказывать Горчевский, не выпуская из рук пергамент и не отрывая от него взгляда. — Ореол зловещих тайн всегда окутывал её. Владеющие знаниями об этой книге сегодня, называют её «Книга мертвых Некрономикон».

— Позволю себе предположить, судя по листу, книга имеет вес и в буквальном, и переносном смысле. Объемна: достаточное количество страниц и должно быть приличных размеров. М-да-а-а… Книга — это осмысленное произведение, которое в простые и короткие мысли одеть не захочется. Сие есть лишнее тому доказательство. Да-а-а! Вот так так! Что ж получается — значимость находки даже оценить немыслимо? — озадаченный профессор воззрился на Далину. — Мы стали нечаянными свидетелями взаимодействия обычных людей со средневековой магией? Ну, хорошо Один, как-то ближе, понятнее, что ли, но похоже, здесь нечто другое, зловещее…

Губернаторов кивнул, глядя на Дею, которая, теперь уже, все яснее и яснее понимала смысл выражения — «Не звени ключами от тайн»²⁵

— Михал Михалыч, ехали, ехали и приехали. Что еще нам уготовила твоя «раскрасавица»?

Говоря «твоя», профессор вовсе не имел ввиду принадлежность усадьбы Далине, как частному лицу, которого, однако, смутил. Это всего лишь была некая игра слов. Таким образом, Рожнов только хотел подчеркнуть, как долго архивариус занимался историей дома, даже если в своих исследованиях продвинулся на пару дюймов, что очень задевало его, как исследователя.

— Кира, а чего ты хотел?! Постройка при царе Горохе начата, так это естественно!

— И, что?! Это же не средние века?!

— Ну, знаешь ли, — отмахнулся Далина, — … и колдуны, и ведьмы существовали, и будут существовать до тех пор, пока человечеству будет в их услугах потреба, а результаты их плодотворных трудов не преминут дать о себе знать даже по прошествии N-ного количества световых лет.

— Да, тут не поспоришь… — вставил Мальвиль, засунув руки в карманы брюк.

— Мальчики, а каким боком усадьба-то оказалась вовлечена в эти ведьмовские страсти? Может, есть какие-нето объяснения?

— А на этот вопрос, Кира, они тебе не ответят, — ехидно заметил Далина.

— Михал Михалыч, расскажите, что знаете, — наконец вставила Дея, дабы напомнить о своем существовании. — Пока Глеб и Игорь будут изучать, посвятите нас в таинственную историю.

Агаша и Алёна сидели так тихо, ничем не выдавая своего присутствия, что, казалось, их попросту нет в комнате. Участники были поглощены только открывшимся.

— Мы тоже будем слушать в пол-уха, — ответил за обоих Гоша, не поднимая головы. Глеб, склонясь над документом, даже и не слушал никого, слишком был захвачен его содержимым. За друзьями водилась такая черта — когда они уходили в изучение материала ни докричаться, ни дозваться их не представлялось возможным, но сегодня им приходилось туговато, однако.

— Ну, и ладненько. Так вот. В одной из записей, обнаруженных мной, есть такая информация, что дом был проклят ведьмой, не описывается за что, при каких обстоятельствах и кого именно это коснулось, но, как теперь я вижу, все это было не беспочвенным досужим рассуждением.… Если эта страница из Книги Мертвых, то нет ничего странного в том, что в жертву могли кого-нибудь принести здесь же, а это, сами понимаете, повод для появления духа Сеньки, и для удивлений, тем более, нет оснований.

В воздухе повисло некоторое напряжение от переизбытка информации. Чувствовалось, что людям немного нужно развеяться, пройтись, подышать свежим воздухом. Впустить в голову кислорода.

— Мм.… Это так.… Пока мальчики заняты, может, мы навестим другую находку? — предложил профессор. — Как, Николай Романович?

Мальвиль, согласно, кивнул головой.

— Коль мы уж в таком научном составе, давайте проведем время с пользой. Дея, вы, наш гид?

Глеб оторвался от пергамента и поднял голову.

— Справитесь одна?

— Да, конечно, — утвердительно кивнула Дея, понимая его заботу. — Но, Игорю будет тоже интересно её увидеть? Так, Гоша?

Глеб, отметив про себя, как Дея фамильярно обратилась к Губернаторову, слегка ткнул в бок бывшего друга, тот оторвался от пергамента и взглянул на него.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

14

Дух — это божественная искра, которая оживляет связь между сознанием Бога и материей, душа — это индивидуальная сущность, которая рождается в этом взаимодействии. Е. Град, В чем разница души и духа. Полная информация простыми словами.

15

Теория Эддингтона (28.12.1882 — 22.11.1944 г.) Английский астрофизик. Член Лондонского королевского общества, иностранный член-корреспондент Российской академии наук, иностранный член Национальной академии наук США.

16

Задвижка печная относится к категории запорной арматуры, монтируемой в вытяжной воздуховод отопительного прибора.

17

Закон Лемма Мэрианна

18

Аналог англ. Hotskins, КомпьюАрт 12'2000 Творческая Группа «Колорит».

19

П. Ю. Петров, Правоведение, 2012.

20

Сериал «Сверхъестественное» (англ. Supernatural) — американский фэнтези-телесериал, созданный Э. Крипке.

21

Теория относительности. А. Эйнштейн Труды, опубликованные еще в 1905 г.

22

Э. Сведенборг (1688–1772) — шведский учёный-естествоиспытатель.

23

Подражание Мухамбази, Г. Орбелиани, перевод Н. Заболоцкого.

24

В разных местах, в разных временах ее называли то «Ключ от ворот ада», то «Книга Зла», то «Книга Мертвых».

25

Е. Лец