Сад костей

Тесс Герритсен, 2007

После тяжелого развода Джулия хочет начать новую жизнь и покупает приглянувшийся старый дом в пригороде Бостона, невзирая на то что прежнюю хозяйку нашли на участке мертвой. Джулия самозабвенно возделывает свой садик и натыкается на скелет, пролежавший в земле около двух столетий. Судмедэкспертиза сообщает, что это была молодая женщина, которая погибла насильственной смертью. Факт, не слишком приятный для владелицы дома, – две смерти на одном и том же месте, при невыясненных обстоятельствах… Однако на них проливают свет старые документы, оставшиеся от прежней хозяйки дома. Постепенно перед Джулией раскрывается таинственная история известного в XIX веке хирурга и талантливого поэта Оливера Венделла Холмса и Вест-Эндского потрошителя…

7

Норрис никогда прежде не встречался с господином Праттом из ночной стражи Бостона, но ему доводилось сталкиваться с подобными людьми, с теми, кто так кичится своей властью, что не способны понять непреложную истину, ясную всем окружающим: они непроходимо глупы. Больше всего Норрису досаждали высокомерие Пратта, его движения, выпяченная грудь, военная манера размахивать руками — именно так он шествовал в прозекторский зал больницы. Господин Пратт не был крупным мужчиной, но изо всех сил старался показаться внушительным. Самой впечатляющей его чертой были усы — таких кустистых Норрис с роду не видывал. Они выглядели так, будто рыжая белка вцепилась в его верхнюю губу и никак не хотела отпускать. Наблюдая за тем, как стражник делает пометки карандашом, Норрис не мог оторвать глаз от его усов, представляя, что воображаемая белка внезапно спрыгивает вниз и Пратт пускается в погоню за своей беглой растительностью.

Наконец стражник оторвал взгляд от своих записей и посмотрел на Норриса и Венделла, стоявших возле накрытого простыней трупа. И тут же переключился на доктора Крауча, который — в этом не оставалось сомнений — был главным медиком в помещении.

— Доктор Крауч, так вы говорили, что осмотрели труп? — осведомился Пратт.

— Только поверхностно. Мы позволили себе перенести тело в здание. Было бы неправильно оставить ее там, на холодной лестнице, где любой мог бы споткнуться о тело. Она нам не чужая, но даже если б была посторонней, все равно заслуживала бы толики уважения.

— Значит, вы все были знакомы с покойной?

— Да, сэр. Когда вынесли фонарь, мы все узнали ее. Погибшая — мисс Агнес Пул, старшая медсестра этого учреждения.

— Мисс Коннолли наверняка сказала вам об этом, — вмешался Венделл. — Разве вы не допрашивали ее?

— Да, но я считаю необходимым подтвердить все ее показания. Вы же знаете этих взбалмошных девиц. Особенно ирландок. Они с легкостью врут, все зависит от того, откуда ветер дует.

— Я вряд ли назвал бы мисс Коннолли взбалмошной девицей, — возразил Норрис.

Глаза стражника Пратта сузились, когда он посмотрел на Норриса.

— Вы ее знаете?

— Ее сестра — здешняя пациентка, лежит в родильной палате.

— Вы ее хорошо знаете, господин Маршалл?

Пратт изучающе смотрел на Норриса, и юноше это не нравилось.

— Однажды мы с ней разговаривали. О лечении ее сестры.

Карандаш Пратта заскользил по бумаге.

— Вы ведь изучаете медицину, верно?

— Да.

Пратт оглядел одежду Норриса:

— На вашей рубашке кровь. Вы знаете об этом?

— Я помог вынести тело с лестницы. А до того ассистировал доктору Краучу.

Стражник воззрился на Крауча:

— Это правда, доктор?

Норрис почувствовал, что краснеет:

— Думаете, я стал бы врать об этом? В присутствии доктора Крауча?

— Мой долг — искать правду.

«Ты слишком глуп, чтобы распознать, когда тебе говорят правду, а когда лгут», — подумал Норрис.

— Господин Холмс и господин Маршалл — мои ученики. До этого на Брод-стрит они помогали мне со сложным вызовом.

— Кого вы вызывали?

По тому, как доктор Крауч уставился на Пратта, было ясно, что вопрос стражника поразил его.

— Как вы думаете, кого мы вызывали? Духов?

Пратт хлопнул карандашом по записной книжке:

— В сарказме нет необходимости. Я просто хочу знать, где каждый из вас был нынче вечером.

— По мне, это просто возмутительно. Я врач, сэр, и вовсе не обязан отчитываться в своих действиях.

— А эти двое — ваши ученики? Вы были с ними весь вечер?

— Нет, не были, — будто бы ненароком возразил Венделл.

Норрис с удивлением посмотрел на своего коллегу. Зачем снабжать этого человека ненужными сведениями и тем самым лишь подпитывать его подозрения? Стражник Пратт и вправду напоминал готового к прыжку усатого кота, который притаился у мышиной норы.

— И когда же вы не были в обществе друг друга?

— Желаете, чтобы я описал вам свои визиты в отхожее место? Кажется, я и по большой нужде ходил. А вы, Норрис?

— Господин Холмс, я не понимаю вашего отвратительного юмора.

— К таким абсурдным вопросам без юмора и не подступишься. Бог ты мой, да ведь именно мы вызвали ночную стражу!

Усы Пратта задергались. Белка заволновалась.

— Не вижу никакой необходимости в богохульстве, — холодно ответил стражник, засовывая карандаш в карман. — Ну что же. Покажите мне тело.

— А разве констебль Лайонс не должен присутствовать? — осведомился доктор Крауч.

Пратт одарил его гневным взглядом:

— Утром он получит мой отчет.

— Он должен быть здесь. Это серьезное дело.

— В данный момент за все отвечаю я. Все факты будут изложены констеблю Лайонсу в более подходящее время. Я не вижу причины поднимать его с постели. — Пратт указал на прикрытое тканью тело. — Откройте ее, — повелел он.

Пратт принял невозмутимую позу и выпятил подбородок, желая показать: я настолько самонадеян, что какой-то там труп вряд ли сможет меня смутить. Но когда доктор Крауч откинул простыню, Пратт невольно разинул рот и отшатнулся от стола. Норрис уже видел труп и даже помог занести его в помещение, но все равно в очередной раз был потрясен видом тех ранений, которые были нанесены Агнес Пул. Покойницу не стали раздевать, да это и не нужно было делать. Передняя часть ее платья была вспорота ножом, и на виду оказались все увечья — раны были такие жуткие, что стражник Пратт, замерший на месте и белый как полотно, некоторое время не мог вымолвить ни слова.

— Как видите, — начал доктор Крауч, — раны ужасны. До приезда представителя властей я не стал завершать осмотр. Но беглого взгляда достаточно, чтобы заключить: убийца не просто вспорол тело жертвы. Он пошел гораздо дальше, гораздо. — Закатав рукава, Крауч взглянул на Пратта. — Если хотите рассмотреть повреждения, вам придется приблизиться к столу.

Пратт сглотнул:

— Я… я и так все отлично вижу.

— Сомневаюсь. Но если вы слабоваты для такого зрелища, то не стоит извергать содержимое своего желудка на труп. — Надев фартук, он завязал его на спине. — Господин Холмс, господин Маршалл, мне нужна ваша помощь. Вам повезло, что вы сможете как следует попрактиковаться. Не всем студентам выпадает такая счастливая возможность на первом году обучения.

«Счастливая» — в голове Норриса это слово никак не вязалось с тем, что он видел, глядя на рассеченное туловище. Он вырос на ферме отца, а потому запах крови и убой свиней и коров были ему не в новинку. Он уже не раз практиковался, помогая фермерам потрошить туши и снимать шкуры. Норрис знал, как выглядит и как пахнет смерть, ибо всегда трудился в ее присутствии.

Но это был другой лик смерти — слишком уж близкий и слишком знакомый лик. Сердце и легкие, на которые он смотрел, принадлежали не свинье и не корове. А лицо с отвисшей челюстью всего несколько часов назад было покрыто живым румянцем. Он смотрел на сестру Пул и, вглядываясь в ее остекленевшие глаза, будто бы видел свое будущее. Норрис неохотно снял со стены фартук и, повязав его, стал рядом с доктором Краучем. Венделл оказался по другую сторону стола. Их разделял окровавленный труп, однако лицо Венделла не выражало отвращения, напротив, в его чертах сквозило чрезвычайное любопытство. «Неужели только я помню, кем была эта женщина? — изумлялся Норрис. — Человеком она была не самым приятным, это уж точно, но ведь она не обычная покойница, не безымянный труп, предназначающийся для вскрытия».

Окунув тряпку в таз с водой, доктор Крауч осторожно удалил кровь с краев раны.

— Как видите, господа, лезвие, скорее всего, было достаточно острым. Порезы ровные и очень глубокие. А рисунок… рисунок весьма интересный.

— Что вы имеете в виду? Какой рисунок? — спросил Пратт приглушенным голосом, звучавшим так, словно он говорил в нос.

— Если вы подойдете к столу, я покажу вам.

— Разве вы не видите, я записываю! Просто обрисуйте его мне.

— Одного описания недостаточно. Может, лучше послать за констеблем Лайонсом? Наверняка хоть кто-то из стражи способен выполнить свой долг.

Пратт покраснел от гнева. И, наконец подойдя к столу, остановился рядом с Венделлом. Затем бросил взгляд на зияющую рану в брюшине и быстро отвел глаза.

— Так-то. Я все видел.

— А вы заметили рисунок и то, насколько он причудлив? Прямой разрез поперек живота — от одного бока к другому. И перпендикулярный разрез, которым рассекли печень, — по средней линии до самой грудины. Оба настолько глубокие, что любой в отдельности мог бы стать причиной смерти. — Просунув руку внутрь раны, доктор Крауч вынул кишки и принялся старательно их разглядывать, затем опустил блестящие кольца в ведро, стоявшее на краю стола. — Видимо, лезвие было достаточно длинным. Оно прошло до самого позвоночника и даже верхнюю часть левой почки задело. — Врач поднял глаза. — Видите, господин Пратт?

— Да. Да, конечно.

Пратт и не собирался смотреть на труп; казалось, его взгляд навсегда застыл на запачканном кровью фартуке Норриса.

— А теперь посмотрим на вертикальный разрез. Он тоже беспощадно глубок.

Собрав оставшуюся часть тонкого кишечника, Крауч вытащил его и так бы и уронил на край стола, если бы Венделл вовремя не подставил ведро. Потом из брюшной полости один за другим были изъяты прочие органы. Печень, селезенка, поджелудочная железа.

— Вот здесь лезвие прорезало нисходящую аорту, что и является причиной обилия крови на лестнице. — Крауч поднял глаза. — Смерть наступила быстро от обескровливания.

— От обес… чего? — спросил Пратт.

— Очень просто, сэр, из нее вытекла вся кровь.

Пратт нервно сглотнул и все-таки заставил себя опустить взгляд на брюшину, которая теперь напоминала пустую впадину.

— Вы сказали, что лезвие было длинным. Насколько длинным?

— Чтобы проникнуть так глубоко? По крайней мере сантиметров восемнадцать-двадцать.

— Возможно, нож мясника.

— Я без всяких сомнений сравнил бы это убийство с работой мясника.

— А возможно, это был меч, — предположил Венделл.

— Я бы посчитал, что это довольно подозрительно, — возразил Крауч, — идти по городу, лязгая кровавым мечом.

— Почему вы считаете, что это меч? — спросил Пратт.

— Тип увечий. Два перпендикулярных разреза. В библиотеке моего отца есть книга о чудны́х обычаях Дальнего Востока. В ней я читал о таких же ранениях, их наносят в ходе японского обряда сеппуку. Ритуального самоубийства.

— Очень сомнительно, что это самоубийство.

— Я понимаю. Но рисунок точно такой же.

— Рисунок действительно очень любопытный, — признал доктор Крауч. — Две отдельные перпендикулярные раны. Создается впечатление, что убийца хотел вырезать знак…

— Креста? — Внезапно заинтересовавшись, Пратт поднял глаза. — Убитая не была ирландкой, верно ведь?

— Нет, — ответил Крауч, — почти наверняка нет.

— Но ведь многие пациентки в больнице — ирландки?

— Миссия этой больницы — помогать несчастным. Многие наши пациенты, если не большинство из них, пользуются благотворительной помощью.

— То есть они ирландцы. Как мисс Коннолли.

— А теперь послушайте меня. — Венделл заговорил чересчур прямолинейным тоном. — Вы наверняка усмотрели слишком много смысла в этих ранах. Они напоминают крест, но это еще не означает, что убийца — папист.

— Вы их защищаете?

— Я просто указываю на недостатки вашей аргументации. Нельзя приходить к умозаключениям, исходя лишь из особенностей увечий. В таком случае мое объяснение не менее основательно.

— Что какой-то японец забрался на корабль с мечом? — Пратт рассмеялся. — Вряд ли в Бостоне отыщется такой человек. Зато папистов здесь много.

— Можно прийти и к другому заключению: убийца хочет, чтобы вы обвинили папистов!

— Господин Холмс, — осадил его Крауч, — может, не стоит рассказывать ночной страже, в чем заключается их работа.

— Их работа — выяснение истины, а не беспочвенные предположения, основанные на религиозном фанатизме.

Глаза Пратта внезапно сузились.

— Господин Холмс, вы ведь состоите в родстве с преподобным Абиелом Холмсом? Из Кембриджа?

В зале повисло молчание, и Норрис заметил, как по лицу Венделла проскользнула тревожная тень.

— Да, — наконец подтвердил Венделл. — Это мой отец.

— Превосходный, честный кальвинист. А вот его сын…

— Благодарю вас, — парировал Венделл, — его сын позаботится о себе сам.

— Господин Холмc, — предостерег его доктор Крауч, — ваше поведение не принесет особой пользы.

— Но будет взято на заметку, — заверил Пратт. «И не забудется», — читалось в его взгляде. Стражник обратился к Краучу: — Доктор, насколько хорошо вы знали мисс Пул?

— Она наблюдала за многими моими пациентками.

— И ваше мнение о ней?

— Она была сведущей и умелой. И очень почтительной.

— Были ли у нее враги? Вам что-нибудь известно об этом?

— Безусловно, нет. Она ведь была медицинской сестрой. Ее задача — облегчать боль и страдания.

— Но ведь наверняка случалось, что кто-нибудь из пациентов или их родственников был недоволен? И мог бы обратить свой гнев на больницу и ее персонал?

— Возможно. Но я не могу припомнить человека, который…

— А как насчет Розы Коннолли?

— Юной дамы, которая обнаружила тело?

— Да. Не было ли у нее разногласий с сестрой Пул?

— Могли быть. Девушка достаточно своевольна. Сестра Пул жаловалась мне на ее требовательность.

— Она беспокоилась по поводу лечения ее сестры, — вмешался Норрис.

— Но, господин Маршалл, это не оправдывает непочтительное поведение, — возразил доктор Крауч. — С чьей бы то ни было стороны.

Пратт перевел взгляд на Норриса:

— Вы защищаете эту девицу.

— Судя по всему, мисс Коннолли очень близка со своей сестрой, поэтому у нее есть причины для огорчения. Я имел в виду только это.

— Она огорчена до такой степени, что могла бы применить силу?

— Этого я не говорил.

— Как именно вы обнаружили ее нынче вечером? Она ведь находилась во дворе, верно?

— Доктор Крауч попросил нас прийти в родильную палату из-за недавно возникшего кризиса. Я шел сюда из дома.

— Где вы живете?

— Я снимаю комнату в мансарде, сэр, в дальнем конце Бридж-стрит. Это на самом краю больничных угодий.

— Поэтому, чтобы добраться до больницы, вы пересекаете угодья?

— Да. Именно так я пришел сегодня, по лужайке. Я был почти у больницы, когда услышал крики.

— Крики мисс Коннолли? Или погибшей?

— Женские крики. Это я точно знаю. Я двинулся на звук и обнаружил во дворе мисс Коннолли.

— Видели ли вы существо, которое она так образно описывает? — Пратт посмотрел в свою книжку. — «Чудовище, воплощенная смерть в черном плаще с капюшоном, полы которого развевались, точно крылья гигантской птицы». — Стражник поднял взгляд.

Норрис покачал головой:

— Этого существа я не видел. Я видел только девушку.

Пратт воззрился на Венделла:

— А где были вы?

— Я был в больнице, ассистировал доктору Краучу. Я также услышал крики и направился на улицу с фонарем. Во дворе я обнаружил господина Маршалла и дрожащую мисс Коннолли.

— Дрожащую?

— Было совершенно очевидно, что она напугана. Наверняка решила, что один из нас — убийца.

— Вы заметили в ней что-нибудь необычное? Кроме того, что она казалась напуганной?

— Она была очень напугана, — произнес Норрис.

— Например, что-нибудь в ее одежде. Состояние ее платья. Вы не обратили внимания, что оно сильно разорвано?

— Господин Пратт, она ведь убежала от убийцы, — проговорил Норрис. — И вполне могла показаться потрепанной.

— Ее платье порвано, будто бы она ожесточенно сражалась с кем-то. Не с вами ли?

— Нет, — ответил Венделл.

— Почему бы вам не спросить у нее о том, как это случилось? — предложил Норрис.

— Я спрашивал.

— И что же она ответила?

— Она уверяет, что это случилось несколько раньше. Когда муж ее сестры пытался пристать к ней. — Пратт с отвращением покачал головой. — Эти люди — словно животные, плодящиеся в доходных домах.

Норрис уловил в голосе стражника оттенок предубеждения. «Животные». Звучало отвратительно. О да, юноше уже доводилось слышать, что так называют ирландцев, этих «безнравственных тварей», которые постоянно распутничают, постоянно рожают. Для Пратта Роза была очередной ирландкой, мерзкой иммигранткой, как и тысячи ее собратьев, теснившиеся в доходных домах Южного Бостона и Чарльзтауна, именно из-за их нечистоплотности и вечно сопливых отпрысков в городе началась эпидемия оспы и холеры.

— Вряд ли мисс Коннолли можно назвать животным! — возмутился Норрис.

— Вы так хорошо ее знаете, что можете это утверждать?

— Я считаю, что такого оскорбления не достоин ни один человек.

— Для мимолетного знакомого вы слишком рьяно кинулись на ее защиту.

— Мне жаль ее. Жаль, что ее сестра умирает.

— Ах это. С этим уже покончено.

— Что вы имеете в виду?

— Это случилось нынче вечером, — сообщил Пратт, захлопывая записную книжку. — Сестра Розы Коннолли умерла.