Клуб Мефисто

Тесс Герритсен, 2006

Праздник Рождества всем сулит веселые каникулы, хороводы вокруг нарядной елки и долгожданные подарки. Детектив Джейн Риццоли и патологоанатом Маура Айлз тоже получили «сюрприз» – убийство молодой женщины, произошедшее в сочельник при жутких обстоятельствах… И они настолько напоминают сатанинский обряд, что расследование приходится вести совместно с таинственным обществом под названием «Клуб Мефисто». Кто же совершил преступление: человек в облике зверя или… наоборот? Монстр, кем бы он ни был, начал свою охоту…

4

Рождественское утро Джейн предпочла бы встретить где угодно, только не здесь.

Они с Фростом сидели в ее «субару», припаркованной на Брэттл-стрит, глядя на большое белое здание в колониальном стиле. Последний раз она была здесь летом, когда перед домом зеленел безупречно ухоженный сад. Сейчас же, в разгар зимы, Джейн лишний раз оценила изящество каждой его детали — от отделки из серого шифера до изысканных резных завитушек на парадной двери. Кованые железные ворота были украшены еловыми ветками и красными лентами, а в переднем окне виднелась сверкающая украшениями елка. «Надо же, — подумала Джейн, — кровопийцы и те справляют Рождество!»

— Если не хочешь, — предложил Фрост, — я сам с ней поговорю.

— Думаешь, не справлюсь?

— Думаю, тебе придется нелегко.

— Нелегко будет удержаться и не придушить ее.

— Вот видишь! И я о том же. Твое отношение к ней — вот в чем проблема. Вас связывает прошлая история, она же определяет и все остальное. Ты не сможешь относиться к ней нейтрально.

— Никто не сможет относиться к ней нейтрально, зная, кто она. Чем она занимается.

— Риццоли, она просто делает то, за что ей платят.

— Этим же занимаются шлюхи.

«Только шлюхи не причиняют вреда», — подумала Джейн, глядя на дом Джойс О’Доннелл. Дом, оплаченный кровью невинно убиенных. Шлюхи не входят, пританцовывая, в зал суда в блестящих костюмах от «Сент-Джона» и не свидетельствуют в защиту безжалостных убийц.

— Я просто хочу сказать — постарайся держать себя в руках, ладно? — произнес Фрост. — Мы не обязаны любить ее. Но и показывать свою ненависть нам нельзя.

— По-твоему, это и есть мой план?

— Погляди на себя. Коготки ты уже выпустила.

— Исключительно в целях самообороны. — Джейн распахнула дверь автомобиля. — Потому что знаю: эта стерва постарается запустить в меня свои.

Джейн вышла из машины и оказалась по икры в снегу, но почти не ощутила заползшего к ней в носки холода; ее озноб был не физического свойства. Она неотрывно смотрела на дом, думала о предстоящей встрече с женщиной, слишком хорошо знакомой с самыми сокровенными страхами Джейн. И лучше, чем кто бы то ни было, знавшей, как на них сыграть.

Фрост распахнул настежь калитку, и они пошли к дому по очищенной от снега дорожке. Каменные плиты обледенели, и Джейн так старалась не поскользнуться, что у лестницы на крыльцо окончательно потеряла уверенность в себе и своей устойчивости. Не самое лучшее состояние для встречи с Джойс О’Доннелл. А тут еще передняя дверь распахнулась, и на пороге выросла сама хозяйка во всей своей красе: светлые волосы — коротко острижены и прекрасно уложены, розовая блузка с воротом на пуговицах и защитного цвета брюки — безупречно облегают спортивную фигуру. Джейн, в своем помятом черном костюме и брюках с промокшими от растаявшего снега отворотами, чувствовала себя жалкой побирушкой у ворот дома знатной сеньоры. «Именно такой она и мечтает меня видеть».

О’Доннелл холодно кивнула:

— Детективы.

Она не сразу пригласила их в дом — какое-то время стояла молча в дверях, показывая всем своим видом, что она здесь полновластная хозяйка.

— Можно? — наконец спросила Джейн, зная, что их все-таки пустят за порог. Что игра уже началась.

О’Доннелл жестом пригласила их войти.

— Не думала, что меня ждет такое Рождество, — сказала она.

— Мы тоже не думали, — парировала Джейн. — А жертва и подавно.

— Я же говорила, все записи на автоответчике стерты, — сказала О’Доннелл, провожая их в гостиную. — Можете все прослушать, правда там уже ничего нет.

С тех пор как Джейн была в этом доме в последний раз, здесь ничего не изменилось. На стенах — та же абстрактная живопись и те же цветастые восточные ковры. Единственной новинкой была рождественская елка. Елки из детства Джейн украшались абы как: ветки провисали под тяжестью плохо сочетавшихся игрушек, редко доживавших до конца Рождества. Те елки сверкали мишурой — целым ее ворохом. Елки из Лас-Вегаса — так их называла Джейн.

На этой же не висело ни одной мишуринки. Не было в этом доме маленького Лас-Вегаса. Вместо мишуры с веток свисали хрустальные призмочки да серебристые слезинки, отбрасывавшие на стены свет зимнего солнца, который распадался на множество крохотных пляшущих зайчиков. «Даже ее чертова елка заставляет меня чувствовать себя неуютно».

О’Доннелл прошла к автоответчику.

— Вот все, что есть, — сказала она и нажала на воспроизведение.

— Новых сообщений нет, — объявил электронный голос.

Она посмотрела на детективов.

— Боюсь, интересующая вас запись пропала. Вчера вечером я, как пришла, сразу прокрутила все сообщения. А когда уходила — все стерла. Потом я получила вашу просьбу ничего не стирать, но было уже поздно.

— Сколько всего было сообщений? — спросила Джейн.

— Четыре. Ваше — последнее.

— Интересующий нас звонок поступил где-то в двенадцать десять.

— Ну да, и номер сохранился здесь, в журнале регистрации. — О’Доннелл нажала на просмотр и отыскала звонок, зарегистрированный в 00:10. — Только вот тот, кто звонил, не сказал ни слова. — Она посмотрела на Джейн. — И никакого сообщения не было, совсем.

— Вы хоть что-нибудь слышали?

— Говорю же — ни слова.

— И никаких внешних шумов? Телевизора или уличного движения?

— Даже ни единого тяжкого вздоха. Только тишина, короткая, потом щелчок — положили трубку. Поэтому я и стерла его. Чего там слушать!

— Может, вам показался знакомым номер звонившего? — спросил Фрост.

— А должен был?

— Это мы у вас спрашиваем, — откровенно съязвила Джейн.

О’Доннелл посмотрела ей прямо в глаза, и в этом взгляде Джейн заметила искру презрения. «Как будто я даже мизинца ее не стою».

— Нет, незнаком, — ответила О’Доннелл.

— А имя Лори-Энн Такер?

— Нет. Кто это?

— Прошлой ночью была убита у себя дома. И звонили вам с ее телефона.

О’Доннелл помолчала. Потом заметила вполне резонно:

— Может, ошиблись номером.

— Не думаю, доктор О’Доннелл. Звонок, похоже, предназначался вам.

— Зачем же было звонить и молчать в трубку? Не исключено, она услышала мой автоответчик, решила, что ошиблась номером, и просто положила трубку.

— Думаю, вам звонила не жертва.

О’Доннелл снова замолчала, на сей раз надолго.

— Ясно, — вдруг сказала она. Подошла к креслу и села, но не потому, что была потрясена. Она выглядела совершенно невозмутимой, сидела в своем кресле, точно императрица на приеме при дворе. — По-вашему, выходит, мне звонил убийца.

— И вас это как будто нисколько не тревожит.

— Не понимаю, с чего вдруг я должна тревожиться. Я совершенно не в курсе дела. Может, просветите? — Она махнула рукой на диван, приглашая незваных гостей сесть. То был первый знак радушия, выказанный ею.

«Не иначе как потому, что мы можем выложить кое-что интересное, — подумала Джейн. — Почуяла запах крови. Только на него и клюет».

Диван был ослепительно-белым, и Фрост остановился перед ним в нерешительности, прежде чем сесть, потому как боялся его испачкать. Зато Джейн не колебалась ни секунды. Она плюхнулась на него в своих мокрых от талого снега брюках, не сводя глаз с О’Доннелл.

— Жертва — двадцативосьмилетняя женщина, — сказала Джейн. — Убита прошлой ночью, около полуночи.

— Подозреваемые?

— Пока никого не задержали.

— Значит, кто убийца, вы понятия не имеете.

— Я говорю только, мы пока что никого не задержали. Ищем свидетелей.

— И я одна из них.

— Кто-то звонил вам из дома убитой. Может, даже сам убийца.

— О чем же ему со мной говорить, если это действительно был он?

Джейн подалась вперед:

— Мы обе прекрасно знаем о чем, доктор. О том, чем вы зарабатываете себе на хлеб. У вас, верно, и небольшой такой, миленький клуб поклонников имеется — сплошь одни убийцы, и все водят с вами дружбу. Сами знаете, вы у них знаменитость, у этих душегубов. Вы же великий психоаналитик в юбке и всегда находите общий язык с чудовищами.

— Я пытаюсь их понять, только и всего. Я их изучаю.

— И защищаете.

— Я психоневролог. И гораздо больше подготовлена к выступлениям в суде, чем любой другой специалист. Не каждый убийца должен сидеть в тюрьме. Среди них есть серьезно больные люди.

— Ну да, знаю я вашу теорию. Стоит только трахнуть какого-нибудь парнишку по голове, деформировать фронтальные доли его мозга — и с этого момента он свободен от всякой ответственности за содеянное. Он может убить женщину, разрезать на куски, а вы будете защищать его в суде.

— С той женщиной случилось то же самое? — На лице О’Доннелл мелькнула тревога, глаза мрачно сверкнули. — Ее расчленили?

— Почему вы спрашиваете?

— Просто хочется знать.

— Профессиональное любопытство?

О’Доннелл откинулась на спинку кресла.

— Детектив Риццоли, я опросила тьму убийц. И за многие годы составила обширную статистику мотивов, методов и типов совершенных ими убийств. Так что вы правы — это профессиональное любопытство. — Она задумалась. — Расчленение не такое уж редкое дело. Особенно если таким способом легче избавиться от жертвы.

— В нашем случае причина другая.

— Вы это точно знаете?

— Это ясно как божий день.

— Он что, специально выставил части тела напоказ? Это была инсценировка?

— С чего вы взяли? Или, может, среди ваших шизанутых приятелей есть такой, который уже проделывал подобные фокусы? Может, назовете имя или он у вас такой не один? Вам ведь пишут письма? Ваше имя им известно. Имя доктора, который хочет знать все подробности.

— Если и пишут, то большей частью анонимно. Имен своих не указывают.

— Но письма вы все же получаете.

— И от людей кое-что узнаю.

— От тех же убийц.

— Или выдумщиков. Поди тут разбери, правду они говорят или нет.

— По-вашему, кое-кто просто делится с вами своими фантазиями?

— Которые к тому же, скорее всего, никогда не осуществятся. Просто им бывает невтерпеж выразить свои самые порочные желания. А такие желания есть у всех. Любой, даже самый благовоспитанный человек порой придумывает, что бы такое эдакое сотворить с женщиной. Но своими извращенными фантазиями он ни с кем не посмеет поделиться. Держу пари, и у вас в голове водятся кое-какие непристойные мыслишки, детектив Фрост. — Она бросила на него пронзительный взгляд с явным намерением выбить из седла. Но Фрост, надо отдать ему должное, и бровью не повел.

— Кто-нибудь делился с вами в письмах фантазиями, связанными с расчленением? — спросил он.

— Это было давно.

— Но все же было?

— Я уже говорила, расчленение — дело не такое уж редкое.

— В фантазиях или в действительности?

— Так и эдак.

— Так кто же все-таки делился с вами в письмах своими фантазиями, доктор О’Доннелл? — решила уточнить Джейн.

Хозяйка дома посмотрела Риццоли прямо в глаза.

— Эти письма — вещь конфиденциальная. Именно поэтому люди не боятся поведать мне о своих тайнах. Желаниях, фантазиях.

— Они вам звонят?

— Редко.

— И вы с ними разговариваете?

— Я их не избегаю.

— У вас есть список людей, с которыми вы разговаривали?

— Вряд ли бы у меня получился список. Я не помню, когда это было в последний раз.

— Это было прошлой ночью.

— Ну меня же не было дома, и я не смогла ответить на тот звонок.

— Вас и в два часа ночи не было дома, — заметил Фрост. — Мы вам как раз звонили и попали на автоответчик.

— Так где вы были прошлой ночью? — поинтересовалась Джейн.

О’Доннелл пожала плечами:

— Не здесь.

— В два часа ночи, в сочельник?

— Я была у друзей.

— А домой когда пришли?

— Около половины третьего, кажется.

— У вас, наверно, замечательные друзья. Может, назовете нам их имена?

— Нет.

— Почему же?

— Разве у меня нет права на личную жизнь? Я что, обязана вам отвечать?

— Расследуется дело об убийстве. Прошлой ночью убили женщину. Это одно из самых жутких мест преступления, где мне приходилось бывать.

— И вам нужно знать, есть ли у меня алиби.

— Просто интересно, почему вы ничего нам не говорите.

— Я что, под подозрением? Или вы стараетесь показать, кто здесь заправляет?

— Вас не подозревают. Пока.

— Значит, я могу вообще не говорить с вами. — О’Доннелл резко поднялась и направилась к двери. — А теперь всего хорошего.

Фрост тоже было встал, но, заметив, что Джейн даже не шелохнулась, уселся обратно.

Джейн сказала:

— Если б вам не было наплевать на убитую, если б вы только видели, что он сделал с Лори-Энн Такер…

О’Доннелл повернулась к ней лицом:

— А вы почему мне ничего не говорите? Что именно с ней сделали?

— Хотите знать подробности, так?

— Это предмет моих исследований. Мне нужно знать подробности. — Она двинулась к Джейн. — Это помогает разобраться.

«Вернее, возбуждает. Поэтому ты вдруг так заинтересовалась. Тебе просто неймется».

— Так вы говорите, ее расчленили, — сказала О’Доннелл. — А голову отрезали?

— Риццоли, — попытался предостеречь коллегу Фрост.

Но Джейн даже не пришлось раскрывать никакой тайны: О’Доннелл сама обо всем догадалась и сделала собственные выводы.

— Голова довольно яркий символ. Очень личный. Совершенно особый. — О’Доннелл подбиралась все ближе, точно хищница. — Он забрал ее с собой в качестве трофея? На память об убийстве?..

— Скажите лучше, где вы были прошлой ночью.

— Или оставил на месте преступления? Там, где она должна была произвести самое сильное впечатление? Где ее нельзя было не заметить? Например, на кухонном столе? Или на полу, на видном месте?..

— Так у кого вы были?

— Это мощный посыл — выставленная напоказ голова, лицом вперед. Таким образом убийца дает вам знать, что он полностью владеет ситуацией. Он показывает, сколь вы бессильны, детектив. И насколько силен он сам.

«Так у кого вы были?» Как только эти слова слетели с ее губ, Джейн уже поняла, что сделала промах. Она позволила О’Доннелл спровоцировать ее — и сразу вышла из себя. Дала слабину.

— Друзья — мое личное дело, — сказала О’Доннелл. И, усмехнувшись, прибавила: — За исключением одного, и вы его прекрасно знаете. Нашего общего знакомого. Он, видите ли, до сих пор про вас спрашивает. Интересуется, как вы поживаете. — Ей даже не пришлось называть его имя: они обе знали, что речь идет об Уоррене Хойте.

«Не реагируй! — велела себе Джейн. — Не вздумай показать ей, как глубоко она вонзила когти». Но при этом Риццоли почувствовала, как у нее на лице напрягся каждый мускул, и заметила, что Фрост уже поглядывает на нее с явной тревогой. Шрамы, которые Хойт оставил на руках Джейн, — всего лишь то, что заметно окружающим: у нее были куда более глубокие раны. И даже сейчас, спустя два года, она вздрагивала при упоминании его имени.

— Он большой ваш поклонник, детектив, — вставила О’Доннелл. — И хотя благодаря вам он больше никогда не сможет ходить, неприязни он к вам не испытывает.

— Мне плевать, что он там обо мне думает.

— Я навещала его на прошлой неделе. Он показывал мне подборку газетных вырезок. «Дело Джени», как он это называет. Когда вы прошлым летом оказались в захваченной клинике, он всю ночь не выключал телевизор. Ни на миг. — О’Доннелл немного помолчала. — Он сказал, у вас родилась дочурка.

У Джейн напряглась спина. «Только не давай ей волю. Не позволяй еще глубже впиться в тебя когтями».

— И зовут вашу дочурку, кажется, Реджиной. Верно?

Джейн встала, и, хотя ростом она была ниже О’Доннелл, глаза ее полыхнули так, что та даже отпрянула.

— Мы еще позвоним, — сказала Джейн.

— Звоните сколько хотите, — ответила О’Доннелл, — мне больше нечего вам сказать.

— Врет она все, — буркнула Джейн.

Она дернула дверь машины, скользнула на водительское сиденье. И замерла, уставившись на пейзаж точно с рождественской открытки: на солнце, сверкавшее в сосульках, на облепленные снегом, заиндевевшие дома, убранные венками из ветвей остролиста. На этой улице не хватало только вычурных Санта-Клаусов с оленями да причудливого убранства на крышах, как в Ревере, где она выросла. Джейн вспомнился дом Джонни Сильвы, стоявший чуть поодаль от дома ее родителей, и толпы зевак, съезжавшихся к ним со всей округи, чтобы поглазеть на красочную феерию, которую семейство Сильва устраивало у себя в палисаднике каждый год в декабре. Были там и Санта, и три волхва, и ясли с Марией и Иисусом, и целый зверинец, который запросто потопил бы Ноев ковчег. Все там горело и сверкало, как на карнавале. Столько электричества, сколько семейство Сильва сжигало каждое Рождество, хватило бы с лихвой, чтобы осветить какое-нибудь маленькое африканское государство.

Нет, не было здесь, на Брэттл-стрит, такого яркого зрелища — только сдержанное изящество. Да и Джонни Сильвы с его домочадцами здесь не было. «Уж лучше жить по соседству с недоумком Джонни, — подумала Джейн, — чем с этой женщиной».

— Ей известно об этом деле гораздо больше, чем она говорит.

— Как ты пришла к этому выводу? — спросил Фрост.

— Чутье подсказывает.

— А я думал, ты не доверяешь чутью. Сама же твердишь постоянно. Нет, дескать, ничего лучше удачного предположения.

— Зато я хорошо знаю эту женщину. И что волнует ее больше всего на свете. — Она поглядела на Фроста, казавшегося бледнее обычного в тусклом дневном свете. — Там было еще что-то, помимо ночного звонка убийцы.

— Это просто догадка.

— Зачем она его стерла?

— А почему бы и нет? Раз не оставили никакого сообщения.

— Это она так говорит.

— О-о! Она добралась до тебя. — Фрост покачал головой. — Я так и знал.

— Еще чего!

— А то нет? Стоило ей заговорить о Реджине, как у тебя чуть не вышибло предохранители. Она же психиатр. И умеет задеть за живое. Тебе нельзя больше общаться с ней.

— А кто будет с ней общаться? Ты, что ли? Или соплюшка Кассовиц?

— Тот, кого с ней ничего не связывает. Кого она еще не успела достать. — Барри бросил на Джейн испытующий взгляд, и она отвернулась.

Фрост и Риццоли работали в паре уже два года, но так и не стали близкими друзьями; между ними установилось взаимопонимание, какое бывает не у всех друзей и даже любовников, поскольку им приходилось делить на двоих одни и те же ужасы, радость побед и горечь поражений. Фрост лучше любого, даже лучше мужа Джейн, Габриэля, знал историю ее отношений с Джойс О’Доннелл.

И с убийцей по прозвищу Хирург.

— Ты до сих пор ее боишься, правда? — спокойно спросил он.

— Она меня просто бесит.

— Потому что она знает, чего ты боишься. И она всегда будет тебе напоминать о нем и при случае стараться ввернуть его имя.

— Думаешь, я хоть на секунду испугаюсь какого-то придурка, который теперь не в состоянии и пальцем пошевелить? Который даже пописать не может, пока нянька не подключит к нему мочевыводную трубку? Ну да, я до ужаса боюсь Уоррена Хойта.

— Тебе по-прежнему снятся кошмары?

Этот вопрос вышиб ее из седла. Соврать ему она бы не смогла: он бы мигом ее раскусил. И Джейн не сказала ни слова, просто смотрела вперед — на эту образцовую улицу с ее образцовыми домами.

— А мне бы снились, — сказал он. — Случись со мной такое.

«Так ведь не случилось же, — подумала она. — Это мне к горлу Хойт приставил лезвие, это у меня остались отметины от его скальпеля. Это обо мне он помышляет денно и нощно — спит и видит, что бы эдакое со мной сотворить». Хотя теперь ему уже не добраться до Джейн, от одной только мысли о том, что она является объектом его желаний, у нее по спине пробегали мурашки.

— С чего это мы все о нем да о нем? — спросила Джейн. — Ведь речь об О’Доннелл.

— О них нельзя говорить по отдельности.

— Я больше не собираюсь обсасывать его имя. Давай о деле, ладно? О Джойс О’Доннелл и почему убийца решил позвонить именно ей.

— Мы же не знаем точно, он звонил или кто еще.

— Для любого извращенца разговор с О’Доннелл — все равно что секс по телефону. Они могут поделиться с ней своими гнусными фантазиями, ведь она просто упивается ими, только успевай подавать, и берет все на заметку. Вот он ей и позвонил. Хотел с гордостью поведать о своих подвигах. Хотел найти чуткого слушателя, вот и нашел — лучше не придумаешь. Доктора Смерть. — Джейн резко повернула ключ в замке зажигания и завела машину — из отверстий обогревателя их обдало холодным воздухом. — Вот и позвонил. Чтобы похвастаться. И сполна насладиться ее вниманием.

— Зачем ей было врать?

— А почему бы ей не рассказать, где она была прошлой ночью? Вот и думай теперь, у кого она была. Может, этот самый звонок был приглашением?

Фрост глянул на нее с сомнением:

— Я тебя правильно понял?

— Незадолго до полуночи наш потрошитель разрезает Лори-Энн Такер на куски. Потом звонит О’Доннелл. Она уверяет, что ее не было дома… и сработал автоответчик. А что, если она все же была дома? Что, если на самом деле они мило поболтали?

— Мы же звонили ей в два часа ночи. И она не отвечала.

— Потому что ее уже не было дома. Она сказала, что была у друзей. — Джейн посмотрела на Фроста. — А что, если друг был только один? Великолепный такой, замечательный новоиспеченный дружок.

— Да брось. Неужели, по-твоему, она и впрямь стала бы покрывать этого потрошителя?

— По-моему, она на все способна. — Джейн отпустила педаль тормоза и отъехала от обочины. — На все.