Антакарана. Дитя Сердца

Татьяна Шуклина

20 лет спустя начинается новый Раунд. Однако, в отличии от предыдущих игр, семерым участникам придется расследовать леденящую кровь историю о жутких преступлениях в Коммуне и вынести приговор подсудимому. Распутывая клубок порочных секретов жителей Коммуны, игроки вынуждены проходить опасные испытания на грани жизни и смерти. Но то, что ждет их в финале игры, превосходит все самые ужасные ожидания. К тому же, у одного из участников совсем другие планы…

ЧАСТЬ 1. КОНЕЦ

— Вам туда нельзя!

— Пусти меня немедленно! — огрызаюсь я на охранника и решительно направляюсь к двери.

— Маэстро просил никого не впускать, — терпеливо поясняет тот и выставляет вперед руку, так что мое плечо упирается в его огромную ладонь. Как меня раздражает этот наглый юнец! Да что он о себе возомнил?! Какого черта Маэстро позволяет ему находиться рядом, в то время как я вынуждена ходить под окнами палаты в неведении!

Ловко увернувшись от руки охранника и проскользнув под его локтем, толкаю дверь в комнату.

— Стойте! — в отчаянии восклицает юноша, но откуда-то из глубины раздается усталый голос:

— Ниунай, пропусти ее!

Я злорадно улыбаюсь охраннику, с трудом сдерживаясь от соблазна показать язык. Захожу в палату, осторожно прикрыв за собой дверь. Мое сердце сжимается при виде Маэстро. Старик ужасно сдал за последние дни. Его худой силуэт кажется тенью на огромной больничной кровати. Большие серые круги под воспаленными глазами свидетельствуют о смертельной усталости. Лоб намок, и по седому виску катится вязкая капля пота. Я беру со столика салфетку и аккуратно вытираю тоненькую струйку.

— Идиот этот твой Ниунай! Не может нормально проветрить комнату! — ворчу я и уверенным шагом направляюсь к окну. Открываю раму и с жадностью вдыхаю благоухающий аромат из цветущего сада, вперемешку с мелкими солеными каплями моря.

— Да уж куда ему до тебя! — добродушно ворчит в ответ Маэстро и слегка посмеивается.

— И если он китаец, то почему такой белый?

— Он европеец по отцовской линии. Ниунай — значит «молоко» по-китайски.

Я подхожу к кровати и сажусь рядом. Все еще злюсь. Не в силах сдерживаться, наконец восклицаю:

— Что за блокада? Почему ты не подпускаешь меня к себе? Даже этот молочный придурок может быть рядом, заходить к тебе днем и ночью, а я, а я…

Внезапно замолкаю, потому что чувствую растущий ком в горле. Улыбаясь, он кладет ладонь на мою руку. Как всегда в такие минуты, я чувствую невероятное тепло, и внутреннее возбуждение постепенно утихает.

— Ты знаешь, милая, почему. Не хочу, чтобы ты запомнила меня таким слабым.

— И только поэтому игнорируешь меня?! Это жестоко!

— Не думаю. Тебе будет тяжело видеть, как я…

— Мне тяжело не видеть тебя! — выкрикиваю я в сердцах и тут же замолкаю. Встаю на колени возле кровати и упираюсь лбом в его теплую ладонь. Даже не произнося вслух суровую правду, я знаю ее. Маэстро умирает. Он не болен и не имеет никаких внешних или внутренних повреждений. Просто его тело выработало свой ресурс. Несмотря на целительство Сердца, правильное питание и образ жизни, насос в груди работает все хуже и чаще дает сбои. Для своих 130 лет Маэстро все еще силен, но недостаточно, чтобы долго продержаться наплаву. Последние 20 лет Маэстро был мне другом, наставником, помощником. Стал ближе родного отца, ближе кого бы то ни было на свете. Остаться без его утешающего слова и мудрого совета сродни смерти…

— Я еще поживу, ну что ты! — Старик ласково проводит ладонью по моей щеке. — Мы еще переживем лучшие времена.

— Отец, — я встревоженно поднимаю голову, — он опять умер!

Любящее выражение лица Маэстро мгновенно сменяется на тревожное. Проклинаю себя, что говорю об этом с ним, но просто не могу иначе!

— Знаю, — спокойно произносит он наконец. — Но это не твоя вина!

— Да, а чья же?! Сердце не хочет меня! Оно отталкивает меня! Второй пациент за последние полгода! И еще одна стоит под вопросом. Лечение прошло успешно. На первый взгляд. Но сейчас врачи наблюдают стремительную ремиссию. Пациент умрет! Я убью еще одного человека!

Я вскакиваю на ноги и принимаюсь ходить туда-сюда по палате.

— Уверен, этому есть объяснение. Сердце знает тебя, как никого другого. Оно принимает тебя! За все 20 лет твоего хранительства не было ни одного несчастного случая. Механики найдут дефект, не сомневаюсь, — заверяет Маэстро как можно беспечнее.

— Разве? Сколько смертельных исходов было за твои 85 лет хранительства? — с вызовом спрашиваю я.

— Ни одного.

Повисает тяжелое молчание.

— Что мне делать? Что мне только делать? — в отчаянии восклицаю я. — Что говорят Отцы?

— Не знаю.

— Не обманывай, пожалуйста. Скажи, как есть, — прошу я.

— Они не торопятся с выводами. Может, техническая неполадка. Никто не сомневается в твоей пригодности.

— Я испытываю страх перед обрядами. Каждый раз боюсь, что вновь убью пациента.

— Не бойся! Ты — самоотверженный Хранитель. Хотя и не очень послушный, — Маэстро вновь тихонько смеется и вдруг резко меняет тему разговора:

— Как Энджел?

Старик знает, что делает. При упоминании имени сына, на моих губах расплывается улыбка.

— У него все хорошо. Скоро экзамены. Уверена, все сдаст опять на отлично. Такие мозги, как у него, еще поискать нужно!

— Он приедет на каникулы из Англии? Или останется до конца учебы? — интересуется Маэстро.

— Обещал сразу после экзаменов. Только сегодня разговаривала с ним по видеосвязи. Энджел стал таким мужественным! Красавчик, что и говорить, — меня распирает изнутри от гордости.

— Да, Энджел — тот еще сорванец, — улыбается Маэстро. — А уж на язык какой острый! Невыносимый! Недавно звонит мне и говорит: «Дед, приезжай в гости. Моя преподавательница по истории — молоденькая и очень горячая штучка, еще шестидесяти нет. Я ей про тебя рассказывал и фотки показывал, она сразу же влюбилась. Я ей говорю: „Только ему 130 лет“. А она не поверила. Вот мы с ней поспорили. Приезжай и привози паспорт — мне экзамен автоматом по истории, а тебе… Ну, хоть за ушком почешет».

Мы от души смеемся, представляя себе при этом веселый, ироничный тон Энджела. Затем я притворно вздыхаю:

— Наверное, своими шуточками всех там с ума сводит. А уж девчонок любит — сил нет.

— Потому что все еще не нашел свою Лавину, — тон Маэстро становится серьезным. — Вот увидишь, однажды найдется девушка, которая покорит сердце молодого ветерка. Как когда-то произошло с Алексом.

При упоминании этого имени во мне поднимается волна тоски. Прошло 20 лет со дня смерти Алекса, а я по-прежнему не могу до конца пережить утрату. Чтобы отогнать призрака прошлого, продолжаю шутливым тоном:

— Его послушать, так каждая новая подружка — та самая. Кстати… Энджел недавно вновь плохо себя чувствовал. Наверное, английский климат для него недостаточно хорош? — спрашиваю я с тревогой у Маэстро.

— Он здоров, как бык. Нет поводов для беспокойства, — утешает старик.

— Знаю, но я никогда не переставала бояться. С того самого момента, как Сердце исцелило его. Неделя до обряда была такой мучительной, такой страшной. Он едва не умер на моих руках. Те воспоминания никогда не давали мне покоя.

— Это обычное недомогание. Волнение перед выпускными экзаменами. Лавина, посмотри хотя бы на себя! Да ты даже и насморком-то никогда не болела! Сила Сердца велика! А теперь, если не возражаешь, мне надо поспать, — только сейчас я замечаю, как тяжело дышит Маэстро. Разговор со мной украл у него много сил.

— Хорошо, я уйду. Но только, если пообещаешь, что будешь впускать меня в любое время! А иначе мне придется отравить Ниуная!

— Что тут скажешь? Не хотелось бы, чтобы Ниунай отравился, — со слабой улыбкой старик опускается на подушки и почти мгновенно проваливается в сон. Его грудная клетка вздымается неровно и поверхностно. Неестественная бледность лица и сухие потрескавшиеся губы вызывают во мне отчаяние и обостряют предчувствие неизбежно приближающегося горя…

Покидаю палату в глубоком унынии. Начался обратный отчет жизни Маэстро, и нет ничего, что бы я могла сделать. Сейчас, когда мне так нужна его помощь! За последние полгода сразу после обряда целительства умерло два пациента. Что-то нехорошее происходит с Сердцем, я это чувствую. И от подобной неизвестности теряю сон и аппетит. К счастью, скоро Энджел приедет на пару недель. Жду не дождусь возможности увидеться с сыном. Знаю, он способен развеять все страхи и сомнения. Он такой жизнерадостный, остроумный, добрый и чуткий. Мой мальчик.

ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ

Я нервно хожу из угла в угол, то и дело бросая взгляд на массивные дубовые двери, отделяющие меня от Большого Зала Собрания. Обе створки в изобилии украшены объемными фигурами — по большей части, китайскими иероглифами, но среди них изящно вписываются знаки Антакараны — три семерки в кубе. Не обошлось, конечно, и без резных драконов, угрожающе взирающих на посетителей сверху вниз узкими холодными глазами.

Зал ожидания выполнен в традиционном китайском стиле — широкий низенький диван в углу, стеклянный столик, на котором гостеприимно дымится ароматный чай с национальными сладостями, мягкий расписной ковер с уютными разноцветными подушечками и пару форменных зеркал на безупречно отштукатуренных стенах. Но расслабляющая обстановка не способна успокоить мой внутренний пожар. Второй раз я нахожусь в этой комнате, в штаб-квартире Корпорации Антакарана, расположенной в пригороде Лхаса. Внешне Управление представляет собой неброское одноэтажное здание, и лишь служители знают о трех подземных этажах, где и действует крупнейшее в мире тайное сообщество.

В первый раз я оказалась здесь двадцать лет назад, чтобы пройти процедуру посвящения в Хранители и познакомиться с самыми важными руководящими лицами. На тот момент я была юной потерянной девушкой с кровоточащим сердцем, которая не осознавала до конца происходящего с ней и того, насколько изменится ее поломанная жизнь.

И вновь за массивными дверями с драконами решается моя судьба. Пять смертельных случаев за последний год! Пять человеческих жизней, загубленных моей рукой!

Процесс целительства превратился в ад. Я окончательно потеряла сон и аппетит. Перед каждым обрядом у меня трясутся поджилки от страха, что лечение в очередной раз окажется провальным. После лежу полночи с открытыми глазами, и от тревожных мыслей меня бросает то в жар, то в холод, а с утра иду в медицинский центр на ватных ногах, с ужасным ожиданием услышать об очередной неудаче. После смерти Маэстро пять месяцев назад казалось, что череда провальных целительств закончилась, но последние две недели доказали обратное: пожилой мужчина и девушка, не старше 18 лет, так и не открыли глаза после нашего с Сердцем вмешательства. Уж не знаю, что происходит со мной или с Сердцем, но дальше так продолжаться не может!

Занимаясь самоедством и ожидая решения о дальнейшей участи, я продолжаю наматывать круги по просторному залу. Останавливаюсь у зеркала и рассматриваю свое отражение. На меня смотрит молодая красивая девушка с густыми черными волосами, небрежно собранными в длинный хвостик. Челка падает на высокий ровный лоб, слегка прикрывая брови. Синие яркие глаза смотрят все также прямо, в них не погасли задорные искорки. Словно и не было двадцати лет напряженного труда! Единственные изъяны на моем лице — это мимические морщины. То, что я сохранила тело и лицо молодой девушки и выгляжу точно так же, как и 20 лет назад, — это, конечно, полностью заслуга двойного целительства Сердца. Чего нельзя сказать о моей душе — ежедневные муки выбора, отказ в исцелении детям, вид смертельно больных людей изматывают хуже любого физического старения. А теперь еще и это…

Раздается стук, и в комнату входит женщина в элегантном белом костюме, на высоких каблуках, поразительно похожая на «Глянцевую леди» из моего прошлого. Минуточку! Это она и есть! В первый и последний раз я видела Чжан Кианг 25 лет назад, когда та с абсолютно нечитаемым выражением лица отправила меня в приключение, которое разделило жизнь на «до» и «после». Она заметно постарела — об этом свидетельствуют морщины на лице и несколько седых прядок, но при этом также величественно держит осанку и строго смотрит на все происходящее сверху вниз.

— Мисс Ларина! — она бросается ко мне, улыбаясь во все лицо. А вот это уже неожиданно! А как же имидж неприступной «Глянцевой леди»? — Как я рада вас видеть!

— Называй меня просто Лавиной. Теперь-то можно? — усмехаюсь я.

— Лавина, я так много слышала о вас… о тебе!

Нужно что-то ответить, ведь кое-чем я ей обязана. Предупреждение Чжан Кианг: «Не доверяй никому. Четко следуй инструкциям. Это твой единственный шанс» если и не спасло мне жизнь, то, по крайней мере, заставило прислушаться к внутреннему голосу и более настороженно относится к принимаемым решениям.

— Я тоже рада тебя видеть. Спасибо, что предупредила тогда.

— Ты что-то путаешь! Я ничего не говорила. Не хочу потерять работу, — женщина испуганно оглядывается по сторонам.

— Не волнуйся, не потеряешь. Я здесь теперь не последний человек, — добродушно смеюсь я.

— Знаю, знаю. Счастье, что именно моя подопечная стала Хранителем! — она буквально сияет от гордости. Затем грустно добавляет:

— Чего нельзя сказать о другом игроке.

— Кого ты сопровождала в прошлом Раунде?

— Марко, — Чжан Кианг опускает глаза.

— Ты его предупредила, так же как меня? Он был едва ли не самым осторожным игроком, — спрашиваю я.

— Нет. Марко казался таким строгим, сильным, неприступным. Мужчиной, который в состоянии позаботиться о себе сам.

— Это так, — киваю я, чувствуя, как в горле образуется ком. Никогда не пережить мне до конца все эти потери. Ни сейчас, ни через сто лет.

— Хорошо, что наступило мирное время! — весело восклицает Чжан Кианг. — Не скоро состоится новый Раунд, с таким-то Хранителем! Ну а теперь позволь поухаживать за тобой, ведь именно для этого я здесь. Хочешь чай?

Но мы не успеваем даже присесть, потому что массивная дверь открывается, и из нее выходит Юджин — Главный Наблюдатель Корпорации и, с недавнего времени, Страж Системы Безопасности.

— Лавина, ты можешь войти. Отцы приняли решение.

***

В Зале Собрания довольно прохладно, так что я поеживаюсь. Вокруг массивного стола сидят мужчины, преимущественно, престарелого возраста и китайского происхождения. Большинство из них я никогда не встречала, так что даже нет лица, за которое можно бы было зацепиться и унять внутреннюю дрожь. Поэтому я останавливаю взгляд на Юджине. Мы никогда не были друзьями, но, по крайней мере, всегда четко и эффективно решали все рабочие вопросы. Да и Энджел в нем души не чает.

— В первую очередь, Совет Отцов и Старейшин выражает глубокую признательность десятому Хранителю Сердца Антакараны, — начинает седовласый старичок (которого я тут же прозываю про себя «Сверчком» за скрипучий голос). Я видела его однажды в подземном городе на острове. Кажется, это приемник Отца, «принявшего меня на работу», как я шутила над Элиотом. Несмотря на высокий чин, старик всегда находил время пошутить и пропустить с простыми смертными бокальчик — другой красного вина, которое оставалось его настоящей страстью до конца дней.

— За двадцать лет службы ты показала себя самоотверженным и преданным Хранителем, умеющим слушать не только свое сердце, но и внимать голосу разума. Уверен, Маэстро бы тобой гордился.

Почему-то меня злит слышать имя Маэстро из уст этого человека. Прошло пять месяцев, но до сих пор любое упоминание о нем вызывает во мне скорбь. Этот новоиспеченный Отец понятия не имеет о настоящем Маэстро: добром, остроумном, мудром человеке, с богатым внутреннем миром и огромным любящим сердцем. Это МОЙ Маэстро, а вовсе не их бывший слуга.

— Но наступили тяжелые времена, — Сверчок меняет тон и хмурит брови, — за последние 12 месяцев умерло пять пациентов, непосредственно после обряда целительства. Невиданный до этого дня прецедент! Техники не нашли никакого механического изъяна. Соответственно, вывод очевиден — Сердце отвергает Хранителя по непонятной нам причине!

По залу проходит гул, люди принимаются что-то оживленно обсуждать друг с другом. Я подавленно молчу, чувствуя себя при этом школьницей перед экзаменационной комиссией. Опускаю глаза и делаю вид, что рассматриваю свои ладони.

— В этой связи, Совет Отцов и Старейшин принял решение отстранить Лавину от должности Хранителя.

С моих плеч словно сняли многотонную глыбу, которую я тащила все эти годы — так велико внутреннее облегчение. Наконец-то мне не придется принимать решения, кому жить, а кому умереть. Наконец-то ответственность за успешное или неуспешное лечение возьмет на себя кто-то другой. Наконец-то я обрету свободу! Эйфория настолько велика, что кажется, я вот-вот оторвусь от земли и взлечу.

— Таким образом, через две недели состоится новый Раунд, целью которого является поиск нового, одиннадцатого по счету Хранителя, — торжественно скрипит Сверчок.

— Что?! Нет, нет, нет! — Мою эйфорию, как рукой снимает. — Я не допущу, чтобы опять погибли люди!

— Предпочитаешь убивать пациентов сама? — слышу я мягкий голос и бросаю на Юджина

ненавидящий взгляд.

— Есть же другой выход! Давайте выберем Хранителя голосованием! — — в отчаянии восклицаю я, но встречаю лишь неодобрительные взгляды: «правила есть правила, и никто не в праве их нарушать».

— Лавина, не мне тебе говорить, что строгие правила — это основа Корпорации. Только благодаря им наша работа так эффективна! — нравоучительно произносит Юджин.

— А со мной ваши правила также эффективны? — огрызаюсь я, едва сдерживая кипящую внутри ярость. Юджин хочет что-то возразить, но Верховный Отец жестом останавливает его и медленно произносит окончательный приговор:

— Маэстро лично составил сценарий Раунда. Хотя и планировался он лишь через 50—60 лет, но обстоятельства не терпят отсрочки. Поэтому поручаю приостановить все обряды и без того неэффективного целительства и приступить к интенсивной подготовке Локаций и набору игроков.

Не слушая дальнейшие распоряжения, я разворачиваюсь и покидаю Зал Собрания. Пробегаю мимо удивленной Чжан Кианг и мчусь по длинному коридору, куда глаза глядят. Толкаю первую попавшуюся дверь и забегаю в темную комнату. Прислонившись спиной к стене, закрываю глаза и шепчу в отчаянии:

— Еще несколько жизней окажутся на моей совести. Прости, Маэстро, я не справилась. Не оправдала твоих ожиданий. Лучше бы я сдохла 25 лет назад в лабиринте со сдвигающимися стенами!

***

Солнце уже коснулось круглым красным боком линии горизонта, откидывая на морскую гладь мерцающую волнистую дорожку. Несмотря на приближающиеся сумерки, жара все еще ощутима в тропическом воздухе. День выдался особенно знойным и влажным, и обитатели джунглей с нетерпением ждут надвигающейся прохлады.

Лениво развалившись в шезлонге и укрывшись в спасительной тени мансарды своих апартаментов, я тайком наблюдаю за собеседником сквозь солнечные очки.

— Как идут дела с Лизой?

— Мы расстались, — беззаботно отвечает Энджел. Он расположился рядом в гамаке и, легко покачиваясь, с удовольствием отпивает холодный коктейль из высокого бокала.

— Что произошло? Ты говорил, у вас все так хорошо, и она — твоя судьба, — спрашиваю я, не в силах сдержать иронии в голосе.

— Я называю это «проверка мамой», — деловито поясняет он, жмурясь на солнышке, словно ленивый кот.

— «Проверка мамой?» Это как?

— Я рассказываю, какая ты строгая старушка, какие высокие требования предъявляешь к моей будущей невесте и так далее, — этот разговор, кажется, забавляет Энджела: я вижу это по лукавой улыбке и чертовски обаятельным ямочкам на щеках.

— Я?!

— Ладно, шучу. Лиза увидела твою фотку на моей тумбочке. Я сказал, что это моя мама.

— А она?

— Не поверила, представляешь? Устроила истерику, сказала, что не может делить меня с другими девушками. Что нам надо расстаться.

— Так и сказала? — театрально ахаю я.

— Желание девушки — закон. Вот мы и расстались, — произносит Энджел торжественным траурным тоном.

— Тебе следует убрать мое фото с тумбы.

— Ни за что! Говорю же, «проверка мамой» всегда работает, — он пожимает плечами.

— Ах, Энджел, ты бы хоть врал, что на фото твоя сестра. Выгляжу-то я помоложе тебя, — дразню я его.

— Ага, даже и не скажешь, что тебе недавно исполнилось сто лет, — энергично кивает он.

— Ты невыносим, — смеюсь я, и между нами повисает приятное молчание. Как я наслаждаюсь этим вечером в компании сына! Какое счастье, что Энджел предварительно сдал все экзамены и приехал раньше на две недели, как раз в самое сложное для меня время.

— И как ты себя чувствуешь после этого? — заботливо интересуюсь я.

— После чего? — не понимает Энджел.

— Ну, после расставания?

— С кем?

— Перестань валять дурака! С Лизой!

— А, с Лизой! Раздавлен, сломлен, уничтожен. Но я найду в себе силы восстать из пепла и как-то жить дальше, — торжественно произносит он и с наслаждением потягивает следующий глоток.

Мы продолжаем беседу в том же ироничном ключе. Это наш стиль общения — шутливый, но, в то же время, доверительный. Все дело в натуре Энджела — легкой, светлой, жизнерадостной. Где бы он ни появлялся, люди тянутся к нему, как к магниту. А он словно не замечает этого: искренне любит окружающих, с удовольствием проводит с ними время, окрашивает их порой скудный мир яркими красками, меняет призму мировоззрения, а когда приходит время — легко покидает их, чтобы идти дальше. При этом не отдавая себе отчет в том, какие страдания причиняет людям своим внезапным безразличием или исчезновением с их жизненных радаров. Энджелу кажется, что если он сам так беззаботно прощается с теми, кто был ему однажды дорог, то и они должны чувствовать то же самое. Добрый и чуткий по природе, Энджел слишком легкомысленно относится к своей собственной роли в жизнях других. А мне невероятно повезло получать этот свет снова и снова — потому что я его дом и семья.

— Ты не думал, чем хочешь заняться после учебы? Сейчас, когда все экзамены сданы, Корпорация с радостью примет тебя на любую должность, — интересуюсь я.

— Я хочу быть Хранителем!

Внезапно все мое игривое настроение как рукой сняло. Конечно, он говорит об этом не в первый раз. Но раньше я лишь подшучивала над его идеей, понимая, что ближайшие пятьдесят лет моему сыну это точно не грозит. Сейчас все изменилось кардинальным образом. Как мне выбить из его головы эту плохую, отвратительную, самую ужасную на свете идею?!

— Но я хочу участвовать в игре! Я уверен, что смогу стать хорошим Хранителем. Это мое предназначение! А для тебя целительство всегда было в тягость! — он поднимается с гамака и садится на краешек моего шезлонга. Синие глаза Энджела излучают решимость. Как бы я ни искала на его лице намек на шутку — он напрочь отсутствует. Напротив, юноша вполне серьезен.

— Давай не будем возвращаться к этой теме! — сержусь я. — Ты понятия не имеешь, что происходит на тех играх! Не знаешь, какое тяжкое бремя быть Хранителем!

— Так расскажи мне!

Между нами вновь повисает молчание, на этот раз отнюдь не приятное. Его глаза сверкают от юношеской страсти, а мои в ответ — от страха. Никогда не смогу я рассказать ему всю правду в деталях. Конечно, в общих чертах Энджел знает обо всем — о сути деятельности Корпорации, ее структуре, играх, своих погибших родителях, моем участии в двух Раундах. Но порой мне кажется, что он воспринимает все, как остросюжетный приключенческий триллер, в котором главную роль сыграла его приемная мать, то есть я. Наверное, мы с Маэстро сами в этом виноваты, так как всячески старались оберегать своего любимчика от жестокости и правды жизни. И вот сейчас, эти приключения манят его, словно магнит. Энджел видит в них романтику, жаждет проявить героизм и встать на службу страждущих, не имея ни малейшего представления, какое это на самом деле мучение.

— Энджел, я уже говорила, что никогда не отпущу тебя на игру. Потому что не смогу без тебя. Никто из нас не сможет. Мы все так тебя любим! Пожалуйста, не разбивай мне сердца такими разговорами, — произношу я тихо, но твердо, добавляя про себя: «ни за что не отдам тебя на съедение Корпорации».

Энджел некоторое время пристально смотрит на меня, а затем на его лице расплывается улыбка. Синие глаза наполняются теплым светом, который словно струится прямо из его души.

— Хорошо, хорошо. Обещаю, что не вернусь к этому разговору.

Я выдыхаю с видимым облегчением. Он берет меня за руку и произносит заботливым тоном:

— Ты сильно переживаешь? До начала игры осталась всего одна неделя…

— Ну что ты! Благодаря тебе почти об этом не думаю! — лгу я.

— Не верю. Обычно ты съедаешь сыр, который я привожу в подарок из Англии, за один присест, а уж апельсиновый фреш ведрами пьешь. Сегодня ты даже не притронулась ни к чему из этого.

— Я просто не голодна. Конечно, я немного волнуюсь, но ты будешь рядом. Ты же никуда не уедешь?

— Нет, — заверяет Энджел и уходит на кухню, чтобы смешать себе очередную Маргариту. В отличии от меня, ему можно употреблять спиртное. Хотя что это со мной? Я уже неделю не провожу обряды…

— Захвати для меня тоже одну Маргариту, — кричу я громко.

— Уже здесь, мадам, — голос раздается над самым моим ухом, так что я вздрагиваю от неожиданности и проливаю на себя первый за последние двадцать лет бокал спиртного.

***

Мы пьем коктейли, разговариваем, смеемся. Я чувствую себя почти счастливой. Однако, одна мысль не дает мне покоя весь вечер. Когда солнце полностью скрывается за горизонтом и его след на глади океана сменяется лунной дорожкой, я решаюсь спросить:

— Энджел, твои головные боли больше не возвращались?

— Ну что за вопрос? Если переборщу с Маргаритой, то бывает. Эта дама коварна, не то что Кровавая Мэри…

— Ты знаешь, о чем речь! — произношу я с нетерпением и тревогой в голосе. Кажется, у меня заплетается язык от спонтанного алкоголя.

— Кое-что меня все-таки мучает, — задумчиво произносит он.

Замираю от напряжения, в страхе услышать ответ. Все эти годы я боялась одного — что Энджел может заболеть, как двадцать один год назад, когда я нашла измученного малыша в палате шведской клиники…

— Говори, не тяни! — умоляю я.

— Так почему ты до сих пор так и не попробовала мой сыр?!

***

Всю неделю я провожу в компании Энджела. Мы много разговариваем, вместе смотрим фильмы, рыбачим, пьем коктейли, гуляем по джунглям, купаемся и загораем. Он рассказывает множество уморительных историй, так что порой я держусь за живот и икаю от хохота. Не помню, когда в последний раз так много времени проводила с сыном! Мы практически ни с кем не видимся из подземного города: сотрудники слишком заняты подготовкой игры. И это прекрасно, потому что Энджел принадлежит только мне, и я в полной мере могу насладиться его обществом. Периодически приходится отвлекаться на записи обращений к будущим игрокам, которые кажутся странными и жутковатыми. Из этих рассказов сложно представить, как будут выглядеть Локации и задания для участников. Организаторы хранят все в строжайшем секрете, но я сама ничего не желаю знать. Чем меньше я буду переживать за игроков и вмешиваться в ход подготовки Раунда, тем лучше. К тому же, Маэстро лично разработал сценарий. Зная его доброе сердце, уверена, что старик свел к минимуму количество опасностей и потенциальных жертв.

Постепенно я смирилась с мыслью о скорых переменах. Энджел получил экономическое и юридическое образование в лучшем английском университете и сможет занять любую должность в Корпорации, а я стану Собирателем и буду помогать страждущим от всей души, не принимая ежедневно судьбоносных решений. Мы сможем чаще бывать вместе и путешествовать. Однажды я все-таки стану бабушкой, у нас получится настоящая семья…

Такие мысли окрыляют. Именно по этой причине я быстро и безропотно делаю то, что просят организаторы и возвращаюсь в свой оазис, где уже ждет Энджел с очередной безумной идеей по поводу предстоящего вечера. Вчера мы ловили рыбу голыми руками, а до этого гуляли по пещерам с фонариками и запасом провизии. Я даже немного стыжусь того, что почти не думаю о предстоящей игре. Еще никогда в жизни не чувствовала себя такой беззаботной, сильной и счастливой. И все благодаря ему!

Накануне игры мы ушли на дальнюю часть острова, где двадцать пять лет назад я с остальными игроками проходила сложную систему затопляемых пещер. Обычно я стараюсь избегать бывшие Локации — слишком много воспоминаний и тоски навивают эти места. Но Энджел настаивал на походе именно сюда, так что пришлось уступить.

Мы сидим рядом на огромном коричневом валуне. Поверхность моря кажется безупречно гладкой, но это лишь оптический обман. Мне известно, сколько коварных неровностей скрывается под плещущейся волной — входы, выходы, гроты, опасные острые скалы… Здесь я рассказывала Ю сказку о дерзком зайчишке. Здесь я восхищалась мужеством и отвагой Энджела, Холео, Раннера. Здесь Алекс впервые спас меня, вытянув из наполненного водой грота. Здесь я почти не задумывалась о Лилу, ведь она была хорошим пловцом…

Словно прочитав мои мысли, Энджел говорит:

— Не хочешь рассказать о своей игре?

Я упрямо мотаю головой. Он понимающе кивает.

— Насколько сильно ты любила моих родителей? — вопрос следует, как гром среди ясного неба.

С изумлением уставляюсь на Энджела. Конечно, мы не раз говорили о Лоле и Алексе, я всегда отзывалась о них с большим уважением, любовью и печалью. Но никогда не углублялась в подробности наших взаимоотношений — очередной способ уберечь моего мальчика от страданий и несправедливости жизни. Так и не дождавшись ответа, он продолжает:

— Помню, как ты впервые появилась в палате. Ну что так смотришь? Сердце меня тоже лечило, так что память у меня что надо! Так вот, тогда я подумал, что ты хорошая, ведь мама не могла доверить мою жизнь плохому человеку.

— Она тебя очень любила, — все, что я могу выдавить в ответ хриплым голосом.

— Не сомневаюсь. Но про отца я не знаю ничего, кроме того, что он был храбрым дерзким мерзавцем. Сначала подставил тебя, а потом спас.

— Энджел, все очень сложно. Давай не будем об этом, — умоляю я.

— Да-да, помню: либо ничего, либо хорошо. Так вот, я подумал тогда, что ты хорошая. Но даже понятия не имел, насколько.

Я польщена его признанием и неожиданно заливаюсь краской. Энджел кладет мне голову на колени. Такого рода ласки непривычны для нас. С самого детства я уважала личное пространство Энджела и никогда не относилась к нему, как к ребенку. Тискать и целовать этого маленького взрослого казалось неправильным и оскорбительным по отношению к нему. Поэтому любое проявление любви одинаково ценно для нас обоих, хотя и случается достаточно редко. Эта связь гораздо крепче — в ней родство душ и наше обоюдное спасение.

Я провожу рукой по его белокурым спутавшимся волосам, испытывая при этом неконтролируемый прилив нежности.

— Однажды ты будешь счастлива, обещаю.

— Я уже…

— Нет, по-настоящему счастлива. Так, как ты того заслуживаешь, — внезапно его голос становится грустным. Это сразу настораживает меня, сердце начинает биться быстрее от внезапной панической атаки.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — с тревогой спрашиваю я.

— Ну что ты переживаешь по пустякам?! Стареешь, мама! — дразнится он и обнимает меня за колени. — Никогда в жизни не чувствовал себя лучше! Смотри, какой закат! Слышишь рокот?

— Нет.

— Это урчит мой желудок. Повар ты, конечно, так себе, но с вином потянет. Желательно, красным. Желательно, сухим. Доставай провиант! — и он весело вскакивает на ноги. Я выдыхаю c облегчением.

— А ты — мастер комплиментов!

— Что есть — то есть! Однажды я сделал комплимент своей соседке в общежитии, которая весила, по меньшей мере, 120 килограмм. После этого она со мной месяц не разговаривала.

— И что ты ей сказал?

— Правду. Что у нее самые пышные булочки, которые я когда-либо видел. А я и вправду имел ввиду бу-лоч-ки. Из теста. С сахарной пудрой сверху. Без которых остался. На-всег-да.

***

Вечер прошел чудесно. Мы дурачились, смеялись, носились по береговой линии, как дети, и кидались друг в друга медузами. Изредка я вспоминала, что завтра начинается 12-ый Раунд игры, но тут же гнала эти мысли прочь. Завтра будет завтра.

Поздно вечером мы желаем друг другу «спокойной ночи» и расходимся по комнатам.

— На этой неделе я не смогу проводить с тобой много времени, — предупреждаю я, прежде чем открыть дверь в спальню. — Почти весь день придется находиться в Наблюдательном Центре, а может, и в самих Локациях.

— Не волнуйся, я смогу себя занять, — отвечает он. Немного помедлив, добавляет:

— Прошу тебя, не принимай происходящее близко к сердцу. Маэстро сделал все, чтобы защитить игроков. Держись, это всего лишь на неделю. Семь дней. И ты станешь свободна. Береги себя! Береги!

— Ну, если я разнервничаюсь, ты же приготовишь мне вечером особенно ядреную Маргариту?

Перед сном я благодарю в мыслях Бога, Алекса, Лолу, Маэстро и даже Корпорацию за Энджела. Немного поворочавшись от навязчивых мыслей, засыпаю, измотанная активно проведенным днем.

***

Когда я открываю глаза, солнце только-только коснулось утреннего неба. За окном слышатся первые крики тропических птиц. Я всегда сплю с распахнутым настежь окном, поэтому интенсивный запах йода и свежести водорослей ударяет в нос с небывалой силой.

Некоторое время ворочаюсь, пытаясь уснуть, но мысли не дают покоя. Я представляю себе несчастных игроков, которые через несколько часов придут в себя и погрузятся в самое жерло вулкана, который рано или поздно рванет, заливая все вокруг ядовитой лавой. Один из них станет Хранителем, а остальные… Что произойдет с ними? Сколько людей погибнет на этот раз? Как же я бессильна, что не могу предотвратить очередное кровопролитие и как омерзительна, что даже не попыталась это сделать! Вместо того наслаждалась каникулами в компании сына и думала только о себе.

Совесть грызет изнутри, словно червь — мякоть яблока. Понимая, что больше не смогу уснуть, выхожу в коридор. До отправления в подземный город еще не меньше трех часов. Попробую сварить кофе и отвлечься от дурных мыслей, наблюдая за восходом на террасе. Рассвет всегда действует на меня успокаивающе, в нем скрыто секретное послание всему человечеству и мне, в частности: «что бы ни случилось, какие бы несчастья ни приключились, Земля не перестанет крутиться, Солнце не прекратит вставать из-за горизонта и дарить свое тепло. Может быть, уже не тебе, но это не его забота».

Когда иду по коридору в сторону кухни, меня не покидает внутренняя тревога. Что-то здесь не так. Что-то чертовски не так. Этот дом внезапно кажется таким… пустым. Нет, это все нервы. Энджел спокойно спит в своей спальне, всего в нескольких метрах отсюда. Я останавливаюсь на секунду возле его двери, затем приближаюсь к кухне. Замираю. Думаю. Прислушиваюсь. Внезапно, мучимая дурным предчувствием, разворачиваюсь и бегу к комнате Энджела. Распахиваю дверь. Нет! Нет! Нет! Кровать пустая, словно в ней никто не спал! Открываю шкаф — все вещи на месте. Бегу в кабинет, зал, на террасу.

— Энджел! Энджел! Ты где? Это не смешно!

Сердце бешено колотится в груди, на лбу выступает испарина от дурного предчувствия. Забегаю на кухню, и в глаза сразу бросается лист бумаги на столе. Подхожу на ватных ногах к столу и беру записку трясущимися руками. Несколько секунд не отваживаюсь посмотреть на нее. Пожалуйста, только не это! Прошу тебя! Набрав воздуха в грудь, опускаю глаза и c громким криком падаю на пол.

***

— Как ты мог? Юджин, как ты мог?!

— Прекрати, Лавина! Иначе мне придется удалить тебя из Наблюдательного Центра.

— Энджел доверяет тебе! Он любит тебя! Как ты мог отправить его в Игру?! — я не в состоянии совладать с собой. Меня всю трясет от негодования и страха.

— Это было его решение!

— Почему ты не сказал мне?! Я его мать! — с ненавистью смотрю на Юджина, который все еще не оставляет попытки успокоить меня, под любопытные взгляды своих сотрудников у мониторов. Впервые я так вышла из себя и потеряла контроль прилюдно, но мне плевать.

Наконец он берет меня под локоть и выводит из помещения.

— Думаешь, мне легче? Энджел мне как племянник.

— Поэтому ты должен защищать его, а не отправлять в эту мясорубку! — постепенно силы покидают меня. Все, что я хочу — это сесть в углу, закрыть руками лицо и разрыдаться. Они отобрали моего сына! Они лишили меня моего Ангела! Так вот почему все так тщательно хранилось в секрете, вот почему сценарий, испытания и информация об игроках скрывали от меня! А я, дура, радовалась оставаться в неведении. Наслаждалась временем с Энджелом! ПОСЛЕДНЕЙ неделей. И он знал это и старался, как мог, отвлечь меня от дурных мыслей и подарить свою любовь и внимание. НАПОСЛЕДОК!

— Лавина, я от всей души не хочу его там видеть, — тихо произносит Юджин, и в его голосе слышатся искренние нотки. — Поверь, я бы все отдал, чтобы его там не было! Но это не мое и не твое решение. И даже не Энджела. ОН так приказал.

— Кто он? — не понимаю я.

— Маэстро. Ты знаешь, что Хранителем могут стать лица до 60 лет любого пола и национальности. Завещание Маэстро гласит, что в Раунде обязательно должен участвовать Энджел, если ему не исполнится на тот момент больше 60 лет. Иначе игра теряет смысл.

— Не верю тебе, не верю! — шепчу я с округленными от ужаса глазами. Но вижу по взгляду этого неприятного мне человека, что он не врет. Все было спланировано заранее, задолго до смерти Маэстро. Все это время они водили меня за нос. Маэстро врал мне! Смотрел в глаза и знал, что рано или поздно отнимет у меня сына! Да как он мог? Как они все могли?!

— А теперь умойся, переоденься и возьми себя в руки, если хочешь его видеть. Через тридцать минут начинаем. И будем молиться, чтобы с Энджелом все было в порядке.

***

До старта Игры пять минут. Я напряженно смотрю на консоль управления, которая представляет собой большое количество современнейших мониторов, пультов, рычагов и кнопок. Наблюдатели в белых костюмах заняли свои места и тестируют программы на финальном этапе подготовки. Среди них много молодых лиц, которые я никогда не встречала прежде. Мучительна одна мысль, что эти салаги будут иметь власть над жизнью Энджела! Сам Юджин курсирует между своими подчиненными и отдает последние распоряжения.

Мониторы включаются. На них появляются несколько людей, снимаемых с разных ракурсов. На центральный экран, размером во всю стену, выведены все скудно освещенные комнаты, в которых на односпальных кроватях еще крепко спят игроки. С удивлением, насчитываю семь участников и вопросительно смотрю на Юджина. Главный пожимает плечами:

— Времени было в обрез, успели набрать только семерых. Но больше и не нужно. Эти люди — настоящие сокровища! Каждый из них!

— Что их всех связывает? Что может быть общего у Энджела с ними? — тихо спрашиваю я.

— Больше, чем ты думаешь. Скоро сама все поймешь.

Запускается обратный отчет. Люди в комнатах начинают беспокойно шевелиться. Но мои глаза прикованы к одному единственному экрану. Энджел резко поворачивает голову в сторону, затем обратно. Рука, до этого момента спокойно покоящаяся на груди, вздрагивает. Веки начинают дергаться. И огромное количество людей наблюдает за этим интимным моментом пробуждения. Какое странное чувство — находиться по ДРУГУЮ сторону игры. Но что бы я сейчас отдала, лишь бы оказаться ТАМ и попробовать защитить его! Почему все эти годы я не рассказывала ему в подробностях, через что мне пришлось пройти? Почему не ответила на его вопрос вчера?! Возможно, мой ответ спас бы Энджелу жизнь!

— Один! — заканчивается отчет.

— Привести координаторы в режим «пробуждение», — раздается команда Юджина. Я закрываю глаза и слышу оглушающий звон в ушах.